Беглый

Глава 14

Глава 14

Единственная в Кяхте оружейная лавка, принадлежавшая Еремею Кузьмичу, располагалась на одной из бойких торговых улиц, неподалеку от гостиного двора.

Скромная вывеска с грубо вырезанными скрещенными ружьями не обещала особого изобилия, но, войдя внутрь, мы с Левицким приятно удивились. Помещение было невелико, но стены его были плотно увешаны разнообразным огнестрелом, а на дубовом прилавке и в застекленных витринах красовались револьверы и ножи. Пахло характерной смесью пороха, ружейного масла и старой кожи.

Хозяин, Еремей Кузьмич, кряжистый седобородый мужик, с порога окинул нас цепким, оценивающим взглядом. Мой костюм и элегантный вид «мсье Верейски», видимо, внушили ему некоторую степень доверия.

— Чем могу служить, господа почтенные? — спросил он, протирая тряпицей ствол какого-то охотничьего ружья.

— Доброго дня, любезный, — начал я с отработанным легким акцентом. — Мое имя Владислав Тарановский. Мы с моим секретарем, мсье Верейски, — я кивнул на Левицкого, — готовимся к дальней и, смею полагать, небезопасной экспедиции в глубь Сибири, возможно, до самого Амура. Нам бы хотелось приобрести надежное оружие как для самообороны, так и для охоты, которая в тех краях, говорят, весьма знатная!

Еремей Кузьмич понимающе кивнул.

— Дело говорите, господин Тарановский. В Сибири без доброго ружья, почитай, как без рук. И разбойный люд по трактам не перевелся, да и зверья в тайге хватает. Что именно вас интересует? Раз для экспедиции, говорите, так я вам так скажу: оружие должно быть прежде всего надежным и неприхотливым!

— Совершенно верно, — подтвердил я. — Что-нибудь не слишком громоздкое, пригодное для постоянного ношения, но достаточно дальнобойное и мощное. И для моих людей тоже, разумеется. Нас несколько человек, все люди бывалые, да и запас всегда пригодится.

Еремей Кузьмич прошелся вдоль прилавка, на котором были разложены короткоствольные образцы.

— Ну-с, поглядим, что у меня для вас найдется из личного оружия. Вот, к примеру, револьверы системы «Лефоше», шпилечные. — Он указал на несколько моделей с открытыми курками. — Модель M1858, шестизарядный барабан. Французская новинка, весьма популярны у путешественников и офицеров. Посмотрите, какие патроны: удлиненная пуля, а гильза из латуни со встроенной прямо внутрь брандтрубкою. Цена сходная, такой револьвер вместе с полусотней патронов обойдется вам примерно в тридцать пять рублей серебром.

Я взял один из «Лефоше» в руки. Аккуратная работа, кованый ствол, и весит немного — около шестисот граммов. Ствол, на удивление, был не нарезной, а граненый. Патрон выглядел бы совсем по-современному, если бы не торчащие сбоку шпеньки — так называемые шпильки. Это была модель, предшествующая современным, привычным мне патронам центрального боя.

— А американские системы у вас имеются? — спросил я, изображая осведомленность. — Наслышан о револьверах полковника Кольта.

Еремей Кузьмич уважительно хмыкнул.

— А я смотрю вы разбираетесь! — одарил меня улыбкой Еремей. — Есть и они, как не быть. Вот, например, Colt Navy. — Он извлек из-под прилавка револьвер с характерным восьмигранным стволом. — Тридцать шестой калибр, шестизарядный. Отменная дальность, ствол семь с половиной дюймов. Надежное оружие. Правда, капсюльный он, перезарядка требует сноровки, не то что французский «Лефоше». Но зато бьет мощно. Цена на такой будет двадцать рублей серебром. Есть от Кольта еще одна модель, армейская. Покрупнее, ствол восемь дюймов. Мощь еще больше, но и отдача сильнее. Цена та же.

Я уже имел один кольт, трофейный. Перезарядка и впрямь была муторной.

— А что насчет английских систем? Револьверы Адамса, к примеру? — спросил Левицкий на французском, и я тут же перевел.

Еремей Кузьмич, похоже, немного понимал и сам, так как одобрительно кивнул.

— Есть и адамсы, мсье, — ответил он, обращаясь к Левицкому, а потом снова ко мне. — Вот, поглядите, Beaumont-Adams. Английская работа, очень мощный, а самое главное — у них ударно-спусковой механизм двойного действия: можно стрелять как со взводом курка, так и самовзводом, что много быстрее в жаркой схватке. Пятизарядный барабан, калибры разные бывают, этот вот сорок четвертого. Весьма солидное оружие, многие кольтам предпочитают за быстроту первого выстрела. Но и цена на них повыше будет, да и не всегда они есть в наличии. Конкретно на этот сейчас цену не скажу, нужно по книгам смотреть, но дешевле тридцати-сорока рублей вряд ли найдете.

Мы внимательно осмотрели предложенные револьверы. Для себя я решил взять один из «Лефоше» M1858 — подкупала простота использования унитарного патрона и относительно быстрая перезарядка. Правда, шпилечный патрон, как бы ни был хорош, все же имел свои недостатки: ведь в тайге я таких не куплю ни за какие деньги! А мой трофейный кольт, более мощный, много проще было снабдить боеприпасами: капсюли-брандтрубки можно купить почти где угодно, а пули отлить самостоятельно.

Хорошенько подумав, я в итоге решил, что «Лефоше» будет основным оружием, а «морской» кольт останется как запасной вариант.

— Теперь перейдемте к длинноствольному, — перешел я к следующему пункту. — Нам нужны надежные ружья для охоты и, если придется, для обороны каравана.

Еремей Кузьмич оживился.

— О, для охоты у меня выбор большой! Вот, к примеру, тульские ружья. — Он указал на ряд с гладкоствольным оружием, висевшим на стене. — И от казенного завода, и от частных мастеров Гольтяковы, Грязновы, — все славятся точным и сильным боем. Простые, шомпольные, капсюльные ружья, но зато надежные, и цена умеренная. Есть у нас и ижевские, от мастеров Петрова и от Евдокимова. Если вам попроще и подешевле, могу предложить всего рубля за три серебром. Для ваших людей, что караван сопровождают, может, и подойдет.

— А что-нибудь казнозарядное, для более быстрой стрельбы? — поинтересовался я.

— Есть и такие, господин Тарановский. Льежские ружья системы «Лефоше», двуствольные, казнозарядные, под тот же шпилечный патрон, что и револьверы. Очень удобны на охоте. Цена на них, конечно, повыше — от тридцати пяти до шестидесяти пяти рублей, в зависимости от мастера и отделки. Есть и английской работы, те еще дороже — от сорока до семидесяти пяти рублей, но качество отменное.

— А если на зверя покрупнее соберетесь, господин Тарановский, — Еремей Кузьмич хитро прищурился, — то без штуцера вам не обойтись. Вот, поглядите, — он снял со стены тяжелое, внушительного вида ружье с нарезным стволом. — Штуцер немецкой работы. Калибр крупный, пуля тяжелая — медведя или лося с одного выстрела положит. Такое оружие, конечно, дорогое. Хороший штуцер, английский или немецкий, может и в двести пятьдесят, и в триста пятьдесят рублей встать. Этот немного попроще, отдам за сто семьдесят, как для хорошего человека.

— Беру, — решил я. — И пуль к нему соответствующих да пороху хорошего.

Из ружей я выбрал по крепкой тульской капсюльной винтовке — они славились своей надежностью и точностью на умеренных дистанциях. Кузьмич назначил цену в двадцать четыре рубля за штуку, но удалось сторговать скидку за «мелкий опт». К ним — по хорошему охотничьему ножу с широким лезвием, которые вполне могли сойти и за боевые. Винтовок я взял десяток, так сказать, про запас, а то, как водится, сломаем-потеряем, а в тайге замену не найти.

Взвесив все за и против, я взял еще четыре «Лефоше»: Левицкому, Сафару, остальные в запас. К ним я решил купить пять сотен патронов. Такой огромный заказ вызвал неподдельное изумление Еремея Кузьмича, но у меня были свои резоны: ведь пока пристреляешь и освоишь, не один десяток патронов изведешь!

Изе, который всегда отказывался от огнестрела, мы все же купили небольшой одноствольный капсюльный пистолет — больше для самообороны, психологического комфорта и подачи сигнала, чем для реального боя.

Левицкому, помимо приглянулась элегантная шпага с гравированной рукоятью — «для поддержания статуса секретаря европейского коммерсанта», как он выразился. Да и смотрел он на нее с любовью, так что пришлось брать. Правда, на кой она в тайге…

Мы также сделали значительный запас пороха в бочонках, свинца в чушках для литья пуль, пулелейки к большинству ружей и револьверов прилагались или продавались отдельно, капсюлей нескольких размеров.

Изя после скрупулезно записал каждую копейку в свою бухгалтерскую книгу, периодически цокая языком от цен, но понимая необходимость этих трат.

— А винтовки американские, казнозарядные, у вас бывают? — спросил я напоследок, вспомнив о системах Шарпса или Спенсера, о которых читал когда-то. Еремей Кузьмич покачал головой.

— Я слышал о таком оружии, но в наших краях их не продают. Это уж совсем экзотика, господин Тарановский. Штучный товар, под заказ, да и то не всякий достанет. Винтовка Кольта М1855 со штыком, бывало, появлялась, цена ей была около пятидесяти рублей. Или австрийская винтовка Лоренца, та подешевле. Но это все не для постоянного ассортимента. Народ у нас больше к проверенным системам тяготеет, к тульским да льежским.

Расплатившись с Еремеем Кузьмичом внушительной суммой, мы, нагруженные покупками, покинули лавку. Еремей Кузьмич остался доволен сделкой, да и мы тоже. Теперь наша небольшая «экспедиция» была вооружена куда лучше, чем в начале скитаний. Это вселяло некоторую уверенность, хотя я прекрасно понимал, что никакое оружие не спасет нас от предательства или от встречи с превосходящими силами закона, если наша легенда рухнет.

Помимо оружия, мы закупили в других лавках шостиного двора и на кяхтинском торжище все необходимое для долгого и трудного пути: теплую одежду — тулупы, валенки, меховые шапки; запас провизии — сухари, солонину, крупы, соль, сахар и, конечно, еще чая, но уже для собственных нужд; инструменты — топоры, пилы, лопаты, кирки, эти особенно тщательно выбирал Захар, вспоминая свой каторжный опыт, котлы для варки пищи, кресала и трут для разведения огня, веревки, ремни, конскую сбрую. Брали больше, с запасом, да и как предположил Изя в тайге и топором можно расплатиться, коли нужда появиться, и примут его охотней.

Когда все необходимое было закуплено и упаковано, встал вопрос о проводнике.

И Изя проявил себя, разложил на столе потрепанную карту, которую неизвестно где раздобыл. Но вид имел весьма довольный и гордый. Он ткнул пальцем в извилистую синюю линию, обозначавшую Аргунь:

— Вот, господа, смотрите! От Кяхты мы пойдем сначала на восток, по Иркутскому тракту, а затем вот здесь, — он указал на почти неприметное ответвление, — свернем на север. Дней через пять-шесть, если карта не врет и мы не заблудимся, должны выйти к верховьям Аргуни. А уж она нас вынесет куда надо — к самому Амуру!

— Плоты надо строить, братцы! — подхватил Захар, сразу оценив идею. — Леса там по берегам завались! Сколотим пару крепких плотов, погрузим весь наш скарб — и вперед, по течению! И быстро будет, и лошадей побережем. Тащить их по тайге с тяжелыми вьюками — одно мучение.

Все согласились, что идея со сплавом — самая разумная.

И в один из дней ранним утром, когда первые лучи солнца только-только коснулись золоченых куполов кяхтинских церквей, наш небольшой, но хорошо снаряженный караван покинул гостиный двор и двинулся на восток по Иркутскому тракту. Легенда «австрийского коммерсанта Тарановского, отправляющегося в научную экспедицию для изучения сибирской природы и этнографии» была нашей основной защитой. Впереди ждала дикая, необъятная тайга.

Первые дни пути от Кяхты по Иркутскому тракту были относительно привычными. Дорога, укатанная обозами, хоть и пылила нещадно, но позволяла двигаться довольно быстро. Мы старались держаться особняком, останавливаясь на ночлег в стороне от больших постоялых дворов, чтобы не привлекать лишнего внимания. На редких встречах с другими путниками или жителями небольших селений я в роли «господина Тарановского» отвечал на вопросы вежливо, но кратко, ссылаясь на научные цели нашей экспедиции. Левицкий «мсье Верейски» изображал увлеченного натуралиста, делая зарисовки в купленном для этого дела альбоме.

Через четыре дня, как и предсказывал Изя по своей карте, мы достигли места, где необходимо было свернуть. Одно дело — двигаться по оживленному тракту, другое — углубляться в безлюдную тайгу без опытного проводника.

Можно, конечно, было поискать дорожку, которой мы уже раз добрались до Аргуни, но все помнили встречу с казаками, так что от этой мысли отказались и пошли своей тропой.

Здесь цивилизация закончилась окончательно. Бескрайнее море тайги расстилалось вокруг, дремучее, дикое, полное неведомых опасностей. Двигаться приходилось значительно медленнее. Тропа часто терялась, и нам приходилось полагаться на карту Изи и чутье Захара и Софара, которые шли впереди, высматривая направление и возможные опасности. Часто приходилось прорубать себе путь топорами через густые заросли или объезжать огромные буреломы.

У костра мы теперь неукоснительно выставляли дозорных. Я сам не раз просыпался от треска сучьев или далекого воя волков, и каждый раз рука непроизвольно тянулась к револьверу. Встреча с медведем или стаей голодных хищников была здесь куда реальнее, чем с разбойниками, хотя и такую вероятность мы не сбрасывали со счетов.

На пятый день пути по этой глухомани, когда силы наши были уже на исходе, а запасы воды подходили к концу, мы услышали впереди шум — сначала тихий, едва уловимый, а затем все более отчетливый. Это был плеск воды.

— Река! — воскликнул Захар, который шел в головном дозоре. — Кажется, вышли!

Прибавив шагу, мы вскоре выбрались на высокий, обрывистый берег. Под нами, извиваясь темной лентой среди вековых сосен и лиственниц, текла река. Это была Аргунь. На противоположном берегу стеной стоял такой же дремучий лес.

— Ну вот, братцы, — сказал я, с облегчением переводя дух. — Добрались. Теперь дело за плотами.

Мы спустились к воде и нашли подходящую поляну — достаточно ровную для лагеря и строительства, с обилием подходящего леса поблизости. Работа закипела с новой силой. Опыт каторжной жизни пришелся как нельзя более кстати. Под руководством Захара, который сразу взял на себя роль главного плотника, мы валили деревья, обрубали сучья, таскали тяжелые бревна к реке. Тит, наш силач, орудуя топором, словно перышком, обтесывал концы бревен и с помощью Сафара и Софрона вязал их крепкими веревками, которые мы предусмотрительно закупили в Кяхте. Изя с Левицким отвечали за обустройство лагеря, заготовку дров и приготовление пищи. Я же взял на себя разведку реки — на несколько верст, чтобы выявить возможные пороги, мели или завалы, которые могли бы помешать нашему сплаву.

Через пять дней изнурительного труда, три крепких, надежных плота были готовы. Каждый представлял собой солидную платформу из толстых бревен, способную выдержать значительный груз. На каждом мы соорудили небольшой навес для защиты от непогоды и солнца, а также прочные боковые ограждения. Самой большой проблемой было придумать, как переправить лошадей. После долгих споров решили, часть отпустить, а четверых связать ноги и разметить на плотах. И вот настал день отплытия. Мы тщательно распределили груз, стараясь сохранить равновесие: оружие, боеприпасы, провизия, инструменты, наш драгоценный фарфор который не весь распродали, Изя обложил мхом и травой для сохранности, и, конечно, деньги, которые я держал под своим личным контролем на том плоту, где собирался плыть сам.

Оттолкнувшись длинными шестами от илистого берега, мы вывели наши самодельные суда на стремнину. Течение подхватило плоты и понесло их вниз, на восток, туда, где Аргунь, по нашим расчетам, должна была встретиться с Шилкой, образуя могучий Амур.

Река Аргунь петляла среди высоких, поросших лесом сопок, открывая за каждым поворотом все новые и новые виды дикой, нетронутой природы. Плыть было поначалу несложно, но процесс требовал постоянного внимания. Мы по очереди работали шестами и самодельными веслами, обходя коряги и мели. Ночь застала нас уже далеко от места стоянки. Причалив к небольшому островку, мы развели костер и выставили охрану. Тайга вокруг дышала своей таинственной, тревожной жизнью.

Впереди нас ждал долгий и опасный путь по воде, встреча с Амуром, поиски ручья Амбани Бира и призрачная надежда на золото. Но сейчас, сидя у костра под бездонным звездным небом, я чувствовал не только тревогу, но и странное, почти забытое чувство свободы и предвкушения великих дел.