Беглый

Глава 17

Глава 17

Мои слова были встречены тяжелым, гнетущим молчанием. Софрон и Тит, главные виновники его ухода, виновато потупили взгляды.

Левицкий и Изя лишь переглянулись, не зная, что сказать. Сафар, как всегда, продолжал невозмутимо точить свой и так уже острый нож, но и в его глазах я заметил тень сомнения.

— Вернуть? — наконец хрипло проговорил Софрон, не поднимая головы. — А пойдет ли он теперь к нам? Обиделся ведь старик тогда, и поделом обиделся. Мы его, почитай, не по-людски проводили, ветхостью попрекнули.

— Пойдет, — уверенно ответил я, хотя сам в этом не был до конца уверен. — Золото — это его страсть, его жизнь. И он прекрасно знает, что один в этой дикой тайге долго не протянет, каким бы опытным таежником ни был. А одному ни избу срубить, ни зверя крупного завалить. Главное — найти его и поговорить по-человечески. Извиниться по-хорошему вам следует!

Так или иначе, решение было принято. На следующий же день мы отправились на поиски Захара. Изю и Левицкого оставили охранять наш лагерь. Но как найти одного человека в этой бескрайней, враждебной тайге? Идти наугад, прочесывая каждый распадок, было бессмысленно.

— Надо к гольдам снова обратиться, — предложил Сафар. — Они тут каждый куст знают, каждую тропку звериную. Если кто и видел русского старика, так это они. У них свои амбаньчики есть — духи-хранители местности, с которыми только ихние шаманы общаться умеют. Может, они и подскажут, куда старик Захар наш подался….

Идея Сафара оказалась на удивление дельной. Мы снова отправились в ближайшее стойбище, то самое, откуда родом был старый Анга.

Заявившись в стойбище мы вызвали подозрения, как и всегда. Чужаки все же.

После долгих и непростых переговоров, щедрых угощений — наш чай и крепкий табак пришлись как нельзя более кстати местным старейшинам — и нескольких небольших, но ценных подарков местному шаману — сухонькому, сморщенному старику с хитрыми, всевидящими глазами, обвешанному амулетами из когтей и зубов диких зверей, тот согласился «поговорить с духами» и помочь нам в поисках.

Камлание продолжалось почти всю ночь, под монотонный бой бубна, протяжные, гортанные песни и какие-то странные, непонятные нам заклинания. А наутро, измученный и бледный, шаман указал направление — вверх по одному из небольших, заросших густым тальником и черемухой притоков Амбани Бира.

— Там, — слабым голосом произнес он, — где солнце поздно встает и очень рано садится, и где на склонах сопок много красной, горькой ягоды на колючих кустах, ищите след. Духи гор сказали, он там!

Мы горячо поблагодарили шамана, оставив ему еще немного табаку, и не мешкая двинулись в указанном шаманом направлении. Хотя я не особо в это поверил, но почему бы и не попробовать, других вариантов все равно не было.

Сафар шел впереди, внимательно изучая каждый след на влажной земле. Мы шли почти два дня, с трудом продираясь сквозь эти дебри, как вдруг Сафар, шедший впереди, резко остановился и знаком показал нам замолчать. Затем присел на корточки и указал на едва заметную, заросшую травой тропку, уходящую в сторону от ручья, круто вверх, на склон сопки.

— Сюда кто-то ходил недавно, — уверенно прошептал он.

— Человек. Не зверь. Лапти лыковые. Да и след свежий!

Мы осторожно пошли по этой едва заметной тропке и вскоре выбрались на небольшую, уютную, скрытую от посторонних глаз высокими кедрами полянку.

И там, у подножия старой, разлапистой, покрытой седым мхом лиственницы увидели то, что так долго искали — небольшой, грубо, но довольно прочно сделанный из жердей шалаш, над которым вился тонкий, сизый дымок. А рядом с шалашом, на низенькой скамеечке, вырезанной из цельного куска дерева, сидел наш Захар!

«Значит, шаман оказался прав», — мелькнула мысль.

Сгорбившись, он сосредоточенно что-то строгал. Рядом с ним на циновке, перебирая в плетеном лукошке какие-то лесные ягоды, сидела молодая черноглазая нанайка, с удивлением и некоторым испугом смотревшая на нежданных гостей.

Захар, услышав наши шаги, неторопливо поднял голову. Увидев нас, он, кажется, совсем не удивился, лишь как-то по-старчески усмехнулся в седую бороду.

— А, пожаловали, господа золотоискатели… Что, не дается вам желтый песочек без помощи старого, никчемного Захара? Не по зубам оказалась амурска-то землица? Ну, заходите, чего… чем богаты, тем и рады!

Быт его здесь, в этом таежном уединении, был донельзя убогим и скудным. Небольшой покосившийся шалаш, едва защищавший от пронизывающего ночного холода и дождей. Очаг, наспех сложенный из камней. Закопченный дочерна котелок, старый щербатый топор, лоток для промывки золота, прислоненное к стене шалаша ружье. И все! Видно было, что живет он здесь впроголодь, перебиваясь случайной охотой, рыбалкой да лесными дарами, которые собирала его молодая спутница. Эта самая нанайка, Аякан, как он ее называл, смотрела на нас с плохо скрываемой надеждой — может, эти русские принесли с собой немного еды, чая или соли…

— Ну что, Софрон, — пихнул я в бок локтем нашего главного бузотера-заводилу, — давай начинай!

— Захар Игнатьевич, — произнес Софрон, шагнув вперед и низко поклонившись старику. — Прости ты нас Христа ради. Не по-людски мы тогда с тобой обошлись, не по-товарищески. Обидели зря. Возвращайся к нам в артель. Без тебя нам здесь никак не справиться. Пропадем тут, как слепые щенки. Бес меня тогда попутал, слово злое сказал. Горячи мы были, не подумавши ляпнули. Возвращайся Христа ради. Без тебя мы тут как без рук, без головы.

— И меня прости, Игнатьич, — произнес Тит, стоявший позади меня с виноватым лицом, пряча глаза и неловко переминаясь с ноги на ногу — Не со зла я тогда… Так, сдуру брякнул.

Захар долго молчал, переводя свой выцветший, но все еще острый, пронзительный взгляд с одного из нас на другого. Потом тяжело вздохнул, словно сбрасывая с плеч непомерный груз.

— Эх… Зеленые вы еще… Ладно уж. Что там старое поминать. Золото — оно такое, хитрое, оно и не таких людей ссорило да разводило, когда глаза застило! Да и, сказать по чести, скучно мне тут стало одному. С Аякан, конечно, веселее, да только не поговоришь с ней по душам, языка нашего она почти не знает. Только вот… — он с нежностью посмотрел на молодую нанайку, которая с тревогой следила за нашим разговором, — Аякан-то со мной. Не брошу же я ее теперь здесь одну, в тайге.

— Так и Аякан с нами, если захочет, — быстро сказал я, обрадованный его согласием. — В лагере женщина всегда пригодится — и постирать, и еду приготовить, и за порядком присмотреть. А мы ее не обидим, слово даю. — И, подняв кулак, продемонстрировал Титу и Софрону.

Сборы были недолгими: имущества у старика оказалось с гулькин хрен. И буквально через час наш небольшой отряд, нагруженный мешками и узлами, тронулся в обратный путь. Нанайка Аякан, кажется, была рада перебраться в наш более обустроенный и многолюдный лагерь и теперь бойко вышагивала вместе со всеми, таща немалый узел. Вообще, наличие у нищего пожилого старателя молодой и довольно смазливой особы вызвало понятный интерес.

— Слушай, Захар, — дорогой спросил его Софрон, — а ты где бабу-то раздобыл?

— Шта, завидно? Ты хоть молодой, а так не могешь? Ну что ты, Софрон, право дело, за неисправный мужик? Ни золото найти не могешь, ни бабу, всему тебя научить надо!

— Ха-ха, — вырвался из меня хохот.

Софрон угрюмо насупился, Захар примирительно похлопал его по плечу.

— Да ладно, не кисни, все у тебя ишшо будет! А бабу я, ребяты, у мансов купил.

— Это как энто так, Захар? — поразился Тит. — Нешто они людьми тут торгуют?

— Ну, а чего ты хотел, друг? Закон — тайга, медведь — хозяин! Тут энти мансы — они и гольдов, и орочан — всех в оборот взяли! Закабалили как есть! Гольды через них жуть какие смирные! А манжуры, так те и вовсе… Лютуют, можно сказать. Могут, скажем, обвинить гольда в нечестной торговле, да и обрезать ему уши, а то и живьем зарыть в землю. Если гольд надумает вдруг жениться, то он обязан просить разрешения, и ему продают за немалую цену какую-то желтую бумагу. А без той бумаги жениться нельзя! Ну, через то, понятное дело, они впали в долги. Уж чего только не делают с гольдами манчжуры! И убивают их, и продают, как скотину, и палками лупят по пяткам. Много народу в таких неоплатных долгах, что должны отдавать китайцу все шкурки соболя, какие только добудут. А чтобы узнать о числе пойманных соболей, мансы их пытают по-своему. Ужас, что деется!

— Понятно. А бабу-то ты где взял? — гнул свое Тит.

— Тьфу ты, непонятливый. Да говорю — купил! Тут одно стойбище гольдское так мансам задолжало, что оне всех баб ихних забрали. Ну и вот, пока долг не отдан, раздают, значит, в пользование всякому встречному-поперечному!

Тит на это лишь головой покачал.

— Что за зверский обычай! Не по-божески так-то… Не по-христиански. — И Тит перекрестился.

— Да ты меня не совести. Говорю, закон тут другой! Как в любом захолустье, сильные творят темные дела… — буркнул Захар.

Все замолчали, и до самого лагеря шли уже без разговоров, думая каждый о своём.

На следующий день Захар, внимательно осмотрев наши многочисленные, но пустые шурфы, только неодобрительно покачал головой и поцокал языком.

— Эх вы! — проворчал он, обращаясь больше к самому себе, чем к нам. — Не там ищете, не так! Золото, оно ведь хитрое, как лиса в норе, оно прятаться любит. Его не силой одной брать надо, не кайлом махать без разбору, а умом да чутьем старательским. Смотреть надо внимательно, где трава какая особая растет, где камни нужные лежат, где птица какая гнездится. А вы все по самому ручью долбите, как дятлы по сухому дереву. Там только мелочь пузатая, слезы одни.

Он повел нас вверх по склону к сопке.

— Ищите жимолость, — сказал он, указывая на густые, колючие заросли на склоне. — Багульник чтобы рядом был, да чтобы густо рос. Где жимолость эта самая с красными горькими ягодами да багульник болотный рядом густо так цветут, там и золото где-то близко под землей лежит. Это верная примета, старинная, дедовская!

Я сначала отнесся к его словам с некоторым недоверием. Золото — инертный металл, растениям оно ничего не дает. Отчего же жимолость будет предпочитать места с наибольшим содержанием этого металла? Однако мы все же послушались опытного старика. И действительно, через несколько часов упорных поисков по крутому, заросшему склону наткнулись на обширные, густые заросли той самой жимолости с ярко-красными, противными на вид ягодами, а рядом, в низинке, — на целую поляну цветущего багульника, от которого шел сильный, дурманящий запах. Не без труда выдолбив разведочную яму у подножия скального выступа, мы промыли породу и — вот оно! Несколько едва заметных желтоватых крупинок на дне лотка вселили надежду в наши сердца.

— Оно! Точно оно! Нашли! Оно, оно самое! — обрадованно закричал Сафрон, подбирая одну из крупинок и внимательно ее разглядывая.

— Копайте здесь, орлы! Чует мое сердце, здесь оно, золото наше! — хмыкнул довольно Захар.

Мы снова с азартом взялись работу. И в соседнем шурфе, заложенном по указанию Захара, на глубине всего в полтора аршина лопата Тита наткнулась на что-то твердое. Это был плотный, слежавшийся слой гравия и песка, который при промывке в лотке дал такой богатый «окрас», что у нас дух захватило! Песок был тяжелым, насыщенным черным шлихом, а среди него ярко, радостно блестели на солнце десятки, если не сотни, крупных, увесистых золотинок!

— Нашли! Золото! Настоящее золото! — воскликнул Тит, заметивший драгоценный металл на дне лотка.

Радости нашей не было предела. Даже всегда невозмутимый Сафар улыбался во весь рот. Казалось, все наши предыдущие мытарства, все лишения и опасности были не напрасны. Мы нашли его, наше золото!

Теперь работа пошла осмысленно. Захар научил нас закладывать шурфы не хаотично, а крестообразно, по определенной, проверенной веками старательской схеме, чтобы как можно точнее проследить направление и определить мощность золотоносной жилы или россыпи. Мы тщательно промывали каждую порцию земли из нового шурфа и скрупулезно, под бдительным оком Изи, считали количество и прикидывали вес золотинок, записывая все результаты в специальную конторскую тетрадь, которую Изя вел с педантичностью настоящего бухгалтера. По динамике изменения содержания золота от ямы к яме, по количеству и размеру золотинок, по их форме и цвету мы постепенно, как слепые кроты, нащупывали тело золотоносной жилы, вырисовывая ее предполагаемые контуры на нашей импровизированной карте местности.

Золото было здесь, совсем рядом, и мы преисполнились решимости взять его все, до последней крупинки. Наша амурская эпопея вступала в новую, самую захватывающую и многообещающую фазу.

Для того чтобы точнее определить размеры и глубину залегания золотоносной жилы, мы стали углублять наши разведочные «лягушки», превращая их в «дудки» — неглубокие, но уже настоящие шахты, с креплением стен из бревен и подобием подъемного механизма для извлечения породы. Это требовало гораздо больше времени, сил и навыков. А главное — больше рабочих рук. Нашей маленькой артели было уже не справиться с таким объемом работ. Встал неизбежный вопрос: где взять людей? Надежных, работящих, не склонных к воровству и пьянству. В этой дикой, безлюдной тайге найти таких казалось невозможным.