Барин-Шабарин

Глава 19

— Я спрашиваю, что тут происходит? — требовательный голос оборвал все наши споры. — Это что за балаган? Еще бы пригласили цыган.

— Ваше превосходительство, а, собственно, ничего и не происходит, — сказал Молчанов, опустив руку с с почти уже готовым постановлением и явно разрывая этот несостоявшийся документ на куски.

— Ваше превосходительство, позвольте отрекомендоваться, помещик Алексей Петрович Шабарин. Должен доложить, что все противоречия решены к вящему удовольствию сторон, — отчеканил я, с ухмылкой посматривая на Молчанова, который только кивал на мои слова.

— А я прохожу мимо, а тут крик на весь Екатеринослав. Раз ничего не происходит, то… — сказал губернатор и пристально посмотрел на меня.

Взгляд был колючий, не предвещавший ничего хорошего.

— Я недоволен теми методами, кои вы используете, молодой человек. Мне не нужны никакие гоголевские ревизоры, — вдруг жестко проговорил губернатор. — По глупости, которая присуща молодости, можете наломать дров, что после не разгребемся. Что тут, земский исправник, доложите. Есть решение?

— Господин Шабарин, м-м-м, — Молчанова в этот момент снова скрутило. — Он готов на отсрочку на два года. Прошу простить меня, господа, мне нужно… подготовить постановление.

Сказав это, исправник спешно ушел.

— Не смейте предавать общественности что-либо. А вы, господин журналист, напишите лучше о строительстве канала, — Фабр чуть наклонился к Хвастовскому. — Это понятно? Или мне нужно решить ваше будущее по собственному усмотрению?

— Да, ваше превосходительство! Предельно понятно, — отчеканил, будто солдат на плацу, журналист.

— Позвольте, ваше превосходительство, отметить, что господин Хвастовский, напротив, лишь стремился предотвратить возможное… — я чуть замялся, ну не называть же вещи своими именами. — Нельзя допустить второго «Ревизора».

— Вот тут согласен, — сказал губернатор, окинул всех взглядом, хмыкнул в сторону Марты. — Я более не нужен.

— Премного благодарны, ваше превосходительство! — отчеканил я.

— Хм… вы же не служили? Шабарин? Да? Сегодня жду вас! — произнес высокий худощавый человек с тяжелым взглядом, после развернулся и, больше ничего не говоря, покинул зал заседания.

— Буду рад снова видеть вас, — сказал я вслед уходящему губернатору.

Слухи о благочестивости губернатора, однако, оказались явно преувеличены.

И всё же людей во всех смыслах положительных, наверное, не бывает. Вот и губернатор — непростая персона, и всё зависит от того, как посмотреть. С одной стороны, это человек, который не поленился и пришёл в земский суд, одним своим присутствием решил вопрос. Я ему даже в некоторой степени благодарен за это.

Однако, с другой стороны, он и пришёл-то сюда лишь потому, что кто-то показал ему те записки, что были разбросаны у здания, где заседает администрация. Сор он из избы, видите ли, не хочет выметать. Впрочем, чего я ещё ждал! Фабр хотя бы занимается обустройством города. Однако сейчас я почти уверен, что о делишках Кулагина губернатор если и не знает наверняка, то всяко догадывается.

Я подошёл к Горюнову, который тем временем надиктовывал текст резолюции или, как это, возможно, называется, постановления. Складывалось ощущение, что секретарь настолько хотел завершить спектакль, что набросал бумагу, как не каждый в будущем сможет напечатать документ на компьютере. Быстро и эффективно.

— Вот, господин Шабарин, как вы и говорили, здесь значится отсрочка на два года. И я, признаться, не хотел бы с вами иметь ничего более общего, — сказал Горюнов, предоставляя мне возможность прочитать документ.

— Дайте, я подпишу, — раздражённым голосом сказал вернувшийся Молчанов, быстро поставил, не читая, на документе свою подпись и так ударил печатью, что, казалось, и стол развалит.

Молчанов с ненавистью смотрел на меня.

— Вы осознаете, что после всего произошедшего я не могу вам и руки подать? А еще… Оглядывайтесь, когда по улицам ходите, господин Шабарин, — почти что прошипел исправник.

— Всем нам нужно оглядываться, вам также не помешает. А что до произошедшего… Вы рассчитывали, что я просто отдам отцовское поместье? — я посмотрел прямо в глаза Молчанову. — У вас есть ко мне обида? Мы можем решить спор, как достойные дворяне. Как дело чести.

Исправник тяжело дышал. Я не сделал вызова на дуэль, но дал ясно понять, что больше угроз или оскорблений терпеть не стану.

Я призывно махнул рукой Хвастовскому и Марте и пошёл к выходу. Никакого желания находиться более положенного в этом театре абсурда я не испытывал. Вот только жаль, что для меня оказалось незамеченным, как зал суда покинул Жебокрицкий. А я ведь хотел ему напомнить про дуэль. В любом случае, за то, что он собирался сотворить, нужно отвечать — ему, разумеется. Как именно, я ещё не знал, нообязательно придумаю.

— Как я и обещал, господин Хвастовский, стихи абсолютно ваши, — сказал я, пожимая руку журналисту. — Уверен, что после их публикации, на вас обратят внимание и ваши стихи, все, что вы напишите, будут заучивать девицы и мечтать увидеть столь пылкого поэта.

— Благодарю, хотелось бы, чтобы так и произошло. Но могу ли я узнать, как можно встретиться с вашей сводной сестрой? Признаться, сия прекрасная нимфа сильно… запала мне в душу, — осведомился Хвастовский.

— Боюсь, это будет крайне сложно сделать. Мы уже сегодня отбываем в поместье, — уклончиво ответил я.

Обменявшись ещё парой незначительных фраз и выслушав, насколько огорчена надежда российской журналистики, что не может встретиться с Параской, которая у Хвастовского была то богиня, то нимфа, то ангел, я поспешил подальше отойти от здания Земского суда.

— Как мы и договаривались, я буду ждать вас на станции в Белоречке, — сказал я Марте и поднял руку.

Почти в тот же момент из-за угла соседнего здания тронулась пошарпанная карета, возницей на которой восседал могучий Петро. Срочно нужно ехать за вещами в доходный дом — да и прочь из города. Придет еще время, я вернусь сюда без долгов, но с четкими деловыми предложениями. В целом, понятны расклады, и мне в них жить и работать.

— Вы так скоро покидаете меня, — тоном человека, познавшего вселенское горе, говорила Эльза.

Как же я хотел избежать этих ненужных прощальных сцен. Был уверен, что эмансипированная мадам не станет себя вести подобным образом. Пускать слезу и вызывать жалость — это не для сильных женщин. Ну, было и было, чего же горевать? Ведь было хорошо! Нет, нужны эти мелодраматические сцены. И я же не железный, чувствую сейчас себя чуть ли не предателем.

— Жизнь может по-разному сложиться, дорогая Эльза, — пытался я подобрать слова утешения. — Я тебя точно не забуду. Но ты же всё понимаешь…

Нравится мне эта фраза, которую я произнёс последней. Она такая многозначительная, избавляющая от многих словоблудий. И пусть женщина придумает сама, что именно она должна понять. И вот провалиться мне под землю, если я не хочу вновь оказаться в постели с ней. Но… Я же всё понимаю…

Эльза всё же расплакалась и убежала прочь. Вот знал, что надо было оставаться стойким оловянным солдатиком и не поддаваться на чары соблазнения, не открывать дверь хозяйке доходного дома. Ну да ладно, у меня ещё слишком много вопросов, на которые я пока не знаю ответов, и целый ворох проблем, которые ещё предстоит решать.

Хоть уже и собравшись, мы не поехали сразу из города. Если губернатор сказал быть у него, значит, нужно явиться, если только я не собираюсь переносить свое имение спешно куда-нибудь в Сибирь. Так что карета и телега стояли на улице, а я сидел в приемной губернатора.

Будучи морально готовым к тому, что меня промурыжат до заката, как давеча у приснопамятного Молчанова, я был приятно удивлен, когда всего-то через две четверти часа был приглашен в кабинет.

Войдя, я хотел себя проявить истинным православным человеком, что должно располагать, и стал искать красный угол, который мог быть даже и в кабинете у чиновника. И чуть не перекрестился на портрет государя-императора. Был бы анекдот еще тот.

— На службе образов не держу, — понял мое замешательство губернатор.

Хозяин губернии сидел, я покамест стоял. Андрей Яковлевич будто не замечал этого конфуза. Проучить, видимо, хотел. Я не его подчиненный, я дворянин, шапку мять в руках не должен.

— Прошу! — соизволил указать мне на стул Фабр. — Вы рвались ко мне на прием. Слушаю!

— Все, слава Богу, решилось, ваше превосходительство. Вопрос улажен, — сказал я.

Фабр, до того выглядевший хмурым и недружелюбным, улыбнулся.

— А вот это правильно. Не стоит лишнее болтать, — удовлетворенно сказал губернатор.

— И в мыслях не было, — слукавил я.

— Да, да. А что это за женские туалеты, что купцы Тяпкины продают? Я, знаете ли, долго прожил в Одессе, в Симферополе. Тут эти нашивки, или как их называть… Модницы городские уже ждут нового товара. Уж не подведите, — сказал губернатор.

— Не извольте беспокоиться, — отчеканил я.

— Вот мне весьма любопытно… — губернатор поиграл желваками сжал пальцы в кулак и снова разжал. — С кем вы решили тягаться? Осознаете?

— Ваше превосходительство, но я же не мог позволить случиться тому, чтобы у меня отняли отцовское имение. Мой дед бил Наполеона и тем заслужил великую славу, деньги, и ему высочайшим повелением даровали право быть дворянином и приобрести поместье. Мне быть потомком такого великого пращура, а при том всё потерять? Сие есть бесчестие, — выдал я речь.

— И то верно, — задумчиво сказал Андрей Яковлевич. — Расскажите-ка о своём имении.

Я кратко описал, что есть на моих землях, чем занимался мой отец и чем могу заниматься я в своем поместье. Без излишних подробностей и пока еще заоблачных прожектов. При этом я понимал, на чем можно совершенно безопасно сделать акцент в своем рассказе и что посулить, хоть бы и губернатору.

Ещё во время поездки в Екатеринослав я узнал от управляющего Емельяна прелюбопытнейшую информацию. Оказывается, что в это время, а вернее, даже с года так 1842 идёт неустанная борьба за картошку. Которую, кстати, не так чтобы и выигрывает государство. Император Николай Павлович старается административными методами накормить этим овощем всю империю, но подобное вызывает лишь так называемые «картофельные бунты» или приводит к отпискам с фальсификацией губернских отчетов.

В этом ключе Екатеринославская губерния, как и другие губернии Новороссии, находится и вовсе в отстающих. Ну не сеют тут картофель, как ни бейся. Может быть, Фабр просто не умеет делать приписки, или дело в чём-то ином. Однако картошки выращивается в Екатеринославе крайне и крайне мало. Да никто не хочет её здесь садить, так как хлебные места и выгоднее, где-то проще, а, главное, привычнее, засевать поля злаками. А ещё для крестьян представляется немалым трудом выращивание картофеля, так как это нужно делать ручками. Втыкают, что ли, они картошку в землю?

Выходит, что мало кто толком знает, как культивировать картошку, а что ещё важнее, как её можно с пользой для дела употреблять.

— Видите ли, молодой человек, я тут не так чтобы давно, и хотелось бы заручиться определённой поддержкой не только в городе, но и на остальных землях большой губернии. Должен быть честным с вами и сказать, что какой-либо серьёзной помощи от меня в вашем деле противостояния… кхм, некоторым людям вы получить не сможете. Вместе с тем, если будете оказывать особое чаяние к делам губернии, то и вы не окажетесь без моего внимания, — витиевато говорил губернатор.

— Могу ли я спросить вас напрямую, ваше превосходительство? — подумав, сказал я.

— Пожалуй, — нахмурил брови губернатор.

Наверняка, прямых разговоров Андрей Яковлевич старался избегать — экивоки ему нравились больше. Но мне нужно было расставить все точки над i.

— Вы предполагаете, что некие господа могут меня преследовать? И в таком случае предлагаете мне лишь обороняться от них? При этом я должен что-то сделать, чтобы помочь родной губернии? — не без скепсиса спросил я.

— Сохраните для начала свои земли. В этом я также заинтересован. Вы осознаете ценность земли в тех краях, где находится ваше имение? — я кивнул. — Учитывая ваши находчивость и изобретательность, смею надеяться, что земли останутся у их владельца. Пожалуй, мне больше нечего вам сказать, Алексей Петрович.

Но я не спешил покидать его кабинет — когда ещё представится шанс на аудиенцию.

— Мне же есть что предложить вам. Я собираюсь посадить некоторое количество картофеля и даже, если будет угодно, что-то сдать губернии. Для отчетности… — сказал я.

— Я не ошибся, посчитав вас ушлым малым. Да, мне нужен этот черт… потат. Я куплю немного его у вас. Если у вас не случится бунта по этому поводу, то я останусь довольным, — сказал губернатор.

— Не сомневаюсь, ваше превосходительство, что ваше удовольствие принесет подобное состояние души и мне, — я демонстрировал, что так же умею строить фразы, вуалью покрытые.

— Рассчитываю, что вы с честью выйдете из круговорота сложностей, — сказал Фабр и протянул мне руку.

— Честь имею, ваше превосходительство, — отчеканил я, резко кивнул и даже…

По-строевому развернулся. Старые, мля, привычки при общении с офицером старше по званию. Наверное, это выглядело… мягко сказать, неуместным.

Выйдя из кабинета, я постарался не показать своего удивления. Может, так оно и нормально? Прийти, ничего не сказать, ничего толкового не услышать — и уйти? Но не устраивать же допрос, почему и зачем. Может, оно и к лучшему. Хочу уже уехать домой, да, именно что, домой. Там дел непочатый край, давно пора засучить рукава.

Вот только, если разобрать разговор, то выходит, что губернатор, вроде бы, и предупреждает меня о том, что я заимел проблемы, однако при этом разве что желает мне из них выпутаться. Помогать не хочет, чтобы не засветиться, но и насолить своему ближнему губернскому кругу он не прочь. Ну а мне некуда деваться? Или пан, или пропал. Я же барин — значит, пан!

— Ваше превосходительство, могу ли я поинтересоваться? — осторожно спрашивал Дмитрий Иванович Климов, личный секретарь и помощник губернатора Екатеринославской губернии.

— Вы, позволю высказать догадку, думаете, зачем я вызвал этого молодого помещика? — догадался о причине некоторого замешательства своего секретаря Фабр.

— Если сочтете нужным рассказать, — уклончиво сказал секретарь.

— Сочту. Вам, Дмитрий Иванович, скажу. Как вы думаете, что могут подумать многие, когда узнают, что я привечал некоего молодого и дерзкого дворянина, который весьма своеобразными действиями пытался защититься от Молчанова? — с ухмылкой говорил Андрей Яковлевич.

— Многое могут подумать. Очевидно одно — внимание к этому Шабарину от некоторых лиц будет обеспечено, — догадывался секретарь.

Ведь не было никаких действительно важных тем, которые мог бы поднять с Шабариным губернатор. Нужен был лишь сам факт вызова в кабинет. Теперь местные элиты могут заволноваться. Фабру нужно было показывать какую-нибудь деятельность в отношении этого тесного сообщества — слишком тесного. Он не шел ни с кем на конфликт, понимая, что связи некоторых личностей довольно обширны. Не хотел он и портить отношения с креатурой бывшего губернатора, Андрея Александровича Пеутлинга.

Тем более, что были дела, в которых замешаны весьма важные для Фабра люди, например, тот же князь Михаил Семенович Воронцов, благодаря которому карьера Андрея Яковлевича пошла резко в гору. Немало чего знал Фабр, но всегда предпочитал дистанцироваться, активно не бороться с чиновничьим злом. Вот речку спрятать, канал провести, Соборную улицу отстроить — то наилучшие занятия, которые для себя определил Фабр. Этому он и посвящал свое время.

— Может, все же разогнать всех? — спросил Дмитрий Иванович, понимая настроение своего начальника.

— Да? И где новых набрать? Особенно здесь. Вот представьте, что я разогнал всех чиновников, а если начинать эту работу, то иначе и не получится… — Фабр рукой сделал такой знак, чтобы секретарь сам догадался.

— Город обезлюдеет, — усмехнулся Климов.

— Вот-вот! — и губернатор позволил себе улыбку. — А так, все работают. Да, бывает, как с этим Швабриным… Шабариным. Но все же, даже у Молчанова с документами хорошо, жалоб не было. И он работает. А начни казнокрадов убирать, ничего работать не будет. Но держать татей нужно вот так, в напряжении.

Дмитрий Иванович Климов имел несколько иную точку зрения, но не высказывал ее. Этот конформизм губернатора ему не был понятен. Ведь понятно, что вокруг ворье, как же мириться с этим? Вот только Климов знал крайне мало чиновников, которые были бы столь эффективны и делали на своих местах больше, чем Андрей Яковлевич Фабр. Получается, что губернатор прав. Но… Нет, все равно Климов не принимал подобное.

— Господин Шабарин? — окликнули меня при выходе из здания администрации губернатора. Свами хотят поговорить.

Когда я слышу такие слова, в особенности если никаких планов на переговоры не было, невольно начинаю думать: в нос или в ухо. В ухо — оно всяко больнее выходит. А если ударить в нос, то человек может потеряться на некоторое время, и там бей куда видишь. Нет, всё же в челюсть.

Настроение было несколько сумбурным. Я просто не понимал, зачем меня вызвал губернатор. Ну не для того ведь, чтобы намекнуть, чтобы я не распространялся о творившемся в Земском суде. Ощущение было, что я становлюсь маленькой фигуркой на шахматной доске, в партии, которую могут разыграть гроссмейстеры. Я отнюдь не против интеллектуальных игр, но только тогда, когда я хочу играть и когда я — сам игрок. Так что смахну-ка все фигуры с шахматной доски и поеду к себе в поместье. Дел там столько, что все не переделать, а надо. Мне еще миру прогресс являть, в меру своих сил и способностей.

— Господин Шабарин, эта встреча много времени не займёт, — настаивал этот некто, так как я пока не дал своего ответа и не двинулся с места.

Рядом стояла вполне себе презентабельного вида карета, и нетрудно было догадаться, что именно там меня ждёт некий Мистер Икс, не желающий представляться, вместе с тем отчего-то жаждущий со мной поговорить, иначе к крыльцу Губернаторского Дома не подкатил бы — а ведь карету тут могут и узнать.

Слуга любезно приоткрыл мне дверцу кареты, и я оглядел полутёмное внутреннее пространство.

— Несколько удивлён, мадам, — сказал я, увидев, кто именно жаждал со мной встретиться.

Я никак не ожидал увидеть эту женщину.

От автора:

Он попал в 1942 год на поля сражений минувшей войны, превратившись в настоящий кошмар для фашистов. Его оружие — тёмная магия, зло во имя добра.

https://author.today/work/358686