Барин-Шабарин

Глава 10

— Пристава изволите звать? А он точно передаст кольцо госпоже… Кулагиной? — спросил я, состроив наивное выражение лица.

Я моментально сориентировался и решил отыгрывал теперь роль честного простачка.

— Пристав-то? А зачем ему передавать кольцо? — удивленная моей реакцией, спрашивала Олимпия Степановна. — И, сударь, сохраняйте самообладание, прошу вас. Мы законные купцы, дел с краденым не имеем. Поймите правильно. Вы нашли кольцо, я верю вам, но полиция должна разобраться.

Верит? Ну нет. Купчиха боится того, что осталась наедине со мной, ведь рыжего защитника она отправила искать пристава, это пока своего рода и участковый, и следователь, и опер в одном лице.

Я внутренне улыбнулся. Поймала она вора, ага! Кто сказал, что я украл? Как знать, может, охламон это на самом деле и сделал до моего появления,. Но вряд ли. Все, что я узнал о Лешке Шабарине — это парень такой малахольным, он не решился бы на поступок. Украсть кольцо у некой мадам, которую уважает, если не сказать — не боится купчиха Тяпкина, кольцо самой замгубернаторши — это поступок, пусть дрянной, подсудный, но поступок. И тут нужно решиться. Так что, нет, я почти уверен, что тут не замешан.

— Как хорошо, — сказал я.

— Что хорошего, сударь? — недоуменно спросила Тяпкина.

— Ну, как же, найдя это кольцо в трактире, я тут же предположил, что оно должно принадлежать некой знатной и уважаемой особе. Но где же искать эту хозяйку или хозяина ценной вещицы… — я приблизился к купчихе и поцеловал все еще боязливой и сбитой с толка женщине ручку.

— А вы его разве нашли? — не хотела принимать мою версию появления кольца купчиха, но ее рука оставалась в моей ладони, и женщина не спешила ручку убирать.

— Ну, а то как же! — делано возмутился я. — Вы же не думаете, что?.. О нет! Я дворянин! Как можно? Нет, мадам Тяпкина, это меня оскорбляет. Но вы женщина, красивым женщинам дозволено многое. Лишь требую более бесчестного, худого обо мне не думать. Я нашел это кольцо в трактире! На сём добавить нечего.

Тяпкина еще больше растерялась. Несмотря на то, что она так и не произнесла слово «вор», купчиха ясно дала мне понять ход своих мыслей. Надеюсь, что чувство вины у Олимпии Степановны поможет заработать мне лишний рубль, который в моем положении лишним отнюдь не будет.

На самом деле и у меня случилась некоторая растерянность. И она до конца меня так и не оставила. Я нашелся, не показал своего смущения, но это не значит, что я не сомневаюсь.

Как могло кольцо появиться в футляре вместе с веером? У меня ответ один, если учитывать, что я ничего не находил ранее — колечко было украдено. Вопрос, кем? Маман? Вещи-то ведь её? Да, и, судя по тому, что моя далеко не благодетельная родительница сбежала с любовником в столицу, уже не удивлюсь, если на матушкиной не столь безоблачной, а скорее, пасмурной, репутации ляжет пятном ещё и какое-нибудь преступление. Пусть так. Но стянуть колечко? Не удивился бы какому-то нечаянному проступку Марии Марковны, типа непредумышленного причинения смерти любовнику ввиду избыточной сексуальной активности преступницы. Но воровать? Вряд ли.

— Все, сделал, Олимпия Степановна. Пристав придет уже скоро, — влетев, как ураган в магазин, отчитался Мишка.

А еще он топор с собой притаранил, Аника-воин, мля. Прописать бы лося этому запыхавшемуся салаге! Вот только он, наверное, сам может щелбанов мне надавать. Неделю уже занимаюсь, а результата серьезного не видать, все еще рыхлый. Нет, я понимаю, что работать над собой нужно много, и результат в этом деле нескорый, но хочется ведь не только ощущать себя мужиком, но и физически иметь возможность это доказать.

— И что ж ты нашептал приставу? — спросил я у Мишки.

Тот только смотрел на купчиху и ждал, видимо, от нее разрешения на ответ. Но растерянная женщина молчала.

Маньячина Мишка зло зыркнул на меня, проведя большим пальцем правой руки по лезвию топора, мол, вот щас так, дапо моему горлу. Стоит такой вразвалочку, с чувством превосходства, словно победил одним махом семерых богатырей. Комичный персонаж, прыщавенький, а еще и рябой, весь в веснушках. Видно, что хорохорится, отрабатывает зарплату, такой весь лучший из охранников, защитник. Или у него влажные мечты о Тяпкиной? Она пышка, но миловидная, может вызвать у молодого парня трепет и вожделение. Но это их дело, ну и ещё разве что мужа Олимпии.

— И всё же, сударь, меня терзают сомнения, — не унималась купчиха. — Ни в коем разе не обвиняю вас, но сомнения…

Меня терзают смутные сомнения: у Шпака магнитофон, у кого-то медальон — прямо-таки получалось, будто я какой-то авантюрист. Вряд ли дотягиваю до великого комбинатора, незабвенного Остапа Бендера, но, возможно, за вора-домушника Милославского, представленного в комедии Гайдая, сойду. Вот-вот! Разница лишь во времени. Там к Грозному прыгнули, я же прыгнул, скорее, в лужу с навозом и грязью. Еще и кольцо это…

Первым в магазин вошел сапог, потом появился его носитель. Словно чеканя шаг, как на плацу, лихо, браво, разглаживая свои зализанные усы вошел полицейский.

— Любезная Олимпия Степановна, к вашим услугам, — сказал пристав и залихватски щелкнул каблуками. — Сударь!

Я также удостоился внимания этого персонажа. Грудь колесом, фуражка чуточку, еле заметно, но свернута набекрень. Орел! Не иначе.

— Демьян Тарасович, вот у нас с господином Шабариным вышла неприятность, али приятность, — сказала Тяпкина и зарделась.

В воздухе так и повис вопрос, причем и у пристава, и у прыщавого, явно отягощенного издержками пубертатного периода Миши: «Какие это у вас приятности с Шабариным?»

— Господин пристав, — я поспешил перехватить инициативу. — Я нашел кольцо, хотел бы отдать его хозяину, ну или хозяйке. Вот, любезнейшая Олимпия Степановна и подсказала, что нету более уважаемого, знающего свое дело, верного слову служащего полиции, чем вы. Вот это кольцо, посмотрите.

Если бы вся это лживая лесть про самого-пресамого пристава, самого приставного из всех имеющихся, прозвучала не в присутствии купчихи, то вышло не так бы органично, а, скорее, неуместно. Но тут… Олимпия — явно звезда квартала, ну или приставу очень приятно нравиться каким бы то ни было женщинам. А вот мужу купчихи задуматься следует.

— Прекраснейшая Олимпия Степановна, — вновь крутанув ус, пристав обратился к хозяйке магазина. — Вы подтверждаете слова господина… э…

— Шабарина Алексея Петровича, — подсказал я приставу.

— Да, именно так. Прошу простить меня, сударь, — пристав резко кивнул головой.

Тяпкина посмотрела на меня, нахмурив брови, но быстро выдала:

— Прибыль пятьдесят на пятьдесят.

«Вот же курва!» — мысленно восхитился я.

— Мои шестьдесят два, — решительно, с металлом в голосе, показывая тоном, что готов вовсе прекратить любое общение, сказал я. — И всё, торг закончен. Он был закончен и ранее, это лишь из уважения к вам.

— Все-все, господин Шабарин, шестьдесят два принимается, — с явным удовольствием согласилась купчиха.

А что ей больше удовольствия приносит? Вот это поголовное мужское почитание — или же чуть большая прибыль? Ответ может быть неоднозначным.

— Позвольте вещичку! — сказал пристав.

Он крутил и вертел в руках кольцо, будто бы понимал что-то в драгоценностях. Камушек яркий, зеленый, с правильными гранями, а больше я ничего не мог сказать про кольцо, да и, уверен, пристав далек от профессиональной оценки изделия.

— Вы располагаете временем, господин Шабарин? — спросил пристав.

— Смотря на что, уважаемый Демьян Тарасович, — отвечал я.

— Предлагаю пройти со мной к госпоже Кулагиной, и тогда мы прольем свет на то, что это за кольцо вы… — служитель пристально на меня посмотрел, показывая тем, что не так чтобы верит в мои слова. — Нашли, конечно же.

— Далеко ли дом господина Кулагина? — спросил я.

— Дом сей благородственной особы расположен рядом с домом губернатора, Кулагин, муж ейный, Елизаветы Леонтьевны, стало быть, — первый товарищ батюшки нашего губернатора Андрея Яковлевича Фабра, — с удовольствием, даже со смаком проговорила Олимпия Тяпкина.

Имя губернатора было произнесено с придыханием. Причем и пристав как-то подтянулся и еще больше выкатил колесом грудь. Я и без этой реакции знал, что пока хозяина Екатеринославской губернии в народе весьма почитают, мол, «чего же его не почитать, коли буде фонтану вставить, как у Петербургу».

— Олимпия Степановна, мы договорились с вами, — перед уходом заметил я, но не удержался от шпильки: — Дважды, уверен, что третьего раза не понадобится.

Все же мы ранее ударили по рукам, а когда Тяпкина почувствовала, что может получить больше, надеясь на мое смятение от присутствия пристава, она стала снижать мой процент… Это не по-купечески, неправильно. Запомним — будет чем упрекнуть, но в будущем. Пока ситуация с кольцом была куда важнее.

Дом заместителя, то бишь, товарища губернатора, был двухэтажным, но площадью велик, как бы не больше трех тысяч квадратных метров. Стилизованный под неоклассицизм, с колоннами и треугольным фасадом, он сильно выделялся на фоне иных убогих строений и казался, может, и большим, чем дом губернатора.

— Сообщите госпоже Кулагиной, если она нынче дома, что прибыл пристав Антипенко, — сообщил служитель закона слуге, когда мы подошли к ограде, опоясывающей дом и палисад заместителя губернатора.

— По какому делу? — деловито спросил слуга, будто именно он хозяин положения и, как минимум, и сам дворянин.

— Есть предположение, что найдено ее кольцо, — сообщил пристав.

На не пришлось долго ждать. Напротив, женщина чуть ли не бежала к воротам уже через несколько минут.

Женщина растрепанными волосами, тёмно-русыми, как видно даже с расстояния, с некоторой проседью. Вместе с тем, женщина не казалась пожилой. Такая дама… бальзаковского возраста, пятидесяти ещё нет. Госпожа эта была в темно-синем платье и в пальто, как я уже знаю, весьма модном. Кулагина очень спешила — и волосы в беспорядке, да и пальто не застегнуто.

Едва выдохнув, она произнесла:

— С чем пожаловали, уважаемый?.

— Так вот, госпожа, — растерявшись от некоторого напора и от того, как неприлично выглядела замгубернаторша, пристав Антипенко несмело протянул руку.

На ладони, облаченной в белую перчатку, лежало кольцо.

Глаза Кулагиной округлились, она явно узнала вещицу. Но то, как она повела себя дальше, меня удивило куда сильнее.

— Это не мое! И как вы смеете приходить с этим ко мне домой? Вас манерам научить нужно, любезный? — вызверилась женщина, нависая над растерявшим свою лихость Демьяном.

— Вы? — обратила Кулагина свое внимание на меня. — Я же видела вас на балу у губернатора. Вы… Панарин?

— Алексей Петрович Шабарин, сударыня, к вашим услугам, — отчеканил я, демонстрируя вид «лихой и придурковатый».

В таком состоянии, что сейчас демонстрирует женщина, да еще в присутствии слуг, стоящих чуть поодаль и наверняка всё слышавших, и пристава, я решил пока не обострять.

— В чем причина вашего присутствия здесь, господин Ша-барин? — мою фамилию истеричка произнесла с некоторым пренебрежением.

— Позвольте уточнить, это господин Шабарин нашел кольцо, я лишь сопроводил его, дабы пресечь возможные… — пристав стал оправдываться и словно меня обвинял в неожиданном прибытии к «замгубернаторше».

— Это не мое кольцо. Знать не знаю. И видеть не желаю. Если еще раз с ним придете… — Кулагина еще больше добавила в свой голос металла. — Помните, пристав, что обязаны мужу моему.

Антипенко посмотрел на меня, после на женщину, словно говоря о том, что нельзя было намекать на какую-то связь пристава с товарищем губернатора, и что я стал невольным свидетелем неприятной сцены. Плевать мне на их отношения. С кольцом-то что?

— Позвольте, сударыня! — сказал я и забрал кольцо у Антипенко. — Не буду утруждать вас и оставлю кольцо у себя. Если найдется хозяин, отдам.

Я уже собрался уходить, потому что участвовать в мелодраматических сценах мне не нравилось, но женщина окликнула меня:

— Господин Шабарин, будьте любезны, составьте мне компанию. Ненадолго, десяток шагов совершить, — елейный голосок стервы не мог меня обмануть.

— Вы хотели мне что-то сказать? — спросил я, когда мы отошли с Кулагиной вдоль забора из железных прутьев в сторону.

— Ты где кольцо взял? — жестко спросила Кулагина.

Были бы мы наедине, так уверен, что и за горло бы схватила. С такими глазами, чуть ли не налитыми кровью, люди убивают себе подобных.

— Я прошу вас быть ко мне уважительнее, сударыня, — сказал я не менее жестко, принимая вызов.

Да, она, жена близкого первого товарища губернатора, или по-новому, как называют вице-губернатора, может, в городе и очень серьезная особа, вместе с тем, даже Кулагина не имеет никакого права грубо разговаривать с дворянином.

— Ты кто такой, казачок, что получил дворянство по несовершенству законов? — мадам уже явно понесло. — Много таких развелось, что и достойным потомственным дворянам продыху нет.

— Я пришлю вызов на дуэль вашему супругу, такие оскорбления… — произнёс было я, но был перебит.

Я не знал досконально дуэльного кодекса, и может ли муж отвечать за жену. Но долго ли бросить перчатку самому мужу, если уже слишком припрет дуэлировать. Но раз позволишь с собой так разговаривать, два… А после никто и разговаривать не будет. О чем говорить с человеком, который не ценит свою честь? И это же не только про дворян, это и про нормальных мужчин из будущего.

— Не нужно мужу сообщать. Я прошу… про… прощения, — с трудом выдавила из себя, скрипя зубами, Кулагина.

— Тогда позвольте мне покинуть ваше увлекательное общество, — ерничал я, действительно стремясь быстрее уйти.

— Где Артамон? Признавайтесь! — уже не требовала, а словно молила меня Кулагина.

— Прошу простить меня, но я более не располагаю временем. А супруг ваш, будьте уверены, не узнает ни о кольце, ни о сути нашего разговора, — сказал я, чуть ли не силой перехватив руку Кулагиной, чтобы обозначить приличествующий поцелуй.

Все, домой. Спать хочу, аж мочи нет.

Сложно все как-то, еще и эта Кулагина. Тут явно что-то неладное. Ну не может она быть такой психованной постоянно. Эко её при виде кольца так торкнуло! А о чем более остального переживают женщины? О любви! Ну, это по моему скромному мнению. И это имя — Артамон… Точно! Так жк зовут любовника моей матери, явного альфонса. Значит…

Ебипетская сила! Маман и тут подгадила. Ну не могла выбрать себе постельного героя посвободнее, чтобы он не был таковым еще и для жены заместителя губернатора? Эти мадамы могут за Артамона начать боевые действия. А меня тогда точно заденет — я тут между ними, как почтальон Печкин между разругавшимися котом и собакой. Вот ведь! Пусть сидит мать, твою мать, в Питере, или где она сейчас, и даже не появляется, от греха подальше. Хотя… Судя по всему, она более чем близко с грехом, имя которому Артамон.

Скоро суд — или судилище. Ещё нужно как-то разобраться с бандитами. Оставлять за спиной таких дельцов, как Иван, да даже таких сявок, как Понтер, опасно. Первый может нагадить по-крупному, второй — по-мелкому, но, учитывая его молодость и рвение, он может и по-мелкому, но часто. Так что проблемы нужно решать. Иначе что? А ничего, вообще ничего: ни чести, ни достоинства, ни самоуважения, ни сытой и насыщенной жизни. Но мне и без этого хватало по крышечку, зачем же мне подкидывать еще и Кулагину?

Ну, маман!

— Тарас! — позвала Елизавета Леонтьевна Кулагина своего слугу.

Ну как слугу. На самом деле, Тарас не был только лишь слугой Кулагиной, или даже ее мужа. Он сам по себе, но выполнял многие щекотливые задания. Вице-губернатор не был образцовым чиновников и некоторые дела проворачивал, в чем Тарас и помогал. А еще этот мужик часто столовался со слугами Кулагиной, да и жил рядом.

— Госпожа! — быстро появился мужик, которого уже успели позвать раньше, когда увидели состояние хозяйки.

Кулагина обошла Тараса кругом, нравился он ей. Нет, ни в коем случае она не ляжет с мужиком. Но ничего же не запрещает женщине любоваться сильным своим слугой.

Рослый, на голову выше самой Елизаветы Леонтьевны, барыни статной, Тарас обладал невообразимой силой. Он и гвозди гнул, и кочерги сворачивал. Вице-губернатор, Павел Александрович Кулагин, любил показывать своим гостям Тараса. А Тарасу нравилось получать серебряный рубль, порой и больше, за каждое представление и увеселение гостей хозяина. Пусть себе смеются да улыбаются.

Но еще больше Тарасу нравилось потрафить чем-то госпоже. Он не только за деньги служил ей, хотя Елизавета Леонтьевна неплохо платила мужику за любое дело. Некогда, когда его сыну было плохо, именно госпожа вызвала собственного лекаря, и тот выходил мальчонку, единственного человека, в котором души не чает Тарас. Так что он готов служить и внимает новому приказу.

— Готовься, Тарас, нам нужно вечером, тайно, навестить одного дворянчика из казаков, малахольного, и узнать у него все, что мне нужно, — приказала Кулагина, начиная тем временем размышлять, как объяснить мужу свое отсутствие.