Барин-Шабарин

Глава 18

— Покиньте зал заседаний! — выкрикнул в ответ на мою реплику Горюнов.

На мадам Молчанову, которая стояла рядом с Хвастовским, он при этом старался не смотреть, отчего приобретал некоторую степень временного косоглазия.

— Простите, но это может мне повелеть только господин земский исправник. И я представляю газету. Буду писать про работу земского суда, — нашелся Хвостовский.

— Прощен, стервец, — пробормотал я, понимая, что ситуация теперь стала патовой для Молчанова.

— А я могу и понаблюдать за работой своего мужа, в своем праве. Где он? — сказала женщина тоном, не предполагающим инакомыслие.

— Может быть, тогда мы выслушаем моих свидетелей? — спросил я, дабы не упустить момент и дожать ситуацию.

— Пожалуй, что да, — нехотя согласился со мной заместитель председателя суда.

— Какие свидетели? — раздалось из-за ещё закрытых дверей.

В помещение вновь зашел Молчанов. Выглядел он, мягко сказать, неважно, смотрел своими усталыми глазами на жену, почти не удивляясь, и шел к своему месту на подкашивающихся ногах.

— Охальник! Изменщик! — закричала Мария Аркадьевна. — Где она, та, с кем ты…

Женщина замялась, осмотрелась, видимо, все же поняла, что здесь, в присутственном месте, с такими выкриками выглядит не лучшим образом. Ай, жалко, такая возможность упущена — сейчас бы заседание переросло вовсе в семейные разборки. Ну ладно. Не все еще карты выложены на стол.

— Господа свидетели не предусмотрены нашим заседанием. Лишь один свидетель, он же и второй истец, у которого есть долговая расписка, — Молчанов на несколько мгновений замолчал и закатил глаза, видимо, перетерпев очередной порыв, или призыв, потом бросил испепеляющий взгляд на жену, но продолжил. — Господин Жебокрицкий, прошу вас, озвучьте свои претензии.

Раздражённо, то и дело поглядывая на Марту и на журналиста Хвостовского, Жебокрицкий встал. Неспешно, словно именно он тут хозяин положения, подошел к столу, за которым заседал суд.

— Вот, господа, прошу вас, ознакомьтесь, — Жебокрицкий подал две бумаги, однако Молчанов их не взял, а жестом показал, чтобы Горюнов посмотрел, что именно там написано.

Наверняка у господина председателя земского суда начинался очередной приступ, а еще он очень хотел бы сбежать от жены. Но едва взглянув на бумаги демонстрируемые Андреем Макаровичем, Молчанова даже просиял лицом. Между тем, не в силах говорить, исправник жестом показал Горюнову озвучить суть документов.

— Господа, я вижу перед собой долговое обязательство господина Шабарина перед господином Жебокрицким. Согласно этому долговому обязательству господин Шабарин задолжал господину Жебокрицкому одну тысячу триста рублей, — говорил Горюнов. — Вскрылись новые обстоятельства дела, усугубляющие положение господина Шабарина.

— Там по другой расписке ещё долговые обязательства его матери, на две тысячи пятьсот рублей, — задыхаясь и явно с большим трудом склеивая слова в какие-то фразы, сказал Молчанов.

— Господин Молчанов, — нашёлся я. — Вы, как я вижу, знали о содержании данных записок. Недаром же, что вы встречались с истцом в ресторане после… бани.

— И я про то же! Охальник! Опозорил и себя, и меня! — вновь взорвалась госпожа Молчанова.

— Да, как вы смеете, совесть есть⁈ Впрочем, есть ли она у вас, мот, картёжник! — выкрикнул Жебокрицкий, при этом не сводя глаз с Марты.

— За неуважение к суду… — начал было Молчанов, но я его перебил.

— Яша, мне больно! — выкрикнул я.

— Ах, ах. Я всё! — выкрикнула Марта.

Молчанов смотрел на всё это с ужасом, пока остальные застыли в немом недоумении. Его взгляд блуждал от Марты к жене, иногда словно бы случайно перекидываясь на меня. Он в одно мгновение понял, о чём идёт речь — понял, что ещё кто-то знает о том, что произошло в бане. Там, где он избил до полусмерти проститутку, которую и вовсе посчитал умершей. Патрон, его покровитель, вице-губернатор Кулагин, обещал дело прикрыть, заставить замолчать всех и каждого. Но что-то пошло не так.

Нет, вряд ли Молчанов боялся суда или преследования полиции. Он сам и есть правосудие. Так чего же бояться самого себя! Между тем, если каким-то образом всплывет история о том, что земский исправник пользовал проституток, бил женщину, пусть и падшую, и чуть одну из них не убил, город ему не простит.

И даже не в том дело, что Марта и Грета были двумя единственными гетерами города, с которыми можно было поговорить о чём угодно, и к услугам которых с большим удовольствием обращались некоторые сильные мужи Екатеринослава. Дело в самом факте посещения проститутки. Нет, это делать можно, но обязательно так, будто этого и не было. При встрече в публичном доме господа не здороваются и забывают об этой встрече.

— Это всё превращается в фарс! Вы, господин Жебокрицкий, посмели в зале суда оскорбить меня и нанести жесточайшую обиду. Я должен был бы вызвать вас на дуэль. Но я следую закону, потому прошу вас или принести мне извинения прямо здесь и сейчас, или принять мой вызов! — сказал я, примечая для себя, что вопрос о моем имении как-то отошёл уже на второй план.

— Не в зале суда, юноша. Не бросайтесь словами, за которые будете отвечать, — Тихо, но так, чтобы я слышал, сказал Жебокрицкий.

— Вы всего лишь струсили, — сказал я.

В ответ на меня лишь посмотрели испепеляющим взглядом, который, впрочем, не возымел должного эффекта и вызвал у меня презрительную улыбку. Мне отказали прилюдно в дуэле… Было бы тут почтенное общество, случился бы конфуз. Но кто же сможет выставить Жебокрицкого трусом?

— Я все слышал, господин… Вы отказали в дуэле, — выкрикнул журналист.

— Так вы еще и трус, господин я быстро все! — рассмеялась Марта, которая, как я погляжу так же входила в кураж.

Мой сосед поморщился, но не ответил.

Я подошёл к столу, где заседали судьи, где корчился, держась за живот, Молчанов, и взял тот самый иск, который и предвещал изъятие у меня имения.

— Господа, мы можем забыть весь этот конфуз, и я, естественно, в самое ближайшее время готов расплатиться со всеми своими долгами. Даже прямо сейчас могу выдать сразу половину суммы по своему долговому обязательству господину Жебокрицкому. Но вот это, — я поднял на вытянутой руке документ. — На этом мы поставим резолюцию: отсрочить все разбирательства сроком в целом на два года. Господа, я ведь не прошу о том, чтобы вы не судили меня. Я прошу об отсрочке, всего на два года, по закону, и я расплачусь со всеми своими долгами!

Скажи я это всё сразу — и надо мной бы посмеялись — громко и хором. Но теперь? Теперь они должны понять, что и для них такое решение –компромисс. И я ждал. Не может сейчас голова Жебокрицкого что-либо вразумительное придумать, а уж голова Молчанова и вовсе думает только об одном — как быстрее добраться до горшка и чтобы голова не встретилась со сковородкой жены, пусть не здесь, так дома. Или чем в этом времени воспитывают непутевых мужей?

— Господа, получится замечательный фельетон! — нарушил тишину журналист Хвастовский. — Эта история достойна пера Николая Васильевича Гоголя.

— Э-э-э, — замялся Молчанов.

Он уже был готов закончить все это, убежать в уборную и подготовиться к выволочке от жены. Но… Видимо, много взял исправник денег Жебокрицкого, не может Молчанов так просто поставить свою резолюцию и отправить меня восвояси.

— Я требую беспристрастного суда, возврата моих денег. И прекратить все это! — выкрикнул Андрей Макарович Жебокрицкий.

Держится мужик. Несмотря на то, что Марта намекнула на конкретный не самый героический эпизод с участием, я бы сказал, очень ярым участием моего соседа, Андрей Макарович не сдается. Уважение у меня это не вызывает, тем более, что он опозорился отказом от дуэли. Так что все едино — тварь. Между тем, характер соседушка имеет, подленький, но проигрывать не умеет, оттого он более серьезный враг, чем ранее я думал. От этого деятеля можно ожидать многого нехорошего.

— Тогда и я требую обеспечить беспристрастность! — выкрикнул я.

— И я требую! — несколько неуместно выкрикнул еще и журналист.

— Могу я попросить вас, господин Жебокрицкий, переговорить со мной? — уже буквально скручиваясь от боли, произнёс Молчанов.

— Я так понимаю, что мне нужно проследовать за вами? — недоуменно спросил мой сосед.

Это выглядело просто возмутительно. То есть, все рамки приличия попраны — ведь они собираются что-то обсуждать без свидетелей. Но я промолчал. Пусть поговорят — и сделают по-моему.

Да, я не тот мальчик для битья, который мог бы проглотить любое решение суда. Это я привел журналиста, я блефовал встречей с губернатором, я создал верные условия для позора Молчанова. Пусть теперь попробуют увильнуть.

— Не смейте! — сказал Жебокрицкий, как только остался наедине с Молчановым.

— Я вынужден! — сказал земский исправник и, удивляя помещика, убежал в соседнюю комнату, а не в кабинет.

Андрей Макарович презрительно скривился, так как некоторые звуки донеслись и до него.

— Я рассчитываю на то, что вы не станете распространяться о том, что я… во время заседания…

— Да не об этом думать нужно! — выкрикнул Жебокрицкий.

— А вы не кричите, Андрей Аркадьевич. Знаете ли, именно вы мне уже принесли некоторые неудобства. Думаете, только вас занимают те земли, что составляют имение Шабарина? — сказал Молчанов и резко замолчал, поняв, что сболтнул лишнего.

— А кого еще? — спросил Жебокрицкий.

— Никого, — спешно ответил Молчанов.

— Так идите и ставьте, наконец, печать. Вы разве не видите, во что превращается заседание? — уже почти кричал помещик. — И девку эту, и всех остальных, всех выгоняйте. Нужно, так и полицейского кликните. Это же сущее безобразие!

Шея Жебокрицкого порозовела.

— Да-а? А журналист потом напишет фильетон — и приедет проверка из Петербурга! — продолжал высказывать свои страхи Молчанов.

— Ничего не будет. Это только спектакль, не более, ну как вас убедить. Раскройте глаза! И вас, возможно, отравили. В полицию обращаться нужно! — продолжал кричать Жебокрицкий.

— Отойдите же от ширмы, я смущаюсь. Да и бог с вами, я выхожу! — сказал исправник и через минуту уже направлялся в зал суда.

Но не успел дойти — у самой двери Молчанову преградил путь Горюнов.

— Вы что тут делаете? — спросил строгим, начальствующим тоном земский исправник.

— А почему вы меня оставляете с ними? Писатель этот уже мне вопросы задает, сколько вы мне денег платите. Вслух так и спросил, можете себе представить! Что происходит? Вы все убегаете. Я не хочу во всем этом участвовать, — чуть ли не плача, причитал Горюнов.

Он привык к размеренной жизни, никогда и никуда не стремился, имел маленький, но верный доход с поместья в двадцать дворов, а тут…

— А вдруг все-таки выйдет позже рассказ про земских чиновников, которые развели такое… мздоимство, — продолжал причитать Горюнов.

— Все. Я нынче же поставлю печать и распишусь. И закончим на этом, — решительно сказал Молчанов, уже было взялся за ручку в двери, но Горюнов вцепился в руку исправника.

— Я не подпишу, так и знайте, — горделиво приподняв подбородок, сказал непременный заседатель.

Молчанов схватил своего подельника за горло, с силой сжал так, что Горюнов захрипел.

— Ты подпишешь все, если нужно будет! — решительно сказал Молчанов.

Я наслаждался моментом. Все происходящее откровенно забавляло, тем более что я уже почти был уверен в том, что все удалось. Особого оптимизма прибавило бегство Горюнова вслед за Молчановым — надо было видеть, как он подбрасывал ноги! Лишь только третий, не проронивший ни слова заседатель, выпучив глаза, недоумевал, что происходит. При этом он даже не делал попытки как-то повлиять на ситуацию. Потекли господа заседатели, уже сами творят комедию.

И я с нетерпением ждал, когда откроется дверь в судебный зал, так как непосредственно возле нее в нетерпении стояла госпожа Молчанова и ждала возвращения своего мужа.

Дверь не заставила себя слишком долго ждать и тут же открылась.

— Хлясь, — ладонь госпожи Молчалиной взметнулась, когда она отвесила пощечину мужу.

На бледном лице исправника сразу же появился отпечаток от руки обиженной женщины.

Мария Аркадьевна успела на повышенных тонах поговорить с Мартой, и та призналась и в том, что она проститутка, и в том, что муж этой видной во всех смыслах женщины избил ее подругу до полусмерти во время супружеской измены.

— Мария! — взревел Молчанов. — Христом Богом прошу, уйди отсюда.

— Я уйду… Я уеду к батюшке! — плача, сказала госпожа Молчанова и выбежала из зала суда.

— Господин Молчанов, а сколько все же вам заплатил господин Жебокрицкий? — выкрикнул журналист.

— Уйдите прочь, или я полицмейстера вызову! — кричал Молчанов.

— Поздно, я уже передал некоторые записи своим друзьям, они, если что, и сами напечатают, — усмехнулся Хвастовский.

На самом деле, конечно, он никому ничего не передавал. Но зал суда покинул Емельян Данилович, и можно было подумать, что именно он и понес некие записи.

Емельяна я отправил в срочном порядке готовиться к отъезду. Он свою миссию выполнил и предоставил отчёт о делах поместья, я же, пока не было Молчанова и Жебокрицкого, лично проконтролировал, чтобы секретарь вписал в протокол пометку о том, что суду были переданы такие-то и такие-то документы. Да, можно порвать и переписать протокол ведения суда, а всё-таки это еще один камушек на чашу весов в пользу того, чтобы все закончилось для меня благополучно.

— Вот деньги! — сказал я, всовывая в руки Жебокрицкому ассигнации. — Я прошу записать, что были переданы шестьсот пятьдесят рублей по долговой расписке.

— Я не принимаю! — выкрикнул мой сосед и бросил деньги на пол.

— Согласно всем правилам вы обязаны принять! — сказал я, указывая пальцем на деньги.

— Да поставьте вы уже печать и давайте заканчивать с этим делом! — выкрикнул Жебокрицкий.

Молчанов подошел к писарю и стал надиктовывать ему текст.

— Это чиновничий произвол! — кричал Хвастовский, а я понял, что рано стал праздновать свою победу.

— Я подписывать не буду! — сказал Горюнов, скрестив руки на груди.

От взгляда Молчанова, непременный заседатель поежился, но кинул загнанный взгляд на журналиста и пока что не отступал от своего.

— Господа, я смею напомнить, что собираюсь посетить губернатора, — сказал я.

Образовалась пауза. Видно было, что сомневается и Молчанов. Он, уже вроде бы показавшийся мне здоровым человеком, опять начал корчиться от боли в животе. А я ждал, чтобы исправник опять побежал бы в свое уже, видимо, излюбленное место уединения.

Нет тут активированного угля. Уверен, что таблеток десять смогли бы изрядно помочь горю Молчанова. Впрочем, нет — и на данный момент это замечательно.

Уже никому ничего не говоря, Молчанов вновь убежал.

— Да что ж такое! — вызверился Жебокрицкий.

Время, я выиграл ещё немного времени. Что делать? Так… Горюнов должен подписать, но он угрожает земскому исправнику, что не будет этого делать. Значит, нужно давить на заседателя.

— Господин Горюнов, я же вижу, что вы человек честный. Подумайте сами, кому быть после этого преступления земским исправником. Я замолвлю за вас словечко перед губернатором, — блефовал я, стараясь надавить на заседателя.

— А вы действительно с в ним встречаетесь? — удивленно и между тем с некоей надеждой спрашивал Горюнов.

— Да ни с кем он не встречается. Это все фарс, блеф, игра! — выкрикнул Жебокрицкий. — Прими уже, Лешка, что ты проиграл.

— Не Лешка, а Алексей Петрович, Андрюша, — ответил я на фамильярность Жебокрицкого.

— Мы еще посмотрим, щенок, кто Андрюша, а кто Лешка, — показывал свое истинное нутро помещик.

И как же мне хотелось съездить ему по наглой роже. Вот не был бы в зале суда, точно сделал бы это. Но нет, драка мою шаткую репутацию не укрепит.

Андрей Яковлевич Фабр рассматривал отчеты инженеров, которые отводили воду из центральной части Екатеринослава, когда к нему вошел личный помощник.

— Что, Дмитрий Иванович? — спросил губернатор.

— А вот и не знаю, как реагировать, ваше превосходительство. Был уверен, что одно письмецо не заслуживает вашего внимания, как… Вот, взгляните, — Дмитрий Иванович Климов протянул лист бумаги. — Вот такие бумаги были разбросаны у крыльца.

Губернатор взял бумагу и прочитал.

— Глупость какая, — сказал Фабр, отбросил бумагу, но…

Его рука вновь потянулась к листку.

Там было написано, что земский исправник Молчанов хочет незаконно забрать у помещика землю.

— Это клевета и поклеп, — сказал Андрей Яковлевич Фабр, будто сам себя же и убеждал. — Если бы такое имело место, то этот помещик, которого обворовывают, пришел бы к вице-губернатору, в ведении которого земельные дела.

Губернатор, говоря это, уже понял, что Кулагин мог бы и не принять просителя. Между тем, и сам Андрей Яковлевич Фабр был занят в последнюю неделю и много работал, а еще вынужден был съездить в Луганск, так как просили знакомые флотские люди повлиять на завод в том городке, что не выполняет обязательство перед флотом в срок.

— Я понял, Дмитрий Иванович, — сказал губернатор, складывая разложенные бумаги.

— Вы не имеете никакого права на то, чтобы подписать этот документ! — жестко говорил я, бывший готовым уже и драться.

Пусть даже меня заберут в околоток, или как тут называется полицейский участок, это даже вариант более выигрышный. Дело при таком раскладе точно станет достоянием общественности.

— Я не подпишу! — говорил Горюнов.

А ведь глядя на него и не заподозришь, что он сможет выстоять и не поддаться.

— Об этом узнает вся страна! — кричал журналист, и его слова доходили до Молчанова, и тот колебался.

Он не хотел ставить печать на уже готовом постановлении, он и сам сопротивлялся нажиму Жебокрицкого. Помещик надавливал на Молчанова с одной стороны, я, Хватовский, даже Марта — с другой стороны влияли на исправника.

— Да это все неправильно! — кричал уже сам Молчанов, но печать в его руках все еще была.

— Что тут происходит? — требовательный голос оборвал все наши споры. — Это что за балаган?

Я резко обернулся. Да не может быть! Губернатор?

От автора: Приключения медика-попаданца на Русско-японской войне. https://author.today/work/392235