Барин-Шабарин

Глава 17

— Ну? Всё удалось? — спрашивал я у Петро.

— Всё, барин, как и говорено. Но… — Петро замялся.

— Говори! — потребовал я, опасаясь этого самого «но».

— Словно тати какие мы. Я со всем почтением, только же мальчонку мы оглушили, неправильно это. Он же работу выполнял, нес заказ, а мы ему… — сетовал Петро, а Вакула только головой кивал, соглашаясь.

— Тряпицу-то положили ему? — спросил я.

— Как водится, я же и говорю, что сделали все, как велели вы, — отвечал Вакула.

— Ну и все, там десять рублей же. Думаете, не хватит на извинение? — спросил я.

Оба мужика аж глаза закатили. Это же надо, такие деньжищи дать пацану. А у меня только один вопрос в связи с этим крутился: и откуда они такие честные, что не развернули тряпочку с ассигнациями и запиской? Вокруг одно хулиганье разного пошиба, а тут два мужика — и такие оба правильные. Аж глоток воздуха. Это же хорошо, что есть такие люди. Плохо, что я таким себе позволить быть не могу.

Разговор с мужиками был уже у дверей в Земский суд, я просто выжидал время, потому что явился раньше. Входить за полчаса до начала заседания было бы несколько неуместным. Да и все действующие лица не собрались. Не было Марты, или как там зовут эту странную проститутку.

И вот сделан шаг, открылась дверь, за ней небольшой коридор и дальше зал заседаний.

Сперва вошел я, после Емельян и Марта.

Небольшое помещение, где были поставлены в несколько рядов стулья, а перед ними, на небольшом помосте, стояли два стола, застеленные скатертями. Там сидели двое человек. Одного я знал — это исправник Молчанов, вторым был некий Горюнов, старший непременный заседатель, по сути — заместитель председателя суда. Был еще один статист, который ничего и не решал. Он даже и сейчас, когда мы входили, не проявил особого внимания ни на меня, ни на Емельяна. А вот на Марту глянул… Или узнал, или же красота её приковывала взгляд любого здорового мужчины?

— Объясните, господин Шабарин, почему в зале суда находятся люди, присутствие которых не предусмотрено процессом, — потребовал земский исправник Яков Андреевич Молчанов.

И лишь бросил на нас взгляд сидящий в самом углу зала Жебокрицкий. Он, казалось, и не заметил Марту — пока никакой острой реакции у своего гниды-соседа я не увидел.

Я вернул взгляд на Молчанова и не без удовольствия заметил, какое было выражение лица у этого деятеля. Он не то чтобы тяготился всем происходящим, тут другое — его глаза блуждали, и он хотел быстрее убежать. Куда? Думаю, что пироженки он уже съел. Ну так десять часов, а чай у этой особы неизменно в девять тридцать.

Что же, начинался тот самый фарс, который я с тщательно готовил. Пока всё шло гладко — и тут взгляд Молчанова остановился на Марте. Он её узнал. Покрутив головой в разные стороны, будто ожидая осуждения от других членов суда, выполняющих роль больше статистов, исправник сосредоточился на главном.

— Вы имели возможность пригласить людей, которые могли бы за вас поручиться, но об этом нужно было предупреждать суд, в противном случае я могу вам и отказать, — сказал Молчанов и поёрзал на своём стуле.

— А на каком основании? Давайте это обсудим и в журнале записи ведения суда нужно подробным образом изложить, — сказал я, внутрене усмехнувшись, добавил. — Не спеша только, с чувством, толком, расстановкой.

Было видно, что земский исправник говорит со мной из последних сил. Он обильно потел, морщил лицо, а я специально старался затягивать выяснение вопроса о присутствии людей.

— Уберите этих людей, — чуть ли не простонал Молчанов.

— Давайте все запишем в соответствии с правилами, — настаивал я.

Земский судья зажмурил глаза и состроил такую мину на лице, будто нынче испытывает необычайно сильные боли. Но разве можно назвать то, что может чувствовать исправник, болью? Так, неожиданным и несвоевременным недоразумением.

— Господа, я вынужден вас покинуть. Прошу простить меня, но обстоятельства несколько сильнее оказались, — последние слова Молчанов практически выкрикнул. Резко поднявшись со своего стула, он побежал в сторону кабинета.

Мне тоже было нелегко, не так, наверное, как господину земскому судье, но тоже приходилось… сдерживаться, чтобы не засмеяться в полный голос.

«Так тебе, гад!» — подумал я, делая вид, что даже несколько возмущён.

— Господа, я, право слово, ничего не понял, но раз таковы обстоятельства, предлагаю перенести наше заседание на более позднее время, — сказал заместитель земского судьи, непременный заседатель Горюнов.

— Простите, господа, но на более позднее время не получится при всем желании. Дело в том, что у меня запланировано посещение губернатора, и оно должно состояться не позднее, чем через два часа. Так что, простите, не могу быть в двух местах одновременно: и здесь, и в приемной его превосходительства, — сказал я, несколько удивив оставшихся членов суда.

Горюнов посмотрел на меня, на Жебокрицкого, на меня… Заявление серьезное. Они тут хотят лишить меня имения, а я сразу после встречаюсь с губернатором.

Да, конечно, встречу с губернатором я планировал и в этом не солгал. Но это же не значит, что он со мной планировал встретиться. Да, я хотел к заявиться к хозяину губернии. Письмо, которое я написал Якову Андреевичу Фабру, пока не возымело никакого действия. Я ведь хотел всего-то решить сложившуюся ситуацию по-честному, с некоторым участием губернатора, которого, как я уже понял, местные элиты пока ещё опасаются. Не смогли они быстро подобраться к Фабру и включить его в свои преступные схемы. Хотелось бы верить, что это именно так.

— И всё же я бы настраивал подождать возвращения господина земского исправника, — неуверенным тоном сказал старший непременный заседатель Аркадий Иванович Горюнов.

Я уточнял про этого человека, хотел понять, в сговоре ли он с Молчановым и Жебокрицким, или же все-таки большие дяди не взяли в свою песочницу мальчика поиграть.

Именно такое складывалось впечатление: заместитель земского исправника почти наверняка просто состоит на некотором окладе от Молчанова, чтобы его заместитель, избираемый лишь на время заседания суда, молчал и делал всё то, что должно делать по указке исправника. Но вот как поступать, если Молчанов молчит? Точнее сказать, ушёл на рандеву с ночным горшком? И там он явно не молчит, а упражняется в красноречивой лексике, упоминая о том, какой именно нехороший человек — этот самый господин Бергман, в чьей лавке постоянно покупает пирожные земский исправник.

— Господин старший непременный заседатель Земского суда, я свою часть обязательства выполнил. Я здесь и жду честного непредвзятого разбирательства по моему делу. Прошу обеспечить его, или, — я указал рукой на писаря или секретаря. — Я требую записать и указать на нарушение правил проведения суда. Боюсь, что мне придется тогда жаловаться.

Очередной блеф. Ну кому я буду жаловаться, если губернатор не выслушает, а до царя далеко?

Однако пока все работало, и напряжение, как и растерянность, только нарастали. Было видно, насколько растерялся заместитель, а также ещё один человек, который хоть и присутствовал на этом заседании, но разве что то и дело зевал, явно скучая и отыгрывая роль ещё более статичную, чем заместитель. Впрочем, раз главный актёр этого спектакля, Молчанов, несколько приболел заместителю нужно хоть в какой-то степени, но это заседание продолжать.

— Рассматри-вае-е-тся… — вступительное слово непременного заседателя земского суда было тягучим.

Горюнов старался максимально затянуть время, давая возможность своему патрону и начальнику прийти в себя и, наконец-таки, сделать все то, что нужно. Заседателю было более привычно сидеть и многозначительно хмурить брови, Молчанову же нужно многословно, обличая всё плохое во имя всего хорошего, вести заседание суда.

— Перенести заседание мы не можем, я все же попрошу ускорить сегодняшнее разбирательство, — сказал я и словил недовольный взгляд Андрея Макаровича Жебокрицкого.

На самом деле, заседание можно было бы перенести, пусть для этого и должны иметься причины. Но никто не хочет взять на себя такой шаг — все привыкли действовать по указке Тем более, что я здесь, суд собран. Поняв ранее это, я и сделал все возможное, чтобы земский исправник не мог полноценно выполнять свои обязанности.

Между тем, внезапный недуг председателя — это вполне весомая причина для переноса суда. Но разве признается в своем недуге Молчанов? Он только и смог упомянуть, что обстоятельства! Это же первейший впоследствии анекдот Екатеринослава, думаю, что и всей России.

Госпожа Молчанова сидела и молча плакала. Это был один из тех моментов, в какие она, сама того не сознавая, всегда заедала свои проблемы обильной едой. Устала она, её крайне тяготила вся эта городская суета, которая по сравнению с тихим мирным уютным поместьем батюшки казалась чем-то унизительным. В имении она была барыней, которой все кланялись при каждой встрече, а в городе приходится нередко самой гнуть спину, уж больно много здесь людей, которые в чинах выше, чем ее муж.

Когда батюшка её выдавал замуж, то жених казался весьма перспективным, мало того, ещё с возможностью стать вице-губернатором Екатеринославской губернии. Всё вело к тому, что через три-четыре года после замужества супруг Яков Андреевич Молчанов получит куда большую должность, чем земский исправник. Впрочем, у мужа имелось небольшое поместье рядом с землями батюшки, и такой вариант, как присоединить эти угодья к поместью, также устроили отца Евдокии. Вот и выходило, что не могла она выйти замуж за кого-то иного.

Но знала бы она, сколь низкого полета человек будет ее мужем, так уговорила бы батюшку, ведь тот любил дочь. Теперь же Мария Аркадьевна жила при муже в одиночестве, и не могла при этом не замечать, какими делами промышлял ее муж.

А теперь и вовсе перед женщиной лежало письмо. Там описывались такие непотребства, что Евдокия сперва даже плакать не стала, она на некоторое время замерла и замкнулась в себе, а потом оторвалась на служанке, оттаскав ту за космы.

Мария Аркадьевна, в девичестве Горецкая, нынче волей судьбы Молчанова, в один миг поднялась со своего стула. Грузная женщина ударила кулаком по столу.

— У себя в суде, сволота, грешит? Выставить меня дурой хочет? — взъярилась женщина.

Резко, несвойственно своей обычной вальяжной манере, женщина прошла в переднюю, быстро накинула шубу и почти что выбежала из дома. Благо до Земского суда было десять минут ходу. Правда, Мария Аркадьевна не пошла своими ножками. Первый же шаг в грязь заставил ее кликнуть извозчика. Но так еще быстрее может получиться. А там… Она этой курве шаловливой даст. И ему она даст, прелюбодею окаянному.

— Всё, господа, я с вами, — толком не отдышавшись, сказал вернувшийся Молчанов.

Сидящие рядом с ним люди старались не показывать своего недовольства, но всё-таки лица чуть отворачивали. Наверняка от земского исправника пахло вовсе не французской водой.

— Господин Шабарин, мы рассматриваем дело, по которому, — Молчанов вновь скривился, но после некоторой паузы нашёл в себе силы продолжить: — вы должны вернуть деньги в банк, вы же имеете долг и перед господином Жебокрицким. Мы намерены изъять у вас имение в из–за долгов, так как иным образом вам не оплатить долговые обязательства.

Председатель суда говорил далеко не теми словами и не в том порядке, как всё приличествует озвучивать в зале суда. Он так торопился, что не выдержал уже никакого притворства, скинул маску, иуже ни у кого не должно было оставаться иллюзий, что происходит именно отъём имения, а не его конфискация в соответствии с каким-либо законодательством. Молчанов говорил быстро, рваными фразами, то и дело поглядывая в сторону, где сидел помещик Жебокрицкий.

Было видно, что мой соседушка, чтоб пусто ему было, явно нервничает, то и дело закидывает ногу за ногу, а после ставит ноги ровно, чтобы через минуту снова их скрестить, а руками постукивает по спинке соседнего стула. Эдак товарищ станет профессиональным танцором ирландского стиля — ноги так и гуляют сами по себе при серьезной мине у Жебокрицкого. Андрей Макарович уже и на меня не смотрел, а с презрением поглядывал в сторону Молчанова.

— Будьте добры, господин председатель суда, а не подскажете ли тот закон, по которому вы должны будете меня лишить имения? — спросил я.

— Господин Горюнов, будьте так любезны, прочтите господину Шабарину, на каком основании мы здесь вообще собрались, — сказал Молчанов и… спешно вновь покинул зал суда.

Судя по тому, как было от пирожных «весело» Емельяну Даниловичу, часа три, не меньше, должно понадобиться, чтобы действие слабительного начало лишь снижаться. Так что, по моим прогнозам, за время заседания три-четыре раза Молчанов должен будет еще бегать в уборную или в то место, что у них тут заменяет туалет.

Между тем мне зачитали какую-то пространную статью о том, что, если помещик не в состоянии обеспечить своё имение доходом, а закладывает этот доход по различным причинам, то данный помещик должен так или иначе, но выплатить все долги. Если денег у него нет, то он выплачивает имуществом. При этом, о том, что я должен лишиться земель, и разговора не было.

— Господа, а не так ли должно обстоять дело, что я, как собственник земли, крепостных душ, также держащий договоры с арендаторами, имею право и возможность начать выплачивать все свои долги после сбора урожая? Как же мне расплачиваться с банком или с Жебокрицким, если с момента заклада имения прошло менее года? — спрашивал я

И прекрасно знал, что им нечего сказать в ответ.

Господин Горюнов, заместитель председателя Земского суда, заволновался ещё больше, он достал платочек и стал бережно собирать в него все те капельки пота, что проступали у него на лбу. Несмотря на свой явно ещё не старческий возраст, Горюнов обладал внушительной лысиной, поэтому процесс сбора пота мог занимать достаточно продолжительное время.

— Господа, у нас же не так много времени, наш всеми любимый и уважаемый губернатор может в скором времени куда-нибудь отъехать, возможно, и домой, ведь служба у него непроста и требует много сил. Так что я попрошу вас все же войти в мое положение, по которому мне нужно обязательно встретиться с его сиятельством, и ускорить процесс заседания, — сказал я.

— Я понимаю вашу просьбу, господин Шабарин, — нерешительно произнес Горюнов.

— Господа, а мне одному кажется, что сегодняшнее заседание Земского суда несколько, как бы это сказать, похоже на произведение Николая Васильевича Гоголя «Ревизор»? — сказал я, позволив себе ухмылку.

Пусть все понимают, сколь комичным и абсурдным является это судилище. Нет, в иной истории, если бы тут был тот самый Шабарин, готовый на что угодно, только бы достать деньги и со всеми расплатиться, все получилось бы у Жебокрицкого и Молчанова. Но тут нахожусь именно я, и, как им казалось, вполне выгодное предложение по имению мне не интересно. Так что два варианта: продолжать фарс и пробовать меня дожать, а после хлопнуть печатью, что имение забрали — или выйти с хоть каким-то достоинством из положения. И оба варианта все еще возможны.

Новая продолжительная пауза, в ходе которой Горюнов уже просто не знал, что мне ответить, поэтому молчал, затягивалась. Было понятно, что он, в общем-то, и не в курсе, что здесь происходит. Оно и ясно — сидишь себе с умным видом месяц за месяцем, год за годом, и где надо киваешь. А тут такая коллизия — председатель суда куда-то бегает, а судя по тем ароматам, которые он приносит с собой, даже можно догадаться, куда именно.

— Господа, — всё же нужно было использовать отсутствие Молчанова по максимуму. — Я считаю, что на все обвинения, которые могут быть выдвинуты мне, я могу предоставить полную документацию, где выражается характер коммерции моего поместья. По предъявленным мной документам поместье приносит более семи тысяч рублей в год. Так что я способен выплачивать залог и рассчитаться с ним в течение двух лет. Так в чём же в таком случае может быть причина столь рьяной спешки привлечь меня к ответственности? Или же дело должно быть рассмотрено еще и в Сенате?

Горюнов на это только пыхтел всё громче. Третий же присутствующий представитель, вроде бы как от общественности, и вовсе молчал, поглядывая на свои ногти, будто там только вчера был сделан шикарный маникюр, а теперь обнаружился скол на ногте, и ничего важнее тут не происходит и не произойдёт.

Прошла ещё минута, а я не сводил с них глаз.

— Да-да, пожалуйста, предоставьте нам все документы, мы их изучим подробнейшим образом, а само заседание проведём, я думаю, позже, — нашёлся Горюнов. — Нужно же время, чтобы все проверить.

— Боюсь, господа, что подобное невозможно, так как у меня есть некоторые обязательства, как раз-таки направленные на то, чтобы упразднить недоразумение, возникшее с оплатой залога за моё имущество, — поспешил сказать я.

Понятно, что Горюнов уцепился за идею о том, что надо бы все документики по три раза прочесть. И вот в чем «вилка», как сказали бы заядлые шахматисты, — если исследовать документы, то оснований не будет для отъема поместья. Если же этого не делать, то фарс продолжится, и еще непонятно, в какую комедию все происходящее превратится.

Уж это-то Горюнов понимал — весь груз неловкости и позора лежал сейчас на его покатых плечах.

— Прошу выслушать моего управляющего. Он коротко в цифрах поведает, сколь прибыльно мое имение, — сказал я и кивнул Емельяну Даниловичу.

Управляющий мой подготовил короткий, но на зависть емкий доклад. Признаться, я даже задумался, смог ли бы я сам выдать такой спич? Нет, Емельяна прогонять никак нельзя! Вон как воодушевился, красочно, вбивая, словно молотом, каждую цифру, ораторствует:

А прошлого года было произведено тридцать четыре плуга… собрано пшеницы… увеличились головы скота…

По сути, уже после доклада Емельяна снимались все вопросы о моей платежеспособности.

Показалась голова Молчанова, который был хоть и бледным, но уже смотрелся несколько живее, чем ранее. Вот только он едва высунул голову — и резко ее втянул обратно, да еще и дверью хлопнул, вроде бы как убегая.

— Женщину пропустить нужно, молодой человек! — послышался зычный голос во входных дверях.

— Сударыня, я и так опоздал, мне обязательно необходимо присутствовать, — отвечал женщине мужской голос.

— Господин журналист, ну как же так! Вы уже столько пропустили! — театрально взмахнул руками я. — Присаживайтесь и смотрите. Госпожа Молчанова, я рад, что вы решили посетить наше представление. Располагайтесь, уверен, что вам понравится.

«Лед тронулся, господа присяжные, шоу должно продолжаться» — успел подумать я.