Барин-Шабарин 4

Глава 15

В прошлой жизни я не был снайпером. Однако, пользоваться винтовкой приходилось и не раз. Между тем, в Конторе хватало специалистов, которые возвели снайперскую работу в ранг искусства. Но то, что я смог вынести из базовой снайперской подготовки — выстрел это далеко не самое сложное, с чем может столкнуться стрелок. Намного сложнее часами проводить в засаде, долгое время не шевелиться, выбрать правильную позицию, предусмотреть пути отхода… и много ещё чего другого, из чего и состоит работа снайпера.

И так в этом времени не работает абсолютно никто. Выходит, можно с уверенностью об этом говорить, но своими действиями мы открываем целую эпоху в военном деле, где немалую роль будут играть опытные снайперы. К слову, далеко не факт, что они будут именно таким образом называться. Весьма вероятно, если Россия станет законодателем моды в военном деле, то достаточно снайперов называть «стрелками». Ведь в России нет такой забавы — стрелять с маленьких птичек снайпов.

Уже шел пятый час, когда мы, выбрав удобные позиции в лесополосе, караулили достойную для себя дичь. В предрассветное время отряд вышел на заранее выбранные позиции, а к полудни я планировал внести свою лепту в Венгерский поход русской армии.

— Командир, из города начинают выходить польские уланы, — сообщил Тарас, занимающий в моём отряде должность заместителя по разведке.

— Ждём крупную дичь, — сказал я, а по цепочке стали передавать приказ сидеть смирно и ждать.

Мы располагались у западного выхода из города Прешов. В этом словацком городе, который был захвачен венгерскими повстанцами, сейчас находились даже не венгры, а поляки. Польский легион, быстро собранный из наиболее протестных поляков, принимал самое деятельное участие в событиях в Венгрии. Вероятно, что польские земли не бурлят революционным гневом потому, как пшеки решили сперва помочь венграм, рассчитывая, что те позже могут способствовать обретению Польшей независимости.

Польский генерал Генрих Дембинский собирался выводить свой «легион» из Прешова. Именно он и был нашей целью.

Дело в том, что русское командование просто не давало никакой возможности работать моему отряду. Светлейший князь Иван Федорович Паскевич-Эриванский скинул мой отряд на генерал-лейтенанта, командующего 4-м Пехотным корпусом, Михаила Ивановича Чеодаева, а тот в свою очередь максимально играл в благородство. Подлые, мол, я предлагал действия против врага.

— Сами знаете, что Дембинский поклялся выйти из города последним. Так что, придётся подождать, — говорил я, когда к моей лежанке подползли пятеро командиров отряда. — Задача малая — убить Дембинского; задача средняя — нанести потери всему командованию польского легиона; ну и лучшим итогом будет разгром нами отряда сопровождения генерала Дембинского.

На всякий случай, кто именно станет нашей главной целью, я не раскрывал. Но после начала выхода польских войск из словацкого города, нужно было уже давать четкие приказы. Возможно, как говорится, «я дышу на воду», но лучше всегда перестраховаться. Как это ни странно, но даже в русской армии было немало тех, кто сочувствовал венграм, а действия русской армии считал противоречащим законом чести.

Хорошо, что при всём этом, офицеры исправно выполняли приказы. Так что недовольство некоторых, условно сказать «либералов-декабристов», выглядело бурчанием стариков. Но работа делалась исправно. Можно быть несогласным с тем, что делает государство, но никогда нельзя действовать против своей державы. Не хочешь, уйди в сторону, без тебя Россия станет великой!

— Первый выстрел за мной, после чего первый, второй, третий, четвертый десяток также стреляет в генерала Дембовского. Остальные распределяют цели из его приближённых, — уточнял я задачи для каждого из десятков. — Конная полусотня ждёт мою отмашку после которой атакует, проходит поляков, обходит город, заходит в лес на ту тропу, которую мы исследовали. Но это, если не получится разбить гвардейский отряд генерала.

Нам удалось узнать и о способах передвижения Дембинского. Он в переходах держался чуть поособку, словно всегда готовился бежать. С ним находились две сотни уланов, по сути, личная гвардия. Наверняка подобной предосторожности польского генерала «научил» Иван Федорович Паскевич еще во время последнего польского восстания.

— Встречаемся вот здесь! — я указал пальцем на карту.

Никакой разведки, кроме как посылать по-старинке казачьи разъезды, русские войска не производили, карт не было. Союзнички-австрияки принципиально не давали подробных карт Венгрии, возможно, опасаясь, что русские после своего нынешнего похода, вознамерятся в будущем повоевать за венгерскую землю, но уже в собственных интересах. Так что приходилось самостоятельно и производить разведку, и лазить по лесам и холмам, чтобы чётко знать, где можно укрыться, а где проще всего отходить. Так что мой палец был на карте, которую я же и чертил, исходя из всех данных, которые мне приносили разведчики. Жаль, что это только окрестности города Першова.

Мы уже больше двух недель находились расположение русских войск. И нынешняя засада — первое наше дело. Возможно, и вовсе не получилось бы официально устроить охоту за венгерским командованием и их союзниками, если бы не один факт. Дело в том, что Генрих Дембинский на особом счету у российских военных.

Ещё при подавлении польского Восстания 1830–1831 годов польский генерал рьяно сопротивлялся русским войскам, и успел кровушки попить у армии фельдмаршала Паскевича. Шустрый был и не получилось называющего себя генералом пленить. И вот здесь он, во главе более чем двадцати тысяч польских сабель вновь противостоит русским. Так что поляка разрешили всё-таки ликвидировать, даже и подлым способом. Командующий четвёртым пехотным корпусом генерал Чеодаев в какой-то момент, после моих уговоров, махнул рукой, явно не доверяя тому, что мы сможем выполнить поставленную задачу.

Вообще, наш отряд, пусть и был приписан к Четвёртому пехотному корпусу, как отряд вольноопределяющихся, но мы оставались своего рода башибузуками, или партизанами. Все командиры в отряде оставались без присвоения званий, кроме меня, так как по своему гражданскому чину я соответствовал поручику.

Нам, скорее всего, не разрешили бы участвовать в военных действиях, если бы не очень существенный подарок или взятка. Сто семьдесят три больших, специально для этого дела сколоченных телег получал тот, кто был готов взять мой отряд на своё попечение. И даже не это сыграло определяющую роль в том, что мы всё-таки воюем. С нашим отрядом отправился и Святополк Аполленариевич Мирский. Да, он только лишь подвёл меня к адъютанту фельдмаршала Паскевича, предоставил письмо от князя Воронцова, пожелал удачи, и уехал обратно в Екатеринослав.

Было понятно, что князь Воронцов убедительно попросил своего давнего товарища, бывшего подчиненного, а ныне светлейшего князя Варшавского Ивана Фёдоровича Паскевича-Эриванского. И главнокомандующий русскими войсками в Венгрии в такой мелочи не отказал.

Да, Иван Фёдорович Паскевич, как правило, вне политики. После подавления восстания в Польше, он надолго поселился в Гомеле, где создавал прямо-таки образцовый порядок, а также бурно развивал регион экономически. И вот вновь родина его призвала. Ну и кому не нравится то, что вновь быть в центре внимание и восхваляемым, сравниваемым с Суворовым? Ну и Воронцов, опять же, не тот человек, которому стоит отказывать в мелочах.

А по мне, так Его Величество совершил ошибку. Нельзя полностью доверяться и опираться на старые военные элиты. Паскевич, Дибич — они, безусловно, молодцы, но в Крымскую войну показали себя из рук вон плохо. Более того, бежали из армии под предлогами. Если наполеоновские войны выявили огромное количество талантливейших полководцев и исполнительных генералов, то в Крымскую войну, кроме как нескольких человек, и то частью флотских, выделить особо и некого.

— Вышло порядка восемнадцати тысяч солдат и офицеров, — доложили мне.

Я и сам всё это видел, правда, не брался за подсчёт. Но то, что уже большая часть польского контингента вышла из города — факт. Другим же фактом было то, что поляки, вероятно, опасаясь атаки русских войск, спешно стремятся удалиться от города Прешов к венгерскому городу Мышкольцу. Пусть русское командование и обещало дать уйти Дембовскому из словацкого города, ну разве ляхи, считавшие русских своими наиправейшими врагами, будут верить на слово? Вот и убегали они подальше.

Что это нам давало? Возможность провести свою операцию и даже посеять панику в польских рядах. Ведь поляки, как только выходили из города, прямо переходили на рыси и, оставляя обозы, спешили в сторону Венгрии. Их войска растягивались и можно было бить по повстанческим колонам даже малыми силами, что мы и сделаем.

И слово генералу Чеодаеву не нужно нарушать. По сути, мы бандиты. Ни одного воина по форме в моем отряде нет. Все бойццы облачены в камуфляж, кроме того некоторые предметы, украшения седел, коней, вооружение будут венгерскими.

Это, чтобы поляки не подумали, что русское командование нарушает своё слово и атакует корпус генерала Дембовского на выходе из города. А также всё можно списать на венгров. Ведь оставались и те венгерские отряды, которые сражались на стороне австрийского императора Франца Иосифа. Также был ряд крупных венгерских землепользователей, которые побоялись лишиться своего имущества и положения при дворе австрийского императора. Так что и эти магнаты выставляли свои небольшие отряды, которые нападали на собратьев, но, а то, что они могли напасть на поляков — так это вернее всего.

Конечно, если кого-нибудь из моих бойцов возьмут в плен, то выяснится, что никакие мы не венгры. Однако, с генералом Чеодаевым разговаривал только я, только я знаю, что мы приписаны к Четвёртому пехотному корпусу. Потому, если и случится допросить кого-нибудь из наших, то он только и скажет, что из Екатеринослава, или же из донских казаков. Без чинов и званий. Так что бандиты мы и есть.

— Выходит черт польский! — сказал Федос Расторопша, бывший при мне вторым стрелком.

Я и сам видел, как отряд в две сотни, или чуть больше, польских уланов выехал из города. Чуть отъехав, не более чем на километр от последнего строения города Першова, генерал Дембовский спешился. Да это был он, чье я получил заранее. Генерал встал на колени и начал молиться. А ксёнз, также бывший в этом отряде, держал перед молящимся генералом крест.

— А вот за это я и люблю поляков, — не сдержался я и прошептал, скорее всего, для собственных ушей.

Вот просто так взять и уехать из города нельзя. Нужно обязательно совершить какой-то неординарный поступок, пустить слезу. Генерал молится и наверняка даёт клятву, что он ещё вернётся в этот город и что у него будут просить пощады на коленях все враги… или что-нибудь в этом духе. Но., а нам только на пользу. Идёт время, и остальные отряды, ранее вышедшие из города, оттягиваются всё дальше и дальше от своего генерала.

Я внимательно смотрел в зрительную трубу, чувствуя себя игроком на бирже. Складывалось ощущение что растут акции компании, активы которой я недавно купил. Я понимаю, что скоро наступит пик роста, после чего последует падение, но выжидаю, чтобы не прогадать, а сбросить свои активы именно в тот момент, когда они на пике. Так и сейчас, я выжидал время, давал возможность польскому генералу произнести все свои клятвы и обещания. Не спешил начинать.

Я смотрел на Генриха Дембовского, после рассчитывал примерное расстояние, насколько далеко от города ушли другие отряды, выгадывая время для удара, чтобы можно было уйти, а не начинать локальное сражение со всеми поляками.

— Федос, на тебе первый! — сказал я, также начиная выцеливать через оптический прицел генерала.

Всегда нужно искать себе помощников, а не стараться сделать всё и вся самостоятельно. Объективно, у Федоса был дар стрелка. Уникальный от природы глазомер, великолепное зрение и чутьё — все это уникальным образом сочеталось в стрелке. Потому в какой-то момент я понял, что он может произвести лучший выстрел, чем я. Именно поэтому я приблизил к себе Федоса, делая его вторым номером. У нас принято отрабатывать стрелковыми парами. Как правило, в паре — один стрелок из штуцера, второй больше специализируется на защите первого номера, используя сразу два револьвера. Хотя, штуцер есть и у второго номера. Должен быть. Не удалось всех обеспечить оружием по нормам.

— Бах! — выстрелил Федос.

— Бах-бах-бах! — последовали выстрелы других стрелков.

Я перестраховывался, когда приказывал трети своего отряда стрелять по генералу. Сейчас Дембовский был просто изрешечён пулями. Но пострадали и его приближённые.

— Прекратить стрельбу! Перезарядиться! — кричал я.

Я очень рассчитывал на то, что сейчас оставшиеся поляки рванут в нашу сторону, чтобы отомстить за смерть любимого генерала, великого борца за свободу польского народа. И не сказать, что ждал я этого беспочвенно.

Во-первых, мы разрядились. Всем известно, что заряжать штуцеры даже в небоевой обстановке, а на учениях, можно до двух минут. Более того, солдату нужно стать практически в полный рост и, невзирая на ситуацию на поле боя, вбивать пулю в штуцер, демаскируя себя.

Так что польские уланы на свежих лошадях могли рассчитывать, что очень скоро достигнут нас и после разгромят тех наглецов, что осмелились стрелять в генерала.

Во-вторых, не стоит забывать, что в период эмоционального всплеска человек совершает очень много необдуманных поступков. Кроме того, генералы и полковники, которые составляли компанию генералу Генриху Дембовскому частично убиты или ранены. И этот отряд, последним выходящий из города Пришева оказывался без управления.

— Идут! Идут, вашбродь! — словно ребёнок радовался Федос.

Впрочем, годков ему было семнадцати, по меркам будущего, так и ребенок. Но радовался и я, лишь только не показывал свои эмоции. Клюнули-таки поляки, мчатся мстить.

— Приготовить горшки с огнём! — закричал я. — Гранаты готовьте!

— Бах-бах-бах! — вновь отработали стрелки.

Теперь можно было бить уже и по лошадям, более того, предпочтительно именно по животным и стрелять. Таким образом создавались препятствия для других всадников. Первоначально мы стреляли на расстоянии шестисот пятидесяти шагов, чтобы хорошо отработать с оптическими прицелами. Сейчас же расстояние стремительно сокращалось.

Перезарядка нарезных ружей пулей Минье в разы быстрее, чем это делать по старинке. Пуля просто падает в ствол, а, когда происходит выстрел, она расширяется, отлично попадая в нарезку, демонстрируя и чуть более дальний полёт, и улучшенную точность стрельбы. Подобная новинка должна быть уже известна и французам, и англичанам. В российской армии такие пули ещё не применялись. Хотя, их изготовление не настолько критично сложное, чтобы не внедрять новинку. Но тут были свою нюансы в калибрах.

— Бах-бах-бах! — продолжали звучать выстрелы.

Сейчас кто-нибудь из поляков с холодной головой, обязательно бы приказал развернуться. Ведь уже понятно, что отряд из двух сотен уланов сильно стачивается, а тех, кто в засаде, то есть нас, может быть куда как больше, если судить по частоте наших выстрелов.

— Горшки с огнём! — командовал я.

Горшочки с нефтью, со смолой и маслом были небольшими, граммов на триста каждый. Их задача была не создать долговременный очаг возгорания, а чтобы буквально пятнадцать-двадцать секунд перед наступающими противниками был огонь. Горючая жидкость должна напугать животных, отвернуть их, сдержать динамику кавалерийского разгона.

В отряде было пятеро бойцов, которые лучше остальных освоили, как оказалось, далеко нелёгкое ремесло пращника. Именно им и предстояло с помощью своих пращей закинуть неудобные для метания руками горшки вперёд. Один боец поджигал битфортов шнур, другой метал горшок вперёд. Вспышки огня испугали польских лошадей. Именно на это и был расчёт. Удавалось замедлить уланов перед местом нашей засады, метров за пятьдесят враг застопорился.

— Голову пригни! — кричал я на Федоса.

По нам уже также разряжали свои пистолеты оставшиеся уланы. Так что какая-нибудь шальная пуля вполне могла прилететь. А мне нужно выйти из боя без потерь. И тут я, вопреки тому приказу, который только что отдал своему второму номеру, встал в полный рост и начал с двух рук палить в сторону поляков. Не то, чтобы это было безрассудным поступком. Просто враги уже свои пистолеты разрядили, револьверов у Поляков я ни у кого не заметил. У них в качестве аргумента остались сабли, но этого сегодня мало. Мои выстрелы, с метров шестидесяти, не факт, что могли быть убийственными. Но то, что подранить коня, или всадника я смогу, очевидно.

— Полусотня вперёд! — заканчивая разряжать револьверы, кричал я.

Поляков оставалось в лучшем случае три десятка, Так что в победе своих лихих казаков я не сомневался. Хотя как они лихие⁈ В основном молодняк собрался. На волчатам нужно дать почувствовать чужую кровь, без этого волками не становятся.

Разгром польского отряда был, я бы даже сказал, фееричным. И в этом могла крыться серьёзная проблема. Как бы не получилось так, что мои бойцы начнут верить в свою неуязвимость. С другой стороны, это уже моя задача, как правильно объяснить и разложить весь бой по полкам, не упоминая только одного — моей растерянности в начале боя, а также, что победа могла достаться дешевле в финансовом отношении. Я сам проанализирую свои поступки, пусть верят в мою удачу и тактическую грамотность.

— Пять минут на сбор трофеев и уходим! — прокричал я, наблюдая в зрительную трубу, как в верстах трёх формируется построение польских уланов.

Наверняка они решили, что генерал Михаил Иванович Чеодаев не сдержал своё слово. Ничего, мы дали уйти не меньше, чем десятку поляков. А казакам было велено в ходе атаки кричать что-нибудь по-венгерски. Так что выжившие расскажут об участии венгров в убийстве польского генерала.

Уходили бойцы с поля боя со слезами на глазах. И, что удивительно, слёзы эти были не радости от победы, а искреннего человеческого горя. Не хватило времени для того, чтобы изловить всех отличнейших коней наших убитых врагов, каждое из этих животных… это я про лошадей… хотя… Так вот одна такая лошадь может стоить как пара добротных домов. Не хватило времени и на то, чтобы полностью раздеть уланов. Только снимали с них сапоги, да шарили по карманам и поясам, выискивая деньги. Причём, эти поиски у некоторых увенчались успехом. Ну и был послан один десяток конных, чтобы они быстренько пробежались мимо убитого генерала, забрали всё ценное, и ушли тем путём, который намечался ранее, если поляки не клюнули на нашу уловку и не устремились бы мстить. Теперь о том, что в моем отряде можно разбогатеть, может привлечь людей. Того и гляди, ЧВК получится.

Что ж, с поистине боевым крещением меня! Даст Бог, это только начало!