Барин-Шабарин 4

Глава 11

Чтобы напоить, накормить, развеселить двести двадцать пять человек, а именно столько было у меня нынче гостей, мною было потрачено двенадцать тысяч рублей. Мой тесть, когда узнал, какие высокопоставленные гости званы на нашу с Лизой свадьбу, также раскошелился на четырнадцать тысяч. Так что мне даже не пришлось залезать в деньги Фонда, а тратил я всё то, что получилось выручить с продажи урожая. К тому же, пришлось забить ещё и двенадцать бычков, чтобы предоставить мясо для банкета. И это мне ещё удалось у Жебокрицкого не только отбить назад свою же деревню, но и присвоить себе, по современным меркам, продвинутый элеватор, полный зерна.

Переговоры же о покупке самого имения Жебокрицкого сейчас должен вести Емельян Данилович. Жаль… Переговоры-то с самим Жебокрицким. Не посадили его, но вынудили выплатить за незаконное пользование землёй мне и Картамонову.

— Дамы и господа, мы услышали здравицы молодым, мы вкусили те блюда, что нам предложены. Отчего бы нынче не посмотреть на молодожёнов, а после и присоединиться к ним в танце? — вещал Миловидов.

— Жена моя, окажите честь, согласитесь танцевать со мной. Или в вашей книжечке записан иной кавалер? — в шутливой форме приглашал я Елизавету.

— Сегодня, сударь, в книжице только вы. Ну а более она мне и не пригодится. Не пристало замужней женщине кавалеров подсчитывать, — на полном серьёзе отвечала мне Лиза.

Эх. Не будет нам комфортно жить, если она не будет понимать мой юмор. Ну ничего, перевоспитаем!

Мы вышли в центр зала, заиграл любимый мой в прошлой жизни вальс композитора Евгения Доги из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь». Этот вальс оркестр, который был на том моём приёме в поместье, ещё тогда разучил. Я искренне сожалел, что не смог монетизировать такое шикарное произведение, которое я принёс в этот мир. Что уж теперь об упущенной выгоде горевать, пусть вальс будет подарком для всего человечества. По мне — гениальное творение.

Нам с Лизой заранее удалось отрепетировать танец. И я, несмотря на то, что у нас уже со второго раза получилось весьма эффектно стоять в паре, специально совершал ошибки, чтобы продолжать заниматься и подольше обнимать свою прелестницу. Уверен, что мы смотрелись великолепно. А уже скоро, по приглашению ведущего, к нам стали присоединяться и другие пары. Миклашевский, прибывший со своей невестой, а также с её родителями, ещё ни разу не цеплялся ко мне. Напротив, мы были весьма приветливы друг к другу. А моя маман…

Да нет же… Не может быть… Она танцевала с Фабром. А если что, то как же? Я должен буду его называть своим папой?

Я улыбнулся. Было бы неплохо.

— А вы лжец, — сказала Лиза и подарила мне столь редкую свою улыбку, чем заставила сфокусировать внимание только на ней. — Ранее не показывали себя столь искусственным танцором.

— Ранее я хотел как можно дольше вас обнимать в танце, — заметил я, вспоминая, как учился танцевать с Эльзой… нагими.

Лиза не обратила внимание на то, как я смутился своим же мыслям, и впервые за день рассмеялась. И смех этот был усладой для меня, он прогнал все неуместные помыслы. Не хотел я думать, что девушка вышла за меня замуж по принуждению — но уж больно грустно смотрела Лиза. А теперь стало лече — я ощущал, что не все, но частью девичьи тревоги уходят.

— Вот в такую, как ты сейчас, я непременно влюблюсь, — сказал я и почувствовал, как моё запястье чуть плотнее охватили тонкие женские пальчики.

И мы кружились…

Свадьба — это не только торжественная сдача женщины в эксплуатацию, да простят меня милые дамы. Но это еще и возможность многие вопросы решить решить на месте, почти что в дружеской обстановке. Ведь сегодня в Екатеринославе были собраны практически все мои уже сложившиеся и потенциальные партнеры. Так что, как только случился такой момент и хоть на время прекратились танцы, которые сменило исполнение песен от Миловидова и его, как оказалось, будущей жены, а по совместительству исполнительницы, Анны Бердник, мы, мужчины, удалились в переговорную комнату.

— Несколько удивительно наблюдать за тем, как вы, Алексей Петрович, относитесь к делам… — сказал Алексей Алексеевич Бобринский, когда мы вошли в просторные апартаменты, сейчас служащие комнатой для переговоров. — Андрей Яковлевич, где вы нашли такого молодого человека, столь рьяно взявшегося за коммерцию в губернии?

— Он сам нашелся, — усмехнулся губернатор Фабр, выступавший, на правах хозяина Екатеринослава, инициатором сего делового собрания. — Повезло же вам, Алексей Михайлович, с зятем. Если проекты, что я видел, удастся воплотить… Быть вашей племяннице женой одного из успешных людей, да и не только губернии, — Бобринский продолжал меня расхваливать уже перед Алексеевым.

Не нужно сильно заблуждаться, почему мне поет дифирамбы граф. Хотелось бы верить, что это лишь потому, что он хочет быть моим другом, или в порыве угодливости. Никак нет. Пусть Бобринский и выглядит человеком без чванства и приветливым, но как человек бизнеса — он настоящий волк. А пока что я размышляю о том, какую же долю в Губернском банке предоставлять графу. Почему я решаю? А кто же будет решать? Фабр дал мне на откуп этот вопрос, вице-губернатора мы просто оттерли от дел и он лишь как-то, что болтается в проруби, да еще пованивает. Ну и карт-бланш от Воронцова… Надзиратель князя Святополк Мирский лишь поставил условие, что двадцать процентов от будущей капитализации Губернского банка должны быть у Михаила Семеновича.

— Благодарю за лестную оценку моим делам, но, если вы, господа, не возражаете, давайте перейдем к делу… — сказал я, отпивая замечательного ирландского ликера «Бейлис».

Он, конечно, ирландский, но то в иной реальности. А в этом времени такого ликера нет и в помине. А всему виной эксперименты по сгущению сахаром молока. Получилось. Сложно, не в товарных масштабах такое делать, но получилось. Нужно будет все же сепаратор как-то вымудрить, иначе сливки сложно добывать из молока. Сложно, но можно! А с сепаратором будет проще.

После того, как было создано сгущенное молоко, оставалось дело за малым… Вводим растворимый кофе, за неимением которого добавляли сваренный крепчайший натуральный, желтки, сгущенное молоко и… водка. Вот и вышел ликер. Правда, пока еще не готовы этикетки, которые уже разработала Мария Садовая — типография подвела, но главное, что напиток уже есть. И я считал, что повторить успех Дэвида Денда, который родится только через лет сто и, выходит, уже не создаст Бейлис, я смогу. Ну вкусно же!

— Погодите! А что мы с вами пьем? — спросил Алексеев, уже и без того слегка захмелевший.

— Ликер «Шабара». Это мое производство, — сказал я.

Мои собеседники ещё посмаковали напиток, и Алексей Алексеевич тут же выпалил:

— Я с вами в деле. Открываем завод! Питье великолепно. И дамам можно предложить, и вот так, джентльменам. Я и государю пошлю такой ликер.

А быстро сориентировался Бобринский!

— За что получите двадцать долей с производства, ваше сиятельство, если, конечно станете поставлять бесплатно сахар для ликеров. Увы, но ликер «Шабара» я производить намерен со своим крестным отцом, Матвеем Ивановичем Картамоновым, — сказал я и состроил виноватое лицо.

— Господа, ликер прекрасен, спору нет. Но мы здесь и сейчас по важному вопросу собрались. Знаете ли вы каждый о своей доли в банке? Все разрешительные документы есть, осталось дело за малым: определить строение, что будет служить банком, утвердить или исправить устав Губернского Банка… — вернул всех собравшихся в деловое настроение губернатор.

Гости хотят ликера, веселья, а мы тут…

Переговоры шли так, будто все стороны спешили их закончить. Соглашались все и быстро. В итоге вышло так, что все заинтересованные люди просто разделили доли по двадцать процентов, решив, что особо крупные кредиты и сделки совершать будем коллегиально, ну а оперативное управление будет отдано одному из людей Бобринского. Именно граф обладал важнейшим ресурсом — кадрами, даже имел кадровый резерв. Так что я, Алексеев, Фабр, Бобринский и Воронцов учреждали банк с капитализацией в шестьсот тысяч рублей. То есть от каждого выходило по сто двадцать тысяч рублей.

Этих денег, если использовать везде банк, мне не хватило бы для проектов. Но никто бы и не дал мне залезть в банковские хранилища, если я не покажу себя, как реализатора амбициозных проектов, а не прожектера. Вот тогда инвестиции появятся.

— А теперь, господа, я бы хотел спросить вас, — я окинул знатнейших людей взглядом. — Достаточно ли вы любите нашего государя и Отечество.

— Я давеча сказал, что вы разумник, которых поискать, но этот вопрос… — Бобринский показал обиду.

— Никого обижать я не вознамерился. А вот создать отдельный полк, который помог бы нашему Отечеству в предстоящих войнах, я нам всем предлагаю. Если вы не пожелаете в том участвовать, то я сам этим делом займусь, — сказал я, не обращая внимания на обиды.

Установилась тишина чрезвычайная, даже ликера уже никто не пил.

— Это возможно, но зачем? — недоуменно спрашивал губеранатор.

— Каждому поколению, господа, своя война. И неужели история пойдет не так только потому, что мы того желаем — и настанет всеобщее благоденствие? Не для мира же англичане уже перевооружаются и формируют армию? — спрашивал я.

— Европа бурлит, англичанам нужна армия, да и не всё спокойно в Индии, на границах с Китаем, — проявлял осведомленность Бобринский.

— При всем моем искреннем уважении, ваше сиятельство, — я изобразил поклон. — Но осмелюсь не согласиться. Мы — самая главная кость в горле и Англии, и всей Европы. Нашей громадности боятся, а то, что наш государь способен влиять на европейские дела, достаточно очевидно. Нас захотят унизить, появится еще один Бонапарт, который захочет мести. Помяните мое слово — и простите за то, что я, столь молодой, говорю, словно Кассандра или достопочтенный предсказатель отец Авель.

— Во Франции нынче все желают избирательного процесса. И есть… Племянник Наполеона, Луи Наполеон, — пристально рассматривая меня, говорил Бобринский, оказавшийся самым продвинутым в вопросах внешней политики.

Он был совершенно прав, и мне это было только на руку.

— Ему и быть новым Наполеоном. Каким? Вторым или уже Третьим? Разве не сильна во Франции идея отомстить русским, поставить нас, господа, сие только мнение французской прессы, варваров на место? — я несколько накалял обстановку, давя на патриотизм.

Я не хотел полностью на себе тянуть три батальона, которые, по моему мнению, нужно создавать, причем обязательно с привлечением казачества. В Крымскую войну в той, иной истории отлично проявили себя казаки-пластуны. Их было мало, особенно в начале войны, но даже офицерская белая кость была вынуждена признать, что пластуны способны сделать то, на что не способна армия. Просто особенные казаки — и воевали по-особенному. Часто пластуны забирались под покровом ночи во вражеские окопы, наводили там панику, брали «языка» и уходили. Им не успевали противодействовать, а в узком пространстве окопов европейцы просто не умели воевать.

Вот я и хочу, чтобы уже на начало войны в России было немало пластунов-диверсантов, чтобы сразу начинать войну с тех позиций, которые оказались бы выигрышными, а не отвоёвывать их под конец войны.

— Расчеты посмотреть нужно, — за всех ответил Фабр, просто отодвигая принятие решения на потом. — Дело серьёзное

Ничего, у меня есть Картамонов со своей полусотней бойцов, а у него есть хорошие связи в донском казачестве. Сами решим.

Деньги, чтобы внести свою долю в капитализацию Губернского Банка, я взял, само собой разумеется, из Фонда. Между тем, моё собственное финансовое положение нынче очень перспективное. Сто тысяч рублей в серебре приданного, чуть меньше чем четыреста двадцать тысяч рублей в Фонде. И это без учёта того, что я активно строюсь.

Так что в срочном порядке надо вкладывать деньги, которые, как известно, мёртвым грузом лежать не могут.

— И всё же я у вас куплю хоть бы и полсотни ящиков такого ликёра, — подмигнул мне граф Бобринский, когда мы уже покидали импровизированную комнату для переговоров.

— Господа и милые дамы, имею честь объявить о том, что нами принято решение о создании Губернского Банка. Уже в самое ближайшее время вы будете иметь возможность пользоваться этим Банком, хранить в нем свои деньги, а также получать кредиты, но лишь на передовые проекты, — провозглашал Андрей Яковлевич Фабр.

Раздались столь бурные аплодисменты, как будто только что было объявлено у раздаче крупных сумм денег всем желающим. Впрочем, первым лицам Екатеринославской губернии, как и помещикам, не участвующим в политической жизни региона, было крайне важно иметь возможность кредитования. А еще важнее — иметь место гарантированной сохранности своих денег.

По моему мнению, без банка вообще невозможно развитие. Даже элементарно негде деньги держать, кроме как прятать их в своих усадьбах, к слову, порой легко воспламеняемых. А тут еще и проценты начислят. А не сделать ли мне финансовую пирамиду? Сразу же денег станет так много, что на всё хватит. Всё же нет, это затея — что мыльный пузырь, а вот уговорить выпустить облигации под процент — это серьезная идея и может сработать.

Между тем, праздник продолжался. Гости вальсировали, понемногу начиная путаться в ногах. Все же не только шампанским единым, но ликерами угощались. А они, ликерчики, весьма коварны. Кажется, что только сладко, вкусно, а на деле пьяным из-за стола выходишь. Обстановка, когда большинство гостей начинают глуповато улыбаться и чуть пошатываться — самое то, чтобы и ведущий, Миловидов, чувствовал себя чуть более уверенным и меньше сдерживался, а начинал шутить. Вкусный и разнообразный алкоголь постепенно, но неуклонно смывает чванство и напускной аристократизм. Тут бы, чтобы приливом не принесло другого состояния: хамства и распущенности.

В какой-то момент я даже подумал, что было бы весело украсть невесту. Всё же это одна из традиций, способ в какой-то момент расшевелить гостей на свадьбе. Конечно же, это традиция из будущего, сейчас она невозможна. Но я не удержался и рассмеялся, когда представил губернатора Фабра, участвующего в традиционных постсоветских конкурсах: выплясывающего на стуле стриптиз и пьющего водку из туфельки невесты.

— Что вас, муж мой, так забавляет? — спросила Лиза.

— Не могу нарадоваться, что женился на самой красивой девушке в мире, — нашелся я.

— Скажете тоже: самая красивая! — смутилась Елизавета Дмитриевна.

И это настроение Лизы мне нравилось. Несколько коробило наше обращение на «вы», но это мы исправим после первой брачной ночи.

— Прошу простить меня, господин Шабарин, но не пора ли уже начинать фейерверк? А после вынос торта, если мы будем следовать сценарию, — спрашивал Миловидов. — Великодушно прошу простить меня.

— Начинайте! — решительно сказал я и даже рукой махнул в сторону выхода из ресторана.

Я не скажу, что фейерверк меня сильно впечатлил. Может быть, не хватило времени для того, чтобы подготовить действительно красочное шоу, или же в губернии просто не оказалось ни одного специалиста, который мог бы заняться фейерверками. Но вышло что-то такое средне-любительское, ни хорошо ни плохо. Так что, пусть и не было стыдно за такое убожество, но и гордиться очередным, для нас с Лизой предпоследним, этапом свадебного празднества, я не стал бы. Может, для жителей города только представление было в новинку — думаю, что мало кто из них имел возможность увидеть действительно3 красивое огненное шоу.

А вот торт был поистине прекрасен, а после оказалось, что и вкусный. Повара моего ресторана расстарались на славу.

Да, ресторан «Морица» стал моим. По документам обнаружилось, что, по сути, у этого ресторана нету теперь хозяина, и давно уже. Я-то думал, что это вице-губернатор Кулагин был в нём хозяином, но это не так. Кто-то, кто раньше владел рестораном и гостиничным комплексом, бесследно исчез, а Кулагин то ли не успел оформить актив, то ли посчитал, что и так сойдет, при его-то должности. Я даже обратился к начальнику губернской полиции Марницкому, чтобы тот организовал следствие по пропаже хозяина ресторана — ведь куда-то же он делся. Однако по документам с момента исчезновения прошло уже больше года, писем и иных свидетельств не было, да и родственников, которые объявились бы, не нашлось.

Оставалось дело за малым — официально купить ресторанно-гостиничный комплекс за относительно скромную сумму в семь тысяч рублей.

— Пошли, мы должны обойти всех гостей! — сказал я с улыбкой Лизе.

Она покорно встала, взяла меня под руку, натянула на лицо яркую улыбку и пошла следом.

Порядка часа нам ещё пришлось прощаться с гостями, а также со многими выпивать. Лиза употребляла некрепкий ликёр, однако её это не спасло — когда мы вошли в спальню, девушка едва на ногах стояла. Но это даже хорошо, так девичья психика легче превращается в женскую.

Апартаменты для первой нашей брачной ночи были пафосными. Всё в белом, великолепная огромнейшая кровать с балдахином. Единственное, в чём я принял участие, когда изучал апартаменты, так это потребовал убрать шёлковые простыни. Неудобно на них предаваться плотским утехам: то женские коленки соскользнут, то мужские руки.

— Вы, Ал-лексей Петро-ович, любите меня? — дрожащими губами спросила Лиза.

Я улыбнулся. Я ждал этого вопроса, но её нетрезво блуждающий взгляд и неверные движения так и просили выразить его иначе: ты меня уважаешь?

— Да как же не любить такую как ты? — уклончиво отвечал я, уже раздевая жену.

Лиза тяжело дышала, всё её тело было напряжено, будто в судороге. Сперва она вздрагивала от каждого моего прикосновения, а потом, когда я Лизу раздел, взял ее на руки и положил на кровать, жена закрыла глаза, убрала руки, инстинктивно прикрывавшие некоторые части тела, и предоставила мне возможность в подробностях рассмотреть красивое, молодое, наливное женское тело. Наверное, какая-нибудь нянюшка научила её перед свадьбой.

— Как ты прекрасна, Лиза, — выдохнул я, — как… — я провёл пальцем по её плечу, — картина лучшего художника. Картина, к которой я могу прикоснуться…

Я старался скрасить для неё этот момент и быть нежным, но в какой-то момент и меня страсть поглотила целиком…

После приходилось обнимать молодую женщину, находить слова утешения, чтобы унять слёзы, что лились с женских глаз.

Между тем — свершилось! Я стал мужем красивейшей девушки. По расчёту ли? Рядом со мной лежала теперь нагая и прекрасная госпожа Шабарина. Когда вот так я обнимаю обнажённую, красивую молодую женщину, то верю в то, что не только деньги или связи, сыграли роль в том, что мы с нею вместе. Возможно, так было суждено самим Господом Богом.

Я поцеловал Лизу, и она, стыдливо смеясь, ответила мне, хоть поцелуй и вышел солёным. И да, в этот момент я её искренне любил, пусть в двух жизнях так и не понял: что же есть такое любовь.

ФИНАЛ ГОЛОСОВАНИЯ, ПОУЧАСТВУЙТЕ: https://author.today/post/630126