Глава 4. Манипулировать надо грамотно

Неделя. Ровно через неделю должен был появиться министерский заср... кхм, засланец. Да, именно засланец и никак иначе. Дядя любезно предоставил мне досье на этого «борца со злом» и всю неделю я готовилась. Обрабатывала информацию, разрабатывала стратегии поведения, в том числе и на случай прямого столкновения – я не могу полагаться только на Кирова и дядю, у тёмного всегда лишь один надёжный союзник и это сам тёмный – и злилась. Очень злилась.

Всё дело было в том, что он оказался светлым. В прочем, против тёмных как раз именно светлых обычно и посылают. И это, мягко говоря, злило. Тёмные и светлые изначально не враги. Мы противоположности, а не противостоящие стороны – это разные вещи. Просто Министерство Пробуждённых очень постаралось над подменой понятий. О, конечно, они делали это из лучших побуждений, но как же это злило! Тьма и Свет это изначально взаимоуравновешивающие разумные структуры, а значит и мы, их дети, должны уравновешивать друг друга. А вместо этого приходится враждовать.

К светлым я испытывала самые тёплые чувства. За жизнь мне повезло пообщаться с двумя представителями их братии и впечатления остались хорошие. Они просто душки, честно. Свет, как и Тьма, оставляет свой отпечаток на личности. Они всегда альтруисты, эмпатичны, милы, склонны к сочувствию и состраданию, добрые настолько, что лично у меня порой зубы сводило – так о них писали в книгах и в правдивости этих утверждений я имела удачу убедиться. При общении с теми двумя у меня даже появлялась мысль, что к каждому светлому нужно прикреплять по тёмному, которому будут платить за то, что он отстаивает интересы «своего» светлого у общества, ибо сами они на это в своей доброте не способны. Как в том старом меме: «Ваша честь, прошу учесть, еб*л я вас и вашу честь, я его адвокат». Ага, это мы смогли бы делать профессионально. Но, увы, не судьба. Обществу было бы не выгодно, чтобы кто-то мешал использовать безотказный светлых в своих целях. Да, и после этого они называют нас, тёмных, корыстными и эгоистичными, ага.

И вот теперь мне придётся воспринимать одного из них как врага. В прочем, этот светлый – профессиональный борец с такими как я, на его светлую суть должна была наложить свои шрамы профдеформация. И от этого было ещё более тошно. Они делают воинов из целителей. Как же это мерзко! Тьма! Тьма, а не Свет изначально прирождённый воин. Мы рождаемся такими как раз для того, чтобы Свет мог спокойно исцелять! А они взяли и извратили всё, что только можно было извратить в наших взаимоотношениях.

Конечно тёмные становится злыми! Если кого-то очень долго убеждать, что он – зло, то он и станет злом. А хватило всего-то двух сошедших с ума тёмных, Гитлера и Муссолини, чтобы они трусливо обо всём позабыли. Сошедший с ума светлый, кстати, ничуть не менее опасен чем сошедший с ума тёмный, но об этом почему-то никто не говорит!

Обычно я стараюсь об этом не думать. Ненависть имеет ничуть не менее уродливое обличие, чем страх, а не испытывать её к тем, кто перевернул всё с ног на голову – и к двум фашистам, и к тру́сам, сидящим в Министерстве – не получалось. Но теперь, когда нужно было научиться воспринимать одного конкретного светлого как врага, что является затеей буквально противоестественной, не думать не получалось.

Соколов Эдгар Викторович – ну и имечко для России, конечно – был на редкость безгрешен. На редкость даже для светлого – даже у тех обычно есть хоть какие-то грешки, которые можно использовать против них. У этого, если исходить из досье – а не верить предоставленной дядей информации у меня поводов не было – их не было вовсе. Это было почти невозможно, и тем не менее факт оставался фактом. По сути, единственное, на что можно было давить при необходимости, это его светлая суть. Этого делать не хотелось, а потому оставалось надеяться, что этой самой необходимости не возникнет. Но готовой нужно было быть ко всему. Вот я и готовилась, преодолевая отвращение.

Вообще основной стратегией было держаться от него как можно дальше и постараться сделать так, чтобы нас ничего не связывало. Свести контакты к минимуму и избегать любых внештатных встреч или ситуаций, связанных с ним. С преподавателем это не так уж сложно. Ладно, это должно было быть не так уж сложно, но, как говорится, если хочешь насмешить бога, нужно всего лишь рассказать ему свои планы. Действительно, когда это судьба была ко мне милосердна?

Первая наша встреча произошла не на парах, как это и должно было быть, а в подворотне по пути в Академию. Очень подходящее место, не правда ли? Ну вот и я про то же, ага.

Чужие страх и ненависть, явно принадлежавшие двум разным существам, я, проходя мимо той злосчастной подворотни, почувствовала мгновенно и поняла, что кому-то сейчас явно нужна помощь. Ну и конечно поступила как заправская героиня какого-нибудь триллера или хоррора, за которой зрители наблюдают, посмеиваясь: «Вот дура, а! Я бы никогда туда не пошёл! Что я, самоубийца что ли?!». Ага, все мы такие умные, сидя перед экраном. А как что-нибудь подобное случится в реальности, так почти все наступают на одни и те же грабли. Но что мне ещё оставалось делать, зная, что кто-то в беде и что я, возможно, могу этому кому-то помочь? Пройти мимо? Да, но я и разум часто ходим разными дорогами.

Но, признаюсь, сворачивая с намеченного маршрута, я ну никак не ожидала увидеть Эдгара Викторовича, прижатого к стенке каким-то незнакомцем, и с ножом у горла. «Хм, а у моего так называемого врага и своих врагов в достатке,» – с усмешкой подумала я, наблюдая за этой сценой и терзаясь сомнениями. То, что это не случайная встреча жертвы и маньяка, было понятно по поведению данной парочки. Они о чем-то разговаривали, но вслушаться, о чём именно, мне не и в голову не пришло. Я анализировала совершенно другое.

Несмотря на страх, исходящий от так называемого профессора, держался он очень достойно. Добрая спокойная улыбка, словно разговаривает с лучшим другом, безмятежное выражение лица, ни капли напряжения в позе. И тем не менее он был очень напуган. «Болван,» – мысленно выругалась я, стиснув зубы. – «Я понимаю, ты светлый, но хотя бы ради самозащиты прибегни ты хоть к какой-то вредящей другому силе – слов ли, источника или физической ведь не столь важно. Он же твой враг!». Мне, тёмной, было не понятно, как можно не попытаться убить того, кто хочет убить тебя, если уж других вариантов нет. В моём понимании если кто-то прижмёт к моему горлу нож, желая лишить меня жизни, он автоматически заслужит смерть. Но светлый явно мыслил по-другому. Это его сейчас и погубит, если не вмешаться. Ибо намерения его оппонента были вполне очевидны и менять он их явно не собирался.

«Тебя это не касается! Тебе же проще будет, если он умрёт сейчас не от твоих рук! Министерство пришлёт кого-нибудь другого, возможно, не светлого, и тебе будет легче видеть в засланце врага. Просто уйди и сделай вид, что ничего не видела!» – взывал к остаткам рассудка голос разума, а я уже бесшумно подходила к убийце со спины, доставая из рукава подаренный когда-то дядей стилет.

«Ага, а потом Стражи Тьмы, на пару со Стражами Света, будут мне выговаривать за то, что у них в этом году из-за меня снова баланс не сошёлся, хотя я могла помочь,» – отмахнулась я от этого голоса. При борьбе с разумом нужно апеллировать разумными и логичными аргументами. Конфликт со Стражами этого мира мне точно был не нужен. В прочем, конфликта и не было бы, не я ведь убила бы светлого, просто не спасла бы, но, когда тебя отчитывают словно ребёнка – это не слишком-то приятно. А они бы отчитывали. Конечно, мной руководило далеко не нежелание вызвать неудовольствие Стражей, но разум принял эту отмазку и умолк.

Сомнений во мне не было ни капли. Я не светлая, мне лишить кого-то жизни при необходимости ничего не стоило. Наоборот, можно было наконец немного себя отпустить и получить удовольствие от вида угасающей в глазах врага жизни. С точки зрения разума это было неправильно, но вот как раз тот, кто хотел убить Эдгара, воспринимался врагом очень легко и естественно.

По крови сладкой ядовитой истомой растекалось предвкушение расправы, которое я много лет себе запрещала. Сейчас было можно. Пара приёмов и громила, посмевший напасть на творение Света, лежит на земле обездвиженным и уже к его горлу прижат верный стилет. За спиной послышалось испуганно-удивлённое восклицание светлого. Глаза несостоявшегося убийцы расширены от ужаса. Будь мы в подворотне одни, я бы обязательно втянула его страх, смаковала бы его как лучшее лакомство, но при этом светлом нельзя было выдать своих тёмных повадок. А потому, несколько секунд поизображав колебания и неуверенность, я произнесла, глядя в глаза врагу:

– Ты ведь очень устал, верно?

Да, стилет был нужен мне сейчас не для убийства – марать верное оружие кровью всякой падали я не намеревалась. Сталь нужна была лишь для того, чтобы он не рыпался.

– Ты очень устал, – уже утверждающе продолжила я, вливая в слова свою силу. Глаза неудачника подёрнулись ворожейной пеленой. – Ты так давно хочешь покоя, – то, что этот человек где-то в глубине души ненавидит свою жизнь ещё сильнее, чем светлого, я прекрасно знала. Мы, тёмные, очень хорошо чувствуем подобное. А потому убить его словами было проще простого. Нужно было лишь убедить его сознание самостоятельно затушить упрямо теплящуюся искорку жизни. – Этот покой легко обрести, милый. Очень легко. Гораздо проще, чем ты думаешь, – в затуманившихся глазах появилась лихорадочная жажда, которую он до этого прятал даже от самого себя. Дело было почти сделано. Завершающим аккордом я выдохнула. – Нужно лишь умереть. Это совсем не страшно. Умри.

Дыхание мужчины постепенно затихло, перестала лихорадочно биться на шее жилка, замерев навсегда, навеки остекленели глаза. Вот и всё. Теперь нужно лишь завершить спектакль, чтобы не выдать себя.

Под пристальным наблюдающим взглядом ничего, кажется, не понимающего светлого, я, даже не посмотрев на него, усилием воли заставила кровь отхлынуть от лица, якобы сдержала мнимый рвотный позыв и, чуть пошатываясь с соответствующим выражением лица, поднялась, «неверяще» глядя на труп.

«Судорожно» тяжело сглотнула, выдохнула через стиснутые зубы, словно всеми силами стараясь прогнать дурно́тую, тряхнула головой и приложила руку ко рту, «в ужасе» расширяя глаза, словно только-только смогла осознать, что натворила. Да, примерно такой должна быть реакция человека, впервые убившего другого человека. Даже военные признают, что первые убийства не даются легко и равнодушно. Это только в книгах героям легко убивать негодяев, ведь они герои и карают злодеев. В жизни же, чтобы убивать с удовольствием или хотя бы равнодушно, нужно быть психопатом как я. Не важно, кого убивать.

– Вы в порядке? – послышался заботливый голос и на мои плечи легли поддерживающие тёплые руки. Странно, но этот мужчина, даже прикасаясь, не вызывал у меня привычной паники. – Девушка, вам плохо?

«Нет, я просто пытаюсь не вызвать у тебя подозрений,» – немного раздражённо подумала я. А вслух, качнув головой, выдавила, изображая небольшую заторможенность и запинания:

– Н-нет, всё нормально. Просто... просто немного не по себе.

Лгать было нельзя – он слововяз, он почувствовал бы – но я и не лгала. Мне действительно было слегка не по себе, но не от того, что я лишила кого-то жизни, а из-за отсутствия привычной реакции на мужчину. Вот уж не думала, что моя паранойя когда-нибудь сыграет мне на руку, просто вовремя решив не появляться.

«М-да,» – скептично хмыкнула я про себя. – «Просто великолепно, ничего не скажешь. Подворотня, я, светлый и труп, которым я нас обеспечила. Пожалуй, из всех моих знакомых только я и могла попасть в столь нелепую ситуацию.».

– Понимаю, – в тёплом и мягком как мой любимый плюшевый плед, в который, по рассказам дяди, до меня любила кутаться мама, голосе послышалась сочувствующая понимающая улыбка. – Убивать всегда не просто. Я обязан вам жизнью, милая девушка. Могу я узнать имя своей прекрасной спасительницы?

И нет, на счёт «прекрасной» это не было насмешкой или простой вежливостью. Просто сейчас, не намоченная предательским ливнем и наведшая дома перед выходом привычный «марафет», я действительно была прекрасна. К образу вернулась и харизма, притягивающая взгляд, и эффектность, оттеняющая все мои изъяны.

– Мира Солнцева, – ответила я, отворачиваясь от трупа и смотря на спасённое мною недоразумение. Своё полное имя я ненавидела, а потому всегда представлялась сокращённой версией. Теперь уже можно было начать «приходить в себя». Глядя в голубые как чистое небо глаза, позволила улыбке чуть тронуть губы. Злиться на него за дурость, которой он страдал тут до моего прихода, не получалось. Это ведь всё равно что разозлиться на рыбу за то, что она не смогла залезть на дерево. А потому я лишь мягко посоветовала, «выходя из оцепенения». – Вам бы с собой хоть оружие носить что ли, раз уж есть такие враги. Я всё понимаю, вы светлый, но это ведь не повод умирать, когда можно защититься. Вы мужчина в конце концов.

– А откуда вы узнали, что я светлый? – недоумённо моргнул Эдгар. Убрав руки с моих плеч, отошёл на шаг, видимо, вспомнив о приличиях. А я вопреки логике почувствовала по этому поводу смутное разочарование.

«Вот ведь дура!» – выругалась мысленно я, поняв, что допустила ошибку. Но выйти из воды сухой сейчас было не так уж сложно.

– Я как-то общалась с другим светлым, – произнесла я абсолютную правду и улыбнулась как можно милее. – Даже с двумя. С тех пор запомнила, как ощущаются вам подобные. Да и, пожалуй, только светлый может так улыбаться тому, кто прижал нож к его горлу.

Мы оба рассмеялась то ли шутке, то ли от облегчения, что острая ситуация разрешилась хорошо. Я это облегчение тоже испытала, поскольку за светлого почему-то испугалась, как теперь понимала, даже сильнее, чем думала. Что было странно, ведь он мне совершенно чужой человек, а я тёмная. Мне не свойственно волноваться о тех, кто не вхож в круг моих близких. Как-то непонятно он на меня действует, но я подумаю об этом потом, в более подходящей ситуации.

– Ну тогда всё становится ясно, – открыто улыбнулся Соколов. Улыбка у него была очень приятной, словно согревающей изнутри. Я вдруг осознала, насколько мне не хватало общения со светлыми. «Но с этим светлым мне всё равно лишний раз общаться не стоит, он – враг, пусть и сам об этом не знает,» – строго напомнила я себе и настроение омрачилось этим пониманием. – Я, кстати, слышал о вас, Мира. Мои новые коллеги очень хвалили вас, и, как я вижу, не зря. Убедить человека умереть... – он чуть нервно передёрнул плечами, на миг отводя взгляд, в котором мелькнула тревога, но тут же вновь тепло посмотрел на меня. – Это было впечатляюще. Меня зовут Эдгар Викторович, я ваш новый преподаватель по управлению энергией. Моя предшественница, Алла Миронова, была вынуждена уйти на этот год в отпуск по болезни, – с этими словами он протянул мне руку.

«Кому в России могло прийти в голову назвать ребёнка Эдгаром?» – в который уже раз подумала я. «Ну твои родители назвали же тебя Мирабель. Чудаков под этим небом достаточно,» – язвительно ответил внутренний голос.

На самом деле Алла Николаевна ничем не болела. Ей просто заплатили за то, чтобы она взяла больничный на этот год. Заплатило, кончено, Министерство. Выбор пал, кстати, на правильного преподавателя - она истово ненавидит тёмных, ибо именно по вине Гитлера погибла вся её семья, и не болтлива.

- Очень приятно, - совершенно искренне ответила я, принимая рукопожатие. Ну не получалось у меня воспринимать его ни как врага, ни как даже противника! Только как человека, которого, как и почти всех, смогли убедить во лжи. "Окна Овертона" это вещь, которой вообще мало кто может сопротивляться. - А у нас, кстати, сейчас вроде как раз ваша пара, - посмотрев на наручные часы, резюмировала. - Похоже, нам суждено опоздать вместе. Хорошо всё-таки опаздывать на пары спасая преподавателя. Пожалуй, единственный случай опоздания, когда тебе точно не предъявят выговор. Идёмте, мои одногруппники хоть и любят свою учёбу, но правило "пятнадцати минут" при возможности всё равно используют.

По пути до Академии пришла к выводу, что не так уж и плохо всё вышло. Если у Соколова и были сомнения на счёт меня, то вряд ли они есть теперь. А если и появятся, то я получила ещё один рычаг давления - благодарность за спасение. Он должен мне жизнь, и я не премину ему об этом напомнить, если потребуется. Ну а что? Манипулировать надо грамотно.

В Академии, стоило мне перешагнуть порог, ко мне пристал тот самый цифровик. За неделю, что он никак не мог от меня отстать, я узнала, что его зовут Дмитрий, он любимчик девушек, он обожает загадки, он кошмар какой упорный (горные бараны по сравнению с ним нервно курят в сторонке, уж я-то это прочувствовала на себе) и он довольно забавный. По крайней мере мне нравилось над ним слегка издеваться - так, по мелочи.

- Солнцева, скажи ответ! - потребовал он с ходу.

Да, он всё ещё про ту загадку с тьмой и светом.

- Но во-от, - насмешливо пропела я. - Ни "здравствуй", ни "до свидания", сразу претензии и требования пошли! Что за парни нынче, просто кошмар!

И для пущей театральной трагичности приложила изящно изогнутое запястье тыльной стороной ко лбу, на манер трепетной дамы века эдак девятнадцатого с тонкой душевной организацией, закатывая глазки. Соколов, идущий рядом со мной, издал тихий смешок и явно заинтересовался сценой. По крайней мере, бросив на него мимолётный взгляд, я увидела весёлый интерес в лучистом взгляде, направленном на нас. Ну да, про наши с Дмитрием взаимоотношения и их мотивы по всей Академии уже байки ходят. Всё гадают, чем я смогла заинтересовать такого красавчика. А я не заинтересовываю его, я над ним издеваюсь, вот и всё.

- Р-р-р, Солнцева, ты хуже ведьмы, знаешь? Даже они, и то менее вредным характером обладают, - о да, за эту неделю Дмитрий уже дошёл до той точки кипения, когда можно начинать рычать. Хе-хе-хе.

- Я не вредничаю, - мило улыбнулась я, прикусила губу и для наглядности похлопала глазками. - Я жду пока ты либо дойдёшь до ответа сам, либо признаешь, что тебе не по силам решить подобную задачу. Это ведь не потому, что ты глупее, просто твой тип мышления для подобного не предрасположен.

- Ладно, - его аж перекосило. - Я не могу отгадать эту загадку. Говори ответ!

- Разбалансировка, - вздохнула я, поощрительно похлопав его по могучему плечу. - Ты был прав, когда рассудил, что и Тьма, и Свет при неправильном использовании или при неправильной трактовке опасны в равной степени. Тебе нужно было видоизменить вопрос "Что опаснее, Тьма или Свет?" на "Что опаснее в делах Тьмы и Света?". И тогда ответ становится очевидным для любого пробуждённого - нарушение баланса между ними. Вот и всё.

Глаза Дмитрия полыхнули каким-то нездоровым восхищением, и он вдруг выдал:

- Да ладно! Действительно очевидно! А можешь ещё что-нибудь подобное загадать? Я попробую сам отгадать.

"Ты что, с ума сошёл что ли?" - пронеслось у меня в голове голосом Карлсона. Он мазохист или как?

- Загадаю, - вздохнула я, со снисходительным сочувствием посмотрев на него. - Только не сейчас. Сейчас мы с тобой опаздываем на занятие. Повезло, что опаздываем хотя бы в компании профессора.

Таня между парами устроила мне допрос с пристрастием. В прочем, если учесть, что я за время учёбы ещё ни разу до этого не опаздывала, чего-то подобного и следовало ожидать. Она же волнуется... За меня, ага. Иногда за это становилось стыдно. Я, пожалуй, была последней, за кого кому-либо стоило переживать.

Пришлось пересказать всё, что произошло, но с небольшими коррективами. От подруги у меня лишь один секрет – тот же, что и ото всех. Остальное я рассказываю ей без каких-либо опасений. Потому что знаю, что если я прошу её не рассказывать о чём-то никому, то дальше неё история не пойдёт.

– Ну во-о-от, – с наигранной обидой протянула Таня, когда я закончила рассказывать. – Как что-то интересное, так сразу нельзя рассказывать! Как всегда!

И очаровательно надула губки.

– Ну не обижайся, – рассмеялась я, глядя на эту картину. – Ты же сама понимаешь, что нам не стоит портить репутацию новому профессору.

Конечно, она всё понимала, но когда ты – чей-то друг, то иногда приходится вот так вот безобидно оправдываться. В своё время я долго училась не воспринимать это как бесполезную глупость или вовсе унижение. Усмирить не видящий логики разум и гордость не так уж просто, но я смогла. Им, людям, это зачем-то надо, а значит, я буду это делать.

– Понимаю, – печально вздохнула Таня, опустив ресницы, но я успела увидеть зажёгшийся в её глазах огонёк азарта. И вот она уже предвкушающе протянула. – Интересно, кому он так не угодил, что его даже убить хотят?

Вот же... Подруга у меня авантюристка на всю голову. И мне далеко не всегда удаётся её остановить, удержать от глупых на мой взгляд и объективно рискованных затей. Её слишком пьянило чувство растекающегося по венам адреналина. Слишком пьянил риск. Меня тоже, да. На то я и тёмная. Это как наркотик – один раз попробовав уже очень сложно остановиться. И иногда я позволяю себе немного отпустить себя вместе с Таней. Однако сейчас следовало быть категоричной.

– Нет, – резко отрезала я. – Нет, Таня, даже не думай. Это слишком опасно. История там явно тёмная. Это не игра. И это не наше дело. Соколов, в конце концов, взрослый мужчина, он сам способен решить свои проблемы и нам не следует туда лезть.

Возможно, излишне резко. Со мной иногда такое случается. Но я слишком хорошо знала свою подругу. Больше всего на свете она любила три вещи: пирожные с варёной сгущенкой, риск и детективы. Если не образумить её сейчас, то мы можем влипнуть в по-настоящему опасную историю. Это вам не прыжок с парашютом на день рождения или поход на заброшку, где, как нам рассказывали, завелась полуночница – нечисть не так уж опасна в сравнении с людьми. Нечисть я хотя бы могу понять.

Влипнем именно «мы», обе, потому что одну я её не оставлю, да и вообще мне тоже интересно. И я вряд ли смогу по-прежнему себе этот интерес запрещать, если она не остановится и решит-таки провести своё «расследование». Потому что будет объективная причина: я должна буду проследить, чтобы с ней не случилось ничего серьезного.

– Ну да, ты права, – к моему облегчению, кивает подруга, тяжело вздыхая. Смутное разочарование я в себе подавила.

– В чём она права? – пристроился рядом Дима, который за ту неделю, что я его мучила, каким-то образом умудрился стать неотъемлемой частью нашей компании. Другом я его назвать пока не могла, но без него было определённо скучнее. Так сказать, два авантюриста хорошо, а три – уже проблема. Но не для нас. – Я пропустил что-то интересное? Кстати, Мир, а чего ты сегодня опоздала-то, да ещё и на пару с профессором новым?

Ему я не доверяла так же, как Тане, а потому ответила полуправду:

– Не услышала с первого раза будильник, а потому немного проспала. А с профессором столкнулась по пути.

Я ведь действительно столкнулась с Эдгаром Викторовичем по дороге. И проснулась сегодня позже, чем обычно. Ну а то, что я что-то умалчиваю и не договариваю, он почувствовать не сможет, ибо не слововяз.

– Аа, ясно, – протянул Дмитрий и снова сместил фокус своего внимания на Таню. Подруга его явно интересовала больше, чем я, и меня это несомненно радовало. Во-первых, Танька у нас из тех, кто мечтает о большой и чистой любви, но внимания от парней в силу того, что они называют недостатками внешности – слепые, что ли? – получает мало. А Дима парень вроде как не плохой, так что его интерес к ней – большая удача. А во-вторых, если он интересуется как девушкой именно Таней, то я для него – в крайнем случае друг. – Так на счёт чего она там была права?

– Да так, – махнула рукой эта хитрюга. Сие создание могло как преподнести какую-то мелочь как невероятно важную информацию, так и объяснить что-то важное так, словно это какая-то безделица. – Наша Белль просто играет в мою мамочку, не давая мне влезть в очередную сомнительную авантюру.

– Правильно делает, – неожиданно поддержал меня парень. Подлизывается что ли? Зачем? – Потому что у меня на этот вечер есть более заманчивое и почти безопасное предложение. Мы с парнями тут бар нашли со скандинавскими и лесными мотивами. Вы двое, кажется, любите такие темы. Кормят – отменно, поят – ещё лучше, атмосфера такая, что даже Сухарь, и тот проникся, – Сухарём в их компании звался парень, почти не проявлявший каких-либо эмоций. – В общем, предлагаю сходить. Если что – я угощаю.

– Вечер в большой компании? – чуть поморщилась я.

– Имеешь что-то против? – приподнял брови Дима.

– Да не то чтобы, просто я в таких компаниях как правило лишняя, – решила немного побыть честной. – Так что развлечётесь без меня, ладно? А мне сегодня на кладбище надо.

– На кладбище? – цифровик, видимо, решил, что это какая-то шутка. – Ты серьёзно предпочтёшь бару могилы?

В душе начало зарождаться иррациональное раздражение.

– Мира каждую субботу ходит на могилу своих родителей, – мягко произнесла Таня, тактично указывая парню на его бестактность.

– Оу, – смутился тот, отводя взгляд. – Прости.

За что он извиняется? Я, наверное, действительно никогда не пойму людей. В прочем, давно пора с этим смириться.

– Ты не знал, – безразлично пожала плечами я.

Загрузка...