Решив немного отвлечься, я огляделась и, увидев вперемешку с ребят тех, кого определённо никогда не видела, поняла, что ничего не поняла. Кроме того, что это, очевидно, цифровики, ибо больше некому. Ну ладно они запихнули нас на год в одну Академию, но зачем делать смежные занятия?! Тем более, что "убеждение" - чётко профильный предмет слововязов. Что цифровикам здесь делать? Они же ничего не поймут. Не, умение грамотно убеждать людей пригодится, конечно, каждому и делать это нас учат без применения личной силы, но всё же склад ума цифровиков вряд ли позволит им овладеть этим умением на том уровне, на котором это делают наши третьекурсники.
Что ж, ладно, остаётся надеяться, что нам, слововязам, не предстоит изучать предметы цифровиков. Мысленно воспроизведя перед внутренним взором стенд с расписанием, на который посмотрела перед тем, как идти на пару – вспоминать что-либо, по-прежнему находясь под пристальным наблюдением, было сложно – успокоилась. Никаких расчётов и формул нам в этом году не угрожало. А вот задумку нашей ректорессы, вспомнив её незлобный, но вредный характер, я, кажется, поняла и даже одобрила. По всей видимости, она решила в рамках «сближения поколений» немного отомстить цифровикам за их заносчивость. Ну-ну, посмотрим, как они, все такие умные и логичные, будут ломать голову над какой-нибудь задачкой стиля: «Дан шестидесятилетний скептик, не признающий из информации об этом мире ничего кроме того, что доказано наукой. Убедите его в существовании богов, которым поклонялись древние племена майя».
– Садимся за парты парами слововяз-цифровик, – предупредил Киров прежде, чем студенты начали рассаживаться.
По аудитории пронёсся обречённый стон.
– Всё претензии к нашей уважаемой ректорессе, это была её идея, – улыбнулся Киров. Его, похоже, вся эта ситуация забавляла. Ну да, это же не ему предстоит целый год бок о бок учиться с заносчивыми занудами!
– Никогда не подозревала Раису Георгиевну в скрытой склонности к садизму, – буркнул кто-то рядом, судя по голосу из девушек.
Я мысленно согласилась с этой девушкой. Весь этот фарс начинал приобретать всё более и более густые оттенки какого-то извращённого издевательства.
Киров решил для начала проверить наши знания и дал тест. Задачки для меня были не сложными, такое я решить могла ещё до поступления в Академию, так что справилась я за ними не больше, чем за пол часа. В ответ на что получила листок с задачками, на которые следовало дать развёрнутый ответ с пошаговым объяснением о том, что, как и почему. Вручили мне его почему-то со словами: «Вот, развлекайся». В прочем, что имел в виду Киров, я поняла, как только взглянула на эти задачки. Нда-а-а... Аттракцион для мозга тот ещё. Упомянутый мною скептик, которого нужно было убедить в существовании богов майя, просто нервно курил в сторонке. Разумом я понимала, что это знатная экзекуция и «вообще не справедливо я всего лишь на третьем курсе», а вот в душе разгорался азарт. Вот повеселюсь!
– Это какой-то бред! – тихонечко и очень измученно простонал цифровик, сидевший рядом со мной, и уронил голову на сложенные на парте руки. Я в этот момент как раз разбирала вторую задачу. «Хм, а он долго продержался,» – мелькнула у меня в голове мысль с оттенком одобрения. – Это не логично!
Я подавила смешок и покосилась на его бланк с вопросами. И закусила губу в попытках не рассмеяться, понимая, что демонстрировать злорадство сейчас будет не слишком правильно. Ну конечно он не может это решить! Видимо, у Кирова тоже были свои счёты к цифровикам, раз он задал им такое. Слововязу, конечно, раз плюнуть, но вот цифровику... Мелькнула мысль, что это не совсем справедливо. А если говорить прямо, то несправедливо вовсе. И стоило бы, наверное, немного подсказать парню как всё это в принципе решается. В конце концов, конкретно этот цифровик ничего плохого лично мне не сделал, верно? Вот только всё, чем я ему могла помочь так, чтобы не просто диктовать ответы, это шепнуть:
– Измени вопросы так, чтобы ответы стали очевидны.
Это было правилом для решения всех наших тестов. Для того, чтобы найти ответ, вопрос сначала надо было переделать. Упростить или просто поставить его под иным ракурсом, или поизгаляться как-то ещё. Такое было, кстати, не только в тестах. Иногда учителя вслух задают такие вопросы, для ответа на которые нужно «поиграть» словами, и смотрят, как студент ломает голову. Ну или мы сами прикалываемся друг над другом. Поэтому фраза «Измени вопрос так, чтобы ответ стал очевиден» стала притчей во языцех.
– Что прости? – парень чуть повернул голову и посмотрел на меня льдисто-голубыми глазами.
– Это тесты для слововязов, – со вздохом пояснила я. – Чтобы их решить, нужно играть словами. Смотри, вот первый вопрос: «Как убедить педанта прийти вовремя?». Задумайся сначала, а нужно ли убеждать педанта – человека, помешенного на правильности – приходить вовремя? Это вопрос «обманка», как мы это называем. Или вопрос с двойным дном, тут уж сам решай, что тебе нравится больше. В этом вопросе кроется тот вопрос, который на самом деле хотел задать составитель теста, и он прост как дважды два: «Нужно ли убеждать педанта приходить вовремя?». Ответ очевиден, сам понимаешь. Но поиздевался Киров над вами знатно, согласна. Задавать такое цифровику это идея, близкая к моральному насилию.
– Солнцева, не подсказывайте, – раздался голос профессора.
«Вот ведь... Даже фамилию мою запомнил,» – мысленно буркнула я, а вслух ответила, изобразив самую невинную и милую улыбку, на которую только была способна:
– Я не подсказываю, а объясняю ход решения, профессор. Цифровики ведь даже базовых принципов не знают, как они будут эти тесты решать?
По сути, если вдуматься, я сейчас буквально сказала: «Я не подсказываю, а подсказываю». Но формулировка другая, и при противопоставлении синонимичных понятий, сказанных разными словами, как антонимичных, можно пустить пыль в глаза.
– Ну так пусть они своей «простейшей логикой», как они выражаются, и дойдут до этих самых базовых принципов, – тон Кирова был таким злорадно-издевательским, что я окончательно уверилась в своём предположении – у него к цифровикам свои счёты, и счёты не малые.
– Здесь нет логики! – воскликнула какая-то девчонка из цифровиков. Я усмехнулась.
Киров что-то язвительно ответил. Завязалась перепалка, к которой подключилось ещё несколько цифровиков. Это они зря затеяли, спорить со слововязом, тем более со слововязом такого уровня — себе дороже. Возможно, это была сто́ящая дискуссия, однако я не вслушивалась. Страдающему соседу по парте я помогла, совесть моя, в наличии которой сомневаются многие, в том числе и я сама, чиста, а потому всё, что теперь волновало меня на ближайший остаток пары — это мои любимые зубодробительные задачки!
В конце пары тем, кто успел сдать листки с тестами хотя бы за пятнадцать минут до окончания занятия, раздали уже проверенные решения с оценкой, приписанной снизу.
– Солнцева, вам в добавок к основному домашнему придётся дорешать и сдать выданные мною задачи, – произнёс Александр Владимирович, когда листок влетел мне в руки.
У остальных листки опустились на парту, но я стояла у парты Тани, ожидая, пока она дорешает задание, и Киров любезно направил его ко мне. Улыбнувшись, я кивнула, решив, что посмотрю оценку потом. Всё равно там вероятнее всего пять, иных оценок по «убеждению» у меня не бывает. Все приёмы и уловки я знаю наизусть, помимо них располагаю несколькими собственного сочинения. В моих решениях почти не встречается пунктов вроде «влить в слова личную силу», что при влиянии на человека исключая крайние случаи считается дурным тоном — личная сила она для другого, не для управления чужим сознанием. А потому ничего, кроме пятёрки, у меня быть не могло.
Но вот из аудитории ушли все, за кем можно было бы понаблюдать – ещё одно моё любимое занятие это наблюдение за людьми и анализ их поведения – я уже мысленно прорешала оставшуюся мне задачу, а Таня, которой убеждение давалось наиболее тяжело, всё дорешивала, и мне стало скучно. Ещё и возобновившееся наблюдение со стороны Кирова напрягало с каждой минутой всё ощутимее. От скуки и чтобы отвлечься, я взглянула на листок и...
– На каком основании вы поставили мне тройку?! – возмущённо воскликнула я, подходя к преподавательскому столу и резко кладя листок с тестом перед Александром Владимировичем, на что тот почему-то предвкушающе улыбнулся. - Все ответы правильные!
Да, Александр Владимирович был для меня неоспоримым авторитетом, и тем не менее даже своему кумиру я не могла позволить так явно занижать мне оценки, с какой бы целью это ни было им сделано!
Киров же в ответ на это улыбнулся мне уголками губ, обернулся к Тане, уже стоявшей у выхода в ожидании меня, и чуть вкрадчиво попросил своим до безобразия приятным голосом:
– Студентка, не могли бы вы пожалуйста выйти?
– Ну не-е-ет, – чуть ехидно протянула Танька. – Уж простите, но даже уважение к вам не заставит меня пропустить такое зрелище, как «Мира, отстаивающая свою законную , а возможно не совсем законную пятёрку»!
На самом деле подругою движела не столько жажда зрелищ — это была, скорее, её вторичная выгода - сколько забота обо мне. Она была единственной, кто знал, что я опасаюсь... ладно, боюсь оставаться на едине со взрослыми мужчинами, и боюсь, когда они оказываются рядом, пусть и осознаю, насколько неразумен мой страх. В обществе хотя бы кого-нибудь третьего и на приемлемой дистанции моя паранойя молчит, но вот при несоблюдении этих двух условий она поднимает в моей душе свою уродливую голову и приходится прилагать массу усилий, чтобы не позволить ей встать на дыбы. Больше того, Таня была той, кто помогал мне восстановиться после случая, породившего этот страх. А потому она ни за что не оставила бы меня на едине с Александром Владимировичем в пустой аудитории.
– Хорошо, – не стал настаивать профессор, и снова обратил чуть насмешливый заинтересованный взор на меня. – Убедите меня в том, что вы достойны пятёрки, Бель. Приведите самый абсурдный довод этому и убедите меня в его объективности.
В чёрной бездне его глаз полыхнула жгучая смесь в определенной степени насмешливого вызова и азарта. Хм... Я пристально прищурилась, не отводя взгляда. Поиграть хочет, да? Весело ему значит? Ну что ж...
– Ну же, Солнцева, – когда пауза затянулась, начал подзуживать профессор, словно был не взрослым солидным мужчиной, а хулиганом-подростком, дразнящим одноклассницу. Даже выражение глаз такое же – хитрое, весёлое, любопытное, провоцирующее, но беззлобное. Видимо, его всё же крепко зацепило то, что ему обо мне рассказывали. – Докажите мне, что всё то, что о вас говорили мои нынешние коллеги и ректоресса, действительно правда. Я ведь только из-за того, как Раиса Георгиевна вас расхваливала, принял её приглашение поработать здесь. Интересно стало, кого там сравнивают со мной. Так докажите же мне, что вы достойны!
То, что он не лжёт и не льстит в последнем я чувствовала – любой слововяз почувствовал бы, ведь мы слишком остро ощущаем слова. И... честно сказать, это было приятно. «С чего бы я вдруг должна кому-то что-то доказывать?» – мелькнула в сознании здравая мысль и тут же пропала, ибо меня уже захлестнул азарт. В прочем, он пробудился в моей мятежной душе в первую же секунду после его предложения убедить его, просто я упорно пыталась придумать вариант, который точно приведёт меня к успеху. Не так-то просто убедить в чём-либо такого человека. Однако это был слишком провокационный вызов, чтобы я могла отказаться. Вот только как одним ударом попасть в цель? Ему ведь точно знакомы все уловки, кроме... кроме тех, которые придумала я, ну конечно! Но и их он ведь может разгадать. Я не соперница профессионалу подобного уровня. У меня в рукаве был лишь один козырь. И после этих его слов я решилась.
– Мой аргумент... – с тщательно отмеренной дозой напряжения и сомнения произнесла я, поджимая напряжённые губы и вновь сужая глаза – игра словами, это ещё и про интонации и мимику, даже если применять личную силу, чего сейчас делать было нельзя – а потом вдруг расслабила лицо и совершенно спокойно, с лёгким вздохом заявила так, словно говорила об очевидном факте. – В прочем, вы ведь всё равно не убедитесь. Я не настолько самонадеянна, чтобы думать, будто смогу убедить в чём-то вас.
На первый взгляд могло показаться, будто я иду на попятную и пытаюсь польстить ему, чтобы смилостивился, однако это было не так. В моих руках сейчас было сразу две нити, за которые я протянула одновременно. Первым был эффект неожиданности – едва ли он ожидал, что я так просто возьму и сдамся без единой попытки атаковать. Скорее всего думал, что я хотя бы попытаюсь, хотя бы выдвину для начала что-нибудь абсурдное, чтобы попробовать аргументировать, а тут... А тут выброшенный белый флаг без малейшего намёка на борьбу. Точнее, иллюзия белого флага, но он едва ли действительно воспринимает меня всерьёз, а потому не должен понять, что я играю.
Второй нитью в моих руках стала лесть. Лесть всегда работала лучше всего на двух типах людей: на тех, кто привык к тому, что его ни во что не ставят, и на тех, кто давно воспринимает признание его превосходства как что-то абсолютно естественное и правильное. В своё время я изучила биографию своего кумира от и до, и теперь это сыграло мне на руку. Я знала, что Киров, как и я, рос в приюте, и там его он был изгоем. Мне хорошо, на собственном опыте известно, что травля просто не может не оставить отпечаток на его психике, ведь травмы были нанесены в «нежном» возрасте и усугублялись много лет подряд. А теперь, будучи давно уже взрослым, Киров точно был привычен к тому, что превосходит всех других в навыках убеждения, так что скорее всего воспримет то, что я признала себя неспособной его убедить, как должное. Разве что удивится тому, как быстро и легко это произошло. Ведь в его представлении я, наверняка, девушка привычная к похвале и уверенная в своих навыках сверх всякой меры, свято уверенная в собственной исключительности. Он был буквально тем, что называют «комбо» – не люблю новомодные словечки, они слишком слабы, но тут оно подходило как нельзя лучше.
Способ был рискованным, почти без шансов на успех, но у остальных методов убеждения в случае конкретно с этим мужчиной шансов не было вовсе.
– И тем не менее вы достаточно самонадеянны, чтобы оспаривать выставленную мной оценку, – хмыкнул Киров с определённой долей надменной снисходительности, явно пытаясь этим спровоцировать меня на борьбу и, видимо, не подозревая, что сам сейчас пошёл на поводу у моей провокации.
«Он повёлся!» – в душе взвилось ликование, но я не дала и толике этого чувства прорваться наружу. Сейчас был самый ответственный момент – нужно было грамотно взвесить каждое своё слово, и при этом взвешивать ответ не слишком долго, чтобы он не заподозрил, что я веду игру. Нельзя было допустить ни единой ошибки. Наверняка он сейчас ждёт, что я либо смущённо отступлюсь, либо, наоборот, начну яро протестовать, ведь в видении большинства взрослых крайности – лучшие друзья юности. Вот только жизнь давно уже научила меня быть сдержанной и расчётливой несмотря на возраст. Увы, без этого я бы попросту не выжила.
– Да, потому что вы выставили несправедливую оценку, – как можно вкрадчивее и спокойнее произнесла я. – Тест ведь решён на пять.
Добавляя между «тест» и «решён» слово «ведь» я рисковала. Усилительное слово могло вызвать в нём чувство противоречия даже при условии, что он знал, что я права. Однако мягкая полувопросительная интонация дала этому слову другой эффект – оно создавало иллюзию, что я всё же больше спрашиваю, нежели утверждаю. Киров машинально кивнул, внимательно смотря на меня и ожидая продолжения, однако моё дело уже было сделано. И теперь я уже могла дать себе волю, воскликнув:
– Да! Вы повелись!
Киров непонимающе посмотрел на меня, недоумённо моргнул, а я ликующе продолжила:
– Вы повелись, профессор! Вы согласились с тем, что оценка за тест, которую вы мне поставили, не соответствует тому, как он на самом деле был решён! Кивнули. Не отдавая себе отчёта, машинально, но кивнули! А значит, я убедила вас в том, что я права и заслуживаю оценки «отлично»! Точнее нет, не так. Вы и без меня знали, что тест решён на пять. Моей задачей было заставить вас это признать, и я это сделала!
Узел напряжения, неуверенности в успехе слишком тонкой игры с одной из самых рискованных моих уловок и азарта, всё это время затягивающийся где-то в груди, резко распрямился, разливаясь по венам чистым восторгом. Я старалась вести себя как можно сдержаннее, как и полагается взрослой серьёзной девушке, но лицо всё равно наверняка сияло. Хотя, с другой стороны, я заслужила право на эти эмоции! Разум до сих пор не мог до конца поверить в то, что я действительно обвела вокруг пальца самого Александра Владимировича Кирова, однако это было так!
И одновременно с этим было немного не по себе. Мой ход был очень и очень дерзким, буквально на грани, и мужчина мог это одобрить, а мог и обидеться. Это удваивало риск, на который я шла, вступая в предложенную им игру. И теперь, когда азарт, отключивший страх, который обычно именуют здравым смыслом, немного схлынул, в душу постепенно закрадываться сожаление. Зря я это затеяла, очень зря. Испортить отношения с собственным кумиром, с преподавателем... Этот риск не был оправданным, даже учитывая, что, отступив, я бы потеряла репутацию в его глазах и в какой-то мере подставила остальных профессоров, что расхваливали меня, в том числе и Раису Георгиевну. Однако восторгу это ничуть не мешало – для меня сумбур в эмоциях, коль скоро те вообще появляются, в принципе привычное дело.
Некоторое время Киров внимательно смотрел на меня, словно только что впервые увидел, и теперь изучал. Чем дольше он так меня рассматривал, тем более явно проявлялось в его глазах весёлое одобрение, заставляя меня понемногу расслабляться. А потом он вдруг хлопнул рукой по столу и расхохотался. Смеялся долго, со вкусом, словно ему только что рассказали превосходную шутку, и я никак не могла понять такой его реакции. Это... Не было типичной реакцией для взрослого человека, которого только что обвела вокруг пальца какая-то малолетняя пигалица, то есть я.
– Великолепно, Мирабелла, просто великолепно!.. – выдавил он наконец, всё ещё не в силах успокоиться. На его глазах от смеха выступили слёзы. – Просто безупречно!.. Использовать мою же самоуверенность против меня!.. Какая восхитительная наглость и дерзость!..
Он, наконец, просмеялся, и, глядя на меня сияющими глазами едва ли не восхищённо, с какой-то почти отеческой гордостью, повторил:
– Великолепно, – демонстративно, но не в качестве издёвки, похлопал в ладоши. – Действительно, абсурднее аргумента для убеждения, чем «вы всё равно не убедитесь», придумать сложно. Ну вы и даёте, Солнцева! Право слово, не ожидал, что восхваляя вас, Белль, ни словом не преувеличивали ваш талант! Давно меня никто так мастерски не обводил вокруг пальца, играя как с самовлюблённым мальчишкой! Да что уж там - никогда со мной так не играли! Ну всё, теперь спуску вам точно не дам, такому алмазу нужна качественная огранка.
– Да ладно, – смутилась я. Услышать похвалу и признание моего «таланта», в который я сама-то не верила, из уст человека подобного масштаба, я не надеялась даже в самых смелых мечтах, когда грезила о карьере. А тут... на третьем курсе, ещё ничего толком не добившись, и вдруг услышала. – Мне просто повезло. Вы не ожидали, что у меня действительно может получиться, я же девчонка совсем, и мне каким-то чудом удалось на этом сыграть и не ошибиться – вот и всё.
– Но ведь удалось же, и не «каким-то чудом», а вашим умом! – воскликнул Киров так убеждённо, что я сама почти поверила, что мне не «просто повезло». – Никогда не принижайте свои заслуги, даже играя в скромность! И идите, а то опоздаете со своей подругой на следующую пару. И пять я вам выставлю, конечно, даже две – вторую вы тоже заслужили.
Выходила из аудитории я в каком-то странном, словно подвешенном состоянии. Азарт схлынул, восторг тоже, как и напряжение, и осталось какое-то странное чувство пустоты и эйфории. Как в самом начале, когда сила только начала пробуждаться и пьянящее чувство удовлетворения и тихого счастья вызывала любая успешная попытка применения слов в своих целях – чувство, знакомое каждому слововязу. Да и, наверное, любому пробуждённому – у них ведь пробуждение тоже с чего-то начиналось, наверняка первые результаты вызывали у большинства те же чувства.
– Ну ты даё-ош, подруга! – протянула Таня почти восторженно. – Я, конечно, всегда верила в твои способности, но обыграть самого Кирова, даже не применив личной силы, «чистыми» словами... Это было мощно!
«Да, это было мощно,» – как-то механически мысленно согласилась с ней я, всё ещё не в силах поверить в то, что умудрилась сотворить.
В коридоре уже разгорался спор между какой-то слововязкой и тем цифровиком, которому я помогла с тестом. Уж не знаю, кто эту дискуссию из них двоих спровоцировал, но тема была древней как само пробуждение: «Кто умнее?». Спорили явно к общему удовольствию, вон каким азартом горели глаза.
– Логическое мышление – один из основных показателей умственного развития, а у вас логики совсем нет, значит, вы априори не можете быть умнее нас, – заявил цифровик и тряхнул длинными светло-каштановыми волосами.
Обычно я стараюсь не ввязываться в чужие споры – по личным причинам. Однако это заявление цифровика почему-то меня очень позабавило. И потому я, не сдержавшись, подошла, посмотрела в зелёные глаза парня и с лёгкой насмешкой произнесла:
– Если ты такой умный... Ответь на один вопрос: «Что опаснее: Свет или Тьма».
Это была одна из тех лёгких загадок, что слововязы решают ещё в начале первого курса, а потом они переходят в разряд шуток друг над теми же первокурсниками или друг над другом.
На пару секунд цифровик «завис», а потом уверенно заявил:
– Это чушь. Тьма и свет равны по силе, значит, и то и другое опасно в равной степени.
– Переделай её вопрос так, чтобы ответ стал очевиден, – мило улыбнулась Таня, мы синхронно хихикнули, манерно прикрыв рты кончиками пальцев, и спокойно пошли дальше.