Я слушал слегка рассеянно. День сегодня был насыщенный, так что сейчас мой мозг уже с трудом впитывал новые рассказы. Наши питерские знакомцы, перебивая друг друга вещали о своих свершениях на ниве бредовой музыкальной премии «Семена свободы».
— … а мы когда на рок-фест в Москву приехали, нам вообще сказали, чтобы мы шли нафиг со своими глупостями, — возмущенно вещал «ведьмак». — Ха! Короче, нас вроде как послали, мы сначала расстроились, а потом решили, что пофигу, все равно проведем. И, такие, устроили тусич в Нескучнике.
— Ой, ну ты нашел, что вспомнить вообще! — скривилась брюнетка. — Ты еще разборку с бандюками в Ярославле вспомнил бы.
— Да какая там разборка, так, фигня одна, — деланно махнул пухлой ручкой «младенчик».
— Ну да, не тебе же пистолетом в лицо тыкали, — фыркнула «валькирия».
Хорошо у ребят были дела, в общем. После того нашего совместного шоу на Петроградке, они бодро рванули вверх, невзирая на преграды. Приняли за основу своего поведения «да, нам больше всех надо!» И это прокатывало больше, чем в половине случаев. То бишь, они эту придуманную на ходу премию вручили уже четыре раза на разных мероприятиях, обзавелись некоторым количеством друзей и недругов. А когда сарафанное радио донесло до них инфу про «Рок-Виски-Браво» в Новокиневске, они немедленно подорвались и примчались. Решив воспользоваться, так сказать, личным знакомством.
Ну, они молодцы, на самом деле. Во время своих обзвонов питерских контактов про этих ребят я даже не вспомнил. В тот раз они, прямо скажем, на меня особого впечатления не произвели, а нянчиться с ними здесь мне не особо хотелось. Но вот сейчас я их слушал и с радостью понимал, что нянчиться и не придется. Тогдашняя история, можно сказать, вдохнула в этих парней и девчонок нужную порцию вдохновения, чтобы начать самостоятельное движение. Хорошо…
Я полистал буклет, который сунула мне в руки «валькирия». Сине-черный, на газетной бумаге. Бла-бла-бла, «история премии „Семена свободы“ началась с фестиваля „Невские берега“, и с тех пор…» Регламент премии… Вручение происходит…
— А мне нравится, — сказал я, случайно прервав на полуслове экспрессивную речь «младенчика» о завистниках, которые пусть сначала сами чего-то добьются, а потом уже вякают. — Я как раз думал о том, какую бы фишку добавить концерту в «Африке», а тут вы. Отлично же.
— В Африке? — удивленно переспросил «ведьмак». — Это в той, где жирафы-гориллы?
— Наша новая площадка, — вместо меня ответила Ева. — Бывший цех одного завода. Хотя мне кажется, что «Семена свободы» лучше подойдут для «Фазенды». Некоторая преемственность получится.
— Хех, факт, — усмехнулся я.
— «Фазенда», «Африка», — хмыкнул младенчик. — Интересно тут у вас, я как в «Рабыню Изауру» какую-то попал.
— Скажи, а? — во весь рот улыбнулся Сэнсей. — Я тоже удивился, когда приехал. Весело тут у них, правда?
— Или «Фазенда», — задумчиво повторил я.
— А сколько у вас всего площадок? — спросила «валькирия».
— Ну… — я начал загибать пальцы. — Стадион «Локомотив», «котлы», «Африка», «Фазенда»… Четыре, получается.
— Юбилейный еще, — подсказала Ева.
— Да, точняк, — кивнул я. — Слушайте, я что-то на ходу уже засыпаю и очень медленно думаю. Давайте я вас сейчас тут оставлю общаться, а порешаем все уже утром, лады?
— Но ты же точно не против вручения нашей премии в рамках фестиваля «Рок-виски-браво»? — прищурилась «валькирия».
— Что, боишься, что я утром проснусь, ничего не вспомню и выгоню вас на мороз? — засмеялся я и встал. — Сказал же, заметано, все сделаем. Хорошо, что приехали, ребят.
Мы с Сэнсеем запрыгнули в почти сбежавший от нас трамвай и устроились на задней площадке. Машину я сегодня брать не стал, не было в планах особых разъездов. Кроме того, надо было привыкать, что я теперь не все время буду на колесах. Батя позвонил и обрадовал, что он, наконец-то сдал на права. С третьего раза, но тем не менее. Я честно его поздравил безо всякой иронии. Хотя насчет отсутствия иронии в моих словах он мне и не поверил. А зря. Я по своим урокам гитары знаю, как тяжело взрослому осваивать новый моторный навык. Со стороны, конечно, смотрелось, будто недоросль Вова-Велиал сдал на права, играючи. А как было не сдать? Я больше половины жизни за рулем провел…
— Я правильно понял, что ты у Гриши уроки гитары берешь? — спросил вдруг Сэнсей.
— Ага, — безмятежно кивнул я.
— Ты вроде говорил, что у тебя травма какая-то, — нахмурился Сэнсей.
— Есть у меня по этому поводу одна история… — усмехнулся я. — Сидит как-то дон Хуан рядом со своей пещерой и трескает пирожные. И тут видит, что к нему приближается очень толстая мадам. Ну, знаешь, вся такая красная, задыхается. Ей же пришлось по длинной лестнице подниматься, и все такое. В общем, доползает она до него и говорит: «О великий учитель, поведай мне, в чем твой секрет? Как ты умудряешься есть пирожные и оставаться таким худым? Это же несправедливо, что одни могут все время жрать и не толстеть, а другие набирают жир, даже когда просто понюхают!»
Сэнсей внимательно слушал. А я подумал, что все же это странная ситуация. Ну, вот эта, со мной и Вовой-Велиалом. Я оказался на месте другого человека без всякой вспомогательной информации и не спалился. Особой заслуги моей, если задуматься, в этом нет, конечно. Спалиться ведь можно, если кто-то реально ищет подвох. Подозревает, что такое вообще возможно. Но ведь здесь оказалось немного не так все. Допустим, я бы взял гитару и обнаружил свое полное в этом профанство. Не умею, не знаю песен, вообще первый раз держу инструмент в руках. Какие выводы сделали бы тогда «ангелочки»? Ну вот реально? Я мысленно представил себе ситуацию. Как я публично облажался и не смог ничего сыграть. И как мямлил невразумительное «не знаю, что случилось, просто забыл…» Удивила бы их эта ситуация? О, да! Заподозрили бы они во мне шпиона и засланца? Ооооочень вряд ли.
Или, скажем, всякие мои оговорки и незнание некоторых реалий. Что подумает среднестатистический приятель Вовы-Велиала в такой ситуации? «Бобер, выдыхай уже!» Побежит ли он в КГБ докладывать о своих подозрениях, что в патлатой голове давнего дружбана поселился какой-то левый мужик из другого времени?
Хех.
— Дон Хуан посмотрел на мадаму, покачал сочувственно головой и говорит: «Вообще-то я по другой части, курсы по похудению — на соседней вершине!» И тянется за следующей пироженкой. А мадама говорит: «Нет, я точно знаю, что мне надо! Вот у меня тут есть пачка денег, и я готова ее отдать, если вы, о великий учитель, поделитесь со мной своим секретом!» Дон Хуан на деньги посмотрел, вздохнул, протянул сначала руку, а потом отдернул и говорит: «Так, сначала про подвох! Эти деньги за что? За секрет или за результат?»
— Твои истории про дона Хуана — это что-то неподражаемое, — сказал Сэнсей. — Скажи, а ты когда начинаешь рассказывать, уже знаешь, к чему все в финале придет, или оно как-то само?
— Честно? — криво ухмыльнулся я. — Неа. Вот сейчас, например, я уже запутался. Потому что сначала я думал про какую-то другую мораль. Если коротко, то «посмотрел на себя со стороны, понял, что занимаюсь не тем, а травму придумал, чтобы никому ничего особо не объяснять». Откуда взялась толстая мадам с пачкой денег — понятия не имею.
— Ладно, я все понял, и с вопросами больше не пристаю, — засмеялся Сэнсей. — В конце концов, если бы не эти твои дела, то я бы никогда твоего удивительного Гришу не увидел бы. Вмешиваться в движение перста судьбы и пытаться разобраться почему так получилось — верный способ все испорить.
— Магия момента исчезнет? — подмигнул я.
— Вот именно, — Сэнсей снял очки, достал из кармана платочек и принялся их протирать. — Я как-то на Ленинградском вокзале познакомился с одной девушкой. Она стояла у метро, а в руках у нее был паяльник….
— Нам на выход, — сказал я, подтолкнув Сэнсея в бок.
— Уже? — Сэнсей торопливо напялил очки обратно на нос, и мы выскочили на остановке. — Блин, никак не привыкну к вашим компактным расстояниям. Я думал, нам хотя бы полчаса придется ехать. А тут…
— Не Москва! — развел я руками. — И даже не Питер. Так что там за история с девушкой и паяльником?
— А, так вот то-то и оно, что весь интерес на этом самом паяльнике и заканчивается, — засмеялся Сэнсей. — Когда она рассказала, зачем ей паяльник, сразу же стало скучно.
— А до этого ты чуть на ней не женился? — засмеялся я.
Сэнсей, молча, шел рядом со мной.
— И что, ты серьезно не расскажешь, что там у нее с паяльником? — нарушил я повисшее молчание.
— Скажи, а? — Сэнсей подмигнул. — Тебя тоже паяльник зацепил. Не расскажу! Живи теперь с этим.
— Гад ты, сэнсей, — весело фыркнул я. — У меня и так в голове сразу много всего крутится, а ты туда еще и паяльник теперь засунул!
— Паяльник — примета времени, — философски развел руками Сэнсей. — Скажи спасибо, что не утюг.
— Нам вот в это здание, — сказал я, сворачивая с проспекта.
Оставаться надолго с Сэнсеем я не собирался. Так, заглянуть минут на десять, поздороваться с «цеппелинами». Посмотреть, что за место для репетиций такое им Василий подобрал. Он хвастался, что огонь-место. Прямо лучше и придумать нельзя. И вызвался проводит Сэнсея, он пока что город не очень хорошо знает. Тем более, что все равно по дороге.
— Не так уж роскошно это выглядит, — Сэнсей иронично склонил голову. Здание по нужному нам адресу было похоже на двухэтажный бревенчатый барак. Но с одним нюансом — вычурным крыльцом с массивными перилами. И замысловатой крышей со шпилем, на котором торчал ржавый флюгер в форме рыбы. Возможно даже дореволюционный. Ну, во всяком случае, здание явно построено не позже начала двадцатого века.
— Вроде с адресом не ошиблись, — я пожал плечами и поднялся на крыльцо. Открыл незапертую дверь и вошел в сумеречную прохладу, пахнущую старыми газетами, не очень хорошим кофе и почему-то типографской краской. — Если мы ошиблись, то сейчас нам об этом скажут.
Я поморгал, привыкая к полумраку.
— Вы, должно быть, Семен? — спросила женщина, которую я сначала не заметил, потому что она сидела на подоконнике слева от двери с книжкой на коленях
— Нет, я, должно быть, Владимир, — просияв улыбкой, отозвался я. — Но мне очень приятно, что вы меня с ним спутали. Настоящая звезда — вот.
Я картинным жестом обеими руками указал на Сэнсея.
— Надо же, скромный такой, — удивилась женщина. Захлопнула книжку и подошла к нам. — А мне сказали, московская звезда…
— Ни разу не соврали, — заверил я. — Это он просто маскируется, чтобы местные поклонники его не похитили и не поставили на полочку. Между слоником и наковальней.
— Велиал, зачем ты сбиваешь с толку милую даму? — засмеялся Сэнсей и толкнул меня локтем в бок. — Не обращайте внимания, просто на моего друга свалилась огромная ответственность, вот он и дуркует. Меня зовут Семен, а вас как?
— Людмила, — ответила женщина. — Можно без отчества.
— Приятно познакомиться, Людмила, — Сэнсей галантно поцеловал женщине руку. Когда глаза отошли от резкого перепада освещения, стало понятно, что она примерно одного возраста с Василием. Судя по всему, давние друзья-приятели. Женщина была симпатичной, невысокой, с задорной короткой стрижкой. И чем-то напоминала учительницу из «Приключений электроника». Ну, одну из учительниц. Ту, чей портрет Электроник рисовал.
— А что это за место такое? — спросил я, оглядываясь. — Вывески нет, хотя явно не частный дом.
— Володя, а вы же местный? — укоризненно покачав головой, спросила Людмила. — Разве вас сюда не водили, когда вы пионером были? Это музей Ленина. Теперь уже бывший музей. Идемте, я провожу.
«Хм, а ведь я теоретически тоже должен был быть в этом музее, — подумал я, глазея по сторонам. — Я же в одно время с Велиалом пионером был».
Но память ничего такого не подсказывала. Может, я и был здесь, а может и нет. Вторая комната даже выглядела как-то знакомо. В ней был воссоздан рабочий кабинет. Письменный стол с раскрытой книгой и тетрадью, настольная лампа с зеленым абажуром, книжная полка, клетка с чучелом канарейки. Деревянный стул прикольной формы. Чернильница, подсвечники.
— Это что, комната Володи Ульянова, когда он в школе учился? — спросил я.
— Вам провести экскурсию, или вы все-таки с другой целью пришли? — иронично спросила Людмила.
— Нет, не надо экскурсию, — покачал головой я. — Я просто так спросил.
— У нас был очень хороший музей, — вздохнула Людмила. — А сейчас его закрыли, а что будет дальше с этим всем — непонятно. Магазин, наверное, какой-нибудь откроют.
«Ага, ювелирный», — подумал я, когда мы подошли вычурной резной боковой лестнице. Увидел ее и вспомнил. Моя память не настолько совершенна, чтобы по любому новокиневскому адресу без проблем сопоставлять прошлое и будущее. Но перила были приметные, так что я вспомнил. В этом ювелирном я с одной дамой расстался, не успев толком отношения завязать. Прикольно вышло. Она как раз у этих самых перил стояла и читала мне нотацию о том, что она себя не на помойке нашла, чтобы за отдаваться за какую-то там тонюсенькую цепочку. И что как минимум, это должно быть украшение с драгоценным камешком…
— Вы спускайтесь, там один молодой человек уже ждет, — сказала Людмила. — А я пока остальных у входа покараулю.
В просторном подвале, или даже скорее на цокольном этаже, окна у помещения все-таки были, и верхней своей частью даже чуть выше тротуара, раньше было что-то вроде класса. Парты со стульями, а вокруг — Ленин во всех видах. Портрет Ленина каноничного, ленин в детстве, коллаж из разных фотографий Ленина, Ленин в полный рост, по бюсту Ленина на каждом подоконнике… На первой парте сидел один из «цеппелинов» и качал ногой.
— Да уж, символично получилось, — сказал я. — Смотрите, как у этого бюста лысина блестит… Наверное, примета какая-то была. Если потереть Ильича, то это к успеху мировой революции.
— Грустнвя шутка, — улыбнулся Сэнсей. — Как намек на то, что мое время прошло. Как и его вот теперь…
— Ты мне такие мысли брось! — я хлопнул Сэнсея по плечу. — У меня на тебя большие планы! И не только у меня, у парней вот тоже! Да, Саня? Ты же Саша?
— Леша, — криво усмехнулся «цеппелин». — Я тут уже полчаса сижу, медитирую…
— А остальные что опаздывают? — спросил я.
— Да я живу тут рядом просто, — сказал он. — А парни машину искали, наверное. Скоро подъехать должны. А ты на репетицию останешься?
Я посмотрел на часы. Где-то полчаса свободных у меня было. В этот момент наверху раздались громкие голоса и топот.
— Если вас не смутит, то ненадолго останусь, — сказал я. — Пару песен послушаю и побегу.
Мистическая тишина этой «капсулы времени» вдребезги разбилась. По деревянным ступенькам уже спускались «цеппелины», тащили инструменты и радостно гоготали. Сэнсей с задумчивым видом тер лысину тому самому Ильичу, на которого я с самого начала обратил внимание. В бывшем лекционном зале музея для школьников, в котором я, возможно, тоже бывал в обеих своих ипостасях, воцарилась деловитая суета. Мы сдвигали парты в дальнюю часть, проверяли, какие розетки рабочие. Парни разматывали провода удлинителей…
— Так, Сэнсей, — вполголоса сказал я, глядя, как «цеппелины» собирают ударную установку. — Это все, конечно, хорошо, вот только один вопрос у нас с тобой остался неразрешенным.
— Это какой еще? — удивленно вскинул брови Сэнсей и посмотрел на меня поверх очков.
— Ты так и не рассказал, что было с той девушкой и ее паяльником, — усмехнулся я.