90-е: Шоу должно продолжаться – 13

Глава 10

— Общество кролиководов-любителей, серьезно? — Сэнсей остановился перед железными воротами, снял очки, протер их, будто это что-то могло поменять. Нацепил на нос снова. — Да уж, странная местная экзотика… И что? Там реально обитают кролиководы?

— Понятия не имею, — пожал плечами я. — Ни разу не видел, чтобы эти ворота открывались. Да и вообще не припомню, чтобы туда кто-то заходил.

— Хм, странно, — Сэнсей удивленно приподнял бровь. — Я думал, что ты любопытный.

— Оставил эту загадку для тебя, — усмехнулся я. — А нам дальше, вон туда.

Мы прошли по раздолбанному асфальту мимо серых складов до калитки дома Гриши. Летом странная улица Дамба — Берег Киневы была куда более уютным местом, чем осенью и зимой. Сочная зелень скрыла большую часть непотребства, сероватый забор, скучные бетонные стены окрестных зданий. А сиявшая солнечными бликами Кинева вообще создавала ощущение некоторой… курортности. Крохотный участок расцвел многочисленными цветами, а по переднюю часть дома заплел темно-зеленый плющ. Что еще больше усилило юное впечатление. Будто это место где-то на южном берегу Крыма, а вовсе не в Новокиневске. Криков чаек не хватало для полноты картины.

Вчера, когда Сэнсей показал мне, что именно за концерт произвел на него впечатление, я даже не особо удивился. За несколько месяцев у меня скопилась, конечно, масса видеоматериала, но Гриша был такой один. Я бы не назвал его прямо гениальным музыкантом, не возьмусь судить такие тонкие материи. Но все вместе — внешность школьника, инвалидная коляска и нежное отношение с инструментом — производило прямо-таки убийственное впечатление. Так что, когда Сэнсей заявил, что этот парень ему нужен, и он готов даже подписать контракт кровью, если потребуется, я вполне его понял. Ну и предложил сгонять к нему на следующий же день. Сказал только, что убеждать Гришу Сэнсею придется самому.

Сегодня у меня не было урока гитары, которые я даже несмотря на свое уплотнившееся расписание старался не пропускать, но когда я позвонил Грише и попросил о внеплановой встрече, он не отказал.

В дом нас впустила маленькая Елена Сергеевна.

— Привет, Гриша, — сказал я, пожимая узкую ладошку своего препода. — Хочу тебя кое с кем познакомить.

— Прошу прощения за вторжение, — сказал Сэнсей, поправляя очки. И я понял, что он здорово волнуется. Как-то даже неожиданно сильно. — Я совершенно случайно увидел запись с вашего концерта и был очарован.

— Ох, мне как-то даже неудобно, — смутился Гриша. — Володя не сказал, что за гость он ко мне приведет…

Повисла неловкая пауза. Гриша смущенно покраснел и стал еще больше похож на школьника. Да уж, забавно. Оба-два знакомящихся нервно отводили взгляды, один переминался с ноги на ногу, как двоечник у доски, другой мял в руках край клетчатого пледа, которым были укрыты его ноги.

— Гриша, ты не будешь против, если я тут чуть-чуть похозяйничаю? — бодро предложил я. — Мы захватили кое-чего к чаю.

Я вышел, оставив Гришу и Сэнсея привыкать к обществу друг друга.

— Елена Сергеевна, вы мне не поможете? — попросил я и продемонстрировал картонную коробку с пирожными из кулинарии.

Маленькая женщина почему-то с тревогой посмотрела на меня, поставила чайник на гаховую плитку, достала из буфета тарелки.

— Володя, а это что за молодой человек с тобой? — почти шепотом спросила она, раскладывая пирожные на тарелке.

— Это Семен Вазохин, солист группы «Папоротник», — ответил я. Слово «бывший» добавлять не стал. Пока еще эта информация не стала достоянием общественности, да и незачем было эти все подробности кому-то рассказывать.

— А я-то смотрю, лицо какое-то знакомое, — ахнула она. — И что ему нужно от Гришеньки?

— Думаю, он хочет предложить ему работу, — сказал я.

— Ох… — Елена Сергеевна вздрогнула и с еще большей тревогой посмотрела на меня. — Володенька, наверное, вы это зря все придумали. Я понимаю, что этот твой Семен будет выглядеть настоящим героем, когда возьмет к себе в группу инвалида. Но Гришенька очень тонко чувствующая натура. Он очень любит музыку, но когда на него слишком много обращают внимание, он… Володенька, это очень сложно все объяснить.

— Уверяю вас, у Семена даже в мыслях не было как-то Гришу обидеть, — сказал я. — Хотите, можете даже к нашему разговору присоединиться.

— Да, очень хочу! — Елена Сергеевна резко повернулась, и глаза ее сверкнули. — Понимаете, Володенька, к Грише ведь нередко приходят со всякими предложениями. Особенно в последнее время. Говорят, что их привлек его необычайный талант, но на деле им просто хочется выглядеть этакими покровителями обездоленных. Так вот, ни в какой благотворительности мы не нуждаемся, понятно вам? И не надо использовать Гришу, как дрессированную обезьяну для фотографий!

— Елена Сергеевна, что с вами? — я удивленно приподнял бровь.

— Да пирожные эти ваши… — она поджала губы. — На той неделе приходил тоже один… Тоже с пирожными. Соловьем заливался о том, как много он для нас всякого сделает, что дом, мол, надо отремонтировать, и он все это сделает… А Гриша такой доверчивый у меня! Пирожные… У нас на хлеб-то денег нет, а вы…

Тут Елена Сергеевна всхлипнула.

— Стоп-стоп-стоп! — примирительно поднял руки я. — Елена Сергеевна, давайте накроем на стол, поболтаем.

Сначала у меня была мысль предложить ей по-быстрому метнуться до рынка за продуктами, но я вовремя заткнулся. Не та ситуация. Такое предложение бы Елену Сергеевну оскорбило и обидело. Она явно из тех людей, кто скорее будет с голоду подыхать, чем примет милостыню.

— Да, конечно, — кивнула она, тихонько всхлипнув. — Вы меня извините, Володенька. Я просто очень разозлилась на тот, прошлый раз. Понимаете, тот дядя за какую-то партию агитировал…

Я слушал и кивал, помогая расставлять чашки на столе. Но Елена Сергеевна ничего конкретного так и не рассказала. Понятно было только, что недавний визитер оскорбил маленькую женщину до глубины души. Впрочем, может этот неведомый политик и не думал никого оскорблять. Просто Елена Сергеевна переживала и за Гришу, и за себя. А еще и время страшноватое, и денег нет. И вообще…

— На выход, — весело сказал я, заглянув в комнату Гриши. — Кушать подано!

— Да-да, сейчас мы выйдем, — быстро ответил Гриша.

Ситуация в комнате полностью поменялась. Сэнсей сидел на тахте напротив Гриши, и они явно о чем-то оживленно болтали. Прямо как старые приятели, которые сто лет не виделись. Личная магия Сэнсея — становиться своим практически в любой компании.

Мы переместились за стол в гостиной. Через пятнадцать минут ни к чему не обязывающего трепа даже напряженная Елена Сергеевна расслабилась.

— Гриша, я хочу, чтобы ты играл в моей группе, — просто сказал Сэнсей, как раз в тот момент, когда я наливал всем по второй порции чая.

— Я даже не знаю… — Гриша задумчиво коснулся пальцами эклера на своей тарелке. — Я не очень хорошо чувствую себя в больших скоплениях народа. А играть в группе — это же гастроли, концерты. Кроме того, мне нелегко… перемещаться.

— Я понимаю, — кивнул Сэнсей. — Но мы можем попробовать. Как насчет записать для начала вместе мою новую песню? Вы не против, если я сыграю?

Сэнсей быстро встал и принес из прихожей свою гитару. Пробежался по струнам, прикрыл глаза и запел.

— Когда стоишь на обрыве и ждешь,

Что ветер тебе прошепчет

И что-то проплачет дождь,

Что время придет и полечит

Когда смотришь вперед

А там пустота

И песок струится сквозь пальцы

Время руку сожмет,

Разомкнет уста

Мы с тобой всего лишь скитальцы…

Сэнсей доиграл, в комнате повисла тишина. Тикали часы, за окном голосили птицы. Но печальная песня как будто набросила на яркую и звонкую реальность тяжелое одеяло.

— Я раньше не слышал эту песню, — сказал я, почувствовав, что пора уже прервать затянувшуюся паузу.

— Вчера ночью написал, пока вы спали, — сказал Сэнсей. — Ну, то есть, стихи уже были давно, но вот музыка… Гриша, ты же узнал мелодию?

— Я играю ее по-другому, — ответил Гриша, поморгав.

— У меня нет твоего мастерства, — улыбнулся Сэнсей.

— Это так… странно, — Гриша откатился от стола к стене. — Я много раз себе представлял, как мой талант признают, как придут и начнут предлагать… всякое. Еще с того момента, когда первый раз взял в руки гитару. И вот сейчас, когда это произошло…

— А как же в тот раз? — спросила Елена Сергеевна. — И еще месяц назад, когда приходил… ну… этот…

— Так это же не по-настоящему было, — отмахнулся Гриша. — Тем людям не музыка моя была нужна, а вот это…

Он покрутил колеса своей коляски вперед-назад.

— А сейчас я… — Гриша развернулся лицом к стене и замер. — Сейчас я боюсь. Вот честно.

— Почему? — удивленно спросил Сэнсей. — Честное слово, я когда увидел твое выступление на кассете, меня как громом поразило. Ты играл, как будто это я. Я смотрел на тебя и видел там на сцене себя. И музыка… Это же твоя мелодия, верно?

— Ну… да, — Гриша кивнул, все еще не поворачиваясь.

— Давай запишем альбом, — предложил Сэнсей. — Акустический. В две гитары. Насчет гастролей я тебя понимаю и не буду настаивать. Хотя уверен, что это была бы бомба. Но давай начнем с записи в студии.

— Послушайте, Семен, — строго сказала Елена Сергеевна. — Вы не должны давить на Гришеньку!

— Елена Сергеевна! — резко сказал Гриша, поворачивая обратно свое кресло. — Не надо меня опекать, я сам способен принять решение.

— Да я же не… — Елена Сергеевна смутилась и замолчала.

Мне стало слегка неуютно. И как-то даже неудобно. Как-то так выходило, что мне редко здесь в девяностых приходилось сталкиваться с безысходностью и тоской. Эта часть страшной эпохи перемен проходила как-то мимо. Где-то она была, но замечал я ее только как-то краем глаза. Так получалось, что вокруг меня царил веселый хаос, атмосфера творчества и эйфории от внезапной свободы. Не было проблем с деньгами, со страхом перед завтрашним днем, а безумно мчащиеся вверх цены… Ну, я это отмечал, конечно, только они не угрожали никому из моего окружения голодной смертью. Пустые прилавки, которые я увидел, когда только-только здесь оказался, заполнились всеми разновидностями продуктов. До изобилия двадцать первого века было еще далеко, но не было больше ощущения, что в стране голод. По крайней мере, если смотреть на полки магазинов и стремительно захватывающих пространство ларьков и лотков. Но в доме Гриши и Елены Сергеевны мне стало… неудобно. Ну да, в общем-то, я даже понимаю, почему она расстроилась, увидев пирожные. Даже мысленный подзатыльник себе выписал. Эклеры мы принесли к чаю, ага. А надо было набить сумку гречкой, мясом, овощами и прочими продуктами.

Тут я выписал себе второй подзатыльник. Ну да, в среде околороковой тусовки было в порядке вещей притаскивать в гости на пьянки порой совершенно неподходящие вещи. У того же Боржича даже правило негласное было — идешь к нему бухать, прихвати еще пару банок тушенки, кило гречки, кило сахара. А если ты обнесешь своих родичей на какие-нибудь соленья из погреба — то вообще шоколадно! Но Елена Сергеевна была явно из другого теста. И ее подобная подачка точно оскорбила бы до глубины души. Так что лучше уж эклеры.

— Гриша, у меня предложение, — сказал я. — Контракт. На полгода. Сэнсей, тебя это тоже касается. Я займусь твоим новым альбомом. Беру на себя студию и все прочие заморочки, включая транспорт. Зарплату в процессе и процент продаж обсудим в рабочем порядке. Идет?

— А Василий? — прищурился Сэнсей.

— Так в его епархию я и не лезу, — я пожал плечами. — Только этот альбом. Десять песен. Идет?

— Володенька, я не поняла… — Елена Сергеевна нахмурилась. — Вы Гришеньке постоянную работу предлагаете?

— Вроде того, — кивнул я.

— Гришенька… — Елена Сергеевна посмотрела на Гришу.

Я достал из кармана кошелек и выложил на стол несколько купюр.

— Нам не нужны подачки! — глаза Елены Сергеевны резко похолодели.

— Подачки? — хмыкнул я. — О чем вы вообще говорите? Вас же не смущает, что я каждый раз плачу Грише за уроки? Эти деньги — точно такая же его времени. С надбавкой на стресс. Это даже не аванс пока что, мы ведь еще не договорились и ничего не подписали.

— Ох… — Елена Сергеевна вздохнула. — Надо со стола убрать…

Маленькая женщина вскочила, схватила пустую тарелку и чашку и быстро скрылась в кухонном закутке.

— Гриша? — я вопросительно приподнял бровь.

— Володя, ну какого ответа ты от меня ждешь? — сказал он. — Я сейчас пошевелиться боюсь, потому что мне кажется, что все это сон. Ну как такое вообще может быть, чтобы Семен Вазохин сидел у меня дома, и мы тут вместе гоняли чаи?

— Положительного ответа, конечно, — усмехнулся Сэнсей.

Шемяка переминался с ноги на ногу, стараясь прикрыть зонтом и себя, и меня, и Еву. Ева присоединилась к нам в последний момент. Мы уже собирались выходить, а она вернулась из универа, взвинченная вся, экзамен был каким-то на редкость нервным, и когда я сказал, что мы погнали на вокзал, встречать ранних пташек, приехавших на фестиваль, она тут же заявила, что едет с нами. Чтобы отвлечься. Ясен пень, я не возражал. И вот теперь мы стояли на перроне и ждали опаздывающий уже на двадцать минут поезд. Можно было от дождя в здании вокзала спрятаться, но нам всем троим синхронно вдруг не захотелось. Первый по-настоящему летний дождь, вечерний почти пустой перрон, романтика!

Кроме нас поезда ждали только бабушки с объемными сумками, предусмотрительно прикрывшиеся кусками полиэтилена. Не пассажиры, явно. Пирожками торговать пришли. Поезд-то проходящий.

Эх, даже какой-то ностальгией укололо. К двадцать первому веку такую вот стихийную торговлю прижали почти повсеместно. И мозгом я понимаю, что это скорее хорошо. Кто знает, в каких условиях и из каких продуктов бабульки эти свои пирожки жарят? Но как же это вкусно было, черт возьми, купить на перроне теплый еще пирожок с картохой и торопливо схомячить его, запивая чаем из стакана в подстаканнике! Я даже чуть было не поддался порыву и не двинул к бабулькам, купить себе пирожок. Но тут ожил громкоговоритель и сообщил, что поезд прибывает на первый путь.

— Какой вагон нам нужен? — спросила Ева, когда состав, лязгнув, оставновился.

— Думаю, вон тот, — сказал я, ткнув пальцем в сторону вывалившегося на перрон патлатого парня с брезентовым рюкзаком за спиной.

Следом за ним из вагона выпала в прямом смысле длинноволосая девица и вылез еще один патлатый же товарищ, нежно обнимая здоровенную бас-балалайку.

— Ох ты, какие они расписные… — хмыкнул Шемяка, сворачивая зонт. — Сколько их должно приехать?

— Двенадцать человек, — сказал я, сверившись со списком. — Ну, пойдемте выясним, способны ли они перемещаться, или нам нужно подмогу вызывать.

— Надеюсь, мы не к нам их везем? — фыркнула Ева.

— Ни в коем случае! — заверил я.

Мы подошли к группе вываливающихся из вагона музыкантов.

— Всем привет, — помахал рукой я. — Я Велиал, это Артур и Ева. Мы ваша группа встречи.

— Оба-на! — первый патлатый сфокусировал на нашей троице взгляд. — А я тебя знаю! Ты в Питере на сцене выступал!

— Было дело, — согласился я. Хотя сам лично этого товарища, разумеется, не помнил. — Значит, план такой. Сейчас мы грузим вас в автобус и везем в дружественное жилье. Надеюсь, у вас есть с собой спальные мешки или что-то вроде?

— Спальные мешки… — повторила за мной девушка и захихикала.

— Почувствуй себя воспитателем в детском саду, — прошептала Ева, когда мы вели пьяных в дрова музыкантов к пазику Шемяки. Рокеры стремились разбрестись в стороны, изредка кто-то из них падал. Они отпускали невнятные комментарии и громко ржали над ними всей толпой. Дорога до пазика, который был припаркован прямо за воротами с перрона, заняла у нас минут, наверное, тридцать. И это при том, что мы сначала, пока они выгружались, стаскали туда большую часть их вещей и инструментов.

— Надеюсь, на горшок они все уже сходили, — изрек Шемяка, помогая очередному «телу» забраться в пазик. — Ну что, это все?

— Вроде да, — пожал плечами я. — Сейчас сосчитаем.

Я забрался в салон и посчитал по головам. Одиннадцать.

— Так, орлы, — громко сказал я, привлекая к себе внимание. — По списку должно быть двенадцать. Кого не хватает?