Зов

23

— Ты в это веришь?

Дана была похожа на кошку, посаженную в клетку. Луис сидел в старом глубоком кресле и смотрел, как она ходит между диваном и камином.

— Конечно, почему бы нет?

— Господи! Да это же очевидно! — почти закричала она, размахивая руками, как вспыльчивая итальянка. Луис так называл ее в шутку и в первые годы их совместной жизни. Сейчас, по прошествии нескольких лет, они стали реже шутить.

— Что очевидно? — спросил он равнодушно.

— Что волки не разгуливают здесь и не нападают на людей, как считает эта Милдред, подруга Элли, и как пишут в газете. Они нападают стаей, а не поодиночке.

— С каких пор ты стала специалистом по волкам?

Ома свирепо на него посмотрела.

— Черт возьми, это общеизвестно, и ты сам это знаешь.

— Нет, — сказал он покровительственно, — я не знаю. Это не обязательно знать. Что я знаю точно, так это то, что версия Милдред, пожалуй, такая же здравая, как и статья в газете.

— Значит, ты все-таки помнишь, что было написано в газете? «Страшно искалечен. Жертва жестокого нападения…» Разве не так, Луис?

Дана все дрожала. Она сжала кулаки, в глазах у нее мелькнула ярость.

— Проклятье, ты не слушаешь! Почему ты не слушаешь меня? — Она свирепо смотрела на него. — Есть какая-то причина, почему ты не слушаешь, да? Какая?

— Я слушаю, — уступил он. — Слушаю я.

В голове у него мелькнула мысль о Таггерте, но он не знал, как об этом заговорить.

Похоже, Дана пыталась успокоиться, или, по крайней мере, смягчить тон. Она ходила перед диваном, но не садилась.

— Я хочу уехать, — вдруг сказала она.

— Дана, смерть Уита — это ужасно, но ведь люди умирают по-разному. Это не значит…

— Он не просто умер. В этом есть что-то нехорошее. Что-то — ее губы начали дрожать. — Я не хочу здесь оставаться.

Она уже несколько дней неважно выглядела, но он старался не обращать на это внимания. Она была чрезвычайно напряжена, и у нее был приступ мрачного настроения. Такое бывало и раньше. Через секунду она расплакалась.

— Я хочу домой, — плача произнесла она, упав на диван и уткнув лицо в ладони.

— Ладно, хорошо, — сказал Луис.

Он сел рядом с ней и обнял ее. Она прислонилась к нему, всхлипывая. Он старался думать быстро, ему нужно было сэкономить время.

— Хорошо, — сказал он, — мы можем вернуться. Давай поедем завтра после обеда. Утром встанем, сходим еще раз на пляж, потом вернемся сюда, сходим в сауну и отправимся. Как тебе такой план?

Она взглянула на него, немного успокоившись, но слезы все еще текли по щекам. Он знал, о чем она думает — ей хотелось бежать отсюда сию минуту.

— Мы ведь можем не торопиться, у пас и так останутся два полных дня до выхода на работу, — сказал он.

Дана немножко подумала и обреченно кивнула.

— Подходит?

— Да, — ответила Дана и улыбнулась, но только на мгновенье.

Он успокоился. Все нормально, у него еще есть время.

Скоро Дана уже говорила о сборах и ужине. Она хотела соорудить ужин из оставшихся продуктов: овощной салат, сельдь в сметане, холодное мясо и сыр. Было без чего-то пять, но она решила начать готовить салат прямо сейчас, чтобы до ужина еще осталось время на сборы.

В холодильнике оставалась всего одна баночка пива, и Луис понял, что ему представляется удобный случай. Он настоял на том, что для прощального ужина в Альпенхерсте надо обязательно купить хорошего вина. Вино, купленное на рынке в Л аписе, не годится для такого случая. Он хотел какого-нибудь настоящего вина, разлитого в бутылки в Папе или Сономе. Кстати, он видел винный магазин в Тахо-Висте. Дана запротестовала, но он сказал, что дорога туда и обратно займет не больше часа.

Когда она наконец согласилась, Луис подумал: а сколько действительно времени займет его поездка? Час? Два? Он не мог точно сказать, сколько будет отсутствовать. Если очень долго, он объяснит ей, что магазин был закрыт и ему пришлось купить вино в Лаписе.

Дана на кухне резала зеленый перец, стоя спиной к двери. Он прошел в гостиную, но вместо того, чтобы подняться наверх за ключами, проскользнул в кабинет и прикрыл за собой дверь. Он стал вытаскивать бумажник, но обнаружил, что помнит телефон наизусть, и подошел к телефону.

Зачем он это делает? Он мучился этим вопросом уже два дня. Вероятно, за этим ничего особенного и не стоит. «Открой себя», — сказал тогда старик. Разве это не мудрый совет? Не этому ли учат и религия и психология? Может быть, это чистая ерунда, но как он узнает, если не воспользуется случаем? Может быть, это и есть его возможность? Тогда нужно идти навстречу, может быть, счастливый случай дан ему всего один раз? Неужели он позволит чувству страха помешать ему воспользоваться таким случаем?

А вдруг Дана права? Может, здесь действительно что-то происходит, хотя она и не может объяснить, что именно? Она действительно казалась испуганной… Он же хочет, чтобы она чувствовала себя в безопасности, причем гораздо большей, чем сейчас. Он подумал о доме, о своей работе, о деньгах, Дане тоже нашлось вместо в его мыслях. Но как он узнает, если не воспользуется случаем? И он отвечал себе: никак. Но как потом с этим жить?

Он поднял трубку и набрал номер. Когда ответили, Луис сам себе удивился. Он думал, что готов, но, видно, что-то в интонации голоса заставило его застыть на месте. Голос Таггерта звучал так близко. Луис слышал, что старик ждет ответа. Вдруг Таггерт сам прервал молчание.

— Луис, — сказал он. Это был не вопрос, а утверждение, прямое и ясное. — Да, — продолжал он, когда Луис смог наконец заговорить, — я жду. Да, я буду дома.

Когда Луис приехал в Даннз-Крест, ему не пришлось, как тогда, стучать и ждать. Дверь открылась, едва он ступил на дорожку, ведущую к дому.

— Рад снова видеть тебя, — торжественно произнес Таггерт от дверей.

Луис удивился, увидев, как просто тот был одет: серые брюки и свободная рубашка, похожая на рабочий халат художника.

— Хочу тебя поздравить, — сказал старик, когда они входили в холл. — Ты сделал правильный выбор.

Он закрыл дверь и повел Луиса в комнату, но не в ту, в которой они сидели в прошлый раз.

Это была совсем другая комната. Луис прежде всего ощутил ее пустоту и мрачность… Несколько темных написанных маслом картин на стенах, покрытые лаком пейзажи, опущенные шторы. В углу стояло одно-единственное кресло с прямой спинкой, а рядом с ним небольшой столик. Таггерт сел в кресло.

— Это лучший выбор для каждого, — тихо произнес он.

Луис ответил не сразу.

— Как вы оказались здесь? — наконец спросил он.

— Потому что есть люди, которым я нужен.

— Но почему здесь?

— Надо иметь доступ к людям, разве ты не согласен? — Таггерт улыбнулся. — Мы можем строить теории в одиночестве, копить силы, но наши действия тогда только имеют смысл, когда они разделяются другими людьми. Результаты наших действий должны чувствовать другие. Как сказал поэт, судьба нам уготовила каждому свою роль на сцене. Актеры приходят в места, подобные этому, — соблазненные предвкушением удовольствия и красотами природы. Это благоприятное место. А благоприятная возможность — это ведь тема для нашей пьесы, не так ли?

— Какая именно благоприятная возможность?

— У каждого свои потребности и желания. Ты можешь спросить какие. Некоторые хотят немногого — богатства. Другим нужно положение в обществе и власть. Кому-то нужно, чтобы другие были похожи на них…

Луис внезапно повернулся к Таггерту спиной и подошел к одной из картин. Спокойный ручей струился, извиваясь, вниз по склону холма. Но спиной он почувствовал взгляд Таггерта и оглянулся.

— Но кто может обещать такие вещи?

— Ты познакомился здесь с некоторыми участниками пьесы — баловнями судьбы, а ведь увидеть — значит поверить, не правда ли, Луис?

— Но кто вы такой, чтобы обещать это?

Таггерт молча посмотрел на него, и Луис ощутил бездну, которая таилась под этой старой маской, запрятанная в глубине глаз, казавшихся серыми, как камни, рожденные в холодных недрах земли. Казалось, эти глаза видели то, чего никто на земле уже не помнил: дни, когда на земле царил мрак, а скалы были покрыты льдами.

Потом Таггерт взглянул на столик, стоящий рядом с креслом, и Луис внезапно очнулся. Он понял, что уже давно смотрит на маленький деревянный ящичек, лежащий на столе, и не замечает его. Таггерт придвинул его к краю стола. Узкий ящичек, сделанный из тикового дерева, был меньше фута в длину, крышка была инкрустирована более светлым деревом.

— Уверяю тебя, — сказал Таггерт, когда Луис оторвал глаза от ящичка, — твое испытание не будет трудным.

Какое-то время Луис переводил взгляд с Таггерта на ящичек и обратно. От слова «испытание» у него по телу пробежала дрожь. Дана была права, понял он. От Таггерта веяло тленом, он источал ядовитые испарения. Если подойти ближе, то этот яд распространится и на тебя. Но старому монстру можно было и воспротивиться. Луис уже представил себе, как поворачивается и идет к выходу, открывает дверь. У старика нет никакой сверхъестественной силы. Он не Бог и не дьявол. Нельзя ему уступать. Уходи из комнаты, уходи скорее! У него не будет власти, если ты не дашь ему ее сам. Уходи отсюда! Откажись! Луис вдруг почувствовал, что внутри что-то оборвалось. Таггерт был похож на зыбучий песок, и Луис тонул в нем.

— Не бойся, — Голос был ровным и тихим, почти успокаивающим. — Тебе надо разбудить в себе силу, о которой ты даже не подозреваешь. Сверхчеловеческие способности заключены в каждом из нас, вспомни внезапную силу, с которой мать может приподнять машину, если та придавит ее ребенка.

Старик указал кивком на ящичек и стал ждать. Прошла минута, потом Луис подошел к столу и взял его в руки.

Таггерт поднялся и пошел к холлу, Луис последовал за ним. Он снова почувствовал головокружение, как тогда, после мадеры. Дверь открылась, и он прошел мимо высокого мужчины в черном одеянии, стоящего как часовой у ворот.

Должно быть, он шел во сне, как лунатик. Когда его нога коснулась первой ступеньки, он понял, что мужчина у дверей был Таггерт. Луис увидел его лицо: оно становилось темнее, но глаза оставались светлыми. Потом перед его взором пронеслись какие-то странные видения: волк, козел, какая-то гигантская муха, чудовище с головой летучей мыши и торчащими ребрами и перепончатыми крыльями. Луис на мгновенье обернулся — Таггерт все стоял на том же месте: старый человек в дверях очень старого дома. Луис вышел на улицу.

Вечер казался теплее, чем был, когда Луис приехал сюда. Он слышал, как закрылась за ним дверь, потом пошел по дорожке, неся в руках ящичек, но не открывая его.

От аллеи, по которой шел Луис, ответвлялась другая, выложенная каменными плитами, и когда он подошел к развилке, то свернул на нее, сам не зная зачем. Он уже завернул за угол старого дома, но еще не дошел до конца дорожки, ведущей в лес, как услышал это.

Это был гортанный звук, как будто кто-то выл в пещере. Луис ощутил во рту тошнотворный привкус и почувствовал, как подступает тошнота, но его не вырвало. Он наклонился, сжав в руках ящичек, и тут почувствовал, что в ящичке что-то зашевелилось.

Луис сел на корточки, пытаясь отдышаться. С обеих сторон на него стали надвигаться тени, такие густые, что он мог разглядеть только каменную плиту у себя под ногами и капли своей собственной слюны, капавшие на нее. Этот гортанный звук перекатывался у него в ушах, и он жадно глотал воздух, чтобы как-то растворить его. Он смотрел вниз на каменную плиту и на ящичек, который все время оставался в поле его зрения. А когда тени начали рассеиваться, он увидел мокрые пятна, оставленные его потными пальцами на тиковом дереве. Он медленно приподнял голову. На траве, под деревьями, бегала большая серая собака, с черными и белыми пятнами на хвосте и голове. Сначала Луис подумал, что это волк, но это была собака, какая-то помесь с немецкой овчаркой. Она сделала несколько прыжков ему навстречу, как будто хотела поиграть, затаилась и стала ждать.

Он ясно слышал ее дыхание, чувствовал мускусный запах ее влажного меха. Он вдруг понял, что пришло время открыть ящичек.

Крышка открылась. Кинжал, лежащий внутри, был из камня — и лезвие и рукоятка.

Луис взялся за рукоятку, и ящичек упал на землю. Ему казалось, что ящичек падает как в замедленном кадре. У пав, он разлетелся на куски. Собака часто и тяжело дышала, потом вдруг понеслась в сторону леса. Луис последовал за ней.

Он бежал без всякого усилия. Было очень легко дышать, влажный вечерний воздух был напоен запахами трав.

Перед собой Луис видел серую собаку, она то останавливалась, то снова бросалась вперед, а Луис несся напролом через кусты вслед за ней.

Он знал, что может убить собаку. Он чувствовал себя таким сильным! Сила разливалась по всему телу, дыхание было ровным. Он сжимал каменную рукоятку, а она казалась ему продолжением его руки. Кусты царапали ему ноги, но он почти не замечал этого.

Он огибал деревья, все время держа собаку в поле зрения. Но ведь она ни в чем не повинна, вдруг подумал он и остановился. Это животное было, но существу, невинным, чистым. Нет! Собака ощущала ту же жажду крови, которую чувствовал он. В своей генетической памяти она слышала ту же тихую музыку погони, которую слышал сейчас Луис: гулкий стук сердец, вой, отдававшийся в ушах, и короткие, как от боли, крики. Животное совсем не было невинным. Когда он снова побежал, то уже потерял из виду свою жертву.

Он перепрыгнул через бревно и снова заметил собаку. Она остановилась, тяжело дыша, повернув к нему морду. Казалось, она ждала его.

Луиса и собаку разделяло небольшое пространство, свободное от деревьев, и вдруг его разобрал смех. Он представил, как нож вонзится в горло собаки, как длинный коготь. Он сожмет ей пасть, отогнет назад голову и оторвет. Он бросился к собаке, которая стояла, поджидая его.

Луис набрал в легкие воздух и прыгнул.

Когда его ноги еще не коснулись земли, собака тоже прыгнула, но не в сторону, а вверх перед нападавшим на нее человеком, и, когда его нож ударил пустоту, Луис увидел, всего лишь на мгновение, картину, которая вонзилась ему в сердце, как холодное лезвие ножа.

Собака подпрыгнула на шесть футов, встала на задние лапы, и вдруг, о ужас, ее передние лапы и голова превратились в руки и голову Ноя Таггерта, безобразно искривленные и местами покрытые шерстью.

Луис ждал, что ударится о твердую землю, но вместо этого стал проваливаться в бездну. То время, которое он падал с края заброшенной каменоломни, заняло всего лишь несколько мгновений, но за эти мгновения он вспомнил все: он вспомнил тех, кто был тогда на вечеринке, и конкурс, и то, что было до конкурса. Он вдруг понял, что все подстроено. Их с Даной выбрали. Он должен был защитить ее, заслонить, как птица крыльями…

Через миг он упал на плоский камень, который как будто поджидал его — громадный молоток, со страшной силой ударивший его по плечам, шее и черепу. Луис попытался крикнуть со дна каменной ямы, предназначенной для вырезания квадратных каменных монолитов, но его обступала удушающая темнота, по другую сторону которой находилась Дана.

Зверь Ной Таггерт парил в воздухе, рассматривая разбитое тело, лежащее внизу на глубине пятидесяти футов. Когда оно перестало шевелиться, собака-зверь вновь оказалась на краю обрыва, оскалив пасть и рыча.

Наконец она понеслась обратно в лес, постепенно вновь приобретая человеческие формы. Подумать только, размышлял Таггерт, подходя к дому, Луис действительно верил, что нужен ему. Он уже шел по дорожке, вымощенной каменными плитами, обогнул угол дома и стал спускаться вниз по холму.