— Привет, это я. Угадай, что я тебе расскажу.
Дана путалась в полотенце, пытаясь одной рукой вытираться, а другой держать трубку. Она сначала очень удивилась, снова услышав голос Луиса. Он звонил накануне после работы, и они договорились, что теперь он позвонит после ужина, где-то в районе восьми. Она принимала утренний душ, когда услышала телефонный звонок.
— Что?
— Мы увидимся завтра во второй половине дня. — Он говорил тихо, явно звонил из своего офиса. — Я им был нужен всего на два дня. Они вообще бы меня не вызывали, если бы Харрис был здесь, но он уехал трепаться с банкирами. Ты рада?
— Конечно. Потрясающая новость. Потрясающая!
Она туго соображала после прошедшей ночи. Промучившись несколько часов без сна, она все-таки приняла таблетку. Ей не хотелось, чтобы Луис догадался.
— Я жду не дождусь, когда смогу тебя увидеть, — продолжала она. — Как ты считаешь, что бы нам придумать? Может, поехать на Южный берег? Хотя, наверное, ты устанешь с дороги.
— Нет-нет, отличная идея. Я посплю немного, а вечером мы поедем. А ты пока подумай, где бы нам завтра поужинать. У тебя все нормально?
— Конечно, нормально. Мне просто было как-то странно спать без тебя.
Она знала, что он понял, что она имела в виду.
— Но я надеюсь, что сегодня буду спать лучше.
— Хорошо, — сказал он. — Послушай, а почему бы тебе не позвонить кому-нибудь из местных и не сходить куда-нибудь вместе? Элли Норвуд, например, или Кенджи.
Дана сказала, что уже думала на эту тему. Но тут Луису пришлось заканчивать разговор. Она была рада, что он позвонил и что завтра вернется. Но, идя обратно в ванную, она призналась себе, что чувствует себя неважно.
Галлюцинация все еще не отпускала ее, периодически всплывая в голове. Она ощущала запах жженой резины. Черная «тойота», спотыкающаяся на дороге, взрывающаяся как шаровая молния и превращающаяся в падающие на землю обломки, — эта картина все время прокручивалась у нее в мозгу. На пляже она была слишком взвинчена, чтобы расслабиться, поэтому, пробыв там полчаса, поехала назад и с остервенением занялась уборкой дома.
Той ночью она действительно плохо спала. Ей снилась рука мужчины, протянутая из окошка автомобиля, которая отрывалась от тела, вспыхивая как факел. Дана проснулась и стала читать. Заснула она лишь под утро при включенном телевизоре и свете в ванной и коридоре.
На следующий день вместо того, чтобы ехать на озеро, она совершила долгую прогулку по окрестностям, надеясь, что это прояснит ей голову. Кроме того, она хотела утомиться, чтобы хорошо спать следующую ночь. Иногда это помогало, иногда нет. На этот раз не помогло, и ее последним шансом стала таблетка.
На следующее утро, когда она ела подслащенную овсянку, с изюмом и орехами, происшедшее снова вспомнилось ей, но уже смутно: видение начинало стираться из памяти, как стерлось видение в кабинете Джин Рискер. Так повторялось всякий раз: когда видение появлялось впервые, оно постоянно было рядом с ней, а потом постепенно разлеталось, как пух, превращаясь в бледную тень.
Дана стала бегло просматривать «Бей Вью». Может быть, действительно встретиться с кем-нибудь из здешних знакомых, подумала она. Когда слишком долго копаешься в собственных мыслях, это очень вредно, даже для людей с крепкой нервной системой.
На днях она обратила внимание на рекламу Саттлерской галереи на Королевском пляже. Картина Тедди Алдала. Открытие выставки состоялось накануне. Дана не знала ни художника, ни галереи, но ей показалось привлекательной идея поехать туда с кем-нибудь. По крайней мере, надо ведь как-то отвлечься.
Она пошла наверх, взяла сумочку и стала перелистывать записную книжку, ища букву «Н». Они обменялись телефонами с Элли на вечеринке у Кенджи.
Дана чувствовала себя несколько неуверенно, набирая номер, но Элли страшно обрадовалась ее звонку. Оказывается, она сама пыталась позвонить Дане, но не застала ее. Дане приятно было это услышать. Элли знала, где находится галерея, и вызвалась отвезти туда Дану. Через час ее машина уже была у парадного входа Альпенхерста.
Они ехали, обдуваемые ветром. На Элли был белый платок с золотыми подковами. Темные очки в сочетании с платком напоминали Эву Гарднер. Через несколько минут Элли спросила про Луиса, и Дана сообщила ей, что он в отъезде по делам.
— Боже мой, я даже представления не имела. Как же ты одна в этом старом доме? Надеюсь, тебе не страшно? Если хочешь, приезжай к нам, мы будем очень рады, если ты поживешь у нас. Уит тоже…
— Спасибо, Элли, но Луис завтра возвращается.
— Слава Богу, но сегодня, я тебя прошу, переночуй у нас. В Альпенхерсте немножко страшновато. Единственное живое существо во всем доме — это Джоли. — Элли усмехнулась.
— Кто это?
Дана задрожала. Неужели в доме прячется кто-то, о ком она и не подозревала?
— Ой, я думала, ты знаешь. Конечно, никто об этом особенно не распространяется, но все местные знают. Ну, ты понимаешь, о чем я.
— М-м, — замялась Дана, ожидая продолжения.
— Джолли — это дикий ребенок. Когда ей было пять лет, ее родители погибли в автомобильной катастрофе. Джоли сидела сзади, ну, знаешь, в середине сиденья такое специальное кресло для детей, и отделалась маленьким синяком на лбу. Говорят, что если бы ее родители пристегнулись, им, может быть, тоже повезло бы. Надеюсь, ты пристегнулась, дорогая? Хорошо. Я знаю, что в Калифорнии это закон. Правда? Ну вот и хорошо, я-то в это очень верю. Ну вот, значит, родителям Джоли не повезло. Они наехали на дорожный знак «стоп», знаешь, там, где улица Форго пересекается с Четыреста тридцать первой улицей, сразу за Инклайн. От удара Джоли волчком перелетела через дорогу, отделавшись ссадинами. Ее мать ударилась о ветровое стекло, сломала шею — мгновенная смерть. Отца выбросило из машины на шоссе…
Элли внимательно посмотрела на соседнюю полосу, потом перестроилась в другой ряд и обогнала трейлер, который ехал слишком медленно.
— Дядя и тетя Джоли живут рядом с Лаписом. У них у самих двое детей, но они оформили все документы и удочерили девочку. С тех пор прошло уже семь, даже почти восемь лет. Трудно представить, что пережила бедняжка, но она уже никогда не будет нормальной. Она постоянно убегает из дома и живет здесь, в лесу. Ее приемные родители, благослови их Бог, не в силах удержать девочку. Но все соседи знают Джоли и, если видят ее, сразу звонят им. Тогда дядя и тетя забирают девочку, если она, конечно, в настроении идти домой. Вот так.
— Она и спит в лесу?
— Да, очень часто, тем более что никто не знает здешних лесов лучше нее. Видела бы ты ее: она передвигается как маленькая рысь.
— Может быть, ей оставлять что-нибудь из еды во дворе? — сказала Дана почти серьезно.
— Ха! Уит это уже делал. Он ее даже рисовал раз шесть, я имею в виду, рисовал, как он себе представляет, потому что никогда живьем ее не видел. Думаю, Джоли — это его маленькая фантазия. Мужчины… — Элли снова усмехнулась, на этот раз немного грустно.
Дана понимающе кивнула. Из окна машины она смотрела на лес, довольно густой, чтобы укрыть кого угодно, и представляла, что если у нее когда-нибудь будет ребенок, то он будет такой же, как Джоли, — дикий и хитрый. Ей даже захотелось увидеть Джоли. Может быть, стоит все-таки что-нибудь положить для нее? Впрочем, она скорее привлечет енотов, чем маленькую девочку. Джоли и она, такие одинокие в глухом лесу…
Потом она спросила Элли про Уита, потом разговор переключился на Луиса и Кенджи, и вскоре они подъехали к галерее на Королевском пляже.
— В этом что-то есть, мне даже нравится, — повторяла Элли Разглядывая холсты.
Дана не могла понять, честно ли говорила Элли или просто хотела сделать ей приятное, потому что эту поездку предложила Дана.
На самом деле Элли смотрела на картины только с точки зрения того, как они впишутся в определенный интерьер, а точнее в интерьер ее дома. Именно это она имела в виду, говоря, что ей нравятся одни картины и не нравятся другие.
На Дану мало что произвело впечатление, поэтому она думала, что Элли говорит так из вежливости. Но ее это не очень беспокоило. На большинстве полотен было изображено озеро и его окрестности, причем достаточно стилизованно для того, чтобы привлечь внимание к художнику, и достаточно узнаваемо, чтобы их можно было продать здесь. Дана находила странным нервную энергию и напряженное взаимодействие цветов. Утки, взлетающие с поверхности озера, вытягивали перепончатые лапы, поднимая фонтаны брызг. Каким-то образом вода и небо приобретали оранжевый цвет, что резало глаз. Все это напоминало картины одного известного художника, который в основном рисовал спортсменов в движении; их тела и лица представляли собой мозаику или быстрые мазки желтого и красного. В тот момент Дана почему-то не могла припомнить имя художника.
Прилавок, где продавались каталоги, открытки и сувениры, находился при входе, а пространство позади было задрапировано. Когда Дана и Элли проходила через этот зал, они заметили перегородку, частично скрывавшую другое помещение — более интимный закуток.
— А там чьи апартаменты? — спросила Элли.
— Думаю, того художника. — Дана прочитала надпись: Алдал.
И все-таки в картинах было что-то притягивающее: вот снова вид озера, но неожиданно прохладный; покрытая туманом небольшая бухта; склон холма с пятнами густых зарослей кусков в импрессионистской манере; неясная линия берега с одиноким огоньком окна.
— Что-то не больно весело, — прокомментировала Элли от противоположной стены.
Дана подошла к ней и прочитала: «Автопортрет». Лицо представляло собой контур — изгибающуюся линию синего и коричневого цветов. Только глаза на этой картине казались законченными. Цвет, наполнявший их, странно светился, смущая зрителя. Глаза из ртути.
Дана пристально смотрела на портрет, зачарованная удивительно чувственной линией и странным сочетанием цветов. Изображенное на картине нечто было одиноко, подумала она. Впечатление не самое приятное, но все же есть что-то человечное в этом. Хотя бы глаза.
— Картины — это как исповедь, разве нет?..
Казалось, голос пробрался в мысли Даны так же незаметно, как позади них выросла фигура.
— Ну и напугали вы меня! — пожурила мужчину Элли, похлопывая его по рукаву и нервно хихикая.
— Простите, милые дамы, — сказал Ной Таггерт. — Я не нарочно.
— Ну ладно, мы вас прощаем, да, Дана? — Элли кокетливо улыбнулась.
— Спасибо, миссис Норвуд.
— Пожалуйста, называйте меня Элли.
— Элли… — повторил он, на его лице лучом света мелькнула улыбка.
— А вы, миссис Феррин, моя ближайшая соседка, как чувствуете себя в своем огромном доме?
Дана взглянула на Таггерта, и он показался ей более раскопанным, приветливым и привлекательным, чем тогда, у Кенджи. Рубашка на груди распахнута, легкая рубашка из тонкого батиста, наверное, итальянская, медно-красного с золотым цвета. Пиджак из шелковой ткани был в светло-коричневых тонах.
— Спасибо, хорошо, — сказала она, но решила, что этого недостаточно и добавила: — Прекрасно. Нам здесь ужасно нравится.
Таггерт кивнул, но, когда Дана взглянула ему в глаза, у нее возникло чувство, что он почувствовал, как ей одиноко. Неужели это так заметно? Он снова перевел взгляд на картины. До нее дошло, что он говорил вначале.
— Исповедь? — неожиданно спросила она.
— Простите?
— Вы сказали, что картины напоминают исповедь.
Таггерт улыбнулся.
— Да, конечно, если это хорошие картины. Они могут быть как секреты — что-то такое, что надо обязательно сказать, если хочешь, чтобы тебя до конца поняли, такое, что невозможно выразить никаким другим способом.
Дана кивнула, не вполне понимая его. Ложь, подумала она, хоть и не знала, почему так думает. Почему картины казались ей ложью? Картины или Ной Таггерт?
— Вот интересная вещь, как вам кажется? — продолжал он. — Творчество Тедди развивается в новых направлениях.
— Так вы его знаете? — спросила Дана.
— Мы встречались на одной из его выставок около года назад. Тогда он был больше озабочен продажей своих работ. К счастью, сейчас его дела, видимо, пошли в гору, раз у него появилась возможность создавать более глубокие полотна. Мне отрадно видеть такие перемены. — Он посмотрел на Дану. — Живопись моя давняя любовь.
Его взгляд казался таким пристальным, что Дана задумалась, что бы это могло означать. Может, он ждал ответа? Или намекал на то, что интересен, чтобы увлечь молодую женщину? Дана чувствовала легкое головокружение.
— Вы, должно быть, тоже рисуете? — вступила в разговор Элли.
— Да, вообще-то. Конечно, непрофессионально. Я таким образом отвлекаюсь от своих проблем, а также тренирую зрение. Мало кто из нас обладает настоящим талантом, но все мы способны научиться видеть.
Дана чувствовала, что он тренируется и на ней, каким-то образом заглядывая ей в душу.
— Если у вас есть время, милые дамы, — продолжал он, — я буду очень рад показать вам свои работы.
— Отлично. — Лицо Элли просветлело, и она вопросительно посмотрела на Дану. Это заинтересовало и Дану, но, когда она ловила странный взгляд Таггерта, ей хотелось, чтобы Луис все же был рядом.
— Я бы очень хотела увидеть ваши картины, очень. Я уверена, что моему мужу тоже было бы интересно. Он уехал в город на пару дней, но завтра, думаю, уже вернется. Как вы считаете, могли бы мы все вместе приехать посмотреть картины через день два?
— Конечно. — Он радушно кивнул и дал ей свою визитную карточку. — Пожалуйста, обязательно позвоните. Я надеюсь, что ваш муж тоже сможет прийти. Его зовут Луис, да?
Какое-то мгновение на его лице играла улыбка.
— Да, — замялась Дана.
Что-то ей не понравилось в этом вопросе. Когда они выходили из галереи, и потом, когда они с Элли пили кофе, это все время вертелось у нее в голове. Она мысленно прокручивала вечеринку у Кенджи. Это было единственное место, где Таггерт мог познакомиться с Луисом. Откуда еще он мог знать его имя?.. Должно быть, их там представили друг другу. Она пыталась припомнить, когда они стояли вместе, но не могла. Ну, ничего, должно быть, это продолжалось не больше минуты. Дане потребовалось немало времени, чтобы убедить себя в этом, потому что она была почти уверена: их друг другу не представляли…