Зов

13

Она прищелкнула языком, потом еще раз. Ритм получился равномерным, как стук дятла в вершинах деревьев.

Тропинка вилась вверх по склону невысокого холма и исчезала в гуще елей. Дана, как дикобраз, сунула нос в низкие кусты и поползла дальше. Лапки ягодных кустов не царапались, а легонько похлопывали ее.

Уходи отсюда, змея, уходи, крысиная морда!

Можно ухватиться руками за корень и вытянуть его наверх.

Она пробралась в другой конец зарослей и встала во весь рост на небольшой лужайке. Солнечные лучи конусом падали вниз.

Пень. Камень. Три-четыре-семь-восемь.

Она вскочила на пень, стоящий на краю лужайки. Пень был широкий и весь в рубцах от зазубренных пил. Потом легко спрыгнула с него и пошла дальше, легко ступая по сосновым иглам.

Она постояла у валуна с прохладной гладкой поверхностью, засмеялась и побежала к большому дубу. Это был ее любимец, потому что в нем было дупло. Дупло у самого основания ствола было черным изнутри, и если в него сунуть руку, то все равно не достанешь до задней стенки. Прямо настоящий китайский дуб. Дупло внутри — прохладное и мягкое на ощупь, а когда вытащишь оттуда руку, то под ногтями все черное и зеленое.

Грязная кора, кровавая кора. Пять-шесть-девять-десять.

Она перешагнула через поваленное бревно и поспешила к самой высокой сосне, которую она знала. Как всегда, Дана легонько дотронулась до тяжелой сморщенной коры, которая изнутри была отчетливо красновато-коричневого цвета. Потом низко пригнулась и пробралась через кустарник, который кому-нибудь другому показался бы непролазным. Она выбрала хорошо знакомый маршрут среди корней, веток и листвы, образовавшей полог в нескольких дюймах над ее головой.

Из кустов выпорхнула птица и, низко пролетев над поросшей высокой травой поляной, нырнула в листву одного из деревьев на другом краю поляны.

Взлететь высоко в небо. Устремиться вниз. Желтая головка, синяя головка. Можно было падать камнем вниз и лететь низко-низко над землей, чуть-чуть дотрагиваясь до желтых и синих лепестков.

На поляне цвели желтые и светло-лиловые золотарник и флоксы. Дана представила себя самолетом, выполняющим фигуры высшего пилотажа — руки расставлены в стороны и немного наклонно вниз, самолет снижается и летит на бреющем полете, едва касаясь цветов. Время от времени с цветков взлетала пчела, но не жалила Дану, а быстро исчезала где-то в небе. Бедная пчела!

Дана резко повернула в сторону, чтобы проскользнуть между кустами на дальнем краю покрытой травой лужайки. Ковер из листьев и хвои напоминал губку и все еще был влажным, несмотря на жаркий день.

Солнечные блики мелькали на листьях яркими пятнами неправильной формы. Все было похоже на волшебную страну: укутав ноги прохладными тенями, прямые стволы хвойных деревьев стояли, как королевская охрана из волшебной сказки. Они разговаривали между собой, но так медленно, что каждое слово произносили по нескольку недель. Надо было слушать очень внимательно, и Дана слушала, переходя от дерева к дереву, стоя на корнях, расползающихся от стволов по земле, как концы звезд неправильной формы. Она прикладывала ухо к каждому стволу по очереди и слушала. Внутри можно было различить какой-то звук, что-то похожее на гул — они что-то шептали про себя.

Дана перепрыгнула корень, который торчал из земли, как толстая веревка. Это еще одно ее любимое место, но не только из-за разговаривающих деревьев и торчащего из-под земли корня, а больше из-за уютной полянки, которая, Дана это точно знала, ждала ее впереди. Она не ходила туда уже несколько дней, но отлично помнила, что солнце там светило всегда, даже когда тени были самые длинные. Да, солнце там светит постоянно, согревая густую мягкую траву, на которую можно прилечь и поспать или перевернуться на спину и смотреть, как птицы прыгают с ветки на ветку и стремительно носятся между деревьями.

Она хорошо изучила, в каком месте надо продираться сквозь кусты, чтобы не напороться на ядовитые колючки. Обогнуть куст, покрытый паутинкой, проскользнуть рядом со следующим. Вот она!

Трава напоминала нежный бархат и была теплой и светлой. Дана спрыгнула, и трава спружинила у нее под ногами.

Опять планировать, расставив руки, кружиться по траве, высоко задрав голову. Кружиться, кружиться, а когда закружится голова, плюхнуться в мягкую траву.

Нога задела за что-то твердое. Показалось, что это большой корень, но, насколько она помнила, там, куда она упала, корней не было, и если кто-то бросил корень или ветку на солнечную лужайку, то кто это сделал? Вокруг нее слышалось жужжание — громкое жужжание вокруг головы и рядом с ней. Нога во что-то уперлась, когда она присела, чтобы посмотреть, что это может быть.

Нет! Она отдернула ногу и прижала колено к груди. Нет, Нет! Уходи!

Тело, лежащее в траве, о чем-то ей напоминало. Оно лежало на спине, и, хотя спина была выгнута, живот не торчал. По правде говоря, от него вообще мало что осталось: только дыра неправильной формы чернела в передней части рубашки, разодранная в клочья клювами и зубами.

Голова была повернута на бок и смотрела бы прямо на Дану, если бы глаза не были выклеваны. Но на их месте были впадины, внутри которых болтались обрывки нитей, и все это напоминало фонарь из тыквы, в котором проделаны отверстия в виде глаз. На горле зияла рваная рана, похожая на высушенный солнцем каучук, а кожа на лбу и висках высохла до черноты и туго обтягивала череп.

Нижняя челюсть болталась, как дверь на одной петле. Кровь запеклась и на обрывках воротника под горлом. Голова спокойно лежала на траве, воззрившись на Дану. Запекшаяся кровь жалила даже штаны на ноге, той самой ноге, на которую Дана наткнулась и которую приняла за корень.

Жужжание стало тише. Потревоженные мухи, взлетевшие вверх, когда Дана задела труп, возвращались к своей привычной работе.

Простые домашние животные и жирные сине-черные мухи, переливающиеся на солнце, сели и стали суетливо копошиться в развороченных останках. Другие, похожие на крошечные космические корабли, с крейсерской скоростью влетали в приоткрытую челюсть.

Папа вернулся. Уходи! УХОДИ!

Дана стала пятиться назад, потом поднялась с колен и бросилась бежать. Кустарник, окружавший поляну, превратился в непролазную стену, в которой не было дверей. Ни в них, ни под ними не было места, куда можно было бы проскользнуть.

Нет! — пронзительно закричала она и рванулась вперед, обрывая листья. Ветки хватали ее за лицо, а колючки впивались в тело. Наконец она оказалась среди деревьев, которые разговаривали между собой.

Деревья говорили о ней. Деревья знали.

Она добежала до цветочной поляны, выбежала на середину и внезапно остановилась.

Деревья сказали ей, деревья все знали и сказали ей, что это не папа. Это было очень давно: она стояла на горячем тротуаре и смотрела на колесо машины, которое продолжало крутиться, и красные огни кружились вокруг, и мама. Это было очень давно.

Она помнит, что они потом долго шли, так велела Дениза. Дана не могла рассказать Денизе: что бы ты ни нашел, нельзя никому ничего говорить. Она просто рассердилась бы и сказала: не ходи в лес, не ходи туда!..

Интересно, сколько он так еще пролежит, разлагаясь?..

Дана пошла назад мимо говорящих деревьев, через знакомые кусты, протиснулась между ними, потом пролезла под ними, подошла к телу с другой стороны — с той, которую она в прошлый раз не видела. Потом она села на корточки, чтобы слышать жужжание.

Она успокоилась. Это был не папа, и она не должна была никому говорить. Это просто еще одна вещь, о которой знала только она, а знала она о многих вещах. Никто и не догадывался, а она знала. Она просто еще немножко посмотрит…

Интересно, какой будет звук, если постучать ногтем по почерневшему лбу? Может быть, оттуда вылетят мухи? Стук. Она прищелкнула языком. Стук-стук. Забавно. Она просто посмотрит еще немного, посмотрит и послушает.

Дана сначала хотела сказать, что ей очень грустно, но промолчала. Зачем лишний раз акцентировать внимание на неприятном. Вместо этого они еще раз обнялись и поцеловались. Потупив глаза, Луис сел в машину и захлопнул дверцу. Дана наклонилась к окну.

— Послушай, они ведь не могут задержать тебя больше, чем на один день, — успокаивала она его и себя заодно. — Когда ты вернешься, мы придумаем что-нибудь интересненькое.

— Самое большое — на два дня. Будь осторожна, хорошо?

Луис сам не знал почему, но он беспокоился. Может быть, просто представил ее себе одну ночами в этом огромном доме, а может быть, подумал о машине, которую они только вчера взяли напрокат. Но потом он позвонил в офис и услышал отвратительную новость: да, нужно приехать. А машина отличная, хоть и 1987 года выпуска. Ничего, все будет нормально.

— Ты тоже будь осторожен. Позвони мне, когда доедешь.

Она поцеловала его и отошла в сторону. Машина тронулась.

С ней все будет в порядке. Он сам согласился на такие условия, чтобы получить немного дополнительного времени отдыха. Она, между прочим, его поддерживала. Ладно, по крайней мере, ей будет кому позвонить в город, так, на всякий случай. И какой он все же заботливый, как боится оставлять ее одну.

Дана махнула рукой, даже когда машина уже скрылась за деревьями. У нее немного кружилась голова. После отъезда Луиса она ощутила какую-то пустоту. Кроме того, она оставила темные очки в доме, а солнце светило слишком ярко. Казалось, оно отражается не только от стекол, но даже от камней дорожки. Последние две ночи она плохо спала — нет, никаких кошмаров, просто внезапно просыпалась среди ночи и утром чувствовала себя разбитой.

Дана вернулась в дом, решив провести день как обычно.

Каждое утро они ездили на озеро купаться и загорать. Она решила не нарушать принятого распорядка, тем более, это не успокаивало. Дана хотела отвлечься от мысли, что первая неделя их отпуска уже позади и теперь Луису придется время от времени ее покидать. Но, может быть, им удастся провести хотя бы остаток недели вместе? Впрочем, гарантий никаких нет. Что, если они заставят его работать до конца недели? В глубине души она надеялась, что он пошлет их куда подальше, но вряд ли это возможно.

Чтобы как-то нарушить тишину, она включила в спальне телевизор, пока переодевалась. Если они действительно его задержат, она просто раньше вернется в город. Там она сможет оставить машину, хотя нет, наверное, не сможет. Вряд ли прокатная фирма, сдавшая им машину у Высокого озера, имеет службу, которая забирает свои машины, оставленные в других местах. Ничего. Она поедет на автобусе.

Спускаясь по лестнице с пляжной сумкой, Дана чувствовала, как в ней нарастает возбуждение. Она зашла на кухню, положила в соломенную сумку баночку прохладительного напитка, яблоко и диетическую булочку.

Все будет нормально. Он вернется через день. Может быть… Вообще-то, он сказал, что его могут задержать и на два дня. Она машинально слишком сильно хлопнула дверцей холодильника, и дверца распахнулась. Дана закрыла ее опять, уже спокойно.

Подходя к входной двери и вынимая ключи, Дана продолжала разговаривать вслух сама с собой.

— Все нормально, успокойся, он скоро вернется.

Она заперла дверь, села в маленький «шевроле» оливкового цвета и, найдя подходящую радиостанцию, включила музыку на полную громкость.

Выезжая на дорогу, ведущую в Таллак, она поняла, что чувствует себя довольно мерзко. Может быть, не выспалась? Вероятно. Знакомое чувство тяжести в груди. А может, ей опять приснилось что-то? Кажется, нет. Не волнуйся. Ты поспишь на солнце, успокоишься.

Дана ехала по Таллак-Лейн. Деревья, росшие вдоль дороги, отбрасывали тень, отчего дорога казалась полосатой. По радио звучали старые мелодии.

«Нам надо убраться отсюда, — завывал Эрик Бердон, — и как можно скорее…»

А что, если эти дни отдыха окажутся самыми лучшими в их жизни? Вполне могло так случиться, тем более что они оба еще довольно молоды и впереди столько лет работы. Может быть, они никогда не смогут провести отпуск в Европе. Дана нервно сжимала руль.

«Девочка, есть лучшая жизнь для нас с тобой…»

Узкая дорога стала извиваться. На повороте колеса слегка коснулись обочины, вздымая песок и пыль. Дана перестала давить на газ и выехала обратно на середину.

Что, если из-за этой чертовой работы Луиса им придется наполовину сократить свой отдых? Смогут ли они прожить на одну ее зарплату, если Луис пошлет их всех к чертовой матери? Если да, то как долго? Может, попробовать? Она кусала губы. Стоит ли это делать? А что, если…

Сзади раздался гудок. Низкая черная «тойота» сзади. Дана увидела ее в зеркале до того близко, что разглядела сквозь ветровое стекло даже темные очки на водителе. Он снова просигналил.

Дана поняла, что отвлеклась. Наверно, она едет слишком медленно, слишком медленно с точки зрения местных, которые хорошо знают эту дорогу, вьющуюся по склону холма, по крайней мере, с точки зрения местных придурков.

Она нажала на газ, но было уже поздно. На полном ходу «тойота пошла на обгон, не обращая внимания на яркую желтую разделительную линию между полосами. Неожиданно Дана увидела автофургон, медленно ползущий вверх по холму навстречу обеим машинам.

Неясные контуры черной «тойоты» маячили слева от нее. Дана поняла, что совершила ошибку, прибавив скорость, чтобы оторваться. Она отпустила газ и собиралась нажать на тормоз, но в это время черная машина подрезала ее и они ударились друг о друга.

К счастью, тормоза сработали, но ее маленький «шевроле» начало заносить. Она заскользила по направлению к обочине, которая переходила в кювет, а ниже — в каменистый склон, густо поросший кустарником.

Красными прямоугольниками загорелись тормозные огни черной машины. Непонятный рефлекс заставил Дану крепко схватиться за руль. Рот у нее был открыт, но она не издала ни звука. Передние колеса ударились об обочину. Автофургон просвистел мимо в противоположном направлении в нескольких дюймах от машины Даны.

Когда она остановилась, задние колеса были все еще на дороге, а передние — на обочине, воздух был наполнен желтой пылью и запахом резины. Мотор заглох.

Она взглянула на черную машину, которая медленно шла в шестидесяти футах впереди. Сердце у Даны колотилось, во рту пересохло. Она с силой нажала на сигнал.

Из окна «тойоты» высунулась рука. Рука задержалась в воздухе, дразня Дану: ну, попробуй, сделай что-нибудь.

Тормозные огни казались красными флагами. Виски Даны сжало будто клещами. Гудок был пронзительным, но она все давила и давила на сигнал.

Дана с минуту смотрела на «тойоту»: вернется ли?..

Рука убралась обратно в окно, медленно, как у робота. Поскрипывая, «тойота» покатилась по асфальту.

Вдруг Дана увидела вспышку, и блестящая машина стала разваливаться на ее глазах. Окна брызнули каскадом битого стекла. Двери с обеих сторон распахнулись, как крылья, но машина загорелась только после того, как с треском раскрылись крыша и багажник. Оранжевое пламя вырвалось из-под крыши, потом из багажника. Когда языки пламени охватили салон, раздался взрыв: в разные стороны полетели куски сидений, коврики, дверные ручки и закопченные останки того, что еще недавно было человеческим телом — руки и ноги, голова, кишки…

Дана сидела и моргала, сердце ее бешено колотилось. Она смотрела, как удаляются в сторону озера огни черной «тойоты»…

Она справится с этим. Тот факт, что у нее это уже было миллион раз, внушал ей уверенность. Она будет над этим работать вместе со своим психиатром, это первое, что она сделает, когда вернется домой. Просто нужно сделать несколько глубоких вздохов и успокоиться. Да. Успокоиться.

Надо сначала вывести машину на шоссе. Дана повернула ключ зажигания, но мотор не завелся. Не надо так резко. Она снова повернула ключ и мягко нажала газ. Три, четыре. Машина завелась и, покачиваясь, снова устремилась вниз по холму. Дана чувствовала, что под мышками у нее проступил горячий пот, хотя руки и ноги оставались ледяными.

Надо обсудить галлюцинацию с психиатром, подумала она, впрочем, зная, что на самом деле психиатр не сможет этого понять и объяснить, по крайней мере, ни один из них до сих пор этого не понимал. Они будут обсуждать, что эта фантазия могла бы означать, и давать советы, как от нее избавиться. Что-то в этом подходе Дану не устраивало. Все, чего она хотела, — это понять, где кончается реальность и начинается видение.