– А вы знаете, что в таких дырах часто живут всякие морские животные! – мальчишка тараторит, не отвлекаясь от исследования пустот, которыми изрезана скала, как сыр дырками. Здесь она круто уходит вниз, образуя обрыв.
А я не могу вспомнить, как его зовут. Какое-то милое детское имя…
– А ты знаешь, что многие из них ядовиты?
Он важно кивает и засовывает руку еще глубже. Его глаза горят восторгом, светлые волосы растрепаны, и меньше всего он сейчас походит на наследника состояния, построенного на космических верфях. И взять бы его за руку, отвести обратно к родителям… Но исследовать обнаженную отливом скалу мальчику явно интересней, чем смотреть на древние камни.
– Я готов к этому риску, – очень серьезно отвечает десятилетний мужчина и переползает к следующей дыре, у самого обрыва. Похоже, местные жители покинули свои дома вместе с водой, поэтому я немного успокаиваюсь.
Тоже подхожу ближе к обрыву и вдыхаю соленый воздух. Море ушло недалеко, оно волнуется, дышит тяжело всего метрах в двух под нашими ногами, но далеко на горизонте оно сливается с небом, и кажется, что голубизна эта безбрежна, и от осознания собственной незначительности захватывает дух.
Здесь и сейчас я как никогда рада, что выбрала эту профессию. Несмотря на въедливое начальство, капризных клиентов, бесконечные форс-мажоры… Я тогда сделала правильный выбор.
– Как тебя зовут? – сдаюсь я, уже не пытаясь вспомнить его имя. Вместо этого сажусь рядом на мокрые камни. Ткань, из которой сшит кобмез, прочная и быстро сохнет, так что о внешнем виде не беспокоюсь. – Родители тебя не хватятся?
– Я Матти. А родители… Ну, они вечно заняты. Обычно работой, а сейчас – отдыхом.
То-то он постоянно в одиночестве гоняет по коридорам корабля на гравикате. У меня в детстве такой свободы не было. Но не думаю, что кому-то из нас можно позавидовать.
– Ну… Тогда посидим здесь немного. Когда придет время возвращаться, меня вызовут по порткому.
Маленькая слабость, потому что мне и самой больше нравится сидеть над шумящим морем, а не смотреть на старые камни.
Изыскания Матти, к моей большой радости, плодов все также не приносят, поэтому я слежу за ним лишь краем глаза, а сама безмятежно болтаю ногами. Даже портком молчит – туристы увлечены экскурсией и не досаждают проблемами и претензиями.
Я теряю бдительность, растворяясь в созерцании морской глади, и потому в тот момент, когда Матти с радостным воплем: “Смотрите, что нашел!” подскальзывается и ныряет за край обрыва, успеваю лишь схватить его за штанину.
И падаю вместе с ним.
Вода смыкается над головой, давит на грудь, тянет вниз… Единственное, на что меня хватает в приступе паники – не отпустить штанину Тамми. Если сейчас выпущу его, то не найду уже никогда.
Кое-как перехватываю отбивающегося мальчишку и на вбитых с детства рефлексах двигаюсь наверх, туда, где сквозь воду пробивается рассеянный свет.
Жадный вдох – и воздух обжигает легкие, я захожусь кашлем, мальчик в моих руках тоже, он бьется, вырывается, не понимая в своей истерике, что тащит нас обоих на дно.
– Матти! – хриплю я, пытаясь одновременно встряхнуть мальчишку и не уйти обратно под воду. – Я тебя держу, хватит!
Он успокаивается не сразу, и за это время нас успевает отнести немного в сторону от скалы, на которой покоится храм. В открытом море шансы быть обнаруженными близки к нулю…
– Держись крепче. Я постараюсь подплыть и зацепиться за скалу.
Плыть с грузом тяжело, ботинки мешают, а скинуть их не выходит, Матти цепляется за шею и рискует вовсе меня придушить. А море волнуется, вот-вот начнется прилив, и скала перестанет быть недоступно высокой… Если нас не размажет по ней же очередной волной.
Из последних сил я цепляюсь за скальный выступ, неровный, острый, скользкий, режу руки в кровь. До спасения каких-то два метра вверх, но сил их преодолеть уже не осталось.
Заметит ли хоть кто-то, что «миз Менеджер» куда-то пропала? Или спохватятся лишь когда не найдут Матти?
Хоть бы у меня хватило сил продержаться до этого момента…