Золото и пепел. Хроники города номер Три

Глава 13. Кайл.

Утренний смог клубится за окном, оплетая ржавые водостоки и разбитые фонари. Не смотря на скрупулезно заклеенные щели и плотно закрытые шторы, в квартиру все равно просачиваются давно надоевшие запахи угольной пыли и заводского дыма. Да уж, не повезло сегодня с ветром…

Насухо вытираю волосы полотенцем, параллельно прикрывая дверь из ванной, чтобы не выпустить сырость в основную комнату. Одиннадцать дней до турнира, а перед ним еще и отбор. Нужно не забыть сегодня на тренировке отработать тот прием, который пару дней назад заметил у парней на спарринге, а еще…

Вдруг странный шум с улицы резко выдергивает меня из размышлений – крики, плач, скрежет мебели по асфальту, ругань и всхлипы. Нахмурившись, торопливо натягиваю джинсы и, стараясь не привлекать внимания, осторожно отодвигаю занавеску. Такие звуки никогда не к добру…

И верно, у соседнего дома творится настоящий хаос. В безумной панике и спешке люди вытаскивают из подъездов всё, что успели собрать: потёртые чемоданы и наспех завязанные узлы с вещами, разнообразную кухонную утварь, снятые раковины и душевые лейки, матрасы и подушки от диванов и многое, многое другое. Мужики, матерясь и роняя, тащат крупную мебель. Женщины украдкой утирают слёзы, прижимая к себе испуганных детей. Малыши цепляются за их юбки, хныкая и оглядываясь на здание, которое еще совсем недавно было их домом.

Патрульные в чёрной форме, с автоматами наперевес, лениво покрикивают, подгоняя толпу, будто это не люди, а скот:

— А ну, пошли! Быстрей, быстрей, не задерживай! Топай давай! Следующий! Не растягивайтесь, у нас график!

Толпа вздрагивает от каждого слова, точно от удара плетью, и все молчат, никто не смеет и слова сказать. Но внезапно из покорной массы вырывается один из мужиков и со всей злости швыряет на землю свой узел с вещами. Тот развязывается, и из него вываливаются совсем скромные пожитки: заштопанная детская курточка, пара стоптанных ботинок и потрепанная книжка.

— Да что же вы творите, сволочи?! Нам обещали дать время, полгода на сборы! — истошно орёт он, тыча пальцем в патрульного. — Это же наш дом! Здесь вся наша жизнь! У меня ведь трое детей! Трое! Где нам теперь жить, скажите на милость? В шахте?!

Глядя в мутное окно, до боли стискиваю кулаки, чувствуя, как чёрная волна ярости и безысходности обугливает меня изнутри. Остановись, мужик, не провоцируй их… Вот же самонадеянный дурак!

Женщина с растрепанными волосами и перекошенным от ужаса лицом изо всех сил в отчаянии тянет мужа за руку:

— Замолчи, милый, пожалуйста, хватит… Молю тебя, не зли их!

Но он отмахивается от нее, как от назойливой мухи, и демонстративно харкает в сторону военных. Плевок попадает на ботинок одного из патрульных. Тот, не моргнув и глазом, медленно подходит и со всей силы бьет мужика прикладом в живот. Он сгибается пополам и кулем падает на землю, судорожно пытаясь ухватиться за рукав жены. Второй удар – ботинком по голове – гасит его сознание, и он затихает, распростертый на асфальте. Багровая кровь медленно расползается по трещинам на дороге… Жена кричит, падает на колени, протягивая руки:

— Нет, пожалуйста, не надо! Пощадите его ради детей! Он не хотел, он попросит прощения! Он сделает все, что скажете!

Худенький мальчишка, до этого прятавшийся за спиной у матери, роняет свой рюкзак, и его пронзительный плач гулким эхом отражается от каменных стен.

— Папа! Папочка!

Но патрульные, не обращая никакого внимания ни на жену, ни на ребенка, волокут мужика за угол, точно мешок с мусором. Его тело безвольно болтается в их руках, оставляя за собой лишь жуткую дорожку алых капель…

Стою, вцепившись в подоконник, а в голове лишь одна мысль: выбежать, врезать этим ублюдкам, разнести все к чертовой матери!.. Но один против десятка с оружием… Это не шахта, где я знаю каждый поворот, каждую расщелину, а монстры в большинстве своём предсказуемы, хоть и смертельно опасны. Это город, где царят грязные законы и правила Единого государства.

И тут я замечаю, что в стороне, у края тротуара, пара типов в дорогих костюмах – гладко выбритые, с холёными лицами, золотыми часами на запястьях и планшетами в руках — что-то обсуждают, тыча пальцами в дом. Все ясно. Похоже, эти сволочи стараются успеть до Дня основания, чтобы выслужиться перед своим руководством… Уроды!

И сколько осталось до того момента, когда их наманикюренные пальцы доберутся и до моего дома? Неделя? Месяц? Два? Да и плевать, все равно накопленных денег теперь уже не хватит на аренду другой квартиры, разве что у основной стены, на самом отшибе. А возвращаться в служебное общежитие для истребителей с комнатами, рассчитанными на тридцать человек, нет никакого желания. Так что у меня только один выход – турнир.

Вздыхаю, отхожу от окна и беру со стола свои мечи. Потёртые рукояти привычно холодят ладони, успокаивая и возвращая чувство контроля. Пора на тренировку, ведь каждый день без практики – шаг к поражению.

Быстро убрав мечи в ножны и закрепив их за спиной, я выхожу из квартиры. И застываю. На облупившейся краске, покрытой трещинами, висит листок, приклеенный скотчем. Чёрным по белому, как приговор: «Жильцам дома №47. В связи с плановой реконструкцией района вы обязаны покинуть жилое помещение не позднее чем через 30 дней». Месяц. Всего месяц. А если не получится с турниром, куда мне идти? Домой к Лине, к её отцу на поклон? Чёрта с два. К Рихарду? К Марку?..

— Да чтоб вас..!

Сбегаю по лестнице на улицу и у входной двери чуть не сталкиваюсь с пьяным мужиком, от которого тошнотворно разит перегаром и грязным телом. Сосед с первого этажа, Фрэнк, отец Тима. Мерзкий тип, каких ещё поискать. Одежда вся в пятнах, волосы слиплись от пота, а глаза мутные, с красными прожилками, будто он не спал неделю. Он шатается, пытаясь ухватиться за косяк, и ухмыляется, демонстрируя жёлтые кривые зубы.

— Эй, куда несёшься, Легенда? — хрипит он. — Опять к своей богатенькой крале? Выдрессировала она тебя, а? Рожа чистая, рубашечки новые, штанишки, ботиночки – вырядился, как павлин. Вот только всё равно из нашего дерьма не вылезешь! Думаешь, если нацепил дорогие тряпки, ты уже один из них? Да хрен тебе!

Я стискиваю зубы, чтобы не врезать ему. Уже собираюсь уйти, как вдруг вспоминаю, как пару месяцев назад, на пляже, отдал Тиму деньги на врача для его сестры. Мальчишка тогда чуть не плакал, обещал вернуть, хоть я и сказал, что не надо.

— Как твоя дочь, Фрэнк? — спрашиваю я, стараясь говорить спокойно, хоть и злость бурлит внутри, подобно раскалённой смоле. — Деньги, что я Тиму дал, помогли? Врач её смотрел?

Он ржёт, покачиваясь и цепляясь за стену:

— Нефиг было пацану деньги давать, Легенда. Я их забрал. Мой сын – мои деньги! Половину пропил, половину в фонд Единого государства кинул. Чтоб День основания достойно отметили, чтоб наш город в грязь лицом не ударил, понял? — Он икает, качнувшись вперёд, и его вонь бьёт в лицо, словно пощёчина. — А Мия… да хрен с ней, оклемается. Или нет. Мне пох. Всё равно через месяц отдам их с Тимом в детский дом. Видел объяву? Денег на новую хату нету, а мне похмеляться надо. Чувствую себя как говно без этого.

Кулаки сжимаются сами собой. Вот же урод… Хватаю его за ворот замызганной рубахи и прижимаю к двери с такой силой, что косяк скрипит.

— Ты конченый мудак, Фрэнк! Как ты мог так поступить со своей дочерью, скотина?! Ей нужна помощь врача, а ты…! Отдать своих детей в приют? Ты хоть понимаешь, что творишь, пьяная мразь? Ты их отец или просто паразит, который пожирает их жизни?

Сосед хрипит, но глаза горят одержимостью, как у маньяка. Вырываясь, он орёт, брызжа слюной, которая оседает на моей куртке:

— Да пошёл ты, Кайл! Единое государство – вот что важно! Они нас спасли, дали нам всё! Если бы не Анна Векслер – нас бы не было! А такие, как ты, только гавкаете, как собаки! Да я ради Единого хоть сдохну, а ты… ты просто шавка, что бегает за богатой сучкой! Думаешь, ты лучше меня? Да ты такой же, только в чистой рубашке, — он ржёт и тычет пальцем мне в грудь. — Ты никто, Кайл! Никто! Твоя богатенькая шлюха бросит тебя, как только поймёт, что ты – пустое место! И не мужик ты теперь, а грязная подстилка мажорки!

Врезать бы ему, чтобы он заткнулся, но патрульные, стоящие у соседнего дома и так уже криво посматривают в нашу сторону… Да и что толку? Он не поймёт. Он уже мёртв внутри, прогнил насквозь, как старое трухлявое дерево. Несмотря на вонь, я наклоняюсь ближе и рычу ему прямо в рожу:

— Ты не отец, Фрэнк. Ты даже не человек. Ты — балласт, который тянет своих детей на дно.

Он не переставая ржёт, и вдруг его рыло зеленеет, а глаза закатываются. Я едва успеваю отскочить, как сосед сгибается пополам, и его выворачивает прямо у порога.

— Смотри, какой я отец! Образцовый! А ты вали к своей сучке, Легенда, и хлебало своё не разевай! Ты такой же мусор, как я! Только я честный, а ты прикидываешься героем!

— Знаешь, Фрэнк, — выплёвываю я, глядя в его свиные, замутнённые глаза. — Кое в чём ты прав: мы из одного болота. Но я хотя бы из него пытаюсь выбраться. А ты идёшь на дно и тащишь своих детей за собой. Вот только что останется после тебя? Искалеченные жизни родных и пара стоптанных ботинок? Ты просто жалок.

Он открывает свой поганый рот, чтобы что-то ответить, но мне плевать на его мнение. Я просто разворачиваюсь и иду прочь. Кажется, он кричит мне вслед, но, к счастью, его голос тонет в гуле ветра и разговорах других людей. Отвращение душит меня. И ради таких, как Фрэнк, Рихард хочет поднять восстание? Да подобные отбросы счастливы жить в говне! Они сами себя в него тащат и другим не дают выбраться.

— Чёрт с тобой, — бормочу я, ускоряя шаг, чтобы не оглянуться.

На улицах индустриального района стоит привычный смрад: уголь, гарь, мусор, смешанный с запахами химии с заводов. Откуда-то доносятся чьи-то истошные вопли, злобный лай бездомных псов и едва различимые крики зазывал с рынка. Небо над головой серое, как саван, и даже солнце кажется тусклым, точно лампочка на последнем издыхании. Самый обычный день в этом аду.

Направляюсь к академии, но в голове всё ещё крутится разговор с Фрэнком. Как вообще возможно так ненавидеть своих детей? Неужели он настолько отупел? Ещё лет пять назад был нормальным мужиком, хоть и специфическим, а сейчас… Стискиваю зубы, чувствуя, как злость начинает вновь бурлить в венах, но усилием воли я заставляю себя переключиться на мысли о турнире. Это мой шанс. Шанс на пока едва осязаемое будущее с Линой, которое может и не наступить, если я не выложусь на полную.

У самого входа в академию замечаю двух молодых парней, яростно сражающихся на клинках прямо на улице. Сталь звенит, пыль стоит столбом, а вокруг, конечно, толпятся зеваки, то ли подбадривая, то ли отвлекая своими криками. Рыжий нападает первым: резкий выпад, подсечка, меч мелькает, как молния. Но здоровяк с выбритой головой легко парирует и сразу же контратакует, да так, что рыжий едва не падает на задницу. Толпа беснуется, кто-то кидает пустую бутылку, и она разбивается о камни, разлетаясь осколками во все стороны. Чёрт, в залах, похоже, сегодня не протолкнуться.

Турнир приближается, и все как с цепи сорвались. Слухи один другого краше… Пока кто-то с пеной у рта доказывает, что на арену выпустят тварей чуть ли не с фантастического -15 уровня, другие готовы биться об заклад, что монстров не будет вовсе, и нас заставят биться друг с другом, пока в финале в живых не останется только один истребитель.

Хмурюсь, осознавая, что слишком затянул. Давно пора было заглянуть с расспросами к Марте. Старушка знает многое, и, может, ей известно что-то по-настоящему ценное.

Без промедления разворачиваюсь и спешу к управлению шахт. Улицы становятся шире, но не чище. Ветер, словно насмехаясь, гонит передо мной обрывки пожелтевших газет с заголовками про реконструкцию района и День основания. Прохожу мимо старого покосившегося ларька, где скучающая бабка торгует вонючей вяленой рыбой, и невольно с тоской вспоминаю кричащие вывески элитного района и приятные запахи, доносящиеся из кондитерских.

Убавить бы контраст. Там чуть «приглушить» краски, а здесь, в трущобах, хоть немного «прибавить». Не для таких уродов, как Фрэнк, и уж тем более не так радикально, как жаждет Рихард. А постепенно, деликатно и бережно, как это видит Лина – для несчастных, никому не нужных стариков, для Тима и Мии, да и для всех детей. Да, если у нее получится воплотить в жизнь хоть что-то из задуманного – это уже будет огромный шаг в нормальное будущее.

Напротив ларька, под давно разбитым фонарем, стайка подростков лет пятнадцати яростно пинает ржавую банку, превратив подворотню в импровизированные ворота. Один из них замечает меня, злобно щурится и кричит:

— Эй, Легенда, куда путь держишь? В шахту, тварей мочить, как мужик, или опять к богачам? — он с презрением смачно сплевывает на асфальт. — Даже когда одеваешься, как ихний, ты всё равно наш! Завязывай с элитниками якшаться, не позорь район!

Кто-то из его дружков злобно хихикает, но большинство испугано отводят глаза или отворачиваются.

— «Как мужик», говоришь? Хочешь доказать свою смелость на деле и стать одним из истребителей? Так это легко устроить. Попрошу Рихарда, и тебя добровольцем в один день зачислят. Завтра же отправишься в шахту, — с ухмылкой делаю пару шагов в его сторону и подмигиваю пацану, вся бравада которого моментально испаряется. — Я как раз в академию, пойдёшь со мной?

— Прямо сейчас? Э… Я в другой раз… Сегодня никак не могу, я… Дела у меня! Точно! Отцу обещал помочь! — мямлит он, в испуге отступая назад, и вдруг, неловко споткнувшись о кучу мусора, плюхается задницей в зловонную жижу.

Взрыв хохота накрывает его с головой. Вся компания, мгновенно забыв обо мне, с удовольствием ржёт над униженным товарищем. А я, горестно усмехнувшись, иду дальше, к зданию управления, до которого осталось всего пару кварталов.

Двадцать минут спустя, наскоро перекусив чем-то безвкусным в общей столовой для истребителей, подхожу к стойке. Марта, как и всегда, исхитряется одновременно читать журнал и параллельно копаться в бумагах, бормоча себе что-то под нос. Но, увидев меня, она вмиг преображается и расплывается в довольной улыбке, будто я её самый любимый внук.

— Кайл, голубчик мой! Ну наконец-то! По глазам вижу: неужели ты пришёл поболтать с одинокой старой женщиной? А то вечно только отметишься и бегом в шахту – ни сплетни свежие обсудить, ни твои рассказы про тварюк послушать! Уже две недели мы с тобой не говорили по душам, — она хихикает и тянется под стойку. — На-ка тебе пирожок, только сегодня утром испекла. Как чувствовала! Яблочный, твой любимый.

Я беру ещё тёплый пирожок, пахнущий корицей, мёдом и домашним уютом, и не могу сдержать улыбку. За последние два месяца мы с Мартой сдружились. Удивительно, но старушка оказалась на редкость интересным собеседником с какой-то невероятной жизнью: пять раз замужем, четверо детей, целых одиннадцать внуков, успела пожить аж в семи городах, да ещё и археологом работала и в Пустоши под охраной проводила раскопки! Не бабка, а настоящее сокровище!

— Ну, про одинокую ты уж слишком драматизируешь. Сама же жаловалась, что у тебя ни минуты покоя, вечно внуки на ужин толпой приходят. А про старую – дожить бы до твоих лет – счастлив буду, — смеюсь я, откусывая кусок ароматного пирожка. — Ты же прекрасно знаешь, что я пришёл за информацией. Полторы недели осталось, наверняка у тебя уже есть предположения, какие слухи ближе к правде, а что лишь пустой трёп.

Она лукаво на меня смотрит, а затем оглядывается, будто проверяя, не подслушивает ли кто.

— Ох, Кайл, недооцениваешь ты старушку, — говорит она, понизив голос до заговорщицкого шёпота. — Думала, мозгов-то побольше у тебя, но, видать, слишком часто по башке своей дубовой получаешь. Уж неделю как весь мусор отсеялся. А тебя всё нет и нет. Но так уж и быть, держись крепче, милок мой, сейчас всё выложу.

Не успеваю опомниться, как она всовывает мне в руку ещё один пирожок и спешно наливает кружку чая.

— Ешь и слушай! Во-первых, турнир в этом году будет цирк ещё тот, похлеще, чем в прошлом. Голографические проекции, декорации — всё как взаправду. Говорят, технологии суперновые из столицы привезли. Арена будет меняться: то тропические джунгли, где пот с тебя ручьями, то заброшенный город, как в Пустоши, с рухнувшими небоскрёбами и ржавыми машинами, то ледяная пещера, да такая холодная, что пальцы к мечу примерзать будут. А ещё пустыня – песок в глаза, да жара, что мозги плавит. И это ещё не всё! Слышала, что-то вроде вулкана даже будет, где лава дымится. И вариаций таких штук под сорок, заранее не просчитать, не угадать – как жребий выпадет, то и получишь.

— Это что, теперь ещё и декорации против нас? — говорю я, недовольно хмурясь. — Не припомню такого в прошлом году.

— Верно! Не было подобного никогда! Продюсеры из столицы расстарались, хотят крови и зрелищ, чтоб народ в экстазе с мест попадал. И пусть называют эти штуки голограммами, да только это не просто картинки, а словно ты взаправду на вулкане или в пустыне очутился. Камни, песок, лава – всё точно настоящее. Но это ещё не конец! Истребителей будут выпускать группами и одевать по тематике. Представь, вдруг придётся тебе в джунглях в набедренной повязке бегать, как дикарю, – вот смеху-то будет! Ты уж тогда на землю смотри, как бы змеюк не было… — Марта натянуто хихикает, но её смех быстро гаснет, и она смотрит на меня серьёзно. — А ещё, Кайл, твари будут не только наши, привычные. Поговаривают, в финале пустят мутантов из лабораторий столицы: быстрее, злее, сильнее. Уверена, и подлость какую учудят – может, ядовитыми их сделают, иль ещё что.

Я хмурюсь, переваривая информацию. Мутанты? Да, тогда Марта права, наверняка с какими-то специфическими свойствами, не просто же так их выводили. Старушка суетливо впихивает мне ещё один пирожок и говорит:

— Кайл, а может, ну его, турнир этот? Ещё есть время отказаться. Ты мне как родненький стал, хоть и откормить бы тебя не помешало. Не хочу, чтобы тебя там разорвали. Девица твоя и без того наверняка сияет, когда ты рядом. Зачем тебе лезть в эту бойню? Ради славы? Денег? Или доказать что-то хочешь?

— Спасибо, Марта, но я не отступлю. Это мой шанс. Я должен. Если не попробую, то никогда не прощу себе, что упустил своё лучшее будущее.

Она вздыхает и долго смотрит с грустью мне в глаза. Но все же с пониманием качает головой и жестом подзывает меня поближе наклониться через стойку. Её голос становится таким тихим, что приходится буквально не дышать, чтобы не упустить ни единого слова:

— Не давеча как сегодня я относила кофий управляющему и случайно услышала его разговор с кем-то из центра управления городом. Организаторы, подлюги этакие, приготовили вам сюрприз. В этом году на турнир прилетит сотня лучших истребителей из других городов. Жить будут в общежитии для учеников академии. И это не слухи, это факт. Но ты никому не говори, слышишь? А то меня уволят, и кто тебе тогда пирожки печь будет?

Я киваю, чувствуя, как внутри бурлит возмущение. Сотня лучших, значит, решили, что местных недостаточно…

— Никому не скажу, обещаю. Спасибо, Марта. Ты — золото!

Она довольно улыбается и треплет меня по щеке, как ребёнка. Её пальцы пахнут бумагой и корицей, и я морщусь, но не отстраняюсь. Она суёт мне ещё несколько пирожков, завёрнутых в бумагу.

— И чтоб всё съел! А то, поди, гордый, деньги свои бережёшь, да только на мадаму свою прекрасную тратишь. Кстати, передавай Лине от меня привет! — добавляет она, подмигивая. — И не смотри на меня так, я, может, и старая, но не тупая!

Не сдержавшись, я смеюсь, а затем, попрощавшись с Мартой и клятвенно пообещав передать привет, выхожу из здания. Вот и откуда ей всё известно? Но если она и про Лину знает, то и её словам про турнир можно верить. Она, по правде сказать, на моей памяти ни разу не ошибалась.

Стою перед входом, думая, куда идти дальше – в академию или, может, лучше в парке потренироваться, но в голове застряла новая информация. Шоу они захотели! А до этого, конечно, турнир был просто детской забавой… Вот же уроды! Сотня новых, незнакомых истребителей, где каждый, возможно, лучше меня в разы. Лабораторные мутанты, неизвестные и абсолютно непредсказуемые. Какие-то хитровыдуманные голографические декорации, которые ощущаются настоящими. Ещё и в клоунские наряды нас вырядят, будто мы в цирк выступать пришли, а не с тварями биться! Черти их дери!

И вдруг голограф на запястье начинает мигать синим светом, вырывая из размышлений. Да твою ж..! Кому я внезапно понадобился прямо сейчас? Не глядя, принимаю звонок и грубо рявкаю:

— Что надо? Я занят!

— Ой, извини пожалуйста. Может быть, мне позже перезвонить, когда ты освободишься? — в ответ из динамиков раздается робкий и одновременно крайне удивленный голос Лины.

— Нет, не надо позже. Давай сейчас. И прости, что накричал. Думал, это кто-то другой. Чего ты хотела?

— Ааа! Ну и ладненько! Кайл, я знаю, у нас сегодня по расписанию нет встречи, но я так соскучилась! — выпаливает она на одном дыхании. — И еще вечером на пляже будет вечеринка. Плюс погода такая хорошая, и я себе новую юбку купила, а еще и полнолуние – в общем, всё идеально совпало, чтобы повеселиться! Пойдём, пожалуйста?

Я вздыхаю, на секунду задумавшись. До турнира осталось всего одиннадцать дней, а тренировка летит к чертям… Но, может, и плевать на неё? После разговора с Мартой в голове такая каша, что мне точно не помешает пауза, чтобы переварить всё это. И Лине я не могу отказать, да и не хочу, тем более, это всего вторая наша внеплановая встреча за два месяца.

— Хорошо, давай сходим. Тогда встречаемся через полтора часа у пальм.

— Ура! Спасибо! Целую тебя! До встречи!

Завершив вызов, я сразу же направляюсь домой, ни на что не обращая внимания. И лишь вставляя ключ в замочную скважину, на несколько секунд замираю, чтобы перечитать дурацкое уведомление о выселении. А после срываю, комкаю его и кидаю в угол к остальной куче мусора, чтобы не мозолило глаза.

И сразу ещё раз в душ. Нужно смыть с себя эту мерзкую вонь Фрэнка и навязчивый запах пригоревшей каши из столовой. Насухо вытершись полотенцем, я быстро переодеваюсь в чёрные брюки и рубашку в тон, параллельно доедая последний пирожок из свёртка Марты. Бросаю взгляд в зеркало, чтобы убедиться, что всё в порядке и я правильно застегнул все эти мелкие хитрые пуговицы. Хватило с меня одного позорного выхода, повторять как-то желания нет.

Придирчиво рассматриваю отражение, но вроде без косяков на этот раз. Конечно, странно видеть себя таким, до сих пор не могу привыкнуть к этим новым вещам – вроде я и не я одновременно. Но главное, цель достигнута: прохожие в элитном районе от меня не шарахаются, патрульные практически перестали останавливать, а во всякие клубы и кафе пускают без тупых вопросов и пауз. Да и Лина, думая, что я не замечаю, иногда смотрит на меня так, что я готов хоть смокинг надеть, лишь бы она продолжала так же загадочно улыбаться, прикусывая свою нижнюю губу.

Выхожу из своего подъезда, стараясь не смотреть на огороженный по периметру железной сеткой и колючей проволокой соседний дом. Вокруг, через каждые пару метров, с автоматами наперевес стоят патрульные, настороженно следящие за каждым движением. И тут, как назло, навстречу шаркает старый ворчун – сосед с третьего этажа. Да блин! Только его не хватало… Поравнявшись со мной, дед притормаживает и, смерив меня презрительным взглядом, скрипучим голосом цедит:

— Посмотрите-ка на этого щёголя! А поздороваться? Совсем уважение к старшим растерял! Что, Кайлуша, опять на свиданку к своей мадаме фильдеперсовой собрался? Нарядился, как петух на ярмарку! Помяни моё слово, ты богачам там и даром не нужóн! — дед кашляет, сплёвывая на асфальт, и качает головой.

Не отвечаю, только хмурюсь и ускоряю шаг, чтобы как можно скорее покинуть трущобы. Благо, от ворот до моего дома всего десять минут, если идти быстро и нигде не задерживаться. Взгляды соседей, знакомых, да и просто случайных прохожих жгут спину. С каждым днем все больше насмешек и издевок летит в мой адрес со всех сторон. Я стал здесь чужим, но и в престижном районе я не свой. Как зебра, вымершая столетия назад, чёрная в белую полоску, как однажды сказала Лина.

Но почему меня так всё это цепляет? Что держит меня в этом районе? Грязь, что липнет к ботинкам? Вонь, что пропитала даже стены? Патрульные, готовые избить в любой момент даже без причины? Зависть, сплетни, ненависть? Стоит мне надеть чистую рубашку, как все вокруг начинают шипеть, называть предателем, марионеткой и тянуть обратно, в своё болото. Но хватит! И так тридцать пять лет не жил, а просто отбывал своё жалкое существование. Теперь я хочу большего – для себя, для Лины. Если есть шанс выбраться, почему не попробовать? Ради неё я готов измениться, стать кем угодно, найти баланс между тем, что нужно для вида, и тем, чего хочу я сам. Выиграю турнир, куплю квартиру в новом районе на окраине парка, там как раз достраивают несколько домов, и буду счастлив.

Набережная встречает шумом волн и ароматом цветов, растущих в ухоженных клумбах. Белая плитка блестит под ногами, а кафе и магазины на первых этажах богатых домов сияют, отражая жаркие лучи летнего солнца. Люди вокруг улыбаются, неспешно прогуливаясь с детьми. Чувствую, как напряжение постепенно отпускает. Всё здесь кажется другим – чистым, добрым, настоящим. Но как бы ни была привлекательна жизнь в элитном районе, я знаю, что это только фасад. За этими улыбками – всё те же правила, тот же контроль, те же двойные стандарты, только искусно завёрнутые в красивую праздничную обёртку.

Неожиданно ко мне подбегает маленькая девочка, примерно трёх лет, пухленькая, румяная, с косичками, украшенными пёстрыми ленточками, и забавными яркими бусами на шее. Она что-то лепечет и застенчиво протягивает какую-то блестящую штучку, очаровательно смущаясь и краснея, как яблочко.

Я оглядываюсь вокруг. Неподалеку, на скамейке, сидят её родители – молодые ребята, лет тридцати – и с нежностью смотрят на дочку, тихонько посмеиваясь. Девушка приветливо машет мне рукой и с улыбкой произносит:

— Берите, пожалуйста, не стесняйтесь! Вы ей очень понравились! Сказала, что вы похожи на сказочного принца и даже решила поделиться с вами любимой конфеткой! Для неё это что-то новенькое!

— Дядя, ну возьми касенку! Она такая вкусненькая, честно! Шоколадненькая! — теряя терпение, малышка настойчиво пытается вложить угощение мне в ладонь.

Я приседаю, принимаю подарок и с благодарностью улыбаюсь девочке, стараясь не напугать её своим хмурым лицом.

— Спасибо! Ты с этими бантиками сама как настоящая принцесса! — говорю я, и она, сияя от счастья, чмокает меня в щеку и вихрем уносится к маме, отбрасывая за спину свои задорно подпрыгивающие косички.

Шагая по набережной в сторону пляжа и всматриваясь в размытую линию горизонта, я невольно погружаюсь в безрадостные воспоминания. В памяти возникают лица соседских ребят и воспитанников из приюта: серьёзные, с редкими, едва заметными улыбками, и потухшими, как у взрослых, глазами… До сегодняшнего дня я никогда прежде не видел счастливых малышей. Так вот что такое нормальное детство…

Улыбаюсь, рассматривая пёстрый фантик от конфеты. Первый раз в жизни пробую шоколад. И он правда вкусный, оказывается. Когда у меня будут свои дети, я сделаю всё, чтобы они были такими же, как эта очаровательная девчушка – весёлыми, беззаботными, не знающими горя и любящими этот мир всем сердцем.

Через несколько минут, подойдя к лестнице, ведущей на пляж, я сразу же вижу Лину. Она стоит у пальм в вызывающей, пожалуй, излишне короткой белой юбке и нежно-зелёной футболке, соблазнительно облегающей её стройную фигуру. Оглядываюсь на ближайшие часы: да вроде не опоздал. Странно, что-то она сегодня неожиданно рано. Обычно приходится ждать минут двадцать.

Лина замечает меня и с сияющей улыбкой сразу же бежит навстречу. Её губы находят мои, и на несколько мгновений всё остальное просто перестаёт существовать.

— Ммм… Шоколад? А мне нравится! — хихикает она, прижимаясь ближе. — Ради таких поцелуев я, пожалуй, всегда буду носить с собой в сумке конфеты!

— Да вот, угостила одна очаровательная девушка, — усмехаюсь я, подмигивая.

— Кайл, не смешно. Какая ещё девушка?!

— Трёхлетняя! Я тебе больше скажу: она меня ещё и в щёку поцеловала. Неужели ревнуешь?

— Да куда мне с ней тягаться! Сразу сдаюсь! — смеётся Лина. — А если серьезно, это невероятно мило! Детки такие хорошенькие! В будущем хочу большую дружную семью, как у моих родителей: два брата-защитника и лапочка-дочка. Ну, или один настоящий мужчинка и две принцессы – тоже замечательно!

— Замечательно, согласен. Кстати, чуть не забыл. Тебе Марта “привет” передавала. Ты ей ничего о нас не рассказывала?

— О! Даже так! Нет, ничего не говорила. Но в целом, я вот почему-то совсем не удивлена! Она бабуська умная – наверняка сама догадалась, сложив все слухи. А ты знаешь, что она в молодости в пустоши работала, и…

Улыбаюсь и нежно целую Лину в макушку, параллельно убеждаясь в своих подозрениях – что-то явно не так. Она слишком взбудоражена, значительно сильнее обычного: говорит громко, нервно теребит подол юбки, то и дело поправляет волосы, а глаза мечутся, будто ищут кого-то в толпе.

Оглядываюсь, пытаясь понять, что может быть причиной её волнения, и тут же натыкаюсь на пристальный взгляд незнакомца за дальним столиком. Сидит с какой-то девушкой, непринужденно попивая что-то из бокала, но не отрываясь смотрит прямо на нас. В белой рубашке, темноволосый, с ледяным проникающим взглядом. Да кто он, чёрт побери, такой и что ему от нас надо? Неужели отец Лины всё-таки приставил к ней слежку? Чувство опасности пронзает меня, точно перед спуском на -9 уровень. Но внезапно в голову приходит невероятная догадка – а сходство ведь очевидно! Те же черты лица, те же жесты, та же мимика… Ну, Лина!..

— Как у тебя дела? Всё в порядке? Как вчера аукцион прошёл? — спрашиваю я, продолжая незаметно поглядывать на странного парня.

— Дела хорошо, а вот аукцион... Честно говоря, абсолютно ужасно, Кайл, — едва слышно шепчет Лина. — Сначала все было предсказуемо – разные ценности, предметы искусства, а потом продали ребенка, как вещь… Я чуть не разрыдалась прямо перед всеми, едва успела выбежать на улицу... Вив утверждает, что это “шанс” для сирот, но как по мне – рабство чистой воды… Слушай, давай, может, что-нибудь выпьем? Мне нужно расслабиться.

Лина тянет меня к бару, одновременно продолжая делиться своими впечатлениями от мероприятия, перескакивая с одной детали на другую. И чем больше подробностей всплывает по ходу рассказа, тем сильнее я убеждаюсь, какая уникальная девушка мне досталась. Там, где подавляющее большинство рады обманываться “красивым фантиком”, она видит истину. В целом, аукцион оказался ровно тем, чем я его и представлял – парадом лицемеров и моральных уродов. Я давно понял: в нашем мире, чем уже круг общения, тем спокойнее живется. И долгое время это работало и у меня, но в последние месяцы все резко изменилось.

В баре я заказываю виски со льдом, а Лина – свой любимый коктейль с лаймом и мятой. И пока бармен готовит напитки, она снова возвращается к теме семьи и внезапно резко перескакивает на рассказ о своих братьях.

— Старший, Кристофер, живет в столице, и, к сожалению, мы редко с ним видимся, — продолжает она. — Два года назад его повысили до личного врача самого главы государства. Представляешь, какая ответственность? Поэтому он вечно весь в делах и постоянных командировках. А Колин живет здесь, в нашем городе, и работает в центре управления, как и я, но в отделе СМИ. Он классный, весёлый, надёжный. Всегда помогает мне, прикрывает перед отцом, когда я попадаю в неприятности. А его девушка, Эмили, работает в частном детском саду. Они вместе полтора года и скоро поженятся! Представляешь? Я безумно за них рада! Эмма невероятно милая, частенько присылает мне фотки малышей из сада. Они такие забавные: то в краске извазюкаются, то пластилиновых кривеньких котиков лепят!

Я киваю, напряжённо ожидая момента, когда она наконец раскроет свой тайный замысел. Но вместо этого Лина тянет меня ближе к морю, где шум волн почти заглушает музыку из динамиков, не прекращая ни на секунду рассказывать о своих родных. Не выдержав, я останавливаю её, мягко разворачиваю за плечи и пристально смотрю в бирюзовые глаза.

— Лина, что с тобой? — тихо спрашиваю я. — Ты сегодня как оголённый провод. Выкладывай уже, что задумала? И не пытайся юлить, я тебя слишком хорошо изучил.

Она молчит, отводя взгляд в сторону и нервно покусывая нижнюю губу. Глубокий вдох, ещё один, и вдруг она выпаливает:

— Я хочу, чтобы ты познакомился с Колином! Он уже здесь, с Эмили, за тем столиком. Пожалуйста, Кайл, не злись! Я знаю, ты не любишь неожиданности, но… — она тянется ко мне дрожащими от перенапряжения пальцами и легонько касается моей щеки. — Он мой брат, он мне дорог, и ты… ты мне тоже дорог. Я так хочу, чтобы вы подружились! Прости, что не сказала раньше. Я очень сильно боялась, что ты откажешься. Но это безумно важно для меня! Пожалуйста, познакомься с ним.

Ясно… Значит, догадка была верная. Да что ж сегодня за день-то такой – сплошные сюрпризы! И все как один – неприятные: выселение, новости о турнире, теперь ещё и это… знакомство с Колином. Стискиваю кулаки, пытаясь унять бурю внутри и не сорваться на Лину.

— Ты понимаешь, что это манипуляция? Ты поставила меня перед фактом, лишив выбора. А как же наши договорённости – всё обсуждать вместе, принимать решения сообща?

Она порывисто обнимает меня, отстраняется, с надеждой заглядывая в глаза.

— Прости меня, Кайл, пожалуйста, прости. Я просто не знала, как ещё познакомить тебя с семьёй… А Колин… он не похож на отца. Он пообещал быть с тобой честным и непредвзятым, несмотря на то, что ты… не из нашего района. Но если ты не согласишься, то я пойму. И сама виновата буду, что всё испортила, — её голос дрожит, будто она готова вот-вот расплакаться.

— Ты меня на прочность проверяешь, что ли? — вздыхаю я, качая головой. — Знакомь, но больше никаких неожиданностей. Не вынуждай меня наказывать тебя, Лина. И учти: я говорю это не для того, чтобы обидеть, но следующий твой сюрприз без последствий не останется. Прими это как факт.

Она радостно взвизгивает, тут же хватает меня под руку и тянет к тому самому дальнему столику. По пути, сделав большой крюк, мы забираем из бара свои напитки. И я едва сдерживаюсь, чтобы не опустошить бокал с виски одним глотком, лишь бы хоть немного притупить нарастающую тревогу. Ох, Лина…!

Едва мы приближаемся, Колин тут же поднимается со своего места и без колебаний протягивает мне руку. Ну что ж, игра началась.

— Здравствуй, я Колин, — произносит он, ни на секунду не отводя глаз и все сильнее сжимая мою руку. — Брат Лины. Рад наконец-то увидеть того, о ком она так много болтает в последнее время.

— Кайл, — усмехаюсь я, отвечая на его крепкое рукопожатие. — Взаимно.

Его невеста тоже встает, а затем на удивление искренне мне улыбается. Тёмные волосы, лёгкое бежевое платье, мягкие черты лица – на вид она кажется очень дружелюбной и милой. Но кто знает, внешность порой обманчива.

— А я Эмили! Рада встрече, Кайл. Лина столько всего интересного рассказывала о тебе. Не терпится познакомиться поближе!

Через мгновение девушки уже полностью переключают свое внимание друг на друга: обнимаются, целуются в щёки, и обмениваются комплиментами.

Всей нашей странной компанией мы садимся за столик, и Колин тут же расслабленно откидывается на спинку стула. Но взгляд – пристальный, холодный, оценивающий. Я чувствую, как напряжение в воздухе кратно возрастает. Похоже, после краткого формального приветствия последует словесная дуэль.

— Ну что, думаю, светские беседы о природе и погоде не для тебя, Кайл? Так что давай сразу к делу, — начинает Колин, крутя в руках свой бокал с виски. — Кто для тебя моя сестра? Что она для тебя значит? Ты же понимаешь, что она не просто девчонка из соседнего подъезда?

Лина затихает и шокированно смотрит на брата. Похоже, не такого знакомства она ожидала. Забавно… Ухмыляюсь, чувствуя, как внутри медленно закипает азарт. Наклоняюсь чуть ближе и, глядя ему в глаза, отвечаю абсолютно спокойным тоном:

— Ты прав, что толку болтать о всякой ерунде. Лина для меня – единственное, что важно в этом «распрекрасном» мире. Она – моя причина вставать по утрам и стремиться к чему-то большему. Я удовлетворил твое любопытство?

— Отчасти, — хмыкает он. — А где бы ты хотел жить с ней? В крошечной старой квартирке в индустриальном районе? Или удивишь мечтами о чём-то покруче и покрасивее? Может, в доме отца с видом на море?

Он делает глоток, его глаза прищуриваются, и я вижу, как он ждёт моей реакции. О, даже так! Сразу к провокациям переходим?

Лина сидит рядом, и краем глаза я замечаю, как она под столом взволнованно рвет бумажную салфетку на маленькие кусочки. Кажется, она вот-вот вмешается в нашу перепалку, но я вступаю первым:

— Накоплю денег и куплю квартиру на границе с парком. Дома новые, место красивое, чем не вариант? Или всё, что дальше первой береговой линии, для тебя уже трущобы?

— Ну, допустим, такой вариант ты с горем пополам ещё потянешь, хотя и сомнительно, с твоей-то зарплатой. И, кстати! Не боишься, что тебя однажды разорвут твари?

Лина всё же не выдерживает и пытается вмешаться:

— Колин, хватит! Заканчивай уже свой допрос! Это не твоё дело!

Но её брат поднимает руку, не давая продолжить. Его взгляд всё ещё прикован ко мне, как прицел автомата.

— Нет, сестрёнка, подожди. Я хочу услышать его ответ. Что скажешь, Кайл? У тебя нет ни денег, ни связей. Ты даже не можешь отказаться от работы истребителем. Как ты собираешься строить с ней отношения?

— Я выживаю в шахте уже больше семнадцати лет, — злость всё острее скребётся у меня в груди, но я лишь крепче сжимаю бокал. — Да, бывает всякое, но пока удача на моей стороне. И ради Лины я выгрызу себе путь хоть из преисподни, если потребуется. А ты ради Эмили готов был бы хоть на один день забыть о своей спокойной работе в СМИ и спуститься вниз?

Парень раздражённо смотрит на меня. Видимо, он совершенно не ожидал получить отпор.

— Я похож на идиота? Без подготовки — в шахту? Каждый должен заниматься своим делом. Поверь, работа журналистом не такая безопасная, как тебе кажется. И не могу не спросить тебя, Кайл: будешь уговаривать и удерживать Лину, если всё сложится так, что ей придётся выбирать: семья или ты? Наш отец не из тех, кто запросто отпустит дочь к какому-то истребителю из трущоб. Он раздавит тебя, как жука, если ты не впишешься в его планы. Готов к этому? Или сбежишь, как только запахнет жареным?

— Колин! Кайл! — рассерженно шипит Лина. — Хватит, вы оба!

Но я кладу руку ей на плечо, не отводя глаз от её брата.

— Лина не моя собственность, и я не вправе как-то влиять на её решения. Она сама выбирает свою судьбу. Если семья встанет поперёк – плохо, но это их выбор. Но если ваш отец думает, что сможет так просто раздавить меня, то он ошибается. Я, знаешь ли, крепкий.

Колин откидывается на спинку стула и ухмыляется.

— Ты меня спрашивал, готов ли я спуститься под землю. А ты готов, Кайл, чисто гипотетически, конечно, поменять свою жизнь ради моей сестры? Бросить всё, к чему привык: мечи, шахту, свой образ жизни и привычки? Стать «приличным»?

Я качаю головой, чувствуя, как злость смешивается с усталостью. Так и тянет рассказать про мой отчаянный план с турниром, но нельзя. Лина не должна про это узнать, всё равно не передумаю, а она вся изведётся от переживаний.

— «Приличие» каждый понимает по-своему. Как по мне, «приличный» – это тот, кто ведет себя адекватно и не лезет в чужую жизнь. Но если мне придётся изменить всё в своей жизни, я сделаю это. Но не ради одобрения вашего отца, а ради Лины, и только если она меня об этом попросит.

Колин смотрит на меня долгим, тяжёлым взглядом, но потом внезапно расслабляется, и на его лице появляется едва заметная, но вполне дружелюбная улыбка. Он поднимает бокал и кивает.

— Ладно, Кайл, — говорит он. — Ты не трус, и это главное. Но запомни: если обидишь мою сестру, я тебя и из-под земли достану. Рад знакомству.

И это всё? Никаких оскорблений, ни единой угрозы и криков “ты её не достоин”? Что ж, в таком случае встреча с Колином определенно прошла в тысячу раз лучше, чем моё заочное "знакомство" с их отцом. Уверен, мать Лины – прекрасная женщина. Просто не могу представить, как иначе можно воспитать таких адекватных детей с таким “нежным” папочкой.

Переглянувшись и облегченно выдохнув, девушки осторожно заводят нейтральный разговор о настольных играх. Через пару минут официант приносит ведерко со льдом и бутылку виски для нас с Колином и новые коктейли для Лины и Эмили.

— За интересный вечер!

— И отличную компанию!

Мы чокаемся, и повисшее в воздухе напряжение постепенно начинает растворяться в смехе, шуме волн и тёплом морском бризе.

Время пролетает незаметно. И вот уже догорающий закат на горизонте окрашивает облака в багряные тона, на небе появляются первые звёзды, а тихий джаз из динамиков сливается с гулом голосов и звоном бокалов вокруг. Мы болтаем, смеёмся, спорим, обсуждаем планы на будущее, и меня впервые за долгие годы обжигает ощущение, что я не лишний, что я… на своём месте? Не чужак, не одиночка, не Легенда, не предатель, а просто Кайл, парень Лины, обычный человек со своими интересами, идеями и взглядами на мир. Непривычное, даже слегка пугающее, но однозначно чертовски приятное чувство.

В какой-то момент, погрузившись в мысли и уткнувшись взглядом в горизонт, я упускаю начало очередного рассказа Колина о работе и возвращаюсь в реальность в тот момент, когда девчонки уже хохочут до слёз.

— …и, в общем, в самый ответственный момент, на интервью с главой государства, я проливаю горячий кофе прямо ему на колени! Ну, думаю, всё, казнят! А он только улыбнулся и сказал, что я слишком нервный для журналиста. Я тогда от облегчения чуть… со стула не свалился!

Лина, пытаясь отдышаться и утирая с щёк слезинки, добавляет:

— Ты вечно во что-то влипаешь! Помнишь, как пару лет назад на аукционе чуть не купил ночной горшок, думая, что это антикварная ваза?

Тут уже от смеха не смог удержаться даже я.

Проболтав обо всём подряд ещё около часа, мы с ребятами уже собираемся расходиться, как вдруг неожиданно Колин встаёт со своего места и, слегка пошатнувшись, поднимает бокал, торжественно заявляя:

— А знаете что, давайте на прощание выпьем за нас и за будущие поколения!

Лина, улыбаясь, смотрит на него с недоумением, потом переводит взгляд на Эмили, и её глаза расширяются от изумления.

— Да ладно? Не может быть! Неужели… — начинает она, и Эмили, не сдержавшись, заканчивает:

— Да, я беременна! Мы узнали на прошлой неделе, правда, пока хотели не спешить с новостями, но…

Лина, не дослушав, издаёт радостный крик, вскакивает и крепко обнимает своего брата и его будущую жену. Я жму руку Колину, искренне поздравляя, и внезапно понимаю: его рукопожатие в этот раз совершенно другое – дружеское, без малейшей тени прежней враждебности.

— Спасибо, Кайл. Думаю, ты окажешься довольно неплохим дядей. И у меня уже есть задание на будущее! Сугубо в воспитательных целях будешь пугать моих детей рассказами о монстрах вместо банальной бабайки, — с улыбкой подмигивает он мне.

Пустынный ночной пляж сияет в призрачном свете полной луны. Тёплые волны с тихим шелестом накатывают на берег, то и дело касаясь наших босых ног. Держась за руки, мы медленно бредём вдоль самой кромки воды, уходя всё дальше от дробящихся огней и назойливой музыки. Вечеринка в самом разгаре, но, попрощавшись с Колином и Эмили минут тридцать назад, а затем выпив по паре коктейлей, мы решили сбежать в тишину, чтобы побыть наедине.

— Вот до сих пор не могу поверить, что скоро у меня появится племянник или племянница! Это так круто! Я стану тётей! Представляешь, сколько будет радости – подарки, игры, прогулки! Интересно, ребята устроят пышное свадебное торжество или тихо распишутся и сбегут на тропические острова, чтобы провести время вдвоём?

— А если это была бы твоя свадьба, то какой вариант ты бы выбрала? — спрашиваю я, легкомысленно не придавая особого значения этому вопросу, но, кажется, зря…

Лина бросает на меня быстрый взгляд, а щеки мгновенно вспыхивают нежным румянцем, выдавая ее смятение.

— Ну… Я не знаю. Все зависит от времени года… И вообще, разве мнение жениха не так же важно, как желания невесты? В первую очередь, это ведь праздник двух людей, а уже потом – родных и друзей. Поэтому и решать нужно вдвоём, — и, на секунду замявшись, продолжает. — Но если тебе интересно, то я, наверное, хотела бы красивую и веселую свадьбу: в белом платье, с трогательной церемонией, свадебными клятвами, фотосессией и шумным застольем для самых близких. Но если ты… ну, то есть… если будущий муж захочет скромную роспись без всего вот этого, я не стану возражать. Ведь главное – с кем, а не как, верно?

— Верно. Но думаю, для такой невесты как ты, жених будет готов исполнить любое желание, — усмехаюсь я, не в силах отвести взгляд от Лины.

Её безупречная красота обжигает почти до боли. Её смех, голос, тепло порабощают, и я готов сделать буквально всё, чтобы она была счастлива.

И чтобы вернуть наш разговор в более спокойное русло, я добавляю:

— Кстати, а ты не обратила внимания, что Эмили пила только безалкогольные напитки и инстинктивно прикрывала живот, когда вы обнимались? У меня почти сразу закрались определённые подозрения, — лукаво подмигивая, говорю я.

— Ну вот… Обидно! Как я могла этого не заметить? Наверное, слишком переживала из-за того, как бесцеремонно Колин тебя допрашивал, будто ты преступник какой-то, — с досадой произносит она, но вдруг наклоняется и с восторгом поднимает с песка перламутровую ракушку, искрящуюся в лунном свете. — Смотри, какая красивая! Заберу себе на память! Положу на полку рядом с той, что ты мне в прошлый раз нашёл.

Лина бережно держит свою находку в ладони, любуясь переливами. Но внезапно в её глазах вспыхивает озорной огонёк. Она оглядывается и, убедившись, что вокруг никого нет, разжимает кулак, показывая мне несколько гладких камешков, отполированных волнами до зеркального блеска.

— Давай кидать в воду! — хитро улыбаясь, предлагает она. — Кто сделает больше блинчиков – тот и победил! А проигравший должен будет исполнить любое желание! Договорились?

Я лишь усмехаюсь в ответ и выбираю средний по размеру плоский камень. Бросаю его, и он, словно живой, подпрыгивает по воде один, два, три, четыре, пять раз и исчезает в темной пучине, где отражаются мириады мерцающих звезд. Лина недовольно хмурит брови, но быстро берет себя в руки. Долго целится, приседает, рассуждает о направлении ветра и, наконец, изо всех сил, размахнувшись, отправляет свой камень в полет. Но всего два "блинчика", и он уходит на дно.

— Мог бы и поддаться! — обиженно бормочет она, надувая губы и отворачиваясь.

Подхожу к ней и нежно обнимаю со спины, прижимая к себе. Целую её в висок и чувствую, как она вздрагивает, покрываясь мурашками.

— Ну, я же не знал, сколько блинчиков у тебя получится, — шепчу, касаясь губами её уха. — Но в качестве компенсации за недогадливость, готов исполнить любое твоё желание. Ты ведь уже знаешь, что хочешь загадать, верно?

Она поворачивается ко мне с сияющими глазами и выпаливает:

— Пошли купаться! Вода тёплая, а я всегда мечтала поплавать ночью. Мы уже очень далеко ушли. Тем более, мы за скалами, и нас никто не заметит. Ну, не смотри на меня так! Будет здорово! Ну все, я раздеваюсь!

И пока я пытаюсь возразить, она уже ставит на песок свою обувь, стягивает с себя футболку, а затем юбку. Её пальцы тянутся к застёжке лифчика, и я резко отворачиваюсь, чувствуя, как кровь приливает к вискам. Стою, потрясённо глядя на мерцающие вдали огни города, и не понимаю, что делать дальше.

— Лина, давай выходи. Это уже слишком. А если кто-нибудь увидит тебя голой? Меня ещё ладно, но тебя…

— Кайл, ну не будь таким скучным! — брызгаясь, смеётся она. — Вокруг никого! Вода просто обалденная! Не бойся, я не кусаюсь… ну, почти.

— Идея, честно говоря, совершенно сумасшедшая… Но тебя не переубедить, я правильно понимаю?

— Разумеется, нет! — смеется она. — И хватит тянуть время! Иди уже ко мне!

Медленно разворачиваюсь, чтобы ненароком не увидеть лишнего, но, слава высшим силам, Лина уже по шею в воде.

Нехотя снимаю с себя рубашку, брюки и замираю в трусах.

— Хочешь, я отвернусь? — смущенно хихикает она.

— Было бы неплохо.

И, дождавшись, когда она повернется ко мне спиной, быстро скидываю трусы и вхожу в воду. Море и правда теплое, но это не уменьшает абсурдности ситуации. Я рядом с невероятно прекрасной, любимой девушкой, но не смею даже взглянуть на её обнаженное тело. Ещё одиннадцать дней до турнира. Нельзя идти на поводу у инстинктов и поддаваться соблазну, как бы сильно меня ни тянуло. Ведь если все пойдет не по плану и со мной что-то случится, то это причинит ей ещё больше боли. А этого я допустить не могу.

И тут мне прилетает в лицо целый сноп брызг.

— Ты чего там застрял? Плыви сюда!

Стараясь держаться на расстоянии, я оплываю Лину по дуге и ныряю на глубину в отчаянной попытке укротить нахлынувшее возбуждение. Проплыв достаточное расстояние, поднимаюсь на поверхность, но с удивлением замечаю, что мы практически рядом, всего в паре метров друг от друга.

— А чего ты молчишь?

— Привыкаю к воде. Не понимаю, как ты меня догнала, я вроде далеко уплыл.

— Кайл, ты забыл, что я живу на первой береговой линии? Разумеется, когда я была маленькой, мой отец настоял, чтобы меня научили отлично плавать. Я несколько лет занималась с инструктором. Даже научилась задерживать дыхание под водой на три минуты! Сейчас, конечно, вряд ли больше минуты выдержу, но это как езда на велосипеде: однажды научишься – не забудешь.

Она приближается, но я упорно отплываю назад, уже не в силах игнорировать очертания её обнажённой груди. Стараюсь отвести глаза, но, похоже, это уже отпечаталось в сознании – совершенные линии, бледная кожа, затвердевшие от прохлады соски…

— Кайл, почему ты отдаляешься? Мне уже надоело играть в догонялки! Я уже чувствую песок под ногами, а ты тем более! Берег совсем рядом, — она хмурится, слегка прищурившись, и брызгает водой в мою сторону. — Пожалуйста, плыви ко мне.

— Не хочу тебя смущать, — растерянно бормочу я в ответ. — Если подплыву, мы… увидим друг друга. Полностью.

Лина звонко смеётся и изящно наклоняет голову, позволяя мокрым волосам скользнуть по шее назад, за спину. Чёрт! Да что вообще происходит?! Она что, пытается меня соблазнить?!

— А если я не против, чтобы ты на меня посмотрел?— прикусывая нижнюю губу, она запинается и застенчиво опускает глаза, но всё же упрямо добавляет. — И я тоже хочу тебя увидеть. Полностью…

Усмехаюсь, стремясь разрядить напряжение и скрыть бушующее внутри пламя. Неужели она всерьез? Здесь, посреди ночи, на общественном пляже, пусть и за скалами? Окидываю взглядом окрестности, надеясь увидеть признаки посторонних, но берег, как на зло, пуст. Только шелест волн и далёкий гул музыки доносится с пляжной вечеринки где-то у бара. Сейчас не меньше двух часов ночи, и всё же риск есть. Но её мурлыкающий голос завораживает, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не поддаться искушению, отбросить все сомнения и будь что будет.

— Для подобных… «исследований» есть места уютнее, — говорю я, старательно добавляя в голос иронию, чтобы скрыть, как сильно она меня заводит. — Спальня, например. С кроватью, шторами и без риска, что патрульные нас заметят.

Я киваю в сторону моря, где вдалеке мигает фонарь патрульного катера, лениво скользящего вдоль побережья. На щеках Лины проступает легкий румянец, но в глазах загорается знакомый огонь бунтарства. И она делает шаг ближе.

— Знаешь, меня и пляж вполне устраивает, — твердо заявляет она. — Здесь только ты и я, шум моря и россыпь звёзд над головой. В этом есть что-то сказочное, романтичное… И никто нас не увидит. А если и увидят… пусть завидуют!

Её дерзкая прямота, её искреннее признание обжигают меня изнутри. Мой голос, срываясь почти на рык, становится серьёзнее, глуше, выдавая внутреннее состояние, которое она, похоже, прекрасно осознаёт.

— Лина, чего ты на самом деле хочешь? Просто посмотреть или… чего-то большего?

Слово «большего» повисает между нами, как граната, готовая взорваться. Я замираю, сгорая от внутреннего пламени и боясь совершить хоть малейшее движение. Иначе потеряю контроль над собой и над ситуацией.

Она смущённо опускает взгляд, но затем вновь поднимает глаза, и я вижу в них целый спектр чувств: желание, азарт и решимость.

— Всего. Я хочу… быть с тобой рядом. Сейчас и навсегда. Не знаю, как выразить это словами, но… я не боюсь, Кайл. С тобой мне ничего не страшно.

Я молчу, её слова эхом отдаются в голове. Она не боится, а вот я – да. Но не за себя, а за неё. Что, если мутанты из лабораторий сделают из меня фарш, что будет с Линой? Я не хочу привязывать её ещё сильнее, не хочу, чтобы она мучилась от поспешного решения, если я исчезну. Но её близость – будто яд, который я не могу отвергнуть.

— Ты уверена? — спрашиваю я и делаю шаг вперёд. Ещё метр, и наши тени сольются, закрыв лунный свет. Её дыхание дрожит, грудь вздымается в такт нарастающему волнению, а капли, скользящие по коже, точно искры, разжигают во мне бешеный огонь.

Лина настойчиво кивает, и я подплываю ближе, не в силах больше сопротивляться. Ее фигура в лунном свете – как произведение искусства: алебастровая кожа, плавные линии тела, изящные изгибы. Я завороженно смотрю на нее, и мое сердце колотится так оглушительно, что, кажется, она слышит его безумный ритм.

— Ты невероятная, — шепчу я и, не в силах сдержать порыв, целую её.

А дальше всё словно во сне: солёные от воды губы, руки, скользящие по спине, груди, бёдрам, чувствующие мурашки под пальцами и исследующие каждый миллиметр её кожи… Прерывистое дыхание, тело, напряжённое до предела, её стоны… И кажется, я вот-вот окончательно потеряю контроль, но с неимоверным усилием всё же заставляю себя отстраниться, стиснув зубы, чтобы не дать волю своим желаниям и не взять её прямо сейчас.

— На сегодня хватит, — тихо произношу я, не отрывая взгляда от её лица, пылающего от желания, от её приоткрытых, манящих губ.

Лина смущенно кивает, но на ее лице играет довольная, расслабленная улыбка.

— Кайл, можно попросить тебя не смотреть? Пожалуйста… Я быстренько выйду, оденусь, а потом ты.

Усмехаюсь от нелепости просьбы: секунду назад мы были так близки, а теперь она смущается. Но все же отворачиваюсь и, устремив взгляд на луну, сияющую с каким-то издевательски насмешливым спокойствием, прошу: «Ты же всё видишь и всё знаешь, коварная. Помоги, дай мне стойкости, чтобы продержаться эти проклятые одиннадцать дней до турнира. Ведь рядом с ней я буквально на краю пропасти. И достаточно всего одного неверного шага, и я сорвусь».