Золото и пепел. Хроники города номер Три

Глава 11. Кайл.

Парк тонет в полумраке. И словно задыхаясь, редкие фонари мигают среди деревьев, отбрасывая кривые тени на потрескавшийся асфальт. Каждый шаг отдается болью в ребрах, всё ещё ноющих после тюрьмы. Но всё это ерунда в сравнении с тем огнем, что разгорается внутри от воспоминания о её поцелуе. Лина – моё спасение и моя погибель. Неужели этот подонок Брайан всерьез думает, что сможет так просто заставить меня сдаться? Хрен тебе, мразь. Я её никому не отдам.

Но в голове настойчиво скребутся осколки разума, робко напоминая о реальности. Её отец – не просто влиятельный человек. Этот богатый ублюдок – чертов хозяин города. Его псы избили меня до полусмерти, и я знаю, что это, скорее всего, только начало. Они следят, выжидают, будто твари в шахте, готовые наброситься и растерзать, стоит только оступиться. Один неверный шаг – и меня ждут Пустоши, или хуже – позорная казнь по надуманному обвинению. И всё же, плевать. Не понимаю сам, в какой момент всё так резко поменялось у меня в голове, но теперь ради Лины я готов отдать всё. Даже если эта никчемная жизнь – единственное ценное, что у меня есть.

Стена, отделяющая бедный район, остается позади, и я ныряю в трущобы. Вокруг слышны крики играющих детей, лай бездомных псов и надоедливый гул заводов, извергающих в небо ядовитый смог. В соседнем переулке два пьяных мужика, шатаясь, орут друг на друга, размахивая бутылками, пока внезапно голос одного из них не срывается в душераздирающий хрип. Ускоряю шаг, чтобы не ввязываться, но этот звук царапает память, и я проваливаюсь в прошлое, точно в бездонную пропасть.

Тьма рассеивается. Под щекой – ледяной бетон, липкий от моей крови. Дыхание рваное, поверхностное. Грудная клетка ноет от тупой боли в сломанных ребрах. Левая рука при малейшем движении горит огнем. Все-таки вывих. Проклятье! И пусть это не в впервые, легче не становится. Осторожно ощупываю плечо правой рукой. Сильного отека нет – значит, я пролежал в отключке недолго. И то хорошо. Ползу к стене, цепляясь пальцами за скользкий пол. Нужно вправить. Сейчас. Иначе будет только хуже. Сгибаю ноги в коленях, крепко обхватываю кисть левой руки правой и медленно отклоняюсь назад, надеясь, что сустав встанет на место без осложнений. Адская боль пронзает тело, будто разрывая на части. Я рычу, стискивая зубы до скрипа. Но, кажется, удача сегодня на моей стороне, и острая боль постепенно стихает, оставляя лишь тупую пульсацию. Вправил, черт возьми…

На следующий день дверь камеры открывается с мерзким скрипом. Не ожидая ничего хорошего, сжимаю кулаки, готовый к последней битве. Но вместо солдат входит Рихард. За ним — врач с позвякивающим чемоданчиком и двое незнакомых охранников, волокущих гремящую железную раскладную кровать, потрепанный матрас и тонкое одеяло, скрученное в рулон.

— Ты как, Кайл? Мне доложили, что ты тут. Вытащить не могу, прости. Но немного помочь – в моих силах. Не только у Брайана есть связи.

— Да, отлично, как видишь, — говорю я и медленно встаю с пола, морщась от боли. — Вот, отпуск себе взял в лечебно-оздоровительный санаторий на десять дней.

Наставник хмыкает и кидает охранникам пачку купюр. Они, довольно ухмыляясь, ставят койку в углу и исчезают. Врач молча подходит и, словно оценивая кусок мяса на прилавке, бегло ощупывает меня своими ледяными пальцами. Проверяет руку, грудную клетку, особенно внимательно в области сердца, затем лицо и затылок.

— Вывих вправлен на удивление хорошо, — бормочет он, копаясь в чемоданчике с поблёскивающими инструментами. — Рёбра сломаны, но без осколков. Эй, Легенда, а ну стой и не вертись! Вот эта мазь ускорит заживление. Руку не тревожь. Я тебе её сейчас перевяжу, и не трогай. И обязательно, как выпустят, первым делом зайди ко мне. Проверю всё ещё раз, сделаем рентген и заодно дам тебе рекомендации по дальнейшему восстановлению.

— Хорошо, спасибо. И не зови меня Легендой, и без того тошно.

Фыркнув, доктор густо мажет мои рёбра и плечо вонючей зелёной дрянью, от которой жжёт кожу. Затем туго перебинтовывает грудь и фиксирует руку повязкой. Убедившись, что всё сделано, он, не прощаясь, выходит за дверь.

В то же время охранники приносят табуретку, кусок хлеба, миску с серой кашей и кружку воды. Безвкусно, но спустя двое суток без еды моему желудку и это в радость. Рихард стоит у стены и внимательно на меня смотрит.

— Кайл, — тихо произносит он, подойдя ко мне поближе. — Скажу прямо – ты по уши в дерьме. Забудь про его дочь. Брайан сотрёт тебя в порошок, если не отступишь. Но мы можем изменить всё. Помни, ты нужен мне. Нужен этому городу. Подумай ещё раз, парень. Если присоединишься, то умножишь наши шансы в несколько раз – за тобой пойдут те, кто до сих пор сомневаются.

Звук бьющегося стекла возвращает в реальность. Я сворачиваю к своему дому — обшарпанному четырёхэтажному безликому строению. Ключ с трудом проворачивается в замке, впуская меня в тесную квартиру.

Не раздеваясь, беру со шкафа запыленную коробку из-под сахара – в ней хранятся все мои сбережения. Неожиданным бонусом всплывает моя нелюбовь к вечеринкам. Последние шесть лет я почти не тратил деньги – ни на выпивку, ни на модную одежду, ни на женщин. Только на мечи, еду и эту жалкую крышу над головой. Встречи с Линой в богатом районе – удовольствие не из дешевых. Все эти рестораны, кино, коктейли стоят как несколько смен на -9 уровне. Неудивительно, что большинство обитателей трущоб никогда не заходят в престижный район, разве что только на государственные праздники. И лишь для того, чтобы увидеть выступления известных певцов и получить шанс выиграть ценные подарки от богачей из совета. Надо же властям как-то народ на площади собирать и массовую любовь к стране демонстрировать.

Пересчитываю помятые купюры, пытаясь сразу прикинуть, на сколько их хватит. В целом, неплохо – на полгода шикарной жизни, и даже на год, если не мотать деньги направо и налево. А за это время я успею дважды попытать удачу на турнирах, и тогда, надеюсь, вопрос денег уже закроется навсегда.

Следующий день проходит по привычному расписанию: душ, скудный завтрак, поход в управление и спуск в шахту на зачистку -6 уровня. И хорошо, что не ниже… В таком состоянии я и -6 еле вытянул – тварь едва ступню не отгрызла. Повезло, что мой ботинок ей по вкусу не пришелся, да потом вдобавок еще и в зубах застрял. Хотя, конечно, идти обратно босиком оказалось особым удовольствием.

Солнце уже почти скрылось за горизонтом, когда голограф вдруг оживает – звонит Марк, зовёт в бар на самой окраине. Предлагает выпить, поболтать, обсудить планы на будущее. Соглашаюсь, хоть и удивляюсь странному выбору места. После шахты пиво не помешает, да и завтрашний поход в караоке нужно обсудить. У друга больше опыта в таких вылазках. Накидываю куртку, проверяю кинжалы на поясе – у внешней стены лучше быть готовым к любому повороту, не самые дружелюбные там люди обитают.

Встречаемся у последнего работающего фонаря, рядом с полуразрушенным складом с провалившейся крышей, и, поздоровавшись, направляемся к бару. С каждым кварталом улицы становятся всё мрачнее.

Дома — сплошь заброшенные развалины, окна заколочены, а в темных углах прячутся тени с потухшими глазами. В воздухе стоит густой запах дыма, нечистот и мусора.

Чтобы хоть немного снять напряжение, начинаем болтать о вчерашнем походе в кинотеатр. Марк смеется, вспоминая, как Софи утащила его в туалет.

— Да и вы с Линой тоже отжигали, — подмигивает он. — Это было нечто. На вас весь зал смотрел, когда вы целовались.

— Ага, конечно, прям все обернулись и весь фильм на нас пялились, — бурчу я, усмехаясь. — Лучше скажи, а твоя Софи не боится, что её отец вас накроет?

— Боится, — Марк мрачнеет. — Но мы справимся. Любовь, знаешь… заставляет рисковать. А ты как? Рёбра, рука? После тюрьмы хоть к врачу сходил?

— Сходил. Сказал, заживает как на собаке. Рентген сделал, мазью вонючей намазал, подсказал, какие упражнения делать, чтобы быстрее восстановление шло.

— Хорошо. Но ты будь осторожнее, Кайл. Если вас заметят – боюсь, добром это не кончится.

Тихо переговариваясь, мы доходим до бара – огромного старого ангара для гражданских самолетов. Над входом мигает неоновая вывеска: «Последний рейс». Внутри все как обычно в подобных заведениях – шум, крики, драки. Но сердце сжимается от дурного предчувствия. Слишком много людей… И внезапно яркий луч прожектора пронзает полумрак, освещая сцену в глубине зала, и на помост выходит Рихард. Его голос гремит, словно гром, перекрывая шум взбудораженной толпы. Сотни людей, может, и тысяча, в мгновение замолкают и слушают его речь, затаив дыхание. Истребители, шахтёры, рабочие с заводов и фабрик – в их глазах пылает затаенная ярость, точно у хищников, предвкушающих долгую охоту.

Я поворачиваюсь к другу, чувствуя, как злость бурлит в венах.

— Какого черта, Марк?! Ты говорил, мы просто выпьем! Это что за подстава?

— Кайл, не кипятись, — он поднимает руки, будто сдаётся, но в голосе ни намёка на слабость. — Это важно. Ты должен понять, за что мы боремся. За наше будущее, за миллионы людей по всему миру! Думаешь, в нашем городе плохо? Оказывается, это не предел. Рихард говорит, что люди в других местах едят помои и продают своих детей в рабство!

— Да пошёл ты! Я ухожу. Хватит с меня твоих игр.

— Стой! — он хватает меня за рукав. — Ты должен это услышать! Ты должен увидеть, сколько людей готово бороться! Если уйдёшь… я расскажу Лине правду: про тюрьму, про Брайана. Всё!

Я замираю, поражённый словами друга. Да он что, совсем охренел? Шантажировать меня? Руки так и тянутся врезать ему, разбить его самодовольную, наивную морду, но вокруг бурлит толпа, прижимая нас всё ближе к сцене. Уйти – значит привлечь ненужное внимание. Сквозь стиснутые зубы выплёвываю:

— Ты труп, Марк. Я останусь. Но не смей думать, что я теперь с вами.

Голос Рихарда, усиленный динамиками, заполняет все пространство, а народ все прибывает через распахнутые настежь двери. Какой же это дебилизм! Если вдруг рядом окажется патруль – здесь всех без суда и следствия на месте расстреляют…

— Нас в рабочем районе – полмиллиона! А их, богачей? Несколько жалких тысяч! Сотни лет они загоняют нас в шахты, на заводы, заставляют работать за гроши! Мы подыхаем, а они жиреют на наших костях! Но хватит! Этому пришёл конец! За нами – сила! За нами – справедливость! В наших руках — шанс вернуть то, что принадлежит нам по праву! Мы отберём их богатства и разделим по заслугам! Наш город – это только начало! За нами восстанут другие, и мы построим новую страну, где каждый будет свободен!

Толпа неистово ревёт, точно зверь, готовый сорваться с цепи. Я стою, скрестив руки, но его слова, против моей воли, проникают в сознание, цепляясь за что-то в глубине души. Рихард продолжает говорить, и его голос набирает силу, как разрушительный ураган, сметающий все сомнения.

— Они говорят, что твари – наше наказание за слабость предков, а шахты – наша судьба! Но я скажу вам правду: твари и шахты — их оружие! Они держат нас в страхе, чтобы мы не осмелились поднять головы! Но мы поднимем! Мы зальём шахты бетоном, и твари сгинут навсегда! Мы построим школы, больницы, дома — для всех, а не только для избранных! Мы уничтожим их систему слежки, их патрули, их власть! Они боятся нас, потому что знают: мы сильнее! Они держат нас в клетке, но мы сломаем прутья! Мы — не рабы! Мы — люди! И мы возьмём своё!

Он делает паузу, и зал взрывается оглушительными криками, а кулаки взлетают в воздух, подобно знамёнам протеста.

Рихард не просто говорит — он разжигает тлеющие угли ненависти в бушующее пламя. Его шрамы, его голос, его взгляд – всё в нём кричит о борьбе, о надежде, о жажде мести. И люди вокруг готовы пойти за ним даже на смерть – они верят ему. И это пугает до одури.

Ведь я знаю: его мечты – это реки крови, его равенство – это гнусная ложь, его победа – это гибель миллионов, когда твари прорвутся в города.

Замечаю знакомые лица сослуживцев. И чёрт возьми, в углу – Тони, Лиз и Мира. Неопытные новички с -3 уровня. Тони смотрит на Рихарда, как на бога, Лиз яростно скандирует лозунги, а Мира, хотя и выглядит неуверенно, кивает в знак согласия. Какого хрена Рихард засрал и им мозги? Они же ещё совсем дети! Они не осознают, во что ввязываются.

Марк приносит мне пиво, его рука заметно дрожит, когда он ставит кружку передо мной. Пытается задобрить, но я не прикасаюсь к напитку. Злость душит, как безжалостная удавка. И как только Рихард заканчивает свою речь, утопая в овациях и восторженных криках, я хватаю Марка за рукав и выволакиваю его на улицу.

— Ты что, дебил? — рычу я, едва сдерживаясь, чтобы не врезать ему. — Неужели ты не понимаешь, что этот план – дерьмо? Он невыполним! Захватить город? Да армия раздавит всех за день! А если, допустим, чудо случится, и вы победите? Единое Государство просто разбомбит нас к чертям! Они не допустят бунта! И шахты законсервировать? Ты хоть соображаешь, что твари прорвутся? Через год, два, десять – но прорвутся! И тогда погибнут миллионы, а не сотни! Ты этого хочешь?!

Марк упрямо смотрит на меня, и я осознаю – его не переубедить. И от этого злюсь ещё сильнее.

— Кайл, подумай вот о чём, — тихо произносит он. — Сейчас у нас с Софи всё хорошо, но что будет дальше? Она из богатой семьи. Если ничего не изменится, она бросит меня. Или останется со мной, но будет жить в нищете в крошечной квартире. И будет несчастна. А я не хочу этого! Рихард прав, у нас есть шанс всё изменить! И мы обязаны это сделать! Чтобы люди жили достойно, а не боролись за каждый кусок хлеба. А ты? Чего хочешь ты для себя и для Лины? Какое будущее? Как долго вы сможете прятаться от всевидящего ока системы слежения? Или ты хочешь, чтобы она пожертвовала всем ради тебя и твоей конуры на четвёртом этаже? Хотя, подожди, твой дом ведь снесут через несколько месяцев. И что тогда? Будете жить на улице?

Его слова бьют в самое уязвимое место. Чёрт! Я стискиваю зубы, чтобы не поддаться на провокацию и не дать ему возможности перевести тему.

— Чтобы строить планы на будущее, сначала нужно выжить, — цежу я. — А восстание, если оно в итоге провалится, — это прямая дорога на эшафот для всех участников. Или хорошо, давай по-твоему. Представим невозможное – вы победили, и все богаты и счастливы. Кто будет работать на заводах и в магазинах? Кто будет производить еду и добывать уголь? Обслуживать электростанции и систему водоснабжения? Ответь мне, черт возьми!

Марк не произносит ни слова, но я вижу, как ярость бушует в его глазах, как он сдерживает себя. Резко отвернувшись, он сжимает кулаки до побелевших костяшек.

— Я уверен, Рихард наверняка уже всё продумал, — бросает он, не глядя на меня. — Если ты боишься, просто признайся. И тогда прими мой выбор и забудь. А я буду бороться. И за вас с Линой тоже. Всё, разговор окончен. Увидимся в караоке.

Его силуэт быстро растворяется в темноте, оставляя меня один на один с гнетущим чувством безысходности, прожигающим до костей. Какой же Марк наивный идиот… И как ему помочь, спрашивается, если он такой упёртый?

Возвращаюсь в свой дом, погружённый в невесёлые раздумья. Безнадежность, беспомощность и тревога давят, словно на плечах лежит неподъёмная бетонная плита. Засыпаю с трудом, в голове – Лина, Брайан, Марк и Рихард, смешанные в один чёртов кошмар.

Утром иду к врачу. Он с каким-то странным интересом изучает новые рентгеновские снимки, внимательно ощупывает мои рёбра и плечо. И пока я натягиваю обратно футболку и застёгиваю на шее медальон, он ухмыляется:

— Да на тебе пахать можно, Легенда. Другие пару месяцев восстанавливаются после такого, а у тебя уже почти никаких следов не осталось.

— Просил же не называть меня так, — ворчу я в ответ. — Так что насчёт тренировок? Могу выкладываться на полную? Турнир на носу.

— Да без проблем, иди занимайся, — он пожимает плечами. — С такой регенерацией, что с тобой станется? Но только если будешь падать, то давай лучше на правую руку или на задницу. Пусть уж окончательно заживёт. Кстати, ты когда-нибудь сдавал кровь на анализы?

— Не помню, наверное сдавал при поступлении в академию. А что?

— Да так, научный интерес. Не бери в голову. И не забудь заглянуть ко мне на следующей неделе. Я ещё раз проверю и удостоверюсь, что всё в порядке.

Попрощавшись с доктором и оплатив приём, выхожу из здания больницы. Не медля, направляюсь в академию – мечи у меня почти всегда с собой. Осталось только найти пустой зал, чтобы никто не отвлекал во время тренировки. Но такой простой на первый взгляд план сразу идёт коту под хвост. Дежурный у стойки, услышав мой вопрос, ржёт до слёз, будто я рассказал самый тупой в мире анекдот:

— Думаешь, ты один такой умный, Кайл? Сейчас тренируются все, кому не лень. Турнир через два с половиной месяца, тут и днём и ночью народ в залах развлекается.

Да чтоб его..! Досада недовольно ворчит в груди, но я всё же направляюсь в один из общих залов. Открываю двери и едва сдерживаюсь, чтобы вслух не выругаться – внутри настоящий хаос. Куда ни взгляни, повсюду истребители: разминаются, устраивают спарринги, отрабатывают удары, сражаются с голографическими монстрами на тренажёрах. Но немало и тех, кто, кажется, просто пришёл поболтать с сослуживцами.

Занимаю очередь в ожидании, когда освободится один из тренажеров. Чтобы хоть как-то убить время, решаю осмотреть зал и прикинуть, кто тут представляет реальную угрозу. Сразу же с удивлением замечаю довольно приличную группу “зелёных” новичков, которые и оружие держать-то толком не умеют. Вряд ли они пройдут отбор. Основная масса – крепкие середнячки. Но они явно не за победой пришли, разве что надеются на случайную удачу, скорее, из-за отгулов и премиальных для участников. Но есть и настоящие профи.

В паре метров от меня здоровенный бугай с топором кромсает манекен, будто дровосек, да так, что щепки летят во все стороны. В это же время, в другой стороне зала, жилистый парень с копьём виртуозно расправляется с проекцией, и, что уж говорить, он по-настоящему хорош.

Интересный расклад получается… И ведь это только те, кто оказался на тренировке в этом же зале и в это же время, что и я. Как бы узнать, сколько у меня конкурентов на главный приз и какое у них оружие. К Рихарду точно не пойду, к чёрту его. Букмекерские таблицы появятся только за двадцать четыре часа до турнира, после отбора – тоже не вариант, слишком поздно. Самому выслеживать – долго и, скорее всего, безрезультатно. Кто-то наверняка тренируется дома или в парке.

Хм… Кто же может знать всё заранее? Стоп! Что это я туплю? Марта! Уверен, эта любопытная старушка наверняка должна быть в курсе всех сплетен и слухов. Остаётся только придумать, как её задобрить и выудить нужную информацию.

За мной в очередь становятся трое мужиков, и до меня долетают обрывки их болтовни.

— Говорят, в этом году будет резня, — бормочет один, вытирая лоб. — Твари с -9 уровня!

— Брехня, — огрызается другой. — Но турнир стопудово будет не без сюрпризов. Богатеи жаждут зрелищ. Кровь, кишки — всё как полагается.

— Погодите вы! Я слышал, победителю дадут не только деньги, но и место в совете города! — вмешивается третий. — Власть, пентхаус в Стальном, бабы. Всё, что пожелаешь! Да за такие призы половина сдохнет.

Я слушаю, нахмурившись. Пентхаус? Место в совете города? Похоже на подставу, приманку для наивных дураков. Но если это правда… Хотя на кой мне должность в управлении?

Наконец подходит моя очередь. Удар, разворот, блок. Нужно ещё быстрее. Ещё точнее! Через два часа непрерывной тренировки пот заливает глаза, левое плечо начинает потягивать, но я не останавливаюсь.

Студенты академии, освободившиеся после учёбы, без стеснения глазеют и комментируют тренировки всех бойцов в зале.

Пацаны болтают без умолку, перебивая друг друга:

— А что Оливер тут делает? Он же только выпустился? А Кейт?

— Да забейте на них! Вы видели, как Легенда рубит? Как машина, блин. Никто так не может.

— Ага, но тот, с топором, тоже крутой!

— Зря вы вчера сюда не пришли, — фыркает одна из девчонок. — Тут два брата с секирами спарринг устраивали – вот это было настоящее шоу!

— А если оба до финала дойдут, то как между собой будут решать, кто выиграет?

Даже не верится, что и я был когда-то таким же – мелким, любопытным и доверчивым, как будто это что-то из прошлой жизни. Но сейчас не время предаваться воспоминаниям и слушать детские разговоры. Удар. Снова. И еще раз. Рука отваливается, в ребрах жжет, и когда пальцы начинают неметь от перенапряжения, иду в душ. Наскоро ополоснувшись под ледяной водой и вытершись жестким, пропахшим сыростью полотенцем, натягиваю чистую запасную одежду – белую футболку и темно-синие джинсы.

Последние отблески угасающего солнца растворяются в густом смоге, обволакивающем линию горизонта. Малочисленные тусклые огни зажигаются на улицах, мигая из-за скачков напряжения. В девять, как и условились, у входа в академию встречаемся с Марком. И в ожидании советов по вылазке в престижную часть города, смотрю на друга, но он лишь что-то невнятно бормочет в качестве приветствия и тут же отворачивается, направляясь в сторону парка, избегая разговора. Ясно, обиделся… Детский сад какой-то!

Час спустя, обмениваясь лишь редкими обрывками пустых фраз, мы шагаем по широким аллеям элитного района, все ближе подходя к сияющим кварталам богачей. Лина, конечно, выбрала место по своему вкусу – самое роскошное караоке…

Здесь, в центре города, я всегда ощущаю себя не в своей тарелке, чужим. В отличие от трущоб, тут все вылизано до стерильности: яркие ажурные фонари режут глаза, витрины магазинов и кафе ослепляют пестротой, а в воздухе вместо привычной удушающей вони угля – нежный аромат цветов. Люди вокруг – улыбчивые, радостные, нарядные, будто живущие в каком-то бесконечном празднике. И я – словно зверь из леса, по чьей-то нелепой ошибке попавший на ферму. Но и плевать, все это не имеет значения. Ради Лины я готов надеть "овечью шкуру" и на время прикинуться своим, насколько это вообще возможно. А в будущем… Если получится с турниром, оптимальным вариантом будет какая-то уютная квартирка где-то на границе с парком. Что-то комфортное и ей, и мне.

Погружённый в раздумья, я не замечаю, как мы доходим до нужного места. Караоке-бар, точно неприступная крепость, возвышается на краю обрыва, и ярость волн, обрушивающихся на прибрежные скалы, почти заглушает доносящиеся звуки музыки. Фасад сверкает холодным блеском стекла, хрома и неоновых огней, отталкивая и маня одновременно. У входа в здание стоит мрачный охранник в чёрном костюме и с полным презрения взглядом "сканирует" нас с Марком, особенно меня. Его губы растягиваются в надменной усмешке:

— Парни, проваливайте отсюда по-хорошему, — цедит он, медленно растягивая слова, как если бы говорил с дремучими дебилами. — Вы явно адресом ошиблись. Таким, как вы, тут делать нечего. Рожей не вышли.

Ну, началось… Чувствуя, как злость бурлящей лавой поднимается внутри, я с усилием беру себя в руки и отвечаю максимально нейтральным тоном:

— Не ошиблись. У нас с собой есть деньги. Мы всё оплатим по счёту и не доставим никаких проблем. Если нужно, и тебе отсыпем "на чай". Нас ждут, не задерживай.

Замечаю боковым зрением, как стоящий рядом Марк уже раздраженно кривит лицо, его плечи напряжены, кулаки сжаты, и еще минута – он полезет в драку. Черт возьми! Что Рихард натворил с этим прежде миролюбивым парнем?! Но вдруг из-за спины раздается звонкий голос, гасящий нарастающее напряжение.

— Бен, ну не будь врединой! Ребята с нами! — Лина, с сияющей улыбкой, подходит ко мне и нежно кладет голову на плечо. Тем временем Софи целует нахмуренного Марка в щеку, шаловливо подмигивая мне. — Пропусти их, пожалуйста. Это наши близкие друзья.

Смущенный и растерянный охранник переводит неуверенный взгляд с нас на девушек, и выражение его лица мгновенно меняется, будто кто-то щелкает выключателем. Глаза широко раскрываются от изумления, губы расплываются в приторно-льстивой улыбке, и он кивает, словно преданный пес, выпрашивающий кость.

— Прошу прощения, мисс, не сообразил как-то. Сами понимаете, гости из индустриального района редко к нам заглядывают. Но если это ваши спутники, то, конечно, добро пожаловать, — произносит он, спешно отступая в сторону.

Не взглянув больше на двуличного охранника, я недовольно хмурюсь, усмиряя злость, и начинаю подниматься по белым мраморным ступеням. Лина идет рядом, её рука касается моей, уверенно сплетая свои тонкие пальцы с моими, и это – единственное, что имеет значение.

Она так же ослепительно красива, как и в день нашей первой кривой встречи – алое платье с открытой спиной подчеркивает тонкую фигуру, волосы ниспадают волнами по плечам, а бирюзовые глаза искрятся, как блики солнца на морской глади.

Двери открываются, и мы будто оказываемся в совершенно ином измерении: вычурные колонны, мягкие бархатные диваны, отделённые друг от друга тяжёлыми портьерами, и мраморные столики, отражающие неоновый свет причудливых люстр, напоминающих гигантских медуз. В глубине зала – барная стойка из металла, переливающаяся, как начищенная монета, и демонстрирующая ряды замысловатых разноцветных бутылок. В центре – сцена, залитая светом прожекторов. Повсюду парни в костюмах и девушки в пёстрых платьях, а воздух пропитан запахом дорогого парфюма.

Пока на удивление приветливая хостес ведёт нас к забронированному столику, я с досадой ловлю на себе удивлённые и даже брезгливые взгляды. На мгновение даже становится как-то неловко за свои джинсы и футболку, но плевать. Теперь понятно, почему Марк так вырядился. Ну и подумаешь, богачи увидели обычного человека. Переживут. Может, даже кругозор себе расширят. Но в мыслях твёрдо решаю: нужно будет купить себе что-то подобное, чтобы не выделяться из этой толпы разодетых павлинов.

Но Лина, похоже, не замечая косых взглядов, увлеченно рассказывает что-то про караоке, показывая то на одни, то на другие элементы декора. Из-за громкой музыки я почти не слышу её, но, кажется, речь идет об истории этого места, о том, что зданию более 700 лет и оно построено еще до нашествия монстров.

— … а еще, после катастрофы здесь целый год жила сама Анна Векслер! Представляешь? Говорят, из здания хотели сделать музей, но что-то не срослось. Скорее всего, потому, что почти ничего не сохранилось от его первоначального облика, кроме этих колонн. О, а вот и пришли!

Наш столик оказывается прямо у сцены. Наверное, один из лучших, но, конечно, я бы выбрал что-то более укромное, где легко можно спрятаться от посторонних глаз. Но, видя, как довольны остальные, решаю не портить никому настроение и оставить свое мнение при себе.

— Ты чего такой молчаливый? Как тебе караоке? Я долго думала, куда нам сходить, а потом вдруг поняла, что хочу показать тебе это место! Красиво тут, правда? — Лина придвигается ближе, хитро вглядываясь в моё лицо, будто пытаясь угадать, о чём я думаю.

Улыбнувшись, я приобнимаю её, пальцами легонько скользя по обнажённой спине и чувствуя, как кожа девушки покрывается мурашками от прикосновения.

— Нормальный я, просто музыка громковата. Не привы́к к такому́. А место и правда красивое, хороший выбор.

— Кайл, ты же помнишь, что должен мне ещё два ответа? Пора платить по счетам!

— Хоть сто два, Лина, — смеюсь я и целую её в макушку, вдыхая еле уловимый запах персиков и ванили. — Задавай свои вопросы. Я готов.

— Расскажи, как ты узнал про жребий, — тихо произносит она, будто боясь услышать правду. — Как ты стал истребителем?

Откидываюсь на спинку дивана, немного удивлённый вопросом, и неохотно позволяю воспоминаниям нахлынуть:

— Мне было десять, — начинаю я, глядя в её бирюзовые глаза и стараясь не утонуть в омуте прошлого. — Я сам пошёл в академию добровольцем. Я надеялся, что, став истребителем, смогу узнать хоть что-то о своих родителях: кто они, где они, почему они меня бросили. Но всё оказалось засекречено. Как я ни старался, сколько запросов ни отправлял – всё было тщетно. В конце концов, я так всем надоел, что мои заявления просто перестали принимать. А когда мне исполнилось пятнадцать, Рихард, мой наставник, рассказал мне единственное, что ему было известно: меня нашли в 2990 году полугодовалым младенцем возле старой заброшенной шахты с этим медальоном на шее. Вот и вся история. Так что я даже не знаю точной даты своего рождения, поэтому и не праздную его.

Лина смотрит на меня с сочувствием, крепче сжимая мою руку, а затем, слегка смущаясь, целует в щёку.

— Кайл… Мне так жаль… Извини, я не должна была спрашивать…

— Не бери в голову, я уже давно с этим смирился. Видимо, я был им обузой, раз оставили меня там, у шахты. В приюте таких историй – пруд пруди. У Марка жизнь не лучше: мама умерла при родах, а отец, пьяница и козлина, бросил его в пять лет на пороге детского дома, сказав, что больше не желает его видеть. А на следующий день этого подонка нашли мёртвым в канаве. Туда ему и дорога. Ни капли не жаль.

Уставившись в одну точку и погрузившись в мрачные воспоминания, я не сразу замечаю, как изменилось лицо Лины. А она, бледная, словно снег, кажется, готова вот-вот расплакаться.

— Прости. Забудь всё, что я наговорил, — проклиная себя последними словами, я прижимаю её к себе, аккуратно поглаживая по голове. — Это все давно позади, это больше не имеет никакого значения, слышишь? Посмотри, Марк танцует с Софи, он смеется. Всё хорошо. А хочешь, я расскажу тебе, как мы с ним познакомились? Это довольно забавная история. Когда Марку было десять, он пролез ночью на кухню и за несколько часов съел все вкусное, что смог найти: варенье, какие-то булочки, рыбные котлеты, припасенные на завтрак, и главный его трофей – вафельный торт, приготовленный ко дню рождения другого ребёнка. Разумеется, он про это не знал и, счастливый и обожравшийся, заснул прямо на мешках с мукой. Наутро, под вопли поварихи, он умудрился вбежать в нашу комнату, к четырнадцатилетним, и попал прямо в руки именинника, которому предназначался тот самый торт. Ну, и ребята решили проучить воришку. А мне стало его жалко, сам вечно голодный ходил. Ну, и вступился за Марка. В итоге я получил синяк под глазом и мелкого прилипалу в придачу. Он потом еще месяц за мной по пятам ходил. Так и подружились.

Со слабой улыбкой Лина аккуратно отстраняется и, вытерев кончиком пальца маленькую слезинку, блеснувшую в свете прожекторов, тихо произносит:

— Сама виновата, не извиняйся. Чего я ждала, зная, откуда вы с Марком родом? Спросила – получила горькую правду. Но, конечно, это ужасно неправильно и несправедливо! А ведь всё может быть иначе. Надо просто посмотреть, изучить, как справляются другие города, взять их опыт и внедрить лучшие решения на уровне правительства. Уж голод-то мы точно можем победить? Да, без изысков, без деликатесов, но это же реально! И мусор убрать, дома начать ремонтировать… Ведь многие здесь даже не представляют, каково это – жить в индустриальном районе… Я и сама не знала раньше… И если рассказать, показать им, что там происходит, наверняка найдутся неравнодушные. Но ещё больше людей подтянется, если сделать помощь модной, создать… тренд милосердия! Благотворительные акции, праздники, тематические вечера… Завтра же займусь сбором информации, а после праздника Дня основания Единого государства поговорю с мамой, и вместе мы убедим отца, что это классная идея. Да, отличный план! Здорово мы с тобой это придумали! А теперь пора веселиться, зря что ли мы сюда пришли?

Ошеломлённый её словами, я лишь растерянно киваю, совершенно не понимая, что ответить. Лина же, словно ничего не произошло, мгновенно переключается и спустя несколько секунд радостно обсуждает с подошедшей Софи, какую песню им стоит спеть, параллельно жестом подзывая официанта, чтобы заказать напитки.

Мгновение спустя перед нами на столике появляется серебристая барная карта. Лина, не отвлекаясь от планшета со списком треков, сразу заказывает какой-то коктейль с персиковым ликёром. Я же, открыв меню, с трудом сдерживаюсь, чтобы не выругаться. Цены просто бешеные – самый дешевый коктейль стоит как смена на -9 уровне. Твою мать… Кажется, с выводами, что накопленных денег мне хватит на год, я поспешил.

Официантка выжидательно смотрит на меня, и чтобы не выглядеть идиотом и не создавать неловкую ситуацию, я заказываю самое дешёвое разливное пиво. Но даже оно близко по стоимости к оплате электричества в квартире за полмесяца. Марк, подмигнув мне, хитро просит "для начала" принести ему бесплатной воды со льдом. Подруги, увлеченные выбором песен, то смеются, то спорят, а я… Я не могу отвести взгляда от Лины. Она так невероятно прекрасна, что ради неё я, влюбленный болван, без сомнений готов потратить все сбережения, что у меня есть.

Определившись с репертуаром, девушки грациозно, словно в танце, направляются к сцене. Лина, оглядываясь, дарит мне шаловливую улыбку и воздушный поцелуй. И вот, их голоса заполняют собой все пространство, но внезапно рядом садится Марк, моментально переключая внимание на себя.

— Видел эти цены? — ядовито шепчет он, тыкая пальцем в меню. — И ты до сих пор считаешь, что Рихард не прав?

— Серьезно? Ты сюда пришел, чтобы в очередной раз попытаться меня затащить в это дерьмо? Может, лучше сосредоточишься на своей девушке? И не смей больше говорить со мной о Рихарде. Никогда! Хватит с меня его безумного бреда.

— Я надеялся, что хоть здесь до тебя дойдёт, какая пропасть лежит между нами и этими проклятыми богачами. Знаешь, Кайл, я всю жизнь думал, что ты крутой, а ты, оказывается, просто жалкий трус.

— Ах ты, мелкий…

— Ребята, вы тут как? Не скучали без нас?

Лина подлетает ко мне сзади такая восторженная и счастливая и сразу же нежно обвивает руками мои плечи. И как же хорошо, что она сейчас не видит моего лица, искажённого от ярости и разочарования – буквально из последних сил я сдерживаюсь, чтобы не сорваться с места и не наброситься на Марка, который с гадкой ухмылкой уводит Софи на танцпол. Ещё мгновение, и их силуэты растворяются в бурлящей толпе.

Быстро обогнув диван, Лина залпом допивает свой коктейль и почти незаметным жестом, кажется, просит официанта повторить.

— Первая песня — это всегда жуть как волнительно! — смеется она, присаживаясь рядом на низкий подлокотник. — Я чуть не забыла слова, да и с нотами немного промахнулась, но, вроде, получилось неплохо? Как тебе?

— Ты была бесподобна, — усмехаюсь я, глядя в ее бирюзовые глаза. — Все не могли отвести от тебя взгляд, но ты пела только для меня. Я угадал?

Кровь приливает к ее щекам, и они вспыхивают ярким румянцем:

— Всё может быть…

В этот момент словно из-под земли перед нами материализуется официант, неся поднос, полный сверкающих коктейлей. Десять бокалов, переливающихся в неоновом свете, словно драгоценные камни: янтарь, рубин, изумруд, морганит, цитрин – по пять для каждого из нас. Я хмурюсь, глядя на все это великолепие. Чёрт, это же почти моя месячная зарплата! Хочу сказать, что произошла какая-то ошибка, но Лина, предвосхищая мои слова, нежно прикасается пальцем к моим губам, прерывая любые возражения.

— Это я заказала! Мой маленький сюрприз для тебя! — с искренней радостью восклицает она. — Хочу, чтобы ты попробовал что-то, кроме своего противного пива! Есть очень крутые коктейли, поверь! Здесь лучшие из лучших: «Манхэттен», «Космополитен», «Маргарита», «Олд Фэшн» и… хм… «Секс на пляже»… Если что – это подарок!

Хмурюсь ещё сильнее, чувствуя, как кровь стучит в висках. Чёрт возьми, я не хочу быть ей обязанным! Это слишком.

— Лина, я вполне могу заплатить сам, — слова вылетают грубо, совсем не так, как хотелось. — За нас обоих.

Она отрицательно качает головой:

— Кайл, ты ведь не заказывал коктейли. Это моя прихоть. Я хочу тебя угостить. И потом, я уже всё оплатила. Пожалуйста, не спорь, хорошо? Позволь мне хоть иногда принимать решения самостоятельно. Это очень важно для меня.

А затем быстро наклоняется и целует в уголок губ, оставляя на моей коже горячий, обжигающий след. Черт возьми! И как тут правильно поступить? Обвела вокруг пальца и сидит довольная.

— Хорошо, но только один раз, — произношу я с нажимом. — Пожалуйста, давай в будущем принимать решения совместно, чтобы никто из нас не чувствовал себя глупо.

— И даже подарки нужно согласовывать? Ладно, ладно! Сдаюсь! Как скажешь, только не сердись на меня, — примирительно произносит она, поднимая руки, но тут же хватает со столика бокал и провозглашает тост. — За будущие совместные решения!

— За нас, — подмигиваю я в ответ. — И давай уже свой второй вопрос, не люблю оставаться в долгу.

— А можно прям вообще любой?

— Тебе – да.

Она смущённо улыбается, пальцами беспокойно перебирая ткань платья.

— Ну, раз так… Расскажи… у тебя были девушки?

Я хмыкаю, слегка озадаченный таким прямым вопросом. Вот же чертовка! Умеет ставить в неловкое положение… Притягиваю её ближе за талию, и она податливо соскальзывает с подлокотника ко мне на колени. Наклоняюсь, голос становится тише, с едва уловимой иронией.

— Может, уточнишь, что именно тебя интересует? — мой взгляд скользит по её зардевшимся щекам. — Знаешь ли, общение с девушками может быть… весьма разнообразным.

— Всё! — выпаливает она, застенчиво отводя глаза и залпом осушая свою «Маргариту». — Ну, о чём ты готов рассказать, конечно.

Я тихо смеюсь, качая головой. Её искренность просто невероятна.

— Как скажешь. Серьёзных отношений у меня не было. Никогда, ни с кем. Но если тебя интересует… другая сторона вопроса, — я делаю паузу и усмехаюсь, видя, как её щёки вспыхивают ярче прежнего, — то да, девушки были. И много. Но все они ничего не значили. А потом появилась ты и перевернула мою жизнь с ног на голову.

— А может, наоборот, всё исправила? Вернула в правильное положение? — смеётся она, но тут же резко вздыхает и продолжает почти шёпотом: — А у меня… У меня… тоже ничего серьёзного не было. Ходила несколько раз на свидания. Были поцелуи… но дальше этого не заходило. Я не хотела. Не с ними.

Она поднимает глаза, и я вижу в них что-то хрупкое, уязвимое. И я понимаю без слов, что она имеет в виду. Стараюсь не подавать виду, но в груди разливается приятное тепло, и довольно урчит чувство собственности.

— Значит, мы оба… новички в этом, — говорю я, глядя ей в глаза. — В чём-то большем.

Время утекает сквозь пальцы, как предрассветный туман, и десять коктейлей исчезают, оставляя лишь тающий лёд в бокалах и пьянящую легкость в крови. Слишком крепкие, да ещё и без закуски, они дурманят голову, размывая границы реальности. Караоке-бар пульсирует, как живое сердце, шум голосов переплетается с музыкой, но в этом хаосе я вижу лишь её.

Неожиданно мелодия меняется, замедляется, становится тягучей и густой, словно патока. Она окутывает нас, подобно тёплому ветру. Лина плавно поднимается, её платье мягко колышется, очерчивая фигуру.

— Пойдем танцевать? — тихо спрашивает она, склоняясь ко мне. Ее дыхание обжигает мои губы, и я ощущаю нежный аромат ванили и персикового ликера, такой соблазнительный и манящий.

— Ты на сто процентов уверена, что здесь нет камер?

— Ну, я же тебе уже говорила: в караоке безопасно и можно расслабиться. Поверь, богатые умеют хранить свои секреты, и приватность у нас ценится чуть ли не превыше всего. А ещё Софи поклялась, что выведала у своего отца, в каких местах точно всё чисто. Нужно просто держаться подальше от индустриального района и нескольких улиц в престижной части города – и все будет хорошо.

Пытаюсь отказаться, оправдываюсь тем, что не умею танцевать, что неуклюж, как медведь, но её звонкий смех обезоруживает, и я капитулирую.

Лина берет меня за руку и тянет на танцпол, где приглушенный свет прожекторов создает причудливые тени, а толпа растворяется в дыму, как мираж. Ее пальцы скользят по моей груди медленно, мучительно сладко, а затем переплетаются на затылке, игриво царапая шею ногтями. Она так близко, что я улавливаю телом каждый её вдох.

— Лина, — хрипло произношу я. — Ты даже не представляешь, как долго я тебя ждал…

Её дыхание опаляет мою шею, она прижимается ещё ближе, и я чувствую каждый изгиб, каждую линию её тела и то, как обнажённая кожа спины пылает под моими пальцами.

— Кайл, — шепчет она, и её нежные губы касаются моего подбородка. — Ты только не обижайся, но я ведь не просто так заказала эти коктейли. Хотела, чтобы ты расслабился, забыл про всё, и теперь… спой со мной. Что угодно. Одну крошечную песенку, ну пожалуйста.

— Хитрая ты, — отзываюсь я, с трудом сдерживая смех. — Нет, план у тебя, конечно, любопытный, но, извини, это не моё. Хочешь, отправляй меня в наказание всегда на -9 уровень, но я лучше сражусь с полчищами чудовищ, чем спою. Не уговоришь, милая, даже если будешь так очаровательно улыбаться.

Нахмурившись, Лина делает вид, что обижена, но в бирюзовых глазах пляшут озорные искорки. Она приближается, вставая на цыпочки. В одно мгновение её губы, горящие желанием, касаются моих, и я растворяюсь в этом вихре. Это не просто поцелуй – это ураган, цунами, взрыв невероятной силы, сметающий всё на своем пути. Она прижимается ко мне всем телом, обжигая своей близостью, и я, не сдержавшись, поднимаю её, крепко обнимая за талию. Вкус персикового ликёра смешивается с её дыханием, и я жадно вдыхаю его, как воздух. Пальцы впиваются в мои волосы, тянут почти до боли, и я задыхаюсь от нахлынувшего желания.

Но вдруг она резко отстраняется и, лукаво улыбаясь, смотрит на меня:

— А за ещё один такой поцелуй? — говорит она, выводя узоры на моей груди острыми ноготками. — Споёшь, Кайл? Всего один разочек, прошу.

Усмехаюсь, всё ещё чувствуя на губах вкус поцелуя и бережно держа Лину в своих руках.

— Предположим, я соглашусь на эту сомнительную авантюру. Но как я буду петь, не зная слов? Телевизора у меня дома нет, а радио давно продал – устал от бесконечного потока новостей.

— Слова на экране, глупый, — смеётся она, указывая на несколько проекций в разных частях зала. — В караоке всё просто – читай, когда слово подсвечивается, и всё получится. И ты не один будешь. Мы вместе, вдвоём. Ну же, пожалуйста-пожалуйста, чего тебе это стоит?

— Ты ведь не оставишь меня в покое, правда? Ладно уж, шантажистка, — ворчу я, сдаваясь. — Спою, но с условием, что в караоке мы больше ни ногой. И выбирай что угодно на своё усмотрение, мне всё равно. Результат в любом случае предрешён: уши людей свернутся в трубочки, и это останется на твоей совести. Надеюсь, ты осознаёшь, как тебе будет неловко сюда возвращаться? Мне-то вряд ли снова “посчастливится” увидеть эти кислые хм… лица, где-то ещё.

Она торжествующе взвизгивает и тут же, не давая опомниться, тащит меня за руку к сцене. Да какого чёрта?! Я думал, мы будем петь, как нормальные люди, устроившись на диване, а не лезть сюда, как клоуны! Но Лина уже лихорадочно перебирает песни в каталоге и с радостным недоверием бросает на меня взгляды, видимо опасаясь, что я сбегу.

Прожекторы безжалостно режут глаза, толпа выжидательно смотрит, и я чувствую себя конченым идиотом, будто отправился в шахту без оружия. И вдруг раздаются первые аккорды гитары, и к моему величайшему изумлению я узнаю старую, брутальную рок-балладу. В академии её и ещё десяток песен крутили на повторе каждую тренировку. Этот мотив въелся в память так же глубоко, как шрамы на моём теле, и я чуть расслабляюсь. Лина, полная энтузиазма, вступает первой и легонько толкает меня локтем, указывая глазами на экран с текстом.

Мысленно матерюсь и, ощущая себя последним дебилом, с огромной неохотой присоединяюсь. Мой голос звучит хрипло и неуверенно, и я даю себе клятву, что больше никогда, ни при каких обстоятельствах, не буду петь. Никогда, Лина, и это не обсуждается! Это твой триумф, но меня больше в караоке не заманишь! Но мелодия набирает обороты, гитары ревут, ее голос переплетается с моим, и я пою, чувствуя, как алкоголь и тепло ее ладони в моей руке постепенно растворяют напряжение. А давно забытые, погребенные где-то глубоко внутри, слова сами собой всплывают в памяти.

Финальные аккорды обрушиваются, словно раскаты грома, и зал взрывается. Свист, аплодисменты, восторженные крики – толпа реагирует так, как будто мы не пели, а тварь с -9 уровня при них разрубили. Я стою, тяжело дыша, абсолютно сбитый с толку. Лина подходит ко мне и, прищурившись, качает головой.

— А говорил, не умеешь петь! Какой же ты обманщик, Кайл! — смеётся она, а затем целует. Прямо здесь, на сцене, в свете софитов, на глазах у этой обезумевшей толпы.

Я подхватываю её на руки, прижимая к себе, и всё вокруг исчезает, теряет смысл: элита, трущобы, монстры, шахты, Брайан, Рихард, турнир, восстание. Больше ничего не существует – лишь она, её прерывистое дыхание, её сердце, бьющееся в такт с моим, и эти бирюзовые глаза, в которых я тону, как в омуте, и не хочу спасения.

Лина – моя, и я никому её не отдам, никогда.