7
— Ну, теперь, братаны, вы точно на поправку пойдёте, — дал слово Крафт после того, как всех, прибывших с ним дружинников «обслужил» доктор.
Перевязал, почистил раны, пересыпал их какими-то порошками, а самое главное — поменял повязки «условно стерильными». А что делать, если стерильные бинты давно закончились, и теперь в качестве перевязочных материалов используются уже бывшие в употреблении, но прошедшие высокотемпературную обработку в автоклаве? Остаётся только называть такие «условно стерильными».
Лёха вообще сам на себя не похож, оптимизм из него так и хлещет, лыба до ушей. И не только из-за того, что наконец-то домой вернулся. Сына, сына ему Лена родила! Еле на ногах стоит, а показала ему в окошко сморщенное, красно личико спящего крохотули. А самое главное, прижавшись лбом к оконному стеклу, пробормотала то, чего от неё хотел услышать Полуницын. Пусть и понял он сказанное только по артикуляции губ:
— Лёшенька, прости меня, пожалуйста.
— Прощаю! — заорал он, едва не на пол-посёлка. — Ленка, я тебя прощаю за всё! Спасибо за сына, любимая ты моя!
От предложения «обмыть» ребёнка, с которым к нему подкатил Борода, Крафт отказался наотрез.
— Боюсь, Юрка, что меня от этого так понесёт, что не один год мне такое будут поминать. Да и устал я так, что тебе и не снилось. Нет, вот братанов на постой определю, и домой. Отлёживаться.
— Ага, обрадовался! Щас, позволят тебе Серый с Чекистом бездельничать. Я уже слышал, как они планировали от тебя подробные отчёты получить. А потом ещё Историк из Курска заявится, у которого мечта всей жизни — составит новое описание подвигов Коловрата.
А вот и не успели два капитана застать Полуницына в их с Леной квартире. Тот, едва рассвело, уже торчал под окошком медсанчасти, разговаривал с женой, которую на три дня оставили под присмотром «медицины». А потом умчался выяснять, как дела у боярина и его воинов. С которыми и явился на завтрак в «ресторан», где и нарвался на Беспалых с Нестеровым.
Рассказ о подвигах затянулся часа на три. С нанесением на карту деревушек, названий городков, пунктиров дорог. Михаил делал какие-то пометки в блокноте, пока Алексей рассказывал о местности и людях, с которыми доводилось иметь дела. Сергея интересовала проходимость дорог для транспорта.
— А хрен его знает, каково там летом. Зимой, сам же знаешь, всё под снегом, а лужи, болота и речки замёрзшие.
— Как оцениваешь людей, что остались у Коловрата? — задал вопрос эфэскашник.
— Так себе, — махнул рукой Крафт. — В сравнении с теми, кто с нами отсюда уходил. Сам же знаешь: из тех только двое вернулись. Ну, не считая тех, кого раньше сюда с ранениями отправили. Нет больше у Евпатия дружины, все опытные полегли либо под Коломной, либо в Вышгороде и под ним. Заново людей надо набирать и учить.
— А он за это возьмётся? Не растратил запал?
— Думаю, здоровье восстановит, окрепнет, и снова в драку полезет. Стальной мужик! Жаль, сложно ему одному будет тянуть такую ношу, как новая дружина.
— Ничего, у него помощник будет неплохой. Воронежского сотника Ефрема помнишь?
— Как не помнить? Да только мы его под Коломной едва живого оставили. Вряд ли выжил.
— Ещё как выжил! Сегодня с утра у Посада объявился с шестью бойцами. Среди которых и мой «крестник», — захохотал десантник.
— Это какой ещё? — не понял Крафт.
— Дружинник Донковского князя Артюшка. Тот, что собирался Авдотью нашего Толика Жилина отобрать. Ранен был под Воронежем, в лесах скитался, да наткнулся на Ефрема. Тот Артемия еле уговорил идти к нам. Мол, если к замужней лезть не будешь, никто тебя не тронет, как воина, пролившего кровь, защищая родную землю. Ну, а что тому оставалось? Либо одному где-то в лесах прозябать, либо к ратному делу вернуться под водительством Ефрема. Ну, а теперь и ещё более славного боярина Евпатия.
Честно говоря, сам Сергей от такого приобретения, как Артемий, не был в восторге, помня его гонор. Правда, поглядев на того, пришёл к выводу, что парень после ранения несколько поменялся. Не зря же говорят, что пуля, даже попав в задницу, очень много переворачивает в человеческой голове. Главное, что воевать может, беспомощным калекой не остался. Вряд ли к тому времени, когда орда потянется в родные степи, у Коловрата появится хотя бы пара сотен воинов, чтобы возобновить партизанщину. А вот лишние руки с саблями да луками очень пригодятся при обороне Посада слободы, самой ненадёжно защищённой её части.
Пожалуй, одной из причин, по которой бывший донковский дружинник вёл себя скромно, было то, что на фоне других евпатиевых соратников он выглядел довольно блёкло. Тот же Ефрем, помимо обороны Воронежа, прошёл через десятки схваток, добравшись от Серой крепости до Рязани, а потом и до Коломны. Как и многие другие, пусть и не проделавшие такого славного пути, но не отсиживавшиеся в лесу с самого начала зимы. Вот и приходилось вовсе не «пальцы гнуть», хвастаясь собственными подвигами, а слушать рассказы новых знакомцев. Ну, а уж сравнивать себя с самим боярином Евпатием, пусть и выглядящим очень болезненным, когда он пришёл в Посад, чтобы поприветствовать Ефрема, даже этому самовлюблённому парню в голову не взбрело.
Совершенно неожиданным для Беспалых и Кости Зильберштейна, оставшегося за «наместника», стало явление в Серую крепость их старого знакомца Полкана. Пограничник привёз вести, заинтересовавшие капитана. Несмотря на зиму, на границе Дикого Поля и курских земель появились половецкие разъезды. Причём, в крепость Оскол явился один из приближённых к хану Котяну мурз, предупредивший пограничников, что эти разъезды «не по их душу». Из каких-то собственных источников кипчакам стало известно, что с Руси часть монгольской армии будет возвращаться в степи по донскому Правобережью, чтобы разграбить кочевья давних недругов. Вот Котян и выслал мурзу с просьбой к пограничной страже северных соседей, чтобы те не препятствовали дальней разведке выслеживать перемещение войска монголов.
— Может статься, и у ваших стен те половцы объявятся. Мурза Сарыбаш божился, что тем разъездам строго-настрого велено не озоровать, с урусами не задираться. Вот я и подумал, что мимо вас те татары никак не пройдут.
Сарыбаш, значит. Желтоголовый по-тюркски. Ну, явно у мурзы в предках какая-то русская барышня была, если он рыжеволосым уродился.
— Знаем мы про то, — грустно усмехнулся капитан. — И встречу готовим такую, что Каир-хану только в страшном сне снилась. Помощи от Оскола не просим: там такая силища явится, что толку не будет, даже если все из вашего городка сюда придут.
— А вот с мурзой переговорить можно было бы, — вдруг оживился Нестеров. — Сможешь ты, Полкан, сделать так, чтобы тот Сарыбаш к нам в гости приехал?
— Смогу, наверное, — подумав, кивнул пограничный воевода. — Мурза не в южные кочевья от нас подался, а к тем воинам, которых Котян в дозоры послал. Мы какой-нибудь их дозор найдём, а половцы уже Сарыбаша отыщут. Сколько дней на то понадобится, я не ведаю, но долго ждать не придётся.
На том и порешили, а Полкан, переночевав в крепости и пообщавшись с Коловратом (в том числе, и выяснив печальную, но героическую судьбу отпущенных с ним пограничников), отправился в обратный путь.
Ждать мурзу долго не пришлось. Четыре дня, и дозорный рассмотрел за прудом группу степняков, явно направляющуюся к Серой крепости. Как водится, сыграли тревогу, но не всеобщую, поскольку отряд был небольшой, десятка три всадников.
Добравшись до места, вели они себя тоже совсем не нагло, как это когда-то позволил себе Каир-хан. Пока остальные рассматривали чуднОе поселение, приросшее теперь ещё и Посадом, к воротам подъехал «посыльный», на довольно сносном русском языке XIII века объявивший, что мурза Сарыбаш приехал по приглашению «знатных людей Серой крепости».
— Мурзу Сарыбаша и троих человек с ним впустят в Серую крепость, — крикнула посыльному Мария, жена-половчанка одного из бывших пограничников, назначенная переводчицей на переговоры.
8
По нетронутому снегу на коне особо не разгонишься. Особенно — если ты вооружённый и «наряженный» в доспехи. Поэтому отреагировать на угрозу успели не только новики, нанятые в Курске, но и охрана купца Прошки. Последние, правда, достаточно своеобразно: ломанулись в противоположную от нападающих сторону. Не, ну а чё? Одно дело — когда на тебя какие-нибудь сиволапые с дубьём пытаются переть, а совсем другое — явно княжьи дружинники, если судить по «прикиду».
Дружинники? Да ещё и княжьи? Именно поэтому Андрон тоже на секунду растерялся. А потом скомандовал:
— Огонь!
Две секунды, и шестеро вылетели из седла либо поползли из него вбок, чтобы свалиться в снег. Не зря Беспалых выбирал именно это оружие для ближнего боя: довольно мощный патрон, тяжёлая пуля сохраняет убойную силу даже за пределами прицельной дальности, возможность вести огонь трёхпатронными очередями. А уж останавливающее действие пули — выше всяких похвал. Так что, даже если какой-нибудь особо прочный доспех не пробьёт, то от заброневого действия будет достаточно шока.
Кто-то из четверых, вооружённый «Хеклер-Кох машинен-пистоль-5», зацепил очередью коня, немедленно с визгом метнулся в сторону. Минус ещё один, поскольку всадник не удержался в седле и шмякнулся оземь. Четверо — это сам Андрон, Жилин и ещё двое слобожан, взятых наместником «для представительности».
Самые ближние успели подобраться метров на двадцать, прежде чем приотставшие сообразили, что из двух десятков их осталось всего-то семеро. Причём, вовсе не факт, что они успеют добраться до пятерых новиков, что уже пришпорили коней и пытаются добраться к месту схватки. Не на то они рассчитывали, когда их посылали в атаку! Совсем не на то! Говорили, что четверо из Серой крепости толком саблями, висящими у них на боку, не владеют, а прочая охрана обоза — обычное простонародье, лишь чуть-чуть обученное мечом махать или копьём тыкать. И ни про какое рычащее и пыхающее огнём оружие, способное на расстоянии разить, никто и не ведал (зря, что ли, Андрон перед въездом в Курск велел убрать пистолеты-пулемёты и выдал их уж после того, как обоз скрылся из видимости с городских стен).
— Толик, Иван! Остаётесь на месте, — приказал Андрон, заметив торчащую из плеча Жилина стрелу. — Следите за другой стороной. Валерка, за мной! Не стой на месте, перемещайся. Выбиваем лучников.
Вовремя предупредил: напарнику по бронежилету глухо звякнуло, и из тулупчика теперь торчит оперение стрелы.
До остатков нападающей «бригады» метров сто пятьдесят, попасть куда сложнее, чем по подскакавшим почти в упор всадникам. Да и магазины уже далеко не полные. Но троих успели выбить из седла, а остальные, на пару секунд ошалев от того, что двое бешеных слобожан так уверенно ломанулись в контратаку, поняли, что сейчас и им будет кисло. Потому предпочли рвануть с места в чащобу, вслед за предводителем, одетым куда богаче остальных.
В его-то сторону Минкин и добил остатки магазина. Тот только руками взмахнул перед тем, как завалиться набок.
— Подожди, Валера. Давай магазины поменяем.
— Угу, — как-то сдавленно промычал то.
— Что, тоже зацепило?
Парень рукой зажимает голову в районе виска, из-под ладони течёт кровь. Куда шапка подевалась, непонятно. Но если из башки стрела не торчит, значит, вскользь прошла. А любая царапина на голове кровоточит так, будто свинью зарезали.
— Понял. Возвращайся к обозу. Иван, ко мне! И новиков сюда гони.
— Рискуете, Андрей Иванович. А если с другой стороны нападут?
— Даже если бы собирались, то они же не дурные это делать после того, что увидели.
Горячка боя как-то сразу схлынула, и Андрон всё-таки отказался от идеи преследовать сбежавших лучников. Заминка дала тем фору, и если они ещё и засаду где-то устроят, то вполне можно нарваться на несколько стрел в упор. Бронежилет, конечно, выдержит, а вот неприкрытые им части тела…
Новиков припахали ловить лошадей и мародёрить трупы. Таких, убитых наглухо, набралось пятнадцать. Четверых пришлось пристрелить, чтобы не мучились. У одного две пули засели в животе, и без опытного хирурга из ХХ века, а также прекрасно оборудованной операционной, спасти его нереально. Один истекал кровью из перебитой вены на бедре. Тоже стал бы трупом через пару минут. У двоих пули в груди, свистят дырявыми лёгкими. Один из лучников, выбитый пулей или пулями из седла, сумел-таки взгромоздиться на лошадь и уйти. И главаря, застрявшего ногой в стремени, лошадь уволокла. Только шлем, украшенный позолотой, «на память» слобожанам остался. Ну, а трое вполне себе годились для допроса и последующего повешенья. А что вы хотите? Суд в отношении разбойников в это время короток: ежели попался, изволь примерить петлю на шею.
Раненых относительно легко (находятся в сознании, хоть и корчатся от боли и самостоятельно передвигаться не могут) перевязали, скрутили им руки. Выброшенного из седла и сломавшего руку и, кажется, рёбра, просто разоружили.
— Ну, кто такие? Рассказывайте! — подошёл к ним Андрей, на лице которого читалось, что ничего хорошего от него ждать не придётся.
Ответом было угрюмое молчание.
— Я того знаю, — ткнул пальцем Анатолий. — Из людей Валаха, всё ко мне докапывался.
— Валаха, значит? А я думал, что под его началом воины служат, а не тати.
Андрон поманил рукой вернувшихся купеческих охранников. Вернувшихся и принявшихся оправдываться: «прости, мол, боярин, спужались мы». Спужались! Вам, сцуко, деньги платят, чтобы вы не пужались в подобных ситуациях.
— Возьмите у Прохора верёвки и спроворьте на вон тех берёзках три петли. Этих раздеть до исподнего и в петли.
— Да как ты смеешь княжьих дружинников жизни лишать? Над нами только сам князь судья! — ощетинился один из пленных.
— Не вижу я тут княжьих дружинников. Татей лесных вижу, ради поживы честных людей жизни лишающих.
— Это ты-то честный человек? Ты против слова Великого Князя молвил, тебе за этого голову отсечь мало! И людишки твои тебе под стать!
Минкин схватил говорливого за шкирку и поволок к саням, в которых лежали погибшие от стрел обозники.
— А ну, говори, кто из них против слова Великого Князя молвил? Этот курский возница, которого мы наняли, чтобы он жито в Серую слободу отвёз? Или этот, донковский, чудом смерти от татар избежавший? От татар избежал, а свои же, русские, убили! Или эта девочка пяти лет, дочка вашего же, курского кожемяки?
— Не мы в них стрелы пускали, — насупился разбойник.
— Ваша ватага. Все вместе напали, всем и отвечать! — отрезал Андрей.
— Мы виру заплатить можем. Не княжьего, чай, они все рода.
— Ах, виру! Эта вира родителям дочку вернёт? Михейша, ты знаешь этого татя?
Кожемяка кивнул.
— Спиридон-дружинник.
— Дети у него есть?
Кивок.
— И где дом его, знаешь?
Снова кивок.
— Так вот, Спиридон. Властью княжьего наместника могу я с тебя виру взыскать. Только не серебром, а жизнью. И тебе выбирать: твоей или кого-нибудь из твоих детишек.
— Моей! — выпалил побледневший дружинник.
Больше двух часов задержки, вызванных отражением нападения, мародёркой, перевязкой раненых, казнью, пришлось навёрстывать, погоняя лошадей. Но и то едва-едва успели добраться до сельца в сумерках. Там и выяснили, что «на богомолье» Алексей Валах с дружиной отправился именно сюда. И «молились» его люди, объедая местных да попивая меды. Пока не прискакал гонец с какой-то вестью, после чего все снялись и выехали в направлении Курска.
Шило в мешке не утаишь. Особенно — если наутро пришлось звать батюшку отпевать покойников да копать на кладбище могилки для погибших: Андрон ему прямо объявил, что тати, рядящиеся в княжьих дружинников, тех людей убили. Так что был у Минкина и тяжёлый разговор с местным тиуном.
— Про то, что случилось, боярин, мне нужно будет князю весть послать.
— Делай, что должно.
— А то — верно люди Валаха были?
— Признали их люди, что с нами от Курска едут. И шлем их главарь обронил. Видел такой?
По тому, как вздохнул тиун, Андрей понял, что видел.
— А с ним-то самим что?
— Бог весть. Видел я, что из седла выпал, да нога в стремени застряла. А что дальше, только Ему ведомо, — ткнул он пальцем в небеса.
— Боюсь я, ежели жив Алексей Валах, то и гонца моего может перехватить. Ежели на такое воровство сподобился, как на княжьего наместника напасть, то что ему жизнь простолюдина, мной посланного?
— Тогда не спеши с весточкой. Из Оскола ведь тоже стражники порубежные через ваше село ездят?
Тиун кивнул.
— Вот с ближайшим и пошлёшь грамотку. Только самому ему ничего не сказывай, про что она.
— Ну, а вы как?
— А как мы? Сегодня людей похороним, а завтра — в слободу двинемся.
— Выдержит дорогу ваш толмач? Не молод ведь он уже, а тут ещё и рана.
— Надеюсь, выдержит, — вздохнул Андрон, сам очень обеспокоенный тем, как перенесёт дорогу Василий Васильевич, тоже «поймавший» стрелу во время нападения.