Злой город

Фрагмент 16

29

Первая же попытка приблизиться к врытым в землю кольям, установленным на дистанции, удобной для обстрела, обернулась тем, что конная масса начала проваливаться в вырытые и прикрытые дёрном «волчьи ямы». Их копали экскаватором, вывозя грунт на грузовиках, так что обнаружить большинство из них не представлялось возможным. Поэтому, когда со стороны поля стали доноситься вопли пропоротых заострёнными кольями людей и коней, часть выдвигающихся на позицию лучников отпрянула. Нет, не побежали прочь: проявленная в бою трусость и невыполнение приказа в монгольском войске карается смертью. Просто не смогли сдержать естественную реакцию на неожиданно возникшую опасность, но тут же «исправились», продолжая двигаться вперёд, проваливаться, объезжать обнаруженные препятствия. И падать под огнём из снайперских винтовок и автоматов, выданных лучшим стрелкам.

Наставляя бойцов, Беспалых особо требовал не торопиться.

— Стреляйте, как в тире. С такой дистанции из луков можно дошвырнуть до вас стрелу только навесом, а ваши позиции защищены от навесного огня. Целиться тщательно: один выстрел — один труп.

Именно поэтому уже через пять минут примерно тысяча, выделенная врагами на обстрел, ополовинилась. А ещё спустя пару минут была вынуждена отойти.

Без потерь, увы, обойтись не удалось. Как ни рычал «воевода», чтобы люди во время таких обстрелов не высовывались на открытое пространство, нашлись непослушные. Итог — погибший пацан, подносивший стрелы лучникам, тоже «пулявшим» по площадям, да пара раненых.

Эти перемещения ордынцев, по сути, вскрыли всю систему ловушек. Но их устраивали даже не ради того, чтобы погубить побольше врагов. Эти ямы замедлят продвижение войск, брошенных на штурм, поскольку их придётся обходить и объезжать. Если не завалить связками хвороста или веток.

Этим после недолгой паузы и занялись татары: опыта у их командиров не занимать, как действовать в такой ситуации, они прекрасно знают. Но и такой ответный ход обороняющие предвидели. Поэтому снова защёлкали одиночные выстрелы из автоматов и снайперских винтовок. Причём, били стрелки, преимущественно, не сквозь фашины, служащие прекрасной защитой от стрел (и не очень серьёзной, но всё равно иногда позволяющей уцелеть, от пуль), а либо в бок их переносчиков, либо в спины, тех, кто уже бросил свою связку в яму, где, порой, ещё стонали угодившие в неё товарищи. За пару часов «проредили» войско нападающих ещё на четыреста-пятьсот человек. Причём, как обратили внимание в Серой крепости, особо усердствовали в заваливании ловушек на подступах к проходу сквозь колья, ведущему именно к посаду.

— Пока всё идёт по плану, — констатировал бывший капитан-десантник. — Ждём рывка на посад.

Так и случилось. Только, наученные горьким опытом, монголы послали «на пробу» не тысячу, не полтысячи, а всего пару сотен всадников, которые должны были ворваться через этот проход. Так что Сергей, перебравшийся на смотровую вышку в посаде, с огромным удовольствием нажал на кнопку подрыва самодельной мины направленного действия, когда эта орава рванула в оставленный для неё коридор.

Запас взрывчатки у обороняющихся небольшой, только то, что выплавили из мин, используемых для тренировки миномётных расчётов, но его не стали жалеть, чтобы изготовить эти «вундервафли». И стальные шарики, испорченные гайки и прочие железные обрезки щедро сыпанули по сгрудившейся коннице. Но не столько убили людей и коней, сколько внесли панику. Непривычные к громким резким звукам кони обезумели и понесли. Причём, основная масса — на врытые в землю колья. Несколько десятков всадников, сумевших благополучно пережить падение со вздыбившихся или метнувшихся в сторону скакунов, добивали вслед огнём из винтовок.

На этом активные боевые действия первого дня осады закончились. Монгольские военачальники явно осознали, что столкнулись с очень необычным противником, одолеть которого будет нелегко, вот и взяли паузу, чтобы придумать, как действовать дальше.

Конечно, потеря около тысячи воинов для продолжающего подтягиваться корпуса, численностью под три десятка тысяч, не критическая. Все действия этого дня можно отнести к разряду разведки боем, но Беспалых остался доволен: малыми средствами, не задействовав самых весомых аргументов, удалось добиться первого успеха. В первую очередь — показать защитникам и «мирному населению», что столь серьёзного противника, как монголы, можно бить.

Если не считать периодически раздающихся винтовочных выстрелов (опять использовались ночные прицелы) по лазутчикам, то ночь прошла спокойно. А утро началось с рекогносцировки, на которую выдвинулась целая толпа монгольских командиров. Правда, помня на каком расстоянии падали их воины, вплотную к линии уже заваленных «волчьих ям» не лезли, держались примерно в полукилометре от крепостных стен.

— Может, всё-таки шарахнем? — снова «завёлся» Борода, недовольный тем из-за затягивающейся осады пришлось отвлечься от любимой металлургии. — Давай, Серый, решайся!

— А чего решаться-то? Очень удобной толпой стоят, — усмехнулся капитан и потянулся к рации.

Длинная пулемётная очередь из надвратного блокгауза хлестнула по сгрудившимся очень непростым, если судить по доспехам, всадникам, выбивая их из сёдел и валя коней. Зверствовать, добивая всех, не стали: на кого хватило пулемётной ленты, тем и не повезло. Но рыл шестьдесят-семьдесят из примерно сотенной толпы побили или ранили. Кто-то сам, чуток оклемавшись, поковылял прочь, а кого-то бросились вытаскивать на руках спутники. Непонятно, то ли раненых, то ли уже «отдавших концы». Тоже, блин, элемент дисциплины: не бросать на поле боя высокопоставленных начальников.

А вот следом началось то, чего не очень-то ожидали: едва подошедший и ещё не разбивший лагеря отряд в несколько тысяч бойцов, снова сел на коней, выстроился и ломанулся в направлении крепости. Видимо, у кого-то не выдержали нервы, и он послал свежие силы в атаку. На пулемёты с автоматами и под рвущиеся гранаты автоматических гранатомётов. Прямо в проход в заграждениях, ведущий к главным воротам.

Давайте, давайте, ребята! Этот проход тоже ведь не просто так оставили. Одна за другой сработали ещё две направленных мины, внеся сумятицу в несущуюся конную лаву, мелкие осколки ВОГов разили людей и коней, но часть воинов, спешившись, рубили колья, расширяя проход. Недолго, минут пять, поскольку под массированным огнём неполный тумен таял очень быстро, а прорвавшихся к стенам и осыпАвших территорию за ними стрелами выбивали из всего, что стреляло. Включая луки и арбалеты.

Подступы к бетонным стенам крепости и частоколу посада превратились в настоящее царство смерти и боли. Визжали и беспорядочно носились раненые кони, орали получившие пулю или стрелу либо поломавшие конечности при падении из седла люди. Вытоптанная тысячами ног и копыт свежая трава окрасилась брызгами и целыми лужами крови. Измельчённая копытами до состояния пыли земля, впитывая её, превратилась в тёмно-бурую грязь.

Уцелели, в основном, те, чьи кони, перепуганные близкими разрывами гранат, разбежались, даже не добравшись до ограждения из кольев. Только этим дело не закончилось. Усмирить коней этим «беглецам» таки удалось, и поредевший больше, чем наполовину, отряд постепенно собирался в полукилометре от ближнего к татарскому лагерю ряда кольев. Увы, зиявшего теперь огромными проёмами и переставшего быть непреодолимой преградой.

Серьёзнее, чем вчера, оказались потери и обороняющихся. Уже трое погибших и десять раненых. Причём, как и предполагалось, основную часть вражеских стрел приняли на себя щиты из ивняка, которых за зиму и весну сплели великое множество. Не будь их, убитых и раненых оказалось бы намного больше.

Но едва отхлынула эта волна наступающих, а вторые номера пулемётных расчётов принялись набивать опустевшие ленты и рожки патронами, как с главной смотровой вышки на водонапорной башне по радио пришло известие:

— Командир, они выстраивают пехоту со штурмовыми лестницами.

30

«Пехоту»… Нет у монголов пехоты, есть спешенная конница. И используют её только в тех случаях, когда некого из пленных послать на приступ. Они ведь, заразы, когда передвигаются по густонаселённым районам, обязательно гонят кучу схваченного по пути местного населения, которым и прикрываются, штурмуя крепости. Именно эти люди выполняют все подготовительные работы, вроде заготовки лестниц, изготовления камнемётных машин, прорубания тех же самых проходов в заграждениях. А когда всё готово — тащат лестницы, прикрывая своими телами воинов от стрел обороняющихся. И даже по этим лестницам на стены карабкаются, принимая на себя камни, кипяток и расплавленную смолу.

Вот только корпус Орду-Ичена (хрен его знает, он ли назначен командующим походом против половцев, но поскольку является старшим среди Чингизидов в этом рейде, будем считать таковым его), во-первых, проделал большой путь от ближайшей густонаселённой области, а во-вторых, специально сформирован так, чтобы вести высокомобильные стычки с половецкой конницей в степи. А потому пленников, которые могут его задерживать, с собой не привёл. Значит, спЕшили самые «малоценные» конные отряды.

— Похоже, настало время нашего выхода, — вздохнул Беспалых и поскакал по лестнице вниз, к боевым машинам пехоты, стоящим возле въездных ворот.

В том, что осаждённые вдруг открывают ворота крепости перед штурмом, в общем-то, нет ничего странного. Вылазки регулярно случались даже во время нынешней кампании. Контратаковали монголов рязанско-владимирские войска в сражении под Коломной, осаждённые козельчане смогли повредить и сжечь несколько камнемётных машин, а также уничтожить несколько тысяч оккупантов. Но в ситуации, когда численное преимущество агрессоров просто подавляющее, как сейчас, это воспринимается именно в качестве жеста отчаяния: какие-то непримиримые воины решили подороже продать свои жизни и поскорее умереть с оружием в руках. Так что вид раскрывающихся створок вызвал в монгольском лагере восторженный вопль: враг фактически признал, что у него не осталось сил для защиты.

— Рано, суки, радуетесь! — прорычал капитан, ныряя в чрево БМД и закрывая за собой люк.

Начавшая рысцой продвигаться вперёд спешенная толпа даже чуть притормозила, узнав те чудовища, что перебили немала воинов хана Батыя. Там, под Козельском, они так и не попались в многочисленные ловушки, приготовленные для них хитромудрыми Субеде-багатуром и Бурундаем. А потом вдруг исчезли. Неужели именно здесь, за этими серыми каменными стенами их логово? Если удастся его раздавить, то и «бешеные черепахи», порождения повелителя подземного царства Эрлэга, не смогут больше наносить вред победоносным монгольским войскам.

Судя по всему, именно таким был ход мыслей того военачальника, который в ярости послал подчинённых ему воинов на штурм злого городка, под которым уже пали многие знатные люди. Теперь из-под этих стен нельзя уйти, не отомстив за их пролитую кровь. Даже если из-за этого сорвётся набег на половцев Котяна.

По приближающейся тьме (не тумену, не десяти тысячам, а неисчислимому количеству, брошенному в атаку), уж «работало» почти всё дальнобойное оружие обороняющихся. Включая три пулемёта и пушки каждой из боевых машин десанта. Падали и метались напуганные взрывами кони, валились попавшие под пулемётные очереди спешенные, волокущие на себе лестницы. А тёмная туча монгольских и союзных им воинов продолжала накатываться, словно не было этих потерь.

Вот в обстрел плотной накатывающей массы ордынцев включились лучники и арбалетчики, укрывшиеся за частоколом посада. За стрельбой и яростным воем почти не был слышен грохот последней из снаряженных мин направленного действия, подорванной Лесниковым. Перед оборонительными рвами крепости и посада уже нагромоздился целый вал человеческих и конских тел, на который продолжали карабкаться приотставшие. То ли полтора, то ли два десятка татар сумели перебраться через частокол, и с ними сейчас рубились дружинники Коловрата.

Если и чуть меньшая по высоте, то более протяжённая груда тел высилась и вблизи неподвижно стоящих БМД. Собственно, пулемётный огонь одной из них и предотвратил прорыв внутрь ограждённой территории посада.

И вдруг атакующие отхлынули назад. Не выдержали шквального огня. А может, и вида этих валов из мёртвых тел: никогда ещё за время этой войны ордынцы в одной атаке не теряли столько людей. Причём, те, кто мог бы усилить атакующих, рассеялись на всём пространстве от воинского стана до стен слободы. И пока они, усмирив перепуганных коней, пытались приблизиться к передним, снова что-нибудь грохотало или ревели страшными хриплыми голосами эти железные слуги Эрлэга.

Беспалых тут же приказал прекратить огонь, помня сколько боеприпасов осталось на складе Серой крепости.

— Уйдут же! — проорал в рацию Барбарин, похоже, вошедший в боевой раж.

— Хрен с ними, пусть уходят. Ты на таком расстоянии раза в три больше патронов потратишь, чем при стрельбе в упор, если будешь палить им вслед.

К воротам крепости ехали, не разбирая дороги. Труп попадается под гусеницы или раненый. Просто невозможно было проявлять гуманизм и объезжать каждого, подающего хоть какие-то признаки жизни. А сколько таких задавили свои же, растоптав мчащимися конями или сгрудившись в этот страшный вал из тел?

На этот ужас, само воплощение смерти, не хотелось смотреть, но он тянулся на добрую пару сотен метров. Всё ещё шевелящийся, стонущий и кричащий от боли.

Степное вороньё слетелось на место сражения ещё вчера и немедленно приступило к пиршеству. Сегодня же его распугали выстрелами и криками ярости, но едва прекратилась стрельба, как стаи падальщиков, многократно выросшие за прошедшее время, снова вернулись. И, похоже ещё долго, пока не будут преданы земле последние павшие, будут оглашать карканьем окрестности Серой крепости.

Впрочем, о захоронении погибших говорить ещё рано. Очень рано! Даже несмотря на огромные потери, сил у степняков предостаточно. К тому же, с запада подошёл ещё один отряд тысячи в три-четыре. И поэтому Беспалых приказал всем немедленно заряжать пулемётные ленты и магазины автоматов и пистолетов-пулемётов.

Затишьем воспользовались не только, чтобы пополнить боеприпасы. Удалось и покормить людей, и даже провести небольшое совещание на предмет «что делать дальше».

— Что-то мы бьём-бьём, а меньше их не становится, — пробухтел Зильберштейн, умудрившийся-таки поймать вскользь вражескую стрелу и теперь «блистающий» бинтом на предплечье.

— Ты не прав, Верзила, — возразил старому другу Андрей. — Если возьмёшь бинокль и присмотришься, то увидишь, что большинство коней, сгрудившихся вокруг ордынского лагеря, без седоков. Их пастухи собирают в стада и перегоняют куда-то. Кроме того, не забывай про обычное соотношение убитых и раненых: пять-шесть раненых на одного «жмура». Особенно после того, как мы их «крыли» из «агээсов»: ВОГи как раз редко убивают, но своими мелкими осколками оставляют небольшие, но очень болезненные раны. Так что, как мне кажется, из тех, кто добрался до лагеря, от силы треть боеспособна.

«Переводить стрелки» на задумчивого Беспалых даже не пришлось: он сам, не прерывая молчания, кивнул, подтверждая слова Андрона.

Задумался капитан из-за своего посещения посада, в котором потери обороняющихся оказались наиболее существенными. Всё-таки для стрельбы из луков и арбалетов мелкими отверстиями в стене, как для автоматчиков, не обойдёшься. А ордынцы во время атаки тоже пускали стрелы «по площадям». К тому же, те две дюжины врагов, что сумели перебраться через частокол, вовсе не задаром отдали свои жизни. И теперь, в случае следующего приступа, туда нужно будет перебрасывать дополнительные силы из крепости.

Но самое обидное — снова не уберёг себя Коловрат. Стрела-срезень перерубила ему сухожилие на правой руке, и теперь боярин потерял бОльшую часть боеспособности.

— Хвала Господу, что сумел хоть как-то отомстить безбожным за разорение Земли Рязанской! — сам расстроился из-за ранения Евпатий.

Вот только от слов Серого, пытавшегося сказать, что руководить дружиной можно и с одной действующей рукой, отмахнулся.

Нет, не пошли ордынцы на новый приступ в тот день. А на главной сторожевой вышке всю ночь шарил по окрестностям прожектор. То высвечивал вражеский лагерь, наводя панику на его обитателей, то ползал лучом по ночным облакам, то светил куда-то в степь к югу от Серой крепости…