Злой город

Фрагмент 14

25

Ехать из Киева во Владимир и не заехать в Чернигов? Невозможно сие. Тем паче, нельзя не повстречаться с Великим Князем сидящим в этом граде. Ведь у Великого Князя Киевского Ярослава (во крещении — Фёдора) Всеволодовича, решившего оставить киевский стол ради владимирского, на счёт Михаила Всеволодовича есть определённые планы.

Нет, не братья они, как может показаться по отчеству. Родня между собой, как все князья-Рюриковичу, но не братья. И свАриться им доводилось, и купно в походы на общих недругов ходить. Долго соперничали за княжение в Новгороде, некоторое время — за киевский стол, на который претендовал Михаил. Но так уж повернулось, что Великим Князем после чехарды, связанной с войной между Михаилом и Даниилом Романовичем, в Киеве стал править Ярослав, а Михаил Всеволодович уехал в отнятый у Даниила Галич. Ненадолго, поскольку совсем занемог от полученных в битвах ран Мстислав Глебович, оставленный править Черниговом, и преставился. Пришлось, к недовольству многих, Михаилу возвращаться в этот город, оставив править Галичем сына Ростислава.

Ежели бы не грамотка, посланная Михаилу Ярославом, киевского князя с дружиной встретили бы под стенами Чернигова настороженно. И перевоза через Десну пришлось бы ждать долго, пока не выяснили бы, чего понадобилось им у стен града. Так и отписал Ярослав-Фёдор: хочу обсудить с тобой, брат (вежливое обращение одного самовластного правителя к другому), судьбу Киевского стола. Киевский Великий Князь не господин всем остальным, а всего лишь первый среди равных. Тем не менее, править Киевом рвутся многие: хоть на годик, хоть на месяц, как такое уже было не раз, но побыть первым.

Тревожные времена, вот и приходится держать ухо востро, увидев любое подходящее войско: вчера его предводитель был твоим другом или даже единокровным братом, а сегодня стал злейшим врагом. К тому же, ведомо Михаилу Всеволодовичу и другое: татарове, разгромившие Рязанскую и Владимирскую Земли, не всегда пленённых ими воинов убивают или в неволю обращают. Случается, возвращают им оружие и заставляют биться в рядах собственного войска. Так что, могли и на хитрость пойти, прислав к Чернигову таких, чтобы те в город вошли, после чего открыли ворота приближающемуся татарскому войску.

Да, обещали послы царя Батыги, что не тронут Черниговские Земли, ежели Михаил не станет помогать рязанцам да владимирцам, когда татары придут их громить. Мол, не претендует он на владения Великого Княжества Черниговского. Да только не сдержал царь своего слова: разорены Козельское и Вщижское княжества, несколько мелких городков и не счесть, сколько сёл и весей сожжено его войском.

Весть о гибели на реке Сить Георгия Всеволодовича, в результате которой Ярослав и остался старейшим из детей князя, коего потомки прозовут «Большое Гнездо» за его двенадцать детей, пришла в Киев давно. Вот только пуститься в путь, чтобы занять «осиротевший» Владимирский стол, до той поры, как монголы уйдут в степи, было бы чистым самоубийством. Вот и тянул Великий Князь Киевский до тех пор, пока не пришло известие о том, что дорога свободна от степняков, ушедших, кто к Волге, а кто на юг вдоль Дона.

Не первый он среди тех, кто добровольно оставляет Киевский стол. Вон, его дед Андрей Юрьевич, известный ещё и под прозвищем Боголюбский, поскольку жил в сельце Боголюбово, вообще не стал на него восседать, хоть и принял титул Киевского, заявив, что стольным градом Руси теперь станет Владимир, а Киев превратится в «оукраину», каких много.

Не до свар за право владеть «Матерью Земли Русской» Ярославу Всеволодовичу. Владимирская Земля разорена и обезглавлена, малолетний сын Юрий пал, защищая Торжок, выделенный ему в качестве удела. Две недели отбивался от татар, но те разрушили стены, перебили всех защитников и сожгли всё, что могло гореть. Надо восстанавливать Владимирское княжество, жизнь в нём налаживать, а кому это делать, как не самому старшему из Всеволодовичей? Многие князья погибли вместе с братом Георгием-Юрием на Сити, сын Александр, правящий от имени отца в Новгороде, мал ещё. Да и положение старшего в роду обязывает вернуться в град стольный.

Вернутся снова татарове на Русь или не вернутся, только Господу ведомо, а Владимирщина обескровлена. Потому Ярославу и нужны союзники. Раньше таковыми были рязанцы, но по Рязанской Земле прокатились вражеские полчища, практически не оставив после себя целых городков. Пока Батыга стоял под Козельском, таковыми оставались только Елец да его «пригородок» Талица, но теперь, приехав в Чернигов, знает князь, что и они разорены. Смоленск степняки обошли стороной, но тамошний князь сидит тихо после того, как несколько лет назад полочане разорили его княжество. Муром невелик и не силён. Полоцк далеко, Червоная Русь, в которой правит враг Михаила Даниил Романович, ещё дальше. Да и не до помощи владимирцам Даниилу: у него все мысли о том, как бы Галич под свою руку вернуть. Остаётся только Чернигов с его Великим Князем Михаилом Всеволодовичем.

Долго рядиться не пришлось. Михаил старше Ярослава на десять лет, опыта и воинского, и житейского ему не занимать, потому и согласился принять титул Великого Князя Киевского в обмен на обещание союза с Владимирской Землёй. Тем более, Ярослав Всеволодович пообещал ему «закрыть глаза», если тот «примучит» правобережные владения Рязани, «осиротевшие» после разорения Рязанской Земли. Тем более, те до не таких уж далёких времён принадлежали Чернигову и отошли Рязани в результате очередной междоусобицы. Самое время наложить на них руку, когда уйдут прочь татарове. А их Михаил, помня переговоры с послами Батыги, не боится.

Главное же — то, что теперь его мечта стать самым сильным среди русских князей исполнится: никогда ещё черниговские князья не обладали столь обширными владениями. От границ с Угорщиной до Дона. И теперь, когда под рукой Михаила Всеволодовича будут ещё и все ресурсы Киевского Великого Княжества, не поздоровится его заклятому врагу Даниилу! Так что стал гость, добровольно отдавший ему ключ к небывалому возвышению, свидетелем княжьей щедрости к хромому просителю, явно недавно оправившемуся после долгой болезни. Нет, скорее, тяжёлого ранения.

— Был бы ты, Алексей, княжьего рода, отдал бы я тебе в удел ту Серую слободу. И князю вашему, Юрию Святославичу приказал бы тому не перечить. А потому быть тебе и твоему сыну после тебя в ней княжьим наместником и иметь с неё кормление. Ежели устоит она после прохода татар в Половецкие Земли.

— Меры твоя милость не имеет, господин! — принялся кланяться тот человек, смуглость лица которого выдавала его южное происхождение, а говор — скорее всего, валашские корни. — Даже если татары разорят ту слободу, унести и увезти всё доброе железо, имеющееся в ней, не смогут. И ежели стану я в ней именно твоим, а не Юрия Святославича, наместником, то не будет твоё войско знать нужды в оружейном железе.

— Не та ли то Серая слобода, про которую столько небылиц рассказывают? — поинтересовался Ярослав у нового союзника. — Даже такое бают, что нежданное спасение русских полков на Калке — дело рук её жителей, явившихся по Воле Господа. Вон, сказывают, Путивльский князь Изяслав Владимирович признал в них тех, кто его на ратном поле от смерти неминуемой спас.

— Та самая, — кивнул Великий Князь Черниговский, а теперь ещё и Киевский. — Только теперь людишки из неё смуту супротив меня раздувают. Призывали нынешней зимой в Курске слову моему княжескому не верить. Вон, боярина Алексея Валаха, вступившегося за мою честь, поранили да покалечили, на суд Юрия Святославича по той обиде Валаху не едут.

— Так что ж сам князь Юрий тех смутьянов не накажет, и его боярину к тебе ехать приходится?

— Валах — не только курский боярин. Я его туда послал, чтобы он мне при Юрии верой и правдой служил. Вот и приехал он ко мне. Да и из-за тех татаровей не послать сейчас войско, чтобы наказать тамошнего наместника. А Валах с моей грамоткой, когда татары уйдут половцев бить, порядок там и наведёт. Ежели понадобится, то огнём и мечом.

26

Оба Великих Князя, оба Всеволодовича, уехали из Чернигова в один день, хоть и в противоположные стороны: Михаил на юго-запад, а Ярослав на северо-восток. Занимать опустевшие важнейшие «столы» Руси.

Увы, Киев к моменту начала Батыева нашествия потерял былое величие, постепенно стал приходить в упадок. Как некогда богатый дом без должного ухода. А кому за тем домом ухаживать, если хозяева в нём меняются едва ли не каждый год? Не успеет один князь обустроиться, как новый из желания получить высокий титул правителя «Матери Земли Русской» жадно поглядывает на увенчанные стеной крутые склоны круч над Днепром.

Нет слова: место удобное, перекрёсток многих торговых путей, важнейшим из которых до недавних пор был «из Варяг в Греки», из Северной Европы в Царь-Град. Да только чуть больше тридцати лет назад захвачен тот «город Константина» бандами грабителей со всей Европы, отправившихся «освобождать Гроб Господень от сарацинов», но нашедших врага во «второй столице христианства». С тех пор никак не могут вывезти награбленное, хоть и стараются вовсю. И главный потребитель товаров с Руси, всё хиреет и хиреет. А за ним — и Киев, главная «перевалочная база» этих товаров. Торг на Подоле беднеет, городские стены ветшаю, люди понемногу уезжают: что ни год, то новая война в ходе затянувшейся междоусобицы Михаила Всеволодовича и Даниила Романовича.

Великий Князь Ярослав верно оценил перспективу: пусть и не так сильно, как могло бы быть, но разорение Владимирской и Рязанской Земель ещё сильнее усугубит начавшийся упадок Киева. И правящему в городе князю, хочет он того или не хочет, когда-нибудь снова придётся вмешиваться усобицу, постепенно, но неуклонно подтачивающую силы Юго-Западной Руси. Так что прав был его дед, Андрей Юрьевич: будущее за Владимирскими владениями.

Татары? Молодая, растущая империя, которая, расширившись и награбив богатства покорённых народов, непременно «остепенится», начнёт торговать с соседями. Можно, сидя в седле, завоевать страну, но нельзя править страной, не вылезая из седла.

От Дебрянска, стоящего в верховьях Десны на крутом прибрежном холме среди густых лесов, дебрей, пошли места, разорённые татарами. Сожжённые городки и веси, ковыряющиеся на пожарищах случайно уцелевшие люди, зачастую, разбегающиеся при виде воинов.

В тех местах, где стоял Козельск, не одно, а несколько пожарищ, самое большое там, где когда-то, ещё недавно, возвышались стены града. Как объяснил один из мужиков, роющих место под землянку для баб и детишек, сгрудившихся тут же, ушедшие прочь после взятия города татары на других пожарищах сжигали своих павших.

— А пало их тут, спасибо людям из Серой слободы, дюже много!

Опять Серая слобода? И опять байки про то, что они не просто малыми, а совсем уж никчёмными силами невероятное число ворогов убили. Вон, у брата Георгия тысяч десять было, и то не смог отбиться от такого же количество татар.

Мужик даже обиделся на слова о байках.

— Сам я был там, где те, из слободы, станом стояли. И на повозке их железной через Жиздру плавал. И как тебя, княже, видел, как они своими трубами адскими, огонь извергающими, метали в татарский стан вот такие железные… штуки, на рыб похожие. «Рыбы» те, грохотом да пламенем, сотни татар разили. Можешь сам ямы увидеть, кои от них в земле остаются.

И провёл в один из брошенных татарских станов. И показал те ямы да следы сгоревших от пламени тех «рыб» татарских шатров да палаток.

— И что это за люди такие, про коих ты баешь?

— Люди, как люди, — пожал плечами бывший лодочник. — Меж собой не по-нашему говорят, но и нашу речь знают. Может, чуть больше ростом обычного человека. Только чуднЫе. Одежды у них ненашенские, одинаковые, из сукна доброго, крашенного. Да не одним цветом крашеного, а как будто листочки дубовые разных оттенков. Чуть дальше отойдёшь, и непонятно, человек то, куст али куча листьев лежит. Оружье, ежели ножей не считать, тоже чуднОе. Не рубит, не колет, а стрелы невидимые грохочущим огнём мечет. Может быстро-быстро метать, а может и по одной.

Мужик прорычал, показывая, как рычит оружие тех чужаков.

— Две повозки у них были, которые сами катятся по бесконечной железной дорожке, наподобие кольца, только гибкого. Едет такая, а колёса её перекатывают. И к каждой — телега железная о двух колёсах. Рычат те повозки, смердят, да едут без упряжки. И плавают по воде, как лодка, только без вёсел и парусов. Мы с сыном моим Ваньшей — царствие ему небесное — сперва спужались, думали, посланники Нечистого нас споймали. Нет, и крестики кои из них носят, и те повозки их смердящие от крестного знамения в дым и прах не обращаются. А главное — столько козельчан спасли от смерти лютой, подсказав боярам нашим баб да детишек в дебрях лесных укрыть.

Если бы лодочник Овдей один сие сказывал, то можно было бы отмахнуться — брешет, мол. Да слова его все козельчане подтвердили: кои грохот слышали да пожары в татарском стане видели, кои со стены глядели, как те татары с повозками слобожан по полю гонялись, а татары гибли от невидимых огненных стрел, а кто и те самые повозки видели у ворот козельских, когда за Вазузу утекали.

Задумался тогда Ярослав Всеволодович, сопоставив слова людишек с тем, что старый Изяслав Владимирович сказывал про чудесное спасение на поле брани у Калки. Вот бы таких ему союзников, а не Мстислава, не видящего ничего вокруг, кроме собственной розни с Даниилом. Ну, да знает князь присказку про рот и чужой каравай.

С крошечного голядского Оболенска, тоже разорённого, повернули к Коломне. И там опустошение страшное. У стен града полегло первое войско владимирцев, посланное в помощь рязанцам, уже лишившимся столицы. Со славой великой полегло, но не смогло одолеть бесчисленных мунгалов царя Батыги. В той битве полёг один из их царевичей, дядя Батыги, да был ранен ещё один, которого позже рязанцы из дружины боярина Евпатия добили.

О той дружине Великий Князь краем уха слышал ещё в Чернигове. Не дал, мол, Михаил Всеволодович рязанским послам подмоги, и тогда боярин по прозвищу Коловрат собрал в Серой слободе (и тут опять Серая слобода!) дружину малую да ушёл в Землю Рязанскую татар бить. Оказалось, и в Рязани тот боярин побывал, и тут, в Коломне, и даже во владимирские владения сходил, нагоняя татарское войско. Тут, в Коломне, много людей потерял, сражаясь с дружиной раненого царевича, потому и вернулся из Владимирской Земли весь израненный, совсем уж с горсткой воев. И снова в Серую слободу с ними ушёл.

— И я к нему туда вернусь, — пообещал Ярославу Всеволодовичу воин, едва оправившийся от ран, которого тут лечиться оставляли.

— Вернёшься? Был, значит, там уже?

Был, оказывается. И с Коловратом весь путь от слободы до Коломны прошёл.

После рассказа о той слободе, её людях, их оружье и славных делах под крепостью Воронеж и Пронском ещё пуще князь задумался.

— Когда собираешься в путь?

— Да как вы на Владимир поедете, так и тронусь. Батыга, сказывают, на Волгу уже ушёл, повторно Землю Рязанскую разорив. А там, в Серой слободе, все бывшие коловратовы дружинники и собираются.

Собираются. Ежели другая часть татарского войска слободу не разорит.

— Не разорит, княже! Стены там каменные, крепкие. И оружье такое, что тысячами тех татар будет бить.

— Тогда грамотку от меня наместнику слободы доставь, — снова хорошенько подумав, велел Ярослав.

Пусть Михаил и союзник теперь Великому Князю Владимирскому, да то, что не в ладах слобожане с тем боярином, которого Черниговский собирается им назначить, может на руку Ярославу сыграть. Крепость Серую, конечно, ни примучить нельзя, ни в свои владенья перенести. А вот людей переманить, ежели те будут знать, кто именно и какими именно методами ими станет управлять, вполне можно. Как вой сказывает, очень уж те люди искусны в ремёслах оружейных, да и повозки те железные могут пригодиться, если татары снова наскочат на Великое Княжество Владимирское.