Злой город

Фрагмент 15

27

Как и договаривались с Полканом, «погранцы» не забыли известить Минкина о приближении монгольского авангарда. Судя по тому, что оскольский воевода имел договорённости с Сарыбашем о том, что половецкие разъезды будут свободно перемещаться по приграничной территории Курского княжества, могли и не сами с первыми монгольскими разъездами столкнуться, а от половцев весточку получить. Только какая разница, кто приближение войска хана Орду-Ичена приметил? Главное — идёт враг на юг, идёт. И половецкая разведка рубится с непримиримым врагом, не забывая отправлять гонцов к своим. Кому же хочется неожиданно обнаружить вражеские полчища вблизи своих кочевий?

Вражда монголов с половцами давняя, ещё с тех времён, когда войска Чингисхана только-только появились в зауральских степях. Появились и попытались покорить обитавших там кимаков-йемеков и прочие кипчакские племена, некогда входившие в состав Кимакского каганата. Отсюда и слова монгольских послов, пытавшихся отговорить русских князей не вступаться за половцев перед битвой на Калке: «это наши конюхи». Ну, а когда Орда стала распространять власть над Степью всё дальше на запад, то перед половцами встала дилемма: либо покориться и вернуться в статус монгольских «конюхов», либо ожесточённо обороняться. Ну, или уйти в такую даль, что монголы туда не доберутся, как решил Котян, договорившись с венгерским королём Белой, что тот выделит ему под кочевья придунайскую степь Пушту. Правда, как показала история, те всё-таки добрались, пусть и ненадолго, разорив венгерские владения.

Кстати, в истории «исходного» мира обитателей Серой крепости половцы действительно нашли в Венгрии новую родину. Ведь вплоть до конца восемнадцатого века в составе этой страны существовала так называемая Кумано-Аланская автономия (напомним: куманами называли тот же самый народ, который на Руси звали половцами, кипчаков). Как всё сложится в этой «ветке исторического древа», пока никому не известно, ведь история уже пошла по несколько иному пути. И со временем ещё сильнее отклонится от известного хода.

— Идут, значит. Ну, пусть идут, — вздохнул Андрон и спросил «погранца». — В Оскол-то сообщили?

Сообщили. По словам воина, аж два гонца туда отправились. Для надёжности.

Немедленно перевели всё воинство, как в крепости, так и в посаде, в состояние повышенной боеготовности. То есть, раздали людям оружие и заново проинструктировали, кто какие позиции занимает в случае сигнала тревоги. На смотровых вышках выставили удвоенные караулы, днём осматривающие окрестности в бинокли, а ночью в приборы ночного видения, пока ещё работающие от сильно оскудевшего запаса батареек. А ещё — прекратили выпас скота, чтобы тот не достался противнику в случае его неожиданного появления вблизи слободы. Благо, запас кормов для него на пару недель имеется.

Стены и дома посада «обрастают» плетёными щитами, а окна «бараков» в крепости теперь, несмотря на установившееся тепло, прикрыты ставнями. Жарко? А если стрелами повыбивают окошки, то зимой холодно будет: ну, мало листового стекла в запасе, чтобы можно было позволить менять его в расхлёстанных окнах. Малышня и женщины на последних сроках беременности теперь тоже обитают в крепости: посад слишком уж мал и не настолько хорошо защищён, чтобы потерять их при обстреле или в случае самого неблагоприятного (из запланированных) развития ситуации. Хотя, конечно, задача стоит не допустить захвата степняками даже посада.

По-хорошему бы, конечно, всех «гражданских женского пола» и детей отправить на другой берег Дона и укрыть в лесной чаще. Вот только сами женщины встали на дыбы, едва стоило об этом заикнуться: патриотки, фиг ли! К тому же, одних их не отправишь, обязательно нужно посылать кого-нибудь, чтобы могли защитить «наше будущее». И даже не от монголов, а хотя бы от зверья и «лихих людей», во множестве разбредшихся по лесам после Батыева разорения. Недавно найденная беременная разбойница Веснянка тому пример.

Кстати, про неё. Благо, женщина попала в Серую крепость в невменяемом состоянии, иначе бы культурный шок от новой обстановки и внимания к ней со стороны доктора-мужчины был бы куда сильнее. Тот ведь не просто ей в глаза смотрел, а ещё и такие части тела трогал, которые не каждая средневековая дама и мужу-то позволяет трогать. А когда при повторных осмотрах или процедурах это происходило, то уже и «сгорать от позора» поздно было. Тем более, талицкая знахарка, помогающая коллеге, успокаивала: «так надо, ничего постыдного в этом нет».

Вот Веснянка-то и была едва ли не самой решительно настроенной в вопросе противостояния монголам. А что вы хотели? Досталось ей от них, вот их и ненавидит лютой ненавистью. За всё отомстить хочет: и за потерянных близких и знакомых, и за насилие в отношении себя, и за «сломанную будущую жизнь». Кому, мол, я буду нужна с ребёнком, родившимся неизвестно от кого.

Кому нужна? Да есть среди дружинников Коловрата те, кто поглядывает на неё. Вот только пока ей никто не мил, кроме «спасителя». А Жилин, к её величайшему сожалению, не просто женат, а ещё и любит свою Авдотьюшку, тоже находящуюся на последних месяцах беременности.

Как девушка ни рвалась защищать крепость или посад от врага, но Беспалых категорически её «забраковал». Даже в роли подносчицы боеприпасов, не говоря уже о лучнице, как она хотела.

— Ты тугой воинский лук не натянешь. А к чему стрелы переводить, если они до ворога долетать не будут? И тяжести тебе поднимать уже не след. Вон, за детишками приглядывай, чтобы не лезли, куда не надо. Заодно и поучишься, как за ними ухаживать.

Хотя, конечно, крестьянке, выросшей в тринадцатом веке, учиться этому «искусству» вовсе не обязательно: времена такие, что женщины рожают каждый год, и любая девчонка с малолетства умеет и перепеленать младенца, и покормить его «соской» из обмотанного тряпицей хлебного мякиша.

Тем не менее, «страхолюдного» воеводу Веснянка послушалась. И даже, кажется, нашла общий язык с его «не менее страхолюдной» (из-за цвета кожи) второй половинкой, став той помощницей в возне со смугленьким шебутным «наследником» Беспалых.

А вот ревности со стороны Авдотьи избежать не удалось: на то, как «разбойница» поглядывает на Анатолия, беглая холопка донковского князя сразу же обратила внимание. Пусть Жилин и не давал повода подозревать себя в супружеской неверности, но много ли женщине надо, чтобы приревновать мужа к другой? Тем более, парень, помня тезис «мы в ответе за тех, кого приручили», первые дни интересовался состоянием «находки».

Монгольские передовые дозоры заметили со сторожевых вышек уже на следующий день после появления в Серой крепости гонца-пограничника. Именно дозоры: сначала одну группу из семи всадников, потом другую, из пяти. Пусть в Орде и принята «десятичная» организация войска, но ведь именно с дозорами «цепляли» половцы, отслеживающие перемещение противника, так что могли и потерять часть десятка в этих стычках.

На рожон ордынцы не лезли. Приближались метров на триста, почти к самим заграждениям из врытых в землю кольев, внимательно рассматривали необычный для Руси город и… уезжали туда, откуда приехали.

— Ну, всё, — прокомментировал событие Беспалых. — Завтра о нас всё будет доложено командованию.

— Так может, проще было их перестрелять? — спросил Борода.

— А смысл? Если бы у монголов были всего два таких дозора, и всё войско шло бы одной колонной где-то далеко в стороне… А они движутся широкой полосой, левым флангом придерживаясь Дона. И вокруг шныряют просто десятки подобных разъездов. Так что мимо нас точно не проскочат.

И Серый не ошибся. Уже во второй половине следующего дня часовые с вышек доложили, что на горизонте «нарисовался» довольно крупный, сотни три, конный отряд, уверенно направляющийся в сторону слободы.

— Ну, с этими мы точно справимся! — продолжил гнуть свою линию Барбарин.

— Сдаётся мне, это даже не авангард, а «послы», — хмыкнул «наместник». — Будут предлагать нам покориться, отдав десятую долю всего, что у нас имеется. Помнишь, как в летописях написано про переговоры рязанского княжича Фёдора?

28

— Гляди-ка, Акимша, а у тебя новая ладанка с письменами народа Израилева! — не удержался от издёвки Чекист. — И не деревянная уже, а медная! Знать, верный пёс хорошо хозяину послужил.

«Подсыл», разоблачённый когда-то, которого капитан отпустил в степь раненым, только зубами от ненависти скрипнул на то, что его псом назвали, но в присутствии начальника с такой же «дощечкой» на поясе, только серебряной, огрызаться не стал. Как бы он ни пыжился, а роль его сейчас заключается в переводе того, что скажет «босс», и ответов ему слобожан. А «босс» пока жадно взирал на сварные железные ворота крепости, видимо, прикидывая, сколько можно «наварить» на их продаже. К тому же, зная крутой нрав обитателей крепости, Аким ничуть не сомневался в том, что те могут исполнить угрозу, с которой они его отпустили: попадётся снова — повесят на ближайшем подвернувшемся сукУ. И ему уже будет всё равно, отомстят за гибель члена посольства монголы, не отомстят…

— Ты, Борода, не кипятись, — оборвал Андрон предлагавшего «попросту грохнуть вонючих чурок» Барбарина. — Послы неприкосновенны, и монголы их смерти никогда не прощают. В истории немало примеров, когда они и через десятилетия мстили тем, кото их послов убивал. Для них это дело чести. Отшить — отошьём, но они должны вернуться к своим живыми и невредимыми. Это же восточные люди, силу уважают, потому у нас останется шанс постепенно с ними наладить отношения после того, как их разгромим. Но не после того, как послов перебьём.

Тем не менее, Нестеров и двое сопровождающих, выходя через калитку въездных ворот к посольству, немало рисковали. Вариант того, что кого-нибудь из них попытаются заарканить и утащить, не исключался. Потому и проинструктировали пулемётчиков: при таком обороте мочить только того, кто это попытался сделать и его коня, а остальных не трогать.

Молод посол: до двадцати пяти лет точно не дожил, а потому и нагл. Хотя… ничего «сверх обычного» не требует: десятины во всем. И в людях, и в железе, и в конях: десятое в белых конях, десятое в буланых, десятое в рыжих, десятое в пегих. Держится просто очень нагло, видя в вышедших к нему завтрашних рабов.

— Тебе, Акимша, ведомо, что рязанцы ответили послам татарским, кои того же требовали?

— Не был при том, но слышал. Только тебе ль, боярин, не знать, чем тот дерзкий ответ рязанцам обернулся? Пришли монголы и всё, как князь Фёдор, обещал, взяли. И здесь возьмут, ежели так же ответишь.

— Нет, не так же, — усмехнулся Чекист. — Проще отвечу: не бывать такому! Так и толмачь хозяину, пёс.

И снова скрипнул зубами подсыл, пробормотав, что не пожалеет серебра, чтобы выкупить на расправу Нестерова, если тот в бою жив останется.

— Ты тоже помни, что с тобой станет, когда снова к нам попадёшь, — прозвучало в его адрес алаверды.

Выслушав ответ, монгол выхватил саблю и с яростным выражением лица принялся ею размахивать. Орал, шипел, плевался, но, глядя на направленные на него стволы автоматов, с места не сдвинулся, пока Аким не перевёл его слова. Впрочем, можно было и не переводить: бек этот (даже не хан) грозился всех обитателей крепости и посада либо перебить, либо продать в рабство, если с его требованиями не согласятся.

Нестеров молчал, стоя с невозмутимым видом.

— Что скажешь на то, боярин? — первым нарушил молчание толмач.

— Я уже всё сказал…

— Ну, тогда пеняйте на себя, когда монгольские тумены придут.

Авангард пришёл уже на следующий день. Тысячи три-четыре. Не монголы, какие-то из покорённых народов. Но действовали чётко: тут же пустили разъезды вокруг крепости, а основная часть подошедшего войска принялась ставить лагерь около пруда.

Ясное дело, нашли и машинно-распределительный «зал» электростанции: нужно быть слепым, чтобы не заметить это бетонное здание. И железную дверь в него обнаружили, судя по доносящемуся с той стороны металлическому грохоту. Вот только делали ту дверь «антивандальной», чтобы даже пушкой было затруднительно пробить. А ещё — открывающейся наружу: хоть десять брёвен об неё измочаль, но всё равно не выбьешь. И почти метровые железобетонные стены не раздолбишь без взрывчатки.

К сожалению, на пару «волчьих ям», прикрытых сверху жердями и дёрном, напоролись те самые разъезды. Строили их в расчёте на то, чтобы даже пеший провалился, а под весом коня со всадником жерди тем более сломались. Так что одну из оборонительных хитростей сохранить втайне не удалось. Ну, и ладно: две ямы, расположенные достаточно далеко друг от друга, роли не играют. А чтобы найти остальные, требуется выделить «штрафников», которым придётся жертвовать либо конями, либо собственными жизнями. Очень много «штрафников».

Но эти разъезды пока только присматривались, оценивали укрепления, которые им предстоит штурмовать. Ни обстреливать из луков не пытались, ни вообще приближаться к линии врытых в землю кольев, как раз установленных на примерном расстоянии выстрела из лука «рядового» стрелка. Ничего странного: монгольское войско очень хорошо «воспитали» и сам Чингиз, и его гениальный военачальник Субуде-багатур. Без тщательной разведки на рожон не лезть! Вот и разведывают.

Если судить с точки зрения противника, то Серая крепость мощью укреплений не особо впечатляет. Посад огорожен всего лишь частоколом. «Каменные» стены только тем и примечательны, что изготовлены из нетипичного для Руси материала. Высота незначительная, да и ров с валом — таксебешные. Вон, насколько грозной выглядела Рязань, так и ту взяли, не посмотрели ни на десятиметровые валы, ни на рвы перед ними.

За авангардом потянулись и другие подразделения. С севера, с северо-запада к вечеру набежало, пожалуй, под десять тысяч. И лагерь, находящийся примерно в километре от стен крепости, всё разрастался и разрастался. В основном, конечно, вдоль берега пруда, но постепенно и подальше от него расширится. Если знать, какое по численности войско сюда стягивается.

Набежали, принялись жечь костры, для которых окончательно извели стоящие поблизости рощицы. Костров много больше, чем надо для приготовления пищи такому количеству людей. Даже не для обогрева, поскольку конец мая, и ночи уже тёплые. Тоже ради военной хитрости: чтобы войско, осадившее крепость, казалось больше, чем на самом деле. Да и дым от сырого дерева хорошо комаров отгоняет.

Это была первая ночь в истории Серой крепости, когда она не светилась множеством электрических огней. В квартирах свет, конечно, никто не запрещал жечь, но через плотно закрытые ставни его не видно. Ну, а в надвратном «остроге» и на смотровых вышках не зажигали по другой причине: освещение «слепит», в первую очередь, того, кто им пользуется. Особенно — ночью, когда ни зги не видно.

Лазутчики? Да, и лазутчиков тоже опасались. Грех же не воспользоваться темнотой, чтобы поближе подобраться. Тем более, если судить по появившимся в лагере большим ярким шатрам, кто-то из «большого начальства» успел прибыть.

Пробовали лазутчики подобраться. Как не попробовать? Но от них есть «противоядие», испытанное ещё в те далёкие времена, когда сюда являлся Каир-хан. Снайперские винтовки с ночным прицелом. Несколько хлёстких щелчков, и эти лазутчики так и остались лежать рядом с полосой заграждений из кольев. Кто молча лежать, а кто и поорав до следующего выстрела.

Как и пояснял Барбарину Андрон, войско двигалось широкой полосой, о чём говорило то, что на следующий день конные отряды потянулись не только с северо-запада, но и с запада. А в лагере вырос целый городок из богатых шатров, вокруг которых толпились охранники.

Примерно в полукилометре от стен началась настоящая карусель из тех командиров, которые решили собственными глазами оценить крепость, которую предстояло захватить. Причём, в ближайшее время, поскольку татарам ещё ехать и ехать до половецких кочевий, разорить которые они посланы. Вот и торопились всё разглядеть перед первым приступом, для которого уже готовились лестницы.

Но пока их ещё не заготовили достаточное количество, командующий корпусом (кто из Чингизидов назначен таковым, защитникам неведомо) дал приказ конным лучникам начать обстрел крепости и посада.