Зеленый Смарагд

6

С таким комфортом, как сегодня, я ещё не элапсировала. Мне дали с собой упакованную корзинку, в которой был термос с горячим чаем, кексы (естественно) и фрукты, мелко нарезанные и сложенные в коробочку для завтраков. Устраиваясь поудобнее на зелёной софе, я почти испытывала угрызения совести. Я подумала, а не стоит ли мне извлечь из тайника ключ и отправиться наверх – но что это даст, кроме дополнительных сложностей и риска быть пойманной? Я находилась в 1953 году, точную дату я не спросила, поскольку должна была изображать больную гриппом в состоянии полной апатии.

После решения Фалька об изменении планов Стражи жутко засуетились. Меня в конце концов отправили в помещение хронографа с не особенно обрадованным мистером Марли. Он бы лучше остался на обсуждении, чем возиться тут со мной, по нему это было отчётливо видно. Поэтому я не стала его спрашивать об операции "Опал", а просто смотрела перед собой с такой же недовольной миной, как и он. Наши отношения за последние два дня серьёзно пострадали, но мистер Марли был последним, кто меня заботил.

В 1953 году я сначала съела фрукты, потом кексы, а затем вытянулась под пледом на софе. Не прошло и пяти минут, как я, несмотря на резкий свет лампочки под потолком, крепко и глубоко заснула – меня не остановила даже мысль о якобы обитавшем тут безголовом призраке. Прямо перед возвращением я проснулась, освежённая сном, и это было хорошо, потому что иначе я бы покатилась к ногам мистера Марли.

Пока мистер Марли, поприветствовавший меня холодным кивком, заносил запись в журнал (наверное, что-то вроде "Вредный Рубин, вместо того чтобы исполнять свои обязанности, лениво бездельничал в 1953 году и поедал фрукты"), я спросила его, не ушёл ли ещё доктор Уайт. Мне очень хотелось узнать, почему он не разоблачил мою симуляцию.

– У него сейчас нет времени заботиться о ваших боляч... о вашей болезни, – ответил мистер Марли. – В эти минуты все отправляются в министерство обороны для проведения операции "Опал". – Слова "А я не могу в этом участвовать – из-за вас" отчётливо висели в воздухе, словно он их произнёс.

Министерство обороны? Чего это? Господина Оскорблённую Невинность спрашивать было, скорее всего, бесполезно, вид у него был такой, что он не станет мне ничего рассказывать. Похоже, он решил, что будет лучше, если он вообще перестанет со мной разговаривать. Кончиками пальцев он повязал мне на глаза повязку и без разговоров повёл меня по лабиринту подвальных переходов, одна рука у меня на локте, другая на моей талии. С каждым шагом этот телесный контакт становился всё неприятнее, тем более что его руки были потными и горячими – я едва могла дождаться, когда я смогу наконец их стряхнуть. Когда мы наконец взобрались по лестнице на первый этаж, я, вздохнув, сняла повязку и объявила, что отсюда доберусь до лимузина сама.

– Я вам этого ещё не позволял, – запротестовал мистер Марли. – Кроме того, в моё задание входит проводить вас до дома.

– Оставьте это! – Я раздражённо отмахнулась, когда он сделал попытку снова завязать мне платок. – Кроме того, мне известен остаток пути. И если вы непременно хотите проводить меня до дома, то определённо не держа руку на моей талии! – Я двинулась вперёд.

Мистер Марли, возмущённо сопя, последовал за мной.

– Вы говорите так, как будто я вас безнравственно касался!

– Вот именно, – ответила я, чтобы его позлить.

– Ну, это вообще!.. – воскликнул мистер Марли, но его слова потонули в крике с сильным французским акцентом.

– Вы не посмеете попросту выйти отсюда без этого воротника, молодой человек! – Перед нами распахнулась дверь швейного ателье, и оттуда вышел Гидеон, по пятам преследуемый разгневанной мадам Россини. Она размахивала руками с куском белой материи. – Оставайтэс здесс! Вы думаете, что этот воротник я пощиила для собственного удовольствия?

Гидеон, заметив нас, остановился. Я тоже остановилась, но не так небрежно, как он, а скорее как соляной столб. И не потому, что меня поразил его подбитый тканью камзол, в котором его плечи выглядели как накачанные анаболиками, а потому что, я, очевидно, при каждой встрече с ним только и могла, что таращиться. С сильно бьющимся сердцем.

– Как будто я стану добровольно вас касаться! Я это делаю только потому, что должен! – бубнил мистер Марли за моей спиной, на что Гидеон вздёрнул бровь и насмешливо улыбнулся мне.

Я постаралась так же насмешливо улыбнуться в ответ и медленно прошлась взглядом по дурацкому камзолу, смешным штанам, чулкам и туфлям с пряжками.

– Аутентичность, молодой человек! – Мадам Россини по-прежнему размахивала воротником в воздухе. – Как часто я ещё должна это объяснять? Ах, здесь моя бедная больная Лебединая шшейка! – Её взгляд на круглом лице засиял. – Bonsoir, ma petite. Скажи этому глупому мальчишке, что он не должен меня злить (она сказала "долшшен" и "менья").

– Ладно. Давайте сюда эту штуку. – Гидеон позволил мадам Россини надеть на себя воротник. – Хотя меня вряд ли кто-нибудь увидит – а даже если так, я не могу себе представить, что люди целыми днями ходили с балетной пачкой вокруг шеи.

– Нет, ходили – во всьяком слючае, при дворе.

– Не понимаю, чего ты упираешься. Он суперски тебе идёт, – сказала я с по-настоящему противной улыбкой. – Твоя голова выглядит как огромная шоколадная конфета.

– Да, я знаю, – Гидеон тоже улыбнулся. – Хочется меня погрызть. Но это, по крайней мере, отвлекает от дурацких штанов, я надеюсь.

– Они очень, очень сексуальны, – заявила мадам Россини, и я, к сожалению, захихикала.

– Я рад, что смог тебя немного подбодрить, – сказал Гидеон. – Мадам Россини, мой плащ!

Я прикусила нижнюю губу, чтобы прекратить хихикать. Не хватало ещё, чтобы мы дурачились с этим негодяем, как будто ничего не случилось. Как будто мы действительно друзья. Но было уже поздно.

Проходя мимо меня, он коснулся моей щеки, и это произошло так быстро, что я не успела среагировать.

– Поправляйся, Гвен.

– Ах, вот он уходит! Стильно идёт он навстречу своим приключениям в XVI веке, маленький бунтарь! – Мадам Россини улыбнулась. – Ах, я готова поспорить, что он по дороге снимет воротник, плохой мальчишка!

Я тоже уставилась вслед плохому мальчишке. Хм – возможно, эти штаны и в самом деле немного сексуальны.

– Нам тоже надо идти, – сказал мистер Марли, ухватил меня за локоть и снова отпустил, точно обжёгшись. По дороге к автомобилю он держал дистанцию в пару метров, но тем не менее я слышала, как он бормотал: "Неслыханно! Она вообще не в моём вкусе!".

Моё беспокойство, что Шарлотта могла за это время найти хронограф, было безосновательным. Я недооценила изобретательность своей семьи. Когда я пришла домой, Ник перед моей дверью играл с йо-йо.

– В штаб-квартиру в данный момент имеют доступ только члены клуба, – сказал он. – Пароль?

– Я босс, ты уже забыл? – Я взлохматила его рыжие волосы. – Эй, это опять жвачка? – Ник собирался возмущённо запротестовать, но я воспользовалась заминкой и прошмыгнула в свою комнату.

Комнату было не узнать. Тётушка Мэдди, привлечённая к делу мистером Бернардом, провела в ней весь день, в то время как мистер Бернард, очевидно, гонял от одного цветочного магазина к другому. Тётушка Мэдди придала помещению немного тёти-мэддиного флёра. Я не содержала свою комнату в таком уж беспорядке, но мои вещи по неизвестной причине стремились равномерно распределиться по полу. Сегодня здесь впервые за долгое время был виден ковёр, постель была застелена – тётушка Мэдди наколдовала откуда-то красивое белое покрывало и пару подходящих подушек. Платья, аккуратно сложенные, висели на стуле. Беспорядочно валявшиеся листочки, тетрадки и книги лежали на столе отсортированными стопками, и даже горшок с засохшим папоротником исчез с подоконника. Вместо него там стоял изумительный букет и источал нежный запах фрезий. Даже Хемериус не болтался на лампе у потолка, а, уложив вокруг себя хвост, декоративно сидел на комоде рядом с огромной вазой с конфетами.

– Совершенно другое впечатление от пространства, да? – поздоровался он. – Твоя тётушка понимает кое-что в фэн шуй, тут не к чему придраться.

– Не волнуйся, я ничего не выбросила, – сказала тётушка Мэдди, сидевшая на кровати с книгой. – Только немножко прибралась и вытерла пыль, чтобы мне уютнее было тут находиться.

Я не могла иначе, я должна была её поцеловать.

– А я весь день ужасно беспокоилась.

Хемериус усердно кивнул.

– И не зря! Мы не прочитали и десяти страниц... э-э-э.... я хотел сказать, не успела тётушка Мэдди прочитать десять страниц, как сюда прошмыгнула Шарлотта, – стал докладывать он. – При виде тётушки взгляд у неё стал, как перископ подводной лодки. Но она быстро нашлась и заявила, что пришла одолжить ластик.

Тётушка Мэдди рассказала то же самое.

– Поскольку я только что убрала в твоём столе, то я смогла ей помочь. Кстати, я наточила твои карандаши и отсортировала их по цветам. Потом она пришла ещё раз, чтобы якобы вернуть ластик. После обеда мы с Ником подменяли друг друга, потому что мне, в конце концов, надо было разок сходить в туалет.

– Точнее говоря, пять раз, – сказал Ник, вошедший в комнату следом за мной.

– Много чаю, – извиняющимся тоном сказала тётушка Мэдди.

– Огромное спасибо, тётя Мэдди, ты всё сделала великолепно! Вы все всё сделали великолепно! – Я ещё раз взлохматила Нику волосы.

Тётушка Мэдди засмеялась.

– Я ведь охотно помогаю! Я уже сказала Вайолет, что наша завтрашняя встреча пройдёт в твоей комнате.

– Тётушка Мэдди! Ты ведь не рассказала Вайолет о хронографе? – воскликнул Ник.

Вайолет Пэплплам была для тётушки Мэдди примерно тем же, чем была для меня Лесли.

– Естественно, нет! – Тётушка Мэдди возмущённо посмотрела на него. – Я ведь поклялась своей жизнью! Я ей сказала, что здесь, наверху, лучше свет для работы и что нам не будет мешать Ариста. Правда, одно из твоих окон закрыто неплотно, откуда-то тянет, я весь день чувствовала дуновение холодного воздуха.

Херемиус сделал виноватое лицо.

– Я не специально, – сказал он. – Книга больно интересная.

Я подумала о предстоящей ночи.

– Тётя Мэдди, кто, собственно, жил в моей комнате в ноябре 1993 года?

Тётушка Мэдди в задумчивости наморщила лоб.

– В 1993 году? Дай подумать. Маргарет Тэтчер была ещё премьер-министром? Тогда это... ах, как это её звали?

– Ц-ц-ц! Всё перепутала, бедная старушка! – сказал Хемериус. – Спроси лучше меня! В 1993 году в кино вышел "День сурка" – я его смотрел четырнадцать раз. Кроме того, в том году стало известно о связи принца Чарлза и Камиллы Паркер-Боулз, а премьер-министром был...

– Это, собственно, не важно, – перебила я его. – Я просто хотела знать, могу ли я безопасно прыгнуть отсюда в 1993 год. – Я подозревала, что Шарлотта раздобыла себе чёрное кимоно и постоянно караулит в коридоре. – В этой комнате жил кто-то или нет, тётя Мэдди?

– Лланфэйрпвллг-вуайнгиллгогеруай-чуаймдробвлллллэн-тисилио-гогогох, – вскричала тётушка Мэдди, и мы ошеломлённо уставились на неё.

– Теперь она точно свихнулась, – сказал Хемериус. – Мне это бросилось в глаза ещё сегодня днём, когда она во время чтения постоянно смеялась невпопад.

– Лланфэйрпвллг-вуайнгиллгогеруай-чуаймдробвлллллэн-тисилио-гогогох, – повторила тётушка Мэдди, счастливо улыбаясь и запихивая в рот леденец. – Так назывался город в Уэльсе, откуда была родом наша домработница. И пускай теперь кто-нибудь скажет, что у меня плохая память.

– Тётушка Мэдди, я только хотела знать...

– Да-да-да. Домработницу звали Гладиола Лэнгдон, и она в начале девяностых жила в комнате твоей мамы, – перебила меня тётушка Мэдди. – Ты удивлена, да? Потому что у твоей тётушки, вопреки распространённому мнению, великолепно функционирующий мозг! Остальные комнаты здесь, наверху, в те годы лишь периодически использовались как гостевые, а в остальное время пустовали. А Гладиола довольно плохо слышала. То есть ты можешь безо всяких сомнений забраться в свою машину времени и выбраться из неё в 1993 году. Гладиола Лэнгдон – её яблочный пай мы никогда не забудем. Бедняжка и не представляла, что надо вынимать семечки.

Мама испытывала угрызения совести по поводу моего якобы гриппа. Фальк де Вильерс лично позвонил ей после обеда и передал рекомендации доктора Уайта насчёт постельного режима и обильного тёплого питья. Она раз сто повторила, как ей жаль, что она меня не послушала, и собственноручно выжала для меня три лимона. Потом она полчаса просидела у моей постели, чтобы быть уверенной, что я всё выпила. Так как я чересчур убедительно клацала зубами, она подоткнула вокруг меня ещё два одеяла и положила к моим ногам грелку.

– Я – кукушкина мать, – сказала она и погладила меня по голове. – А ведь тебе сейчас и так нелегко.

Да, тут она была права. И не только потому, что я себя чувствовала, как в парилке, а на моём животе можно было жарить яичницу. На пару секунд я рискнула погрузиться в чувство жалости к себе.

– Никакая ты не кукушка, мама, – всё же возразила я ей.

Мама выглядела ещё более озабоченной, если это было возможно.

– Я очень надеюсь, что они не заставляют тебя делать ничего опасного, эти одержимые любители тайн.

Я быстренько выпила четыре глотка горячего лимонного сока. Как всегда, я колебалась, а не посвятить ли мне маму во всё. Мне было неприятно лгать ей или утаивать от неё важные вещи. Но мне не хотелось, чтобы она из-за меня беспокоилась или ругалась со Стражами. Кроме того, она была бы, наверное, не в восторге, если бы узнала, что я держу в доме украденный хронограф и предпринимаю собственные перемещения во времени.

– Фальк заверил меня, что ты всё время сидишь в подвале и делаешь домашние задания, – сказала она. – И мне надо беспокоиться единственно о том, что ты видишь слишком мало дневного света.

Секунду я колебалась, а затем криво улыбнулась ей.

– Он прав. Там темно и ужасно скучно.

– Тогда ладно. Мне бы не хотелось, чтобы с тобой случилось то, что тогда с Люси.

– Мама – а что тогда действительно случилось? – За последние две недели я уже не раз задавала этот вопрос, но ни разу не получила удовлетворительного ответа.

– Ну ты же знаешь. – Мама снова погладила меня. – О моя бедная девочка! Ты буквально пылаешь от жара.

Я мягко отвела её руку. Насчёт пылания она была права. Насчёт жара – нет.

– Мама, я действительно хочу знать, что тогда произошло, – сказала я.

Она секунду колебалась, а затем снова рассказала мне то, что я давно знала: Люси и Пол считали, что круг крови не должен замкнуться, они украли хронограф и скрылись вместе с ним, так как Стражи не разделяли их взглядов.

– И поскольку было просто невозможно выбраться из сетей Стражей – у которых наверняка были свои люди в Скотланд Ярде и в Тайной Службе, – Люси и Полу не оставалось ничего другого, как прыгнуть в прошлое вместе с хронографом, – продолжила я вместо неё, незаметно приподнимая ногой одеяло, чтобы хоть чуть-чуть охладиться. – Ты только не знаешь, в какой год.

– Да, это так. Поверь, им было нелегко оставить здесь всё. – У мамы был такой вид, как будто она борется со слезами.

– Да, но почему они считали, что круг крови не должен замкнуться? – Боже, как мне жарко! И зачем я только заявила, что у меня озноб?

Мама смотрела мимо меня в пустоту.

– Я только знаю, что они не доверяли намерениям графа Сен Жермена и были уверены, что тайна Стражей основана на лжи. Сегодня мне самой жаль, что я не хотела знать больше... но Люси, я думаю, считала, что так и надо. Они не хотели подвергать меня опасности.

– Стражи считают, что тайна круга крови – это своего рода чудо-средство. Лекарство, вылечивающее все болезни человечества, – сказала я и увидела по маминому лицу, что это информация для неё не нова. – Почему Люси и Пол хотели воспрепятствовать обретению этого чудо-средства? Почему они были против?

– Потому что... цена этого казалась им слишком высокой. – Эти слова мама прошептала. В уголке её глаза показалась слеза и покатилась по щеке. Она быстро вытерла её тыльной стороной ладони и поднялась. – Попробуй немного поспать, моя дорогая, – сказала она своим обычным голосом. – Ты скоро согреешься. Сон всегда самое лучшее лекарство.

– Спокойной ночи, мама. – При других обстоятельствах я бы точно забросала её вопросами, но сейчас я не могла дождаться, когда закроется дверь моей комнаты. С облегчением я отбросила одеяла и так резко рванула фрамугу окна, что спугнула двух голубей (или призраков голубей?), уютно устроившихся на карнизе на ночь. Когда Хемериус вернулся с контрольного облёта дома, я уже поменяла пропитанную потом пижаму на свежую.

– Все лежат в постелях, и Шарлотта тоже, но она таращится в потолок и делает упражнения на растяжку икр, – доложил Хемериус. – Ух, ты выглядишь, как омар.

– Я и чувствую себя так же. – Со вздохом я закрыла дверь на задвижку. Никто, и прежде всего Шарлотта, не должен входить в мою комнату, пока я отсутствую. Что бы она ни собиралась делать со своими растянутыми икрами – сюда она не должна войти ни в коем случае.

Я открыла стенной шкаф и глубоко вздохнула. Было очень тяжело проползти сквозь дырку и забраться во внутренности крокодилу, в чьём животе находился укутанный в холстину хронограф. Моя свежая пижама приобрела при этом грязно-серый оттенок и оказалась увешанной многочисленными обрывками паутины. До чего противно.

– У тебя тут... одна мелочь, – сказал Хемериус, когда я с хронографом подмышкой выползла из шкафа. Он показал на мою грудную клетку. Мелочь оказалась пауком размером с Каролинину ладонь (ну, во всяком случае, примерно). Только предельным усилием воли я подавила крик, который разбудил бы не только жильцов нашего дома, но и весь квартал. Паук, которого я стряхнула, быстренько уполз под мою кровать (ну разве не ужасно, что так быстро можно бегать на восьми ногах?).

– Ой, ой, – повторяла я на все лады ещё примерно минуту. Меня всё ещё трясло от отвращения, когда я начала настраивать хронограф.

– Да не трясись ты так, – сказал Хемериус. – Есть пауки крупнее этого раз в двадцать.

– Где? На планете Ромулус? Хорошо, пусть будет так. – В шкафу я водрузила хронограф на ларец, опустилась на колени и всунула палец в отверстие под рубином. – Через полтора часа я вернусь. А ты, будь добр, карауль тарантула. – Я помахала Хемериусу Никовым фонариком и глубоко вдохнула.

Херемиус драматическим жестом положил себе лапу на грудь.

– Как! хочешь ты уйти? Но далеко еще до дня...

– Ах, заткнись, Джульетта, – сказала я, прижимая палец к игле.

Когда я следующий раз вдохнула, во рту у меня оказалась фланель. Я быстренько выплюнула её и включила фонарик. Это был банный халат, висевший прямо перед моим носом. Стенной шкаф был буквально забит одеждой, она висела двумя рядами, и мне понадобилось время, чтобы выпрямиться среди этого склада.

– Ты слышал? – спросил женский голос за пределами шкафа.

О нет. Только не это.

– Что такое, дорогая? – Это был мужской голос. Он звучал очень, очень робко.

От ужаса я не могла пошевелиться.

– В шкафу свет, – угрожающе заявил женский голос, который звучал абсолютно не робко. Точнее говоря, он звучал как у моей тёти Гленды.

Вот дерьмо! Я выключила фонарик и стала пятиться назад, ко второму ряду одежды, пока не упёрлась спиной в стенку шкафа.

– Может быть...

– Нет, Чарльз! – Голос стал ещё более повелительным. – Я не сумасшедшая, если это то, что ты хотел сказать.

– Но я...

– В шкафу был свет, и ты сейчас встанешь и посмотришь. Иначе тебе придётся спать в швейной комнате. – Шипение Шарлотта унаследовала совершенно точно от Гленды. – Нет – подожди! Так не пойдёт! Если миссис Лэнгдон тебя там увидит, мама будет спрашивать, нет ли у нас кризиса брака, а это самое последнее, чего я хочу, потому что у меня нету никакого кризиса, у меня нету, даже если ты женился на мне только из-за того, что твоему отцу был нужен титул.

– Но Гленда...

– Не надо мне тут ничего изображать! Леди Пресдемер рассказала мне недавно… – и тётя Гленда продолжала кидать в пространство – или, точнее, в своего несчастного супруга – бесконечные злобные выпады, совершенно забыв при этом про свет в шкафу. К сожалению, она также забыла, что уже глубокая ночь, и продолжала ругаться в том же духе никак не менее двух часов подряд (по ощущениям). Чарльз время от времени издавал робкий писк. Неудивительно, что они развелись. Правда, возникал вопрос, как им удалось произвести на свет милую маленькую Шарлотту.

В какой-то момент Гленда наконец упрекнула своего мужа в том, что он лишает её заслуженного сна, затем заскрипели пружины, а несколькими минутами позже раздался храп. Ну да, некоторым от бессонницы помогает молоко и мёд, но для тёти Гленды дело обстояло, видимо, иначе.

Проклиная тётушку Мэдди и её феноменальную память, я подождала для надёжности ещё полчаса и затем осторожно открыла дверцу шкафа. Я, в конце концов, не собиралась растрачивать своё время в этом чулане, ведь дедушка, наверное, уже с ума сходил от беспокойства. В комнате было немного светлее, чем в шкафу, во всяком случае, мне вполне хватило освещения, чтобы различить контуры мебели и ни на что не наткнуться.

Так тихо, как только могла, я прокралась к двери и нажала на ручку. В тот же самый миг вскочила тётя Гленда:

– Там кто-то есть! Чарльз!

Я не стала дожидаться, пока проснётся несчастный Чарльз или загорится свет, а рванула дверь и побежала со всей возможной скоростью по коридору и по лестнице вниз, далее по коридору третьего этажа и опять вниз, не обращая внимания на скрипящие ступени. Куда я бежала, я и сама не знала, но у меня было странное чувство дежа-вю – разве со мной это уже не происходило?

На втором этаже я врезалась в фигуру, которая – после секунды ужаса – оказалась моим дедом. Он молча ухватил меня за плечи и увёл в библиотеку.

– Что за грохот ты устроила? – шёпотом спросил он, закрыв за нами дверь. – И почему ты так поздно? Я оттоптал себе все ноги перед портретом прапрадедушки Хью и уже думал, что с тобой что-то случилось!

– Да, вот именно. Из-за тётушки Мэдди я переместилась прямо в спальню тёти Гленды, – выдохнула я, переводя дыхание. – Боюсь, что она меня увидела. Может быть, в эту самую минуту она звонит в полицию.

Увидев Люкаса, я испытала шок. Он снова выглядел как дедушка, которого я знала маленькой девочкой, а молодого Люкаса с напомаженной причёской я едва могла вспомнить. Хотя это было глупо, на глаза у меня навернулись слёзы.

Дед этого не заметил. Он прислушивался к звукам за дверью.

– Подожди, я пойду посмотрю. – Он быстро повернулся ко мне и улыбнулся. – Вон там есть сандвичи – на всякий случай. И если кто-нибудь войдёт…

– …то я – твоя кузина Хэйзел, – закончила я.

– То тебе лучше всего спрятаться! Вон туда, под письменный стол.

Но это было не нужно, Люкас быстро вернулся. Я использовала это время, чтобы выровнять дыхание, съесть сандвич и подсчитать, сколько минут осталось у меня до обратного прыжка.

– Не беспокойся, – сказал Люкас. – Она сейчас как раз упрекает Чарльза в том, что он виноват в её кошмарах, которые начались у неё после свадьбы. – Он покачал головой. – Невозможно поверить, что единственный наследник гостиничной династии позволяет так с собой обращаться! Ладно, забудем о Гленде. – Он улыбнулся. – Дай на тебя посмотреть, внучка. Точно такая же, какой я тебя помню, может быть, немного красивее. Что случилось с твоей пижамой? Ты выглядишь, как трубочист.

Я отмахнулась.

– Было не так легко попасть сюда. В 2011 году я не могла тащить хронограф через весь дом, потому что у Шарлотты возникли подозрения, и она следит за мной, как рысь. Может быть, в эту самую минуту она собирается взломать дверь моей спальни, меня бы это не удивило. А сейчас у меня почти не осталось времени, я целую вечность проторчала наверху в стенном шкафу. – Я сердито поцокала языком. – И если я не прыгну назад в свою комнату, то я сама себя заперла снаружи – грандиозно! – Я со стоном опустилась в кресло. – Как неудачно! Нам надо ещё раз условиться – причём перед этим чёртовым балом. Я предлагаю, чтобы мы встретились на крыше! Я думаю, что это единственное место во всём доме, где нам не помешают. Тебя устроит завтра в полночь? Или тебе будет сложно незаметно пробраться на крышу? Хемериус сказал, что есть путь через камин, но я не знаю…

– Момент, момент, момент, – сказал мой дедушка, улыбаясь. – У меня, в конце концов, была парочка лет для раздумий, и поэтому я кое-что подготовил. – Он показал на стол, где рядом с тарелкой сандвичей лежала книга – довольно-таки пухлый том.

– "Анна Каренина"?

Люкас кивнул.

– Открой её!

– Ты спрятал там код? – догадалась я. – Как в "Зелёном всаднике"?

Ну не может быть! Люкас тридцать семь лет занимался тем, что составлял для меня загадку? Наверное, мне придётся целый день считать буквы.

– Знаешь, было бы лучше, если бы ты просто рассказал мне, что там написано. Ещё пара минут у нас есть.

– Не делай поспешных выводов. Прочти первое предложение, – сказал мне дед.

Я открыла книгу на первой главе.

– «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Кхм… да. Очень красиво. И так мудро. Но…

– Книга выглядит совершенно нормально, верно? – Люкас сиял. – Но это особый экземпляр! Первые четыре сотни и последние четыре сотни страниц – это Толстой, как и две сотни страниц в середине, но остальные написаны мной для тебя – тем же самым шрифтом. Прекрасная маскировка! Ты найдёшь там всю информацию, которую мне удалось раздобыть за тридцать семь лет, хотя я до сих пор не знаю, что послужит конкретным поводом для бегства Люси и Пола с хронографом. – Он взял у меня из рук книгу и провёл пальцами по её страницам. – У нас есть доказательства того, что граф с самого начала утаивал от Стражей важную информацию – предсказания, из которых следует, что философский камень – это вовсе не то, во что он хотел заставить всех верить.

– А что?

– Мы ещё не вполне уверены, мы работаем над тем, чтобы получить эти бумаги в свою собственность. – Дед почесал себе голову. – Послушай, я, естественно, много думал, и мне пришло в голову, что в 2011 году меня уже не будет в живых. Скорей всего, я умру прежде, чем ты станешь достаточно взрослой для того, чтобы я тебя во всё посвятил.

Я не знала, что сказать, смогла только кивнуть в ответ.

Мой дедушка улыбнулся своей чудесной дедушкиной улыбкой, при которой всё его лицо лучилось складками.

– В этом нет ничего плохого, Гвен. Уверяю тебя: даже если бы мне пришлось умереть сегодня, я бы не опечалился – у меня была классная жизнь. – Складки на его лице ещё углубились. – Мне только жаль, что я больше не смогу помочь тебе в твоём времени.

Я снова кивнула, тяжело борясь со слезами.

– Ах, да ладно, маленький Ворон. Ведь кому, как не тебе, знать, что смерть – это часть жизни. – Люкас похлопал меня по руке. – Правда, было бы неплохо, если бы после смерти я остался в этом доме в качестве призрака. Тебе действительно не помешала бы некоторая поддержка.

– Да, было бы хорошо, – прошептала я. – И в то же время ужасно. – Призраки, которых я знала, не были особенно счастливы. Я была убеждена, что им было бы лучше в другом месте. Никто из них не хотел быть призраком. Большинство из них даже не верило, что они умерли. Нет, это было хорошо, что дедушка к ним не принадлежал.

– Когда ты возвращаешься? – спросил он.

Я посмотрела на настенные часы. Боже, как быстро идёт время!

– Через девять минут. И мне надо элапсировать из спальни тёти Гленды, поскольку в моём времени я заперла эту комнату изнутри.

– Мы можем попробовать просто всунуть тебя туда на пару секунд раньше, – сказал Люкас. – Ты исчезнешь, прежде чем они вообще поймут…

В этот момент в дверь постучали.

– Люкас, ты здесь?

– Прячься! – прошипел Люкас, но я уже успела среагировать. В рискованном прыжке я нырнула под письменный стол, успев спрятаться до того, как дверь открылась и вошла леди Ариста. Я могла видеть лишь её ноги и подол халата, но голос принадлежал несомненно ей.

– Что ты делаешь среди ночи тут, внизу? И что это, сандвичи с тунцом? Ты же знаешь, что сказал доктор Уайт. – Она с глубоким вздохом опустилась в кресло, которое я перед тем нагрела. Сейчас она была видна до плеч, и было заметно, что она сидит, как всегда, абсолютно прямо. Сможет ли она увидеть меня, если повернёт голову?

Она поцокала языком.

– Ко мне только что приходил Чарльз. Он утверждает, что Гленда угрожала ему побоями.

– Ой, – сказал Люкас хладнокровно. – Бедный парень. Что ты сделала?

– Я налила ему виски, – ответила моя бабушка и захихикала.

Я задержала дыхание. Моя бабушка хихикает? Меня всегда удивляло, когда она смеялась, но хихиканье шло по совершенно другому разряду. Это было так, как будто оперу Вагнера играют на флейте.

– А потом он разрыдался! – презрительно сказала бабушка. Это звучало опять похоже на леди Аристу. – После чего уже мне пришлось выпить стаканчик виски.

– Это моя девочка. – Я услышала, что мой дед улыбается, и у меня внезапно потеплело на сердце. Они оба выглядели абсолютно счастливыми друг с другом (во всяком случае, ниже линии шеи). Только сейчас я поняла, что я, собственно, не имею никакого представления об их браке.

– Пришло время наконец освободить дом от Гленды и Чарльза, – сказала леди Ариста. – Может ли быть, что нашим детям не особенно везёт при выборе партнёра? Жена Гарри Дженни ужасно скучная, Чарльз – слабак, а Николас нашей Грейс беден, как церковная мышь.

– Но она с ним счастлива, и это главное.

Леди Ариста поднялась.

– Да, на Николаса я жалуюсь меньше всего. Было бы гораздо хуже, если бы Грейс связалась с этим неописуемым честолюбцем де Вильерсом. – Я увидела, что её передёрнуло. – Они все такие ужасно надменные, эти де Вильерсы. Я надеюсь, что Люси ещё сможет одуматься.

– Я думаю, что Пол немного выбивается из общего ряда. – Дедушка усмехнулся. – Он приятный парень.

– Я не уверена – яблочко от яблони недалеко падает. Ты уже собираешься наверх, в спальню?

– Я думал ещё немного почитать...

Да, и немного поболтать с внучкой из будущего, если можно. Потому что моё время уходило. Отсюда я не могла видеть часы, но я слышала, как они тикают. И к тому же – или мне показалось, или у меня опять начало крутить в животе?

– "Анна Каренина"? Такая меланхоличная книга, не правда ли, мой дорогой? – Я увидела, как стройные руки моей бабушки взяли книгу и открыли её наугад. Похоже, что Люкас, как и я, задержал дыхание. "Можно ли объяснить другим, что ты чувствуешь?". Ах, наверное, мне бы стоило тоже перечитать её. Правда, в очках.

– Сначала я её прочту, – веско сказал мой дед.

– Но не сегодня ночью. – Она снова положила книгу на стол и наклонилась к Люкасу. Я не могла видеть точно, но было такое впечатление, что они обнимаются.

– Я приду через пару минут, моя сладкая, – сказал Люкас, но лучше бы он этого не делал. При слове "сладкая" (Алло? Он говорил с леди Аристой!) я вздрогнула, причём так, что моя голова стукнулась о столешницу.

– Что это было? – строго спросила моя бабушка.

– Что ты имеешь ввиду? – Я увидела, что Люкас смахнул со стола "Анну Каренину".

– Этот звук!

– Я ничего не слышал, – сказал Люкас, но он не мог воспрепятствовать тому, что леди Ариста повернулась ко мне. Я прямо чувствовала, что её глаза недоверчиво сужаются.

А что теперь?

Люкас откашлялся и отшвырнул книгу ногой. Она по паркету проехалась в мою сторону и остановилась в полуметре от стола. Леди Ариста сделала шаг ко мне, и мой желудок сжался.

– Но ведь это... – пробормотала леди Ариста.

– Сейчас или никогда, – произнёс Люкас, и я поняла, что он это мне. Отчаянным движением я выбросила вперёд руку, схватила книгу и прижала её к груди. Моя бабушка издала удивлённый вскрик. Но до того, как она нагнулась и заглянула под стол, я переместилась – её расшитые домашние туфли расплылись перед моим глазами.

Вернувшись в 2011 год, я с колотящимся сердцем выбралась из-под стола и возблагодарила Бога за то, что с 1993 года он не был сдвинут ни на один сантиметр. Бедная леди Ариста – после того как она увидела, как у стола вырастают руки и хватают книгу, ей, вероятно, понадобился ещё один стаканчик виски.

Мне же была нужна только моя постель. Когда на третьем этаже путь мне преградила Шарлотта, я даже не испугалась – как будто моё сердце решило, что на сегодня ему хватит волнений.

– Я слышала, что ты тяжело заболела и должна оставаться в постели. – Она включила фонарик и ослепила меня ярким светом. При этом я сообразила, что я оставила Ников фонарик в 1993 году. Наверное, в стенном шкафу.

– Вот именно. Очевидно, ты меня заразила, – ответила я. – Похоже, при этой болезни не спится ночью. Я прихватила себе чтение. А что делаешь ты? Немного тренируешься?

– Почему нет? – Шарлотта шагнула ко мне и посветила фонариком на книгу. – "Анна Каренина"? Не сложновато ли для тебя?

– Ты считаешь? Тогда давай поменяемся. Я дам тебе "Анну Каренину", а ты одолжишь мне "В тени холма вампиров".

Шарлотта секунды три удивлённо молчала. Потом она снова ослепила меня холодным светом фонарика.

– Покажи мне, что находится в этом ларце, и тогда я, возможно, смогу тебе помочь, Гвенни. Избежать наихудшего... – О, она умела говорить совсем иначе, мягко и доверительно, почти заботливо.

Я, втянув живот, протиснулась мимо неё.

– Забудь об этом, Шарлотта. И держись подальше от моей комнаты, ясно?

– Если я верно понимаю ситуацию, то ты на самом деле намного глупее, чем я думала. – Её голос снова звучал как обычно. Хотя я боялась, что она задержит меня и – по меньшей мере – раздробит мне голень, она дала мне уйти. Лишь свет её фонарика преследовал меня ещё какое-то время.

Невозможно остановить время,

но ради любви оно иногда останавливается.

(Перл С. Бак).