Затмение Сердца

Глава 9 Двадцать часов до Затмения — тюремный корпус: точное местоположение неизвестно

То теряя сознание, то вновь приходя в себя после жутких видений, узница желала лишь одного — чтобы можно было хоть как-то пропустить этот зацикленный во времени момент. Да что уж там — вся ее жизнь, являясь одним сплошным испытанием и мучением, представлялась ей не более чем проклятием или в лучшем случае чьей-то злой шуткой. Но даже так это было все равно лучше, чем просто утилитарная польза от ее бытия в качестве чьей-то еды. Было нестерпимо больно осознавать, что все ее эмоции и жизненный опыт были не более чем взращенной пищей для создания, чей облик путница могла представить за неимением подходящих критериев лишь как ненасытный хобот-воронку, трансформирующийся в длинный алый язык, жадно и неотвратимо поглощающий как все, что ей было дорого, так и саму ее без остатка.

В то же самое время в мире физическом все было тоже вовсе не радужно: металлическая шконка, на которой лежала девушка, казалось, прорастала каким-то неведомым образом прямо в тело девушки, заставляя каждую косточку ныть от боли вследствие побоев. Эти страдания смешивались с нечеловеческим дискомфортом, когда казалось, что любая поза, которую узница старалась принять, причиняла еще больше боли. Ощущалось все это так, будто бы какой-то невидимый демон держал в своих руках саму ее душу и бесконечно терзал ее, не отпуская до конца и в царство сна и, в то же самое время целиком и полностью лишая ее сил в бодрствовании. И все только лишь ради того, чтобы она не была в состоянии хоть как-нибудь улучшить свое положение.

Более того, теперь было очевидно, что это сам мир был настроен против нее, поскольку объективно не было никакой иной внешней силы, которая могла бы вырвать ее из этого безусловного ада с бесконечно повторяющимися пытками и болью, и никто не мог ей помочь, потому что ее жизнь ничего не стоила.

Казалось, некий извращенный интерес она представляла собой лишь для тех кошмарных видений, которые одно за другим продолжали посещать ее. В каких-то она тонула в ледяной воде и не была способна даже вздохнуть, в то время как ее сознание высасывали как какой-то коктейль через невидимую трубочку. В других ее, напротив, бросало в такой жар, что она готова была отдать что угодно за глоток воды. Возможно, именно общая обезвоженность и вызывала все эти реакции мозга, которые в той или иной степени относились к ее угнетаемому во всех смыслах уму.

Самым страшным являлось то, что ее сознание будто бы уже начало привыкать ко всему этому ужасу, что ее окружал. Поэтому все то, что происходило с ней до этого заключения, будь то хорошее или плохое, теперь больше представляло собой не более чем насмешливое наваждение, которое без следа рассеивалось при первом пробуждении в этих давящих холодных стенах. Думать и даже просто вспоминать об этом было не то, чтобы даже больно для путешественницы, но скорее, и это было даже еще страшнее, бессмысленно, поскольку она уже бесконечное количество времени была отрезана от внешнего мира. Что еще хуже — она знала, что больше никогда не увидит улыбающегося лица, потому что она больше никогда не будет свободной.

Она своими руками погубила близкого ей человека. Безусловно, ее вынудили так поступить, однако этим она все равно никак не могла себя оправдать, поскольку чувствовала, что что-то в ней в этот момент умерло. И она уже не боялась того, когда весь их корпус отправят за Горизонт. И хотя номинально после этой так называемой командировки она, даже несмотря на свое происхождение, мгновенно получала помилование, узница прекрасно понимала, что оттуда уже не возвращаются. Смерть пугала ее так сильно, что она поклялась самой себе перенести любые пытки, лишь бы сохранить свою жизнь, свой человеческий облик, однако, похоже, переоценила себя и не только сдалась сама, но и подвела любимого человека.

Еще хуже ей становилось, когда она представляла уже свою подругу в роли палача. И в итоге так лишены человечности окажутся все. И страх перед смертью уже не будет так сильно властвовать над ними. Так что и за Горизонтом окажутся в итоге поголовно все. В каком-то извращенном смысле все эти бесчеловечные пыточные практики выступали чем-то вроде анестезии, которую некие злобные врачи давали своим подопытным крысам прежде начать свои опыты.

Эта метаморфоза произошла так быстро и возымела такой эффект на заключенную, что она не только сдалась окончательно, но и даже несколько расслабилась, позволив металлическому орудию пыток, что заменяла ей кровать, без всяких ограничений впиться в ее тело. Пленница уже не чувствовала ничего, ведь она прекрасно осознавала, что освобождение, пусть и в форме физической гибели, уже близко, а потому боль отступил. Организм будто бы окончательно смирился с окружающими его условиями, поскольку более не было смысла пытаться хоть как-то сберечь здоровье. Оно в любом случае перестанет существовать как отдельная категория вместе с гибелью всего организма.

Появилась даже небольшая надежда на то, что ей вот-вот удастся немного поспать перед наступлением неизбежности, однако всю камеру вновь тряхнуло, и путнице стало страшно, что ее снова будут мучить кошмары о выпивающих ее душу демонах. И действительно видения пришли. Однако выглядели они еще куда более реалистичными, чем все то, чему она была свидетелем до этого в своей жизни. Даже реальнее, чем ее муки на протяжении последних месяцев. Прежде чем потолок камеры лопнул, путницу посетила небольшая спасительная мысль, заключающаяся в том, что она была не единственной сходящей с ума в этой Богиней забытой реальности.