Затмение Сердца

Глава 40 Пятьдесят пять минут до Затмения — остров Крови

Благодаря напитку охотников, который все еще подогревал его эпилептическую симптоматику, которую не мог сдержать отключенный от серверов чип в мозгу, Симон вновь совершил скачок во времени, где стал свидетелем следующей картины. Окровавленный Индра, который, судя по всему, уже успел с кем-то вступить в бой, прежде чем оказаться тут, начал незаметно для своего противника собирать сгустки крови, что сочились из его резаных ран по всему телу своей силой воли. Он только делал вид, что хочет отомстить за любимую Шанти и уничтожить предательницу Лилу, чтобы в удобный момент, развернувшись, заставить копье вибрировать от поступающего напряжения всего его тела. Испаряющаяся кровь Индры обратилась в чистое электричество, заставившее все его копье целиком стать самой настоящей молнией, которую он безошибочно метнул в сторону своего настоящего врага.

Вся боль и ярость не только его, но и самого Симона и Лилы, чьи умы были до сих пор синхронизированы, казалось, воплотились в этом сверкнувшем во тьме подходящей ко концу ночи орудии правосудия. Оно безошибочно пронзило насквозь Симона Реггса. За одно краткое мгновение он был намертво пригвожден Индрой к земле. Пораженное этим страшным ударом, тело врага не двигалось, лишь испуская из своего тела черный дым от горящей плоти.

— Па… па… — дрожащим голосом проговорил Сима, еще мгновение назад сжигаемый ненавистью, а сейчас же испытывающий скорбь от осознания того, что его единственный по-настоящему родной человек был мертв.

Даже несмотря на то, что в его уме до сих пор были живы страшные образы, в которых был повинен в том числе и его приемный отец, Симон тем не менее ощущал, что никогда в его жизни ему еще не было так страшно за другого человека. И даже несмотря на закрытость его отца и на то, что Симон сам, как оказалось, практически ничего не знал об истинной натуре этого человека, он хотел было уже броситься к нему, чтобы хоть как-то помочь, но его опередила автоматная очередь, которая в буквальном смысле вспахала все пространство вокруг тела его отца. В довершении в сторону поверженного алого командира полетели гранаты, что, разорвавшись, на несколько мгновений оглушили Симона, которого уже пыталась привести в чувство госпожа Флауэрс. Она при этом старалась одной рукой удержать пытающегося вырваться утконоса, которого, по всей видимости, профессор просто не смогла оставить одного в этих полных смертельных опасностей джунглях.

Будто бы в ответ на это размышление зеленые заросли, что сковывали терминал, буквально завопили от ярости тысячами чудовищных голосов, которые заставили даже гигантского черного ящера Индры закрутиться вокруг себя в поисках источника опасности. Глядя снизу вверх на госпожу Флауэрс, которая до сих пор так и не ответила на ключевые вопросы, что его мучили все это время, Симон тем не менее не смог не выдать своих истинных чувств: «А где? Где Кейт?»

Госпожа Флауэрс посмотрела на Симона, который только теперь заметил, что ее лицо все было в крови. Она лишь молчала какое-то время, а затем попыталась помочь Симону подняться: «Вставай, идем, идем…»

Симон вновь перевел взгляд на дым от гранат, который начал рассеиваться после того, как в сторону его отца полетела автоматная очередь. Запрокинув голову, он увидел одноглазого солдата, который шел, не сбавляя шага по направлению к тому месту, где, как предполагалось, могли еще находиться предполагаемые останки его отца, продолжая стрелять без остановки. Когда дистанция между ними сократилась буквально до нескольких метров, из разных уголков джунглей вверх взмыли гигантские черные змеи, что обрушились на площадку перед аэростатом прямиком на алого солдата. Тот смог в последний момент уклониться, но затем все равно был отброшен на десяток метров назад вырвавшимися уже из-под земли тварями по направлению к Лиле и прижимающего ее к себе Индре.

Симон ощущал, как дрожит всем телом, осознавая полный сюрреализм происходящего, но при этом, что было еще более жутко, четко понимая, что все это он уже видел. «Но где? И когда?» — не успел додумать он, услыхав зловещее шуршание впереди. Переведя свой взгляд, он разглядел, что черные змеи представляли собой сплетенные вместе терновые ветви, которые подобно щупальцам тянулись по направлению к нему, слово движимые чей-то злой волей. Однако прежде чем они своими острыми шипами бы коснулись кого-либо из семи путников, включая утконоса Лилы и ящера охотника, Индра, полоснув себя ножом по рукам, пустил еще больше крови. Она начала светиться в пространстве, обретая форму наэлектризованных снежинок, что начали перепрыгивать с одной ячейки окружающей реальности на другую, образуя разрастающеюся лиловую молнию, которая выжгла практически на корню всю эту тянущуюся к ним терновую гидру. Не теряя времени, Индра уже оседлал своего ящера и через пожарище полыхающих черных шипов бросился на своего врага в лице отца Симона, который вряд ли бы мог пережить все то, что обрушилось на него, если бы он был обычным человеком.

Индра со своим питомцем, как и одноглазый солдат не смогли достигнуть своей цели, так как были сражены еще одной чудовищной силой, которую буквально исторгли из себя джунгли в виде гигантской массы фиолетовых мышц. Она при этом двигалась с невероятной для ее габаритов скоростью, нагнав Индру за мгновение до того, как тот успел среагировать на острые клыки, что впились как в его собственное, так и в тело ящера, заставив обоих громко завопить от боли.

Не веря своим собственным глазам, Симон наблюдал за тем, как десятиметрового черного ящера в буквальном смысле как перышко вверх поднимают сотни голодных пастей фиолетовой массы, которая подобно гротескной пиранье начала кромсать на кусочки как самого ящера, так и Индру, который, видимо, поняв, к чему все идет, начал светиться изнутри, решив добровольно разогнать свою кровь и стать живой бомбой, которая могла бы сразить напавшую на них тварь.

Симон же, не теряя ни мгновения, интуитивно бросился к уже попытавшейся встать захлебывающейся слезами Лиле и, буквально сбив ее с ног, прижал ее со всей силой к земле в самый последний момент, прежде чем останки Индры не достигли точки плавления. Все окрестности сотряс мощный взрыв, который пригнул, а то и вырвал с корнем ударной волной все близлежащие деревья.

Пытаясь прийти в себя, Симон, практически полностью парализованный, поднял голову, пытаясь оценить обстановку. Среди уцелевших путник смог разглядеть в окутавшем все вокруг дымке Лилу, что распростерлась в паре метров от него, а также одноглазого солдата чуть поодаль вместе с госпожой Флауэрс, чье лицо тщательно вылизывал, подобно верному псу, утконос Лилы.

С трудом приподнявшись на локтях, Симон обратил свой взгляд на привлекшие его внимание три красных точки в дыму, который начал рассеиваться, обнажая тем самым совершенно сюрреалистичную картину. Этот вид заставил Симона нервно рассмеяться, поскольку он будто бы прорвал ту невидимую плотину забвения, которая отделяла все то, что с ним происходило прямо сейчас, от того времени, когда он был свидетелем всей этой картины целых десять лет назад.

Сначала дым разогнали гигантские крылья, состоящие из темно-зеленых ветвей терновника, которые украшали алые цветы, что в буквальном смысле произрастали от оранжевой копны волос обнаженной Кейт, из чьего тела как из корня и исходили все шипастые ветви. Центром притяжения всего этого образа являлось красное сердце на ее высунутом языке.

Второй полярный центр притяжения заключался в регенерирующей саму себя ненасытной массе кровожадных пастей, которые также наподобие хвоста у павлинов расходились дугой в разные стороны из единой фиолетово-желтой точки чудовищного хищника, которым оказался Эдвард, на чьем точно таком же полностью обнаженном, как и у Кейт торсе красовалась алая метка, только теперь уже в районе живота.

И наконец, третий алый маячок, который просвечивал через рассеивающуюся дымку нашел свое место на потемневшей коже руки Симона Реггса-старшего, который был практически в полном порядке, если, конечно, не считать тех кроваво-красных ошметков и того откровенного тряпья, в которые превратился его дорогой костюм.

Смотря на этих трех самых настоящих бессмертных демонов из легенд, которые Симон знал, он ощутил, как сердце сжалось от ужаса, поскольку вживую все они выглядели гораздо более устрашающе, чем на визуализации чипа на лекциях и уж тем более страшнее, чем на картоне упаковки от его игрушки.