Затмение Сердца

Глава 28 Восемь часов до Затмения: точное местоположение неизвестно

Приходя понемногу в себя, узница поняла, что она позволила себе задремать без чьей-то команды впервые за долгое время со времен той самой пытки, что вновь ей приснилась. Безымянная прошла через самый настоящий ад, и несмотря на все то, что произошло с ней и с Шанти, она все равно жила верой. Верой в то, что ее рано или поздно, но спасут! И тот мальчик из ее видений все же существует и откроет ей ее настоящее имя. Но, видимо, она все это время просто обманывала себя, чтобы не сойти с ума. Ей просто нужно было во что-то верить, чтобы как-то оправдать то насилие, что совершалось с ней, и то, что она сама творила от невыносимой боли. Но все это тщетно. Борт с ней уже точно взлетел, и через несколько часов, а может, даже и минут, она не знала, откуда именно они совершают свой вылет, все будет кончено. Ее скинут как живую бомбу на ее родную землю. Она взорвется, и тогда уже точно для нее не останется ничего: ни острова, ни ее матери, ни Сии, ни Цоатля, ни Шанти, ни Богини, ни даже того, кого она ждала всю жизнь и который в итоге…

— Похоже, в итоге этот Реггс не соврал… Никто… А самое главное — Он действительно не придет…

— Это… Это же госпожа Флауэрс! — раздался голос, который разрезал гнетущую атмосферу молчащих, истерзанных полутрупов внутри бомбардировочного отсека аэростата.

— Что? Бронтозавр? Но как она… — не успел договорить второй голос, как послышалась ругань, возня и даже звуки борьбы.

— Эдди! Симон! Хватит! Нас могут услышать! — вклинился третий хриплый женский голосок.

Безымянная, насколько ей хватило сил и позволяла неудобная поза, в которой она висела, скосила взгляд в сторону посторонних звуков и сначала даже не поверила сама себе, подумав, что наверняка спит или бредит наяву: прямо здесь, на военном крейсере, «аэростате смертников», в боевом отсеке непосредственно перед бомбардировкой, помимо этих самых «живых бомб», включая и ее саму, присутствовали не просто стражники, но, судя по всему, что было уж совсем фантастически, обычные гражданские из Метрополии, которые к тому же устроили драку прямо посреди этого места, напитанного многолетней болью и безнадегой!

— Еще раз так ее назовешь! — процедил Симон, пытаясь не то задушить, не то не дать Эдварду самому задушить его.

— И что ты сделаешь⁈ Защекочешь меня до смерти⁈ Тем более ты сам ведь всегда давился смехом на парах как ненормальный, когда я так называл ее!

— Да я тебя!..

— Си… Мон… Это, и правда, ты?

— Госпожа Флауэрс! Что… Что с вами произошло?

— Долгая история… — откашлялась кровью преподавательница, заключенная в цепкие тески беспощадной машины.

— О, Богиня! — задрожал Симон, пытаясь изо всех сил разомкнуть механические приспособления, что подобно адскому кокону окутывали тело очередной пленницы этого корабля.

— Бесполезно, — слабо улыбнулась Флауэрс, — со мной уже все кончено, но вы, ребята… — подняв опухшее от гематом лицо, прошептала она, — вы еще можете выбраться из этого ада… И… Если уже говорить на чистоту, я так до конца и не верю, что вы все находитесь тут и это не мое разыгравшееся воображение.

— Нет, нет! Мы здесь! Мы! Да не стой же, Эд! Помоги мне! — Эдвард, до это стоявший в полном бездействии, совершил над собой усилие и, наконец, хотя бы попытался сделать вид, что старается освободить профессора их кафедры права и международных отношений. После нескольких неудачных попыток он все же сдался.

— Симон, это все бесполезно! Нужно найти другой способ ей помочь… — не успел договорить он, как во внутрь залитого алым огнем темного ангара пробился дневной свет, после чего жуткий гул заставил задрожать человеческие коконы, которых в этом помещении насчитывалось не меньше тысячи. Они висели минимум в десять рядов на пусковом шасси, которое вело к открывшемуся проходу, что все расширялось подобно тому, как чудовищная машина готова была изрыгнуть из себя на полном ходу свой груз, коим, судя по всему, являлись все присутствующие.

— Что? Что происходит? — дрожала не то от страха, не то от вибрации Кейт.

— Нужно уходить отсюда! Давай обратно к выходу! Уж не знаю почему, но тебя сегодня пропускают буквально везде!

— Я не могу бросить госпожу Флауэрс! — истерично воскликнул Симон. — Не могу бросить… Их всех!

— Ты и понятия не имеешь, что тут происходит и кто все эти люди!

— Да… Да! Я не имею ни малейшего представления, кто они! И куда мы направляемся! Но я уверен, что все эти люди тут оказались не по собственной воле!

— И что ты предлагаешь⁈ Освободить их всех? Да мы даже с бронтозаврихой не можем ничего сделать!

— Слушай, ты… — не успел договорить Симон, как металлическую поверхность корпуса под ними прорезала белая полоса вдоль всего периметра ангара, заставив троих пассажиров, как по команде, подпрыгнуть и схватиться каждый за одно из висящих тел. Первым был Эдвард, который вцепился в механические крюки над Флауэрс. Кейт, слегка замешкавшись, в итоге тоже зацепилась за находящийся впереди стальной крепеж, что обхватывал мужчину в алой форме стражей. Симон же, неуклюже подпрыгивая на все набирающей наклон поверхности импровизированного пола, в последний момент подпрыгнув, смог ухватиться за жгуты находящейся еще дальше фигуры-кокона. И как раз вовремя, поскольку буквально через пару секунд створки ангара снизу распахнулись до самого конца, оставив во всем мире для троих незадачливых путников надежную опору лишь в виде металлической конструкции, за которую они держались как за свою жизнь среди тысячи скованных чьей-то чужой волей тел, что безвольно ожидали своей участи, паря, казалось бы, в полной невесомости над облаками.

Симон ощутил, как горло его сдавило от недостатка кислорода, и он уже было ощутил панику из-за того, что задохнется, однако его охватил настоящий животный страх, когда линии, на которых были подвешены тела, стали опускаться, и, наконец, из горизонтального положения перешили практически в вертикальный режим.

— Эдди! Эдди! Помоги! Умоляю! — в истерике кричала Кейт, болтая ногами в воздухе. — Я сорвусь! Я точно сорвусь! Пожалуйста!

— Смотри на меня! Только не отводи взгляд! — пытался храбриться Эдвард, чувствуя, как и его мышцы были на пределы и что он готов был разжать хватку в любую секунду. — Симон! Это ты нас сюда завел! Сделай что-нибудь, твою мать! — срывая голос, кричал его друг, Симон был бы и рад помочь, однако, в то же самое время ощущал, что он вот-вот расплачется, потому что не понимал, что он может сделать в подобной ситуации. И тем не менее прекрасно осознавал, что ситуация, в которой они все оказались, целиком и полностью его вина:

— Но подождите-ка! Может, надежда еще есть? Пожа… Уэрс! — пытаясь преодолеть кислородное голодание, рвал из последних сил глотку Симон. — Та… Та шаманка… Это ведь ваша союзница⁈ Она ведь сейчас тоже на этом… этом корабле⁈ Вы можете с ней связаться, чтобы… — моментально замолк Симон, прочитав по взгляду своего учителя, что она и понятия не имеет, о чем тот толкует. Вместе с этим страшным ударом Симон ощутил толчок, потом еще один и еще. Преодолев свой страх, он посмотрел вниз и замер, будто бы парализованный, наблюдая за тем, как хитроумный механизм крепления каждого кокона приходит в движение, тем самым придавая ускорение своим отсекам, на полной скорости буквально скидывая по линии разгона одного невольника за другим.

До него самого оставалось всего три кокона, а через несколько секунд уже два, затем один. Симон и пикнуть не успел, как и его тело за короткое мгновение разогнал и выкинул с монорельса в открытое пространство механизм, придав достаточное ускорение для того, чтобы из его глаз брызнули слезы, а сам он чуть не задохнулся в полете.

Пылающий силуэт гигантского бомбардировщика вскоре скрылся в ночном мраке за пеленой облаков, оставив Симона один на один во всем мироздании с металлическим коконом, в который он вцепился так, будто бы тот каким-либо волшебным образом мог спасти его жизнь и не позволить разбиться насмерть при падении с многокилометровой высоты.

В какой-то момент Симону даже почудилось, что они вовсе и не падают, а зависли в одном положении, и это воздушные массы просто вздымаются вверх при том, что они оставались в статичном положении. Затем, однако, в этой идеалистической картине появилась трещина, когда снизу раздался сотрясающий все небо гром, после чего по пространству вокруг пошли лиловые отблески, которые окрашивали в пурпурный цвет мягкую вату облаков, что все больше и больше рассеивалась.

— О, Лила, Лила! Да что же это такое? — дрожал Симон всем телом, думая, что прямо сейчас они влетят на полном ходу в грозовую гряду.

— Как… — будто бы внутри головы Симона раздался чей-то хриплый голос, хотя в то же самое время как его уши закладывало от все нарастающего давления, — как ты меня назвал?

— А? — позабыв о смертоносных молниях, позволил себе удивиться Симон прежде, чем сильнейший воздушный поток ударил его в лицо, что в итоге заставило молодого человека от неожиданности выпустить из рук кокон в тот самый момент, когда они вылетели из облачной гряды.

Картина, что в этот миг открылась его взору, была будто бы взята из мифов о конце дней человеческих и всего живого.

Внизу под Симоном расстилался гигантский остров, который не имел никакого отношения к его родной Метрополии. Он был покрыт не сетью автострад и иглами небоскребов, но практически целиком состоял из джунглей, среди которых то тут, то там возвышались древние пирамиды. И не только они. Выше этих древних построек практически до самого неба вздымались пылающие столпы зеленого пламени, из которых и били лиловые молнии, что освещали собой ночной остров. Таких взрывов на земле сначала Симон насчитал всего пару штук, однако затем их стало уже с десяток. Потом двадцать, тридцать, дойдя в сумме до сотни. Вскоре вся земля внизу напоминала собой мягкую подушечку, истыканную этими адскими иглами. Сначала он подумал, что они вырастают прямо из земли, однако затем в поле его зрения попала вспышка примерно в километре справа от него прямо в воздухе, откуда тут же вниз сорвалось всепожирающее наэлектризованное ревущее пламя. Все еще не в состоянии до конца поверить в происходящее, Симон задрожал еще сильнее, когда мир будто бы решил окончательно добить психику Симона, нарисовав на горизонте стаю, как ему сначала показалось, птиц. Однако по мере приближения силуэты птичек превращались в гигантских пернатых чудовищ: настоящих гигантских оперенных ящеров с размахом крыльев не менее пары десятков метров, которые открыв свои хищные пасти, пытались атаковать стальные коконы, что падали с неба. На расстоянии примерно в несколько сотен метров впереди Симон заметил, как одна такая ящерица-переросток начала пикировать на группу из коконов, которые стали мерцать лиловым светом, и перед самой вспышкой, падающий в пустоту над чужой страной студент готов был поклясться, что увидел, как со спины одного из крылатых чудовищ спрыгнула фигура с длинным копьем, которым она старалась поразить злосчастный объект. Но было, судя по всему, уже поздно, поскольку и кокон, и «прыгуна», и ящера поглотила вспышка света уже на гораздо более близком к самому Симону расстоянии. Наблюдая за траекторией движения вырвавшегося пламени, Симон уже более подробно сумел рассмотреть, как огонь внизу сжигает и вздымает, как будто бы насилую, саму почву острова под ним, что с каждой секундой неумолимо приближалась.

— Я чувствую… — опять раздался неизвестный голос внутри черепушки Симона, — я чувствую их…

Когда голос затих, Симон увидел, как кокон, с которым он вылетел из облаков тоже начал светиться. Однако вместо того, чтобы попробовать как-то уйти в сторону от эпицентра взрыва, он инстинктивно стал пытаться, напротив, подобраться поближе. Сгруппировавшись, Симон подтянулся к кокону в то самое мгновение, когда металлические крепления начали уже плавиться от лилового света, что исходил изнутри заключенного в нем пленника. Вместе с ним загорелись, будто бы синхронизируясь, оставшиеся вокруг десятки, если не сотни коконов. Казалось, они готовы были уже рвануть, когда Симон, сам не зная, что на него нашло, со всем накопившемся за прошлые сутки отчаянием и болью завопил, не жалея своих связок, которые готовы были вот-вот лопнуть: «Стоооп!»

Симон уже было поверил, что все будет кончено в это мгновение и этот прилив адреналина поможет сделать его смерть от выброса пламени менее болезненной, однако свечение вокруг прекратилось, и даже его руку больше не жег адский огонь так, будто бы вокруг Симона вырос гигантский невидимый водный пузырь, что погасил рвущееся из самого ада зло. Воспользовавшись этим внезапным чудом, Симон посильнее прижался к фигуре, показавшейся из кокона, которая неслась неумолимо к дымящейся от пожаров поверхности.

— Это конец… Это точно конец… — повторял про себя Симон, чувствуя, как смерть все еще преследует его и буквально дышит ему в лицо.

— Кровь… Пусти мне кровь…

Симон тут же вытаращился на грязное, в запекшейся крови лицо пленницы, за которое он держался всеми силами. Та, смотря на него одним глазом, будто бы иглой пронзила его мозг снова:

— Пусти. Мне. Кровь.

Симон, чувствуя, что водовороту безумию, в который он попал, нет предела, и что ему уже нечего терять, впился изо всех сил зубами в темную кожу своей спутницы, после чего произошло немыслимое — брызнувшая фонтаном из раны кровь замерла на мгновение в воздухе, после чего хаотичные рубиновые капли приняли форму геометрической сети, которая, сверкая в свете луны всеми цветами радуги, стала будто бы цепляться за облака, тем самым замедляя падающие коконы вокруг.

Симон и сам ощутил, будто бы замедляется, однако все равно недостаточно быстро, поскольку он уже на полной скорости успел влететь в черно-фиолетовый столб дыма над джунглями. Чувствуя горечь, которая начала разъедать его легкие, он в какой-то момент ощутил удар, который лишил его чувств, после того как дым отобрал его зрение.

Ощущая, как тело его сгорает изнутри, Симон, придя в себя, не без труда, но все же смог разомкнуть один единственный глаз, который, слезясь, дал все-таки мозгу представление о том, где он очутился. Он находился на твердой земле. Это можно было констатировать наверняка. Но вот насколько мягкой была предшествовавшая приземлению посадка, было сказать уже сложнее, поскольку тело Симона как будто бы парализовало, и ему не оставалось ничего иного, кроме как беспомощно крутить своим глазным яблоком, что выхватывало по периметру образы обугленных деревьев, дым с которых вздымался к небу, с которого падали какие-то алые жуки, что приближаясь к земле, становились все более различимыми, тем самым превращаясь в солдат Метрополии. Один из них пикировал, казалось, специально прямиком на Симона. В самый последний момент раскрыв парашют и активировав систему торможения воздушного ранца, алый страж приземлился прямо над телом Симона, чуть не размозжив его голову своими стальными сапогами, что образовали две внушительные воронки справа и слева от него.

Следом за солдатом на них сверху плавно опустился и кровавый купол парашюта, который алым маревом накрыл собой весь мир.

— Ну и ну. Кто это тут у нас? — прогоготал карлик в насекомоподобном шлеме, ткнув дуло автомата прямо в лицо Симону. — В третий раз за сегодня ты от меня уже не уйдешь!

Через мгновение по окрестностям прокатился истошный вопль, однако это был не предсмертный крик Симона, но душераздирающий звук, что раздался снаружи его тела. Потом еще один и еще. Буквально через несколько секунд все пространство вокруг наполнилось истошными криками, в то время как с внутренней стороны купола парашюта за Симоном продолжало следить око в сердце с герба Столицы

— Какого? — не успел даже как-то отреагировать страж, как его алую броню с парашютом смяла какая-то необузданная сила, которая, без труда подкинув его в воздух, начала кромсать на кусочки. Таким страшных криков Симон не слышал никогда за всю свою жизнь. После очередного отчаянного стона наверху что-то хрустнуло и на лицо Симона, чуть не сломав ему нос, приземлилась рука гвардейца, которая откатилась в сторону, обрызгав Симона кровью.

Симон же, несмотря на боль во всем теле, все же повернул голову набок в тот самый момент, как в ту сторону, куда падал его взгляд, рухнуло еще и подающее признаки жизни тело стража, который без одной руки и ноги, но все же попытался было уползти, но тут же был пронзен когтями титанического черного ящера, что принялся копаться в его внутренностях, разрывая алую броню, как будто бы она была сделана из бумаги.

Закончив с солдатом, ящер, принюхиваясь, повернул свое острое рыло по направлению к орошенному свежей кровью Симону и всего за пару шагов уже навис над ним, капая ему прямо на лицо своей слюной, которая ослепила его окончательно. Прежде чем силы окончательно покинули его, Симон сквозь густую жижу успел заметить несколько блеснувших совсем рядом острейших как бритва окровавленных клыков и ощутить теплое дыхание смерти, предвкушавшей свой неизбежный триумф над жизнью во всех ее проявлениях.