Затмение Сердца

Глава 23 Десять лет до Затмения — Остров Крови

Очнувшись в холодном поту в своей кровати, юная шаманка практически сразу же безутешно заплакала, от чего проснулась и прикорнувшая рядом мама, которая тут же бросилась к своему ребенку, заключив ее в объятия.

Юная путешественница по просторам разума дрожала, одновременно ощущая и незыблемое спокойствие, и прорывающееся в ней отчаяние, которое никак не могла унять. Не было даже ничего парадоксального в том, что эти два взаимоисключающих состояния сосуществовали одновременно в юной путнице, поскольку мир, что она наблюдала через призму своего восприятия, когда, по словам старой шаманки, через нее говорили духи и сама Богиня, был полон одновременно радости и печали. Эти самые счастье и тоска отнюдь не были разными аспектами бытия, поскольку любое отдельное событие, как самое незначительное, так и влияющее на судьбы целых галактик, представляло по сути комичную трагедию. И вот из таких мозаичных кусочков, маленьких трагедий от распада атома и до гибели звезд и состояла вся жизнь, сама реальность, отстранившись на приличное расстояние от которой, все эти обреченные на неизбежное уничтожение явления и составляли одну неделимую картину, которая несмотря на свою беспощадность была прекраснее, чем все, что девочка испытывала до этого. Этот образ она постоянно видела в своих видениях, и, чем сильнее она зажмуривала свои глазки, тем ярче он проступал: фиолетово-лиловый пылающий диск, что являлся выражением черного солнца, самой Богини. Небожительница сначала пристально вглядывалась в любопытную и талантливую не по своей воле путницу, а потом, открыв свой рот, вытащила из него длинный, подобно живой змее, язык, которым, судя по всему, она пыталась слизнуть сам дух девочки. Путница уже готова была к тому, что даже объятия матери не спасут ее и она навсегда провалится в чрево истинной матери мироздания. Однако алая змея вместо того, чтобы схватить свою беззащитную жертву, развернулась до конца подобно раскручивающейся спирали, позволив тем самым девочке увидеть истинную причину, из-за которой она рыдала во сне — на сам кончике языке покоился маленький мальчик, что свернулся в позе эмбриона. Он как будто бы тем самым закрылся от всего мира и уже приготовился к тому, что Богиня здесь и сейчас поглотит его душу.

— Нет… Еще слишком рано! — в своем разуме вытянула руку девочка, в реальности же распахнув глаза, после чего скорбный образ исчез окончательно, медленно рассеявшись на обеспокоенном лице матери, в чьих чертах лица подобно шелушащейся маске испарялись черты улыбающейся Богини. С другой стороны, казалось, что это, напротив, неизменная спутница ее видений надевала на себя маску матери, хотя, когда процесс этого превращения завершился окончательно, девочка уже и позабыла о том, что все что она видела сейчас перед собой, было куда менее реально, чем ее сон.

— Все хорошо, моя милая, — гладила Арджуна свое дитя по голове, периодически ласково целуя ее в макушку, — все закончилось! Ты в безопасности! Ты дома! Смотри: тут и Арчи, и Сия! Все рады твоему возвращению! — жестом указала мать на зацепившегося своими острыми коготками за ее одежду маленькую курочку прямоходящего ящера, у которого сквозь желто-лиловую чешую стало пробиваться уже оперение и который с интересом, не мигая, смотрел на своих хозяев, выпрашивая очередную порцию кабаньего мяса.

Девочка перевела взгляд с маленького ящера в угол комнаты, где мирно сопел утконос и, улыбнувшись его блаженному виду, вновь впилась своим взглядом в родительницу:

— Мама, скажи мне честно… Только не лукавь!

— Да, дорогая?

— Я умираю?

— Что?.. О нет, нет! С тобой все в полном порядке! Просто ты немного устала, вот и все…

— Но вчера я буквально истекала кровью на виду у всего племени и вела себя очень странно… Я… Я хочу посмотреть! — не спрашивая разрешения, девочка освободилась из рук мамы, выбежав из хижины и тут же нос к носу столкнувшись с соседями, которые, судя по всему, до сих пор так и не удовлетворили до конца свое любопытство. И хотя они, безусловно, и испытывали суеверный страх перед новоявленной шаманкой, но тем не менее ничего не могли поделать с порывом подслушать все, что происходило в хижине. Не ожидав того, что юная прорицательница так внезапно вновь окажется снаружи, некоторые, вскрикнув от неожиданности, бросились прочь, иные же пали на колени, предлагая свои скромные дары в виде перезревших фруктов.

Девочка же, одарив всех присутствующих своей улыбкой, обогнула хижину и мгновенно ощутила разочарование. То, что она вчера в трансе рисовала своей кровью, было не игрой воображения. Это оказалось правдой, однако вместо эпических картин в ее сознании, которые она видела так, будто бы была сама свидетельницей всех описанных событий, она лицезрела прямо перед собой потемневшие и ничем не примечательные темно-бардовые каракули.

— Разочарована? — осторожно подойдя к своей дочке сзади, присела на корточки ее мама, не без улыбки глядя, как та обиженно надула свои губки.

— Значит, я так и буду бессмысленно кровоточить всю свою оставшуюся жизнь? И я не могу никак это изменить?

— Боюсь, что так, дорогая. Если только не доживешь до возраста нашей спятившей повитухи… — выдохнула мама, решив, что нет смысла что-либо утаивать, — ты стала ближе к смерти, а потому стала настоящей женщиной. Однако сейчас не стоит себе забивать этим голову, ведь этот промежуток времени может быть очень и очень долгим, и, что самое главное, счастливым.

— Но что именно со мной происходит? За что мне эти страдания?

Мама немного помедлила:

— Это такая расплата за то, что ты теперь можешь дарить жизнь.

— Могу? Правда? — с вызовом повернулась девочка к маме. — Но как?

Та ощутила, что, оказывается, не готова, на самом деле, к этому разговору, однако ее внезапно отвлек от этих тяжелых мыслей смех ее девочки:

— Попалась! Не переживай, мам! Я все знаю уже! И почему у меня идет кровь! И как именно я могу подарить жизнь.

Мама немного расслабилась:

— Да, но как? — подняла она взгляд на ровесниц ее дочки, с которыми та постоянно играла и которые с любопытством выглядывали из-за хижины. — Ясно. Прости, что я сама раньше не подготовила тебя к тому, чтобы принять…

— Все хорошо, — перебила ее дочка, — но вот чего я понять не могу. Так это почему мое созревание сопровождают эти странные видения, — указала она на свою засохшую кровь на хижине.

Тут ее мама ощутила, как на глаза ее выступили слезы:

— Прости… Прости меня, дорогая.

— Простить? Но за что? — проговорила ее дочка, немного возвышаясь над сползшей на колени разбитой женщиной.

— Я… Я не хотела, чтобы ты жила… Я… Я пыталась убить тебя, пока ты еще не родилась, чтобы избежать этого так называемого проклятия… Чтобы оно закончилось на мне…

Девочка слушала внимательно, не перебивая.

— Я никогда не хотела иметь детей, понимаешь? Весь наш род был отмечен этим проклятием, которые старцы в нашем племени зовут даром Богини — эти чудовищные видения. Я тоже иногда испытывала подобное, но оно началось у меня в более позднем, чем у тебя возрасте, и было не так остро выражено, как например, у твоей бабушки, которую до сих пор почитают как великую лекаршу, вот только, — понизила голос ее мама, — это все брехня. Никакого проклятия, как и дара нет. Наши деревенские дурочки просто слишком тупы и суеверны и до сих пор верят во всю эту чушь. И я верила. Пока не встретила твоего отца.

Девочка ощутила, как сердце ее забилось чуть быстрее.

— Он был из алой стражи. Из военных с далекого острова, которые прибыли сюда, чтобы подавить восстание наших вождей против добычи драгоценных кристаллов на нашей земле. И он был очень добр. Не такой, как все остальные бледнокожие мужчины. Поэтому наше племя и не тронули, пока они расквартировались неподалеку. Но не только поэтому… Может, и не бесчинствовал он тут исключительно потому, что полюбил меня… Так мне, по крайней мере, казалось. Мне ведь даже не хотелось жить… Терпеть эти припадки, терпеть отношение окружающих как к какой-то особенной. И тут появился он и… Я ощутила себя обыкновенной женщиной. Женщиной, которую любят! И даже мои приступы прошли на время, пока мы были с ним вместе! Он, когда было свободное время, показывал мне на своих голографических проекторах жизнь на большой земле, в самом сердце цивилизации! И он обещал… Нет, он клялся забрать меня с собой! Как я этого хотела, дорогая! Ты просто не представляешь! Как я его любила! Даже решила завести ребенка от него! Мне уже не было страшно никакое проклятие, когда я была рядом с ним! И он меня даже успокаивал тем, что убедил, что никакой магии тут нет. Что это просто генетическая болезнь, какая-то эпилептическая шизофрения или вроде того, и что ее можно успешно купировать силами современной медицины на его родном острове. Я верила ему, потому что никого и никогда не любила так сильно, как твоего отца! Спустя восемь месяцев его командировки мой срок уже подходил, и мы должны были переехать на большую землю, потому что и его командировка кончалась. Он должен был забрать меня с собой со дня на день! И вот в один из последних дней пребывания на родине я… — женщина вся напряглась так, будто бы прямо сейчас переживала те события, — я, как всегда, несла собранные фрукты в его палатку и застала там его с какой-то тварью… Эта девка… Это была просто какая-то малолетка! Она была немного старше, чем ты… И я… Я тогда чуть не убила ее! Я рвала ее волосы, кусала, и она в итоге смогла сбежать только лишь потому, что меня схватил твой отец. Я… Я тогда кричала, орала, старалась побить его, но он был невозмутим и держал меня все это время крепко, но в то же время, как мне, дуре, казалось, нежно. Когда я немного успокоилась, он объяснил мне, что у них был сегодня тяжелый день и их отряд чуть не взорвали под самый конец операции. И что этот подросток сама пришла сюда и воспользовалась его тревогой… Ты представляешь? Он просто лгал мне в лицо все это время! Но я готова была принять всю эту ложь! И он окончательно меня успокоил тем, что мы улетаем уже завтра! Что их операция окончена, все энергетические кристаллы погружены и они возвращаются в Метрополию Сердца! Мы втроем возвращаемся домой! Он, я и ты… Ему обещали по окончании службы солидные выплаты и собственную недвижимость! О чем я могла тогда еще мечтать! Я готова была закрыть глаза и на эту измену! Потому что с такими деньгами ему не придется никогда больше воевать! И эту суку я никогда в жизни больше не увижу! И я как дура пошла домой. Всю ночь я не могла заснуть и несмотря на то, что он наказал, чтобы я пришла завтра вечером, я уже с утра была на их базе только лишь для того, чтобы увидеть, как он садился в транспортер! В самый последний момент я его поймала и была так рада! Рада как идиотка, что успела! Я еще подумала, как сейчас помню, может, изменились планы его начальства и он не смог мне просто сообщить об этом, но… Этот ублюдок просто рассмеялся мне в лицо.

— Ты что, сука тупая, думаешь, что вчера я эту малолетку первый раз выдрал? Ты хоть знаешь, в скольких племенах я обрюхатил таких дур, как ты? И ты думаешь, что я вас всех возьму с собой забесплатно на большую землю? Ну, может, за деньги я бы и подумал. Ах да! Мы же все кристаллы с ваших островов забрали! Так что вы сейчас еще беднее, чем были! Да если вас всех в рабство сейчас отдать, даже за эти деньги вам и на один билет не хватит! Вот такая у вас цена, дикари темножопые! Другие хоть что-то от меня получали, ну а ты за просто так ноги раздвигала все это время! Поэтому ты уж не трясись так, да и оставайся спокойно доживать тут до конца жизни. Найди себе подходящую под стать обезьянку, и пусть уже она позаботится о тебе и о твоем…

— Так примерно он и сказал, но дальше я уже не слушала его ядовитые речи. Я бросилась на него и успела расцарапать ему лицо, прежде чем он меня повалил и отпинал… После того как на мне и места не осталось живого, его оттащили сослуживцы, и они все сели на последний грузовой транспортер. И несмотря на то, что тело мое все болело, я бросилась следом и бежала… И умоляла вернуться исчезающую в небе точку. Я просила прощенья за все и… Я была жалкой тогда. Пожалуй, самой жалкой бабой на острове. И такой же беспомощной. Я стояла и смотрела часы напролет в небо, пока не упала обессиленная и не увидела, как у меня начали отходить воды. Но я не обрадовалась и не испугалась. Я была в бешенстве! Казалось, это мой последний шанс отомстить этой твари, что мной пользовалась все это время! Я поймала утконоса, что подвернулся под руку, сцедила его яд на палку и, пока еще у меня были силы, засела в кустах, готовясь покончить со всем. И тогда увидела это… Первый и последний раз в жизни видение во время приступа завладело мной целиком. Я стояла на горе из трупов младенцев и громко хохотала, я уже не была собой. Я даже хотела тогда остановиться и не совершать непоправимого! Я не хотела ничьей смерти, но черные руки, что были уже не моими и что держали уже не просто палку, но острый кол, пронзили им низ моего живота, после чего я не закричала от боли, но с еще большим ужасом услышала свой собственный смех, от которого потеряла сознание, а пришла в себя… — голос рассказчицы дрогнул, — от крика, но не своего или той, кем я стала… Это был детский плач. Я посмотрела между ног и увидела, как в меня входит какая-то змея. Очнувшись окончательно, я поняла, что это была пуповина, и когда я проследовала за ней взглядом, увидела… Увидела тебя… Я не понимаю, как ты выжила… — задыхалась мама, — но никакой зверь тебя не съел, и ты как-то пережила роды, хотя я, казалось, была без сознания, или со мной, того хуже, случился приступ. Я тогда взяла тебя на ручки и больше… Больше никогда не отпускала от себя! И я до сих пор виню себя за одну только мысль, что хотела как-то тебе навредить… Сначала я не хотела, чтобы ты страдала, а поэтому и не желала, чтобы ты появилась на свет. Потом я просто хотела тебе отомстить за чужие грехи. А сейчас мне стыдно за свой эгоизм. За то, что боюсь так жизни. За то, что чуть не лишила ее тебя. Я пойму, если ты не захочешь меня больше видеть, как и многие члены моего племени. Ведь со мной общались после того, как я отдалась бледнокожему, только наша безумная старуха да пара наших девок, да и то они всегда меня недолюбливали за все, что было. И если и ты откажешься от меня, то я все пойму… Я виновата… Я…

Маленькая девочка вместо тысячи слов быстро подошла и крепко обняла свою маму:

— Спасибо, что подарила мне эту жизнь. И прости, что из-за меня ты сейчас так сильно переживаешь.

Арджуна уже не сдерживала слезы и рыдала, даже не смотря на десятки посторонних глаз, которые, кто с любопытством, кто с осуждением, а кто и с пониманием, наблюдали за этой сценой.

— И это тоже значит тебе уже не нужно, — улыбнулась девочка маме, ловко сняв с ее шеи мамы цепочку с Бабочкой-Богиней.

— Дочка, что ты?

— Это ведь символ не с нашего острова. Его тебе твой бывший возлюбленный подарил?

Арджуна, лишь поджав губы, утвердительно кивнула.

— Значит, я угадала, — улыбнулась девочка, — я заберу его пока. Ты ведь открылась мне и больше не обязана носить на себе эту ношу.

— Но так нельзя! Давай просто выбросим тогда… — в отчаянии затараторила мать, чувствуя одновременно и страх, и стыд.

— Не волнуйся, мама. Я не горю желанием найти своего отца. Отомстить ему или просто же поговорить по душам. Но я избавлюсь от него, как и от нашего общего родового проклятия. Поскольку я должна найти свой собственный путь. Да и к тому же, знаешь… — шепнула ей на ушко девочка, — я тебя понимаю. Ведь у меня тоже есть белолицый возлюбленный.

Сердца мамы на мгновение остановилось, и она уже было представила, что над ею дочкой надругался какой-то военный из Метрополии, однако дочка быстро ее успокоила:

— Наша так называемая «старуха», может, и странная, но ее слова полны мудрости, и она хороша описала, что со мной происходит. Как и то, что женщины из моей кровной линии могут видеть будущее и среди прочего своих суженых. Так вот, я уже не первый раз вижу его в своих путешествиях по иным мирам. Вижу этого светлоликого мальчика. Не знаю, как и когда мы встретимся, но это обязательно произойдет! И по нашим обычаям, когда девушка созрела, она уже не безымянный дух, что обрел тело, ей надобно дать имя. Однако еще по более древней традиции имя своей супруге дает ее мужчина. Я понимаю, мама, что ты всегда стремилась на большую землю, хотела для себя и меня всего самого лучшего! И что ты терпеть не можешь большинство наших обычаев, но, пожалуйста, хоть я уже и стала женщиной, давай пока повременим с моим именем. Я потерплю. Потому что хочу, чтобы он и никто другой первый раз произнес его вслух. Думаю, я не так много прошу, потому что я всегда старалась хотя бы своей душой быть с ним в те моменты, когда ему особенно плохо.