Застенец 2

Глава 4

Погибли двое: Пашка-Пузырь и Витька Чекуша.

Витя — наш изначальный защитник, которого я передвинул в опорную зону, где от него было больше толку. Кличку он получил из-за своего места жительства. Чекушами[1] называли район на юге Васильевского острова. Наверное, самое бедное и мерзкое место в Петербурге. Я пару раз проезжал мимо него, и от запаха мокрой кожи (там находилось много различных мастерских, кожевенных в том числе) к горлу подступала тошнота.

Добираться Витьке приходилось дальше остальных, но он не пропускал ни одной тренировки. Да и попал в команду с первого отбора, как самый цепкий из всех прочих ребят. Пусть и техники у него почти не было, но он брал старательностью и трудолюбием. Такие всегда в футболе задерживаются.

Пузырь был ни много, ни мало, а вратарем. Той самой половиной команды, без которой нельзя играть. И теперь мне окончательно стало ясно, о чем сказал Шелия.

— Форму у родителей Витьки и Пашки мы забрали, она у меня, — продолжил Фима. — Но подходящих ребят на их позиции пока не нашли. Как видишь, не все тренируются. Думали, ты забросишь идею с командой после всего.

У меня глаза на лоб полезли от заявления Фимы. Я даже представить подобного не смог. Прийти в семью, где убили пацанов и заявить, что, дескать, там одежонка от них осталась. Будьте, как говорится, любезны.

— Че не так, Вашблагородие? — насупился нападающий.

Он всегда, когда чувствовал какое-то напряжение, начинал немного отстраняться этим Вашблагородием.

— Что значит, забрали форму? — произнес медленно, по словам, я.

— Она им все равно ни к чему, — пожал плечами нападающий. — А мы, может, кого-то еще найдем. Хотя до завтра — уж вряд ли. На позицию Витьки если и подтянуть кого, то с воротами что делать?

— Фима, ты совсем охренел?! Нельзя же такой бездушной скотиной быть! Твои друзья погибли!

Он посмотрел на меня пристально, долго, оценивающе, после чего стал говорить. Медленно, но при этом довольно складно. Словно эту речь готовил загодя.

— А что мне, Вашблагородие, плакать каждый раз, когда из Разломов приходят твари и убивают нас? Раньше плакал. Когда брата-трехлетку зашибли монстры. И после, когда тетку родную шерши на глазах порвали, а мать от сердечной болезни из-за этого сгорела. Мы же недомы, не маги, чего нас жалеть. Вот и нам жалеть никого не нужно. Отплакал я свое, Вашблагородие, отгоревал. Сегодня Витька, завтра я. Так и живем, покуда Господь позволяет.

Признаться, мне нечего было ему ответить. С этой точки зрения я на ситуацию не смотрел. Фима действительно, наверное, видел не одну смерть, при этом не сказать, чтобы его душа совсем очерствела. Но к смерти этот простолюдин теперь имел вполне простое и определенное отношение. Будто бы жил взаймы и был готов, что в любой момент его заставят вернуть долг.

Это я не привык к подобному. Все-таки у нас, там, век гуманизма, жизнь человека — высшая ценность, и все такое. А теперь, как столкнулся с реальным миром, так поплыл. Депрессия, видите ли. Жить не хочется. Тут многим хочется, да возможности нет.

— Сколько говорил, что никакое я не Благородие, — только и нашелся, что ответить я.

— Договорились, Коля, — легко сменил гнев на милость Фима. — Так что делать будем?

— Что будем делать? — пожал плечами я. — Матч отменять.

Фима скривился.

— Я на ворота могу встать. Велика наука, — фыркнул он. — Лови, и все.

— Миша, дай сюда мяч! — попросил я одного из футболистов. Те все равно уже не тренировались, а лишь следили за нашим разговором. Словно от него что-то зависело. — А ты вставай в раму, — сказал я Фиме. — В смысле, между деревьев.

Сам же отошёл, даже не на одиннадцать, а метров на двадцать. Поднял руку, пальцем показав, куда буду бить, разбежался и вколотил гол на уровне головы Фимы. Тот с досады лишь кулаками по земле ударил.

— Это я еще плохо пробил, — подошел я к нему. — Теперь ты понимаешь, что без вратаря нам никуда. Сейчас поеду отменять. Говна, конечно, нахлебаюсь. Но тут ничего не сделаешь. Да и правильно так будет.

— Правильнее было бы победить этих дворянских выскочек ради пацанов.

Фима подобрал мяч и пнул его изо всех сил. С меткостью у него всегда были проблемы. Наш нападающий подсознательно считал Кержакова своим кумиром, пусть и не знал, кто это такой. Но заветам кингисеппского форварда следовал, поэтому мог промахнуться с двух метров. Однако сейчас, как назло, снаряд нашел себе цель.

Еще до того, как мяч начал снижаться, я догадался, куда он упадет. За пределы нашей поляны. И все бы хорошо, вот только именно в этот момент там появилась моя знакомая троица: Дмитриева в платье и манто, Горчаков в гражданской одежде и Протопопов в мундире. Последний все время носил лицейскую форму по той же причине, что и я — лучшей у него не было.

Все, что я успел сделать — крикнуть «Берегись». Горчаков с прытью испуганной антилопы бросился в кусты, слишком превратно поняв мои слова. Протопопов застыл, как истукан, а вот Лиза сделала то, чего я совершенно от нее не ожидал. Она шагнула вперед, быстро подняла руки и… поймала мяч. Намертво зафиксировала.

Сказать, что я обалдел — не сказать ничего. Да и сам Фима удивленно присвистнул, выражая в этом звуке все свое восхищение.

Елизавета Павловна постояла так еще какое-то время, напоминая сюрреалистическую картину. Дама из высшего общества, в платье, манто, тонких кожаных перчатках держала в руках коричневый мяч.

Дмитриева пошла дальше, решив, видимо, впечатлить нас еще больше. Подкинула мяч и попыталась пнуть его. Тут все очарование и прошло. Потому что сейчас девушка больше походила на пьяного соседа, который решил подать играющим пацанам вылетевший мяч. Точность у Лизы оказалась такая же. Но у меня все равно родилась сумасшедшее предложение, за которое все мои хорошие отношения с родителями девушки точно сойдут на нет.

Я подошел к троице, пожав каждому из друзей руку (Протопопов даже обнял меня — у простолюдинов все было проще и душевнее), а потом взял за локоток Дмитриеву.

— Елизавета Павловна, можно Вас на пару слов?

— Можно, — улыбнулась она.

— А ты где так научилась мячи ловить?

Лиза обернулась, а потом сказала тихо, боясь, что ее кто-то услышит.

— У нас дворовые в лапту играли. И девчонок тоже брали. Вот и я, когда родители не видели, сбегала к ним. Интересно ведь. Там труднее, мяч меньше. А здесь вон он какой большой. Чего не поймать-то?

— Елизавета Павловна, — у меня сердце забилось так часто, словно я предложение ей делал. — А будешь нашим вратарем?

— Коля, — она даже на месте остановилась. — Я же… девушка.

Тут я понял, что убедить ее будет проще простого. Пусть и придется прибегнуть к подлой манипуляции.

— И что? У вас же не так давно, вроде, уравняли женщин в правах с мужчинами. Или ты боишься, что не справишься? Тогда да…

— Чего это я не справлюсь? — нахмурилась Лиза. — Показывай, давай, что там надо делать?

Я лишь усмехнулся. Да, это было немного подло, сыграть на слабости моей дворянской подруги. Она всю жизнь пыталась продемонстрировать, что ничем не хуже мужчин. К слову, определенная правда в этом была. Физическую муштру фельдфебеля Лиза переносила намного лучше, чем тот же Горчаков и прочие дрыщи.

Конечно, я не стал говорить ей, что между женским футболом и мужским гигантская пропасть. Я не шовинист, но это действительно так. Вспомнилось, как пятнадцатилетние пацаны обыграли женскую сборную Австралии. А ведь та входила в пятерку лучших.

Правда, тут было несколько «но». Ростом и спортивной статью Бог Лизу не обидел. Бегать она особо не будет. Да, существовали рискованные моменты, такие, как выход из ворот и толчки нападающих. Но тут уж что-нибудь придумаем. Вратарскую позицию как-то надо затыкать. А других кандидатов у меня нет. Но все же я тороплюсь, нужно еще было кое-что проверить.

— Фима, Пашкины перчатки у тебя, говоришь?

— У меня. А зачем…

Нападающий перевел взгляд на роскошную Елизавету Павловну в платье, и его лицо вытянулось от удивления. Он даже попытался палец поднять, чтобы указать в ее сторону, но вовремя опомнился.

— Сбегай, принеси, только быстро. И к мелкому Никитке зайди, латералю нашему недоделанному, пусть всех отсутствующих обежит.

Между тем к нам приблизилась вся команда, чувствуя, что здесь происходит нечто интересное. А я тем временем объяснял Лизе азы. Про футбольные правила, и в частности, про задачу и основные требования к вратарю.

По идее, мозг девушки должен был закипеть минут через пятнадцать. Если бы на меня, к примеру, вывалили правила незнакомого вида спорта, еще заставив все повторить, я бы точно с ума сошел. С другой стороны, Елизавета Павловна и объективнее поумней меня была.

К моменту, когда вернулся Фима, неся вратарскую форму Пашки-Пузыря и перчатки, девушка уже сбросила манто и ловила мячи, которые я отправлял ей ударом ноги с небольшого расстояния. Несильно, по центру. И ловила их Лиза чуть-чуть угловато, все-таки, откуда у нее техника? Нашему Ибре она и в подметки не годилась. Но где теперь взять Ибру?

Перчатки оказались ей немного велики, зато мы защитили пальцы. Я отошел подальше и стал бить уже с земли. Чуть сильнее, и не всегда по центру. Лиза пропустила несколько мячей, после чего ее спокойное, холодное лицо изменилось. На щеках появился румянец, из аккуратно убранной прически выбились пряди волос. И надо сказать, что так она стала намного привлекательней.

И даже отбивать начала. Пусть где-то ей везло, зато в других моментах выручала реакция. Лиза старательно тянулась за мячом, правда, тут же падала как куль с мукой. Обязательно сжималась, пытаясь как-то сгруппироваться. Ну да, это от недостатка опыта. У нас Ибра тоже не сразу научился на бедро падать и вытягиваться в струну. Не ошибается тот, кто ничего не делает.

Но в целом у Лизы оказалось много качеств, которые очень хорошо подходили воротчику — реакция, хладнокровие и кураж. Стоило ей потащить пару мячей, как остальные удары, словно заговоренные уже летели в нее. Я даже пошутил, что лишь бы все везение она сегодня не потратила.

Постепенно и моя команда стала радостно кричать, когда девушка отбивала новый удар. А после произошло и вовсе удивительное. К точке подошел Фима и попросил «пробить барышне». И когда Лиза кончинками пальцев вытащила мяч, команда взорвалась аплодисментами, криками и свистом. А пристыженный Фима пошел пятнами.

— На сегодня все, — сказал я, а сам подошел к девушке. — Елизавета Павловна, форму возьмете с собой. Но что-то мне подсказывают, что Ваши папенька и маменька меня убьют.

И было за что. Прекрасное платье девушки стало неопределенного цвета и теперь больше годилось в половые тряпки. Елизавета легкомысленно отмахнулась.

— Папа против меня и слова не скажет. Матери же нужно просто на глаза не попасться.

— Ну, дай-то Бог, если так. Завтра игра. Илларион, поди сюда.

Все это время слуга стоял неподалеку от Конвоя, честно не совсем понимая, что он делает на этом празднике жизни.

— Сколько у нас денег осталось?

— Рублей триста с копейками, господин, — напрягся собеседник.

— Возьми адреса у Фимы, отвези по сто рублей родителям Пашки и Вити.

— Господин! — с нажимом сказал Илларион.

— И не спорь. Не обеднеем. Отвезешь, а потом домой иди.

— Вы ж куда собрались? Скоро темнеть начнет.

— До кьярда надо доехать. На душе как-то нехорошо.

Это ощущение появилось буквально только что. Причем, родилось из ниоткуда. Наверное, так просыпаются родители посреди ночи, когда их дети попадают в аварию.

По дороге к Хромому мне все время хотелось подгонять извозчика, будто мы могли не успеть. И предчувствие не обмануло. От конюшен шел густой дым, а снаружи бегал, если это можно так называть, Мишка Хромой.

— Погубил ты меня, Вашблагородие, погубил, — с обидой сказал он, заметив меня. — Взбеленился твой конь. Ведь все время смирно стоял, а теперь вон чего надумал.

Черевин только спрыгнул с пролетки, даже успел махнуть рукой и крикнуть что-то предостерегающе грозное, но я уже решительно вошел в занимающуюся огнем конюшню.

Васька в стойле хрипел и нетерпеливо переминался с ноги на ногу. По его спине и гриве бегали языки пламени, перекидываясь на солому и дерево. И что самое удивительное, я был уверен — огонь не причинит ему никакого вреда.

И вспомнил, о чем меня предупреждали. Кьярды очень темпераментные и своенравные создания. Что мне Васька всю дорогу и демонстрировал. Я даже мог объяснить, что именно произошло сегодня.

Правильно Миша Хромой говорил — мы связаны. И с каждым днем связь лишь крепнет. Все это время, пока я лежал в своей спальне, Васька с пониманием относился к хандре хозяина. Мол, с кем не бывает. Но стоило мне прийти в себя, выйти наружу и… заняться своими делами, вот тут он уже начал обижаться. И в лучших традициях создания из другого мира стал творить фигню. Ну да, круши, ломай, мы здесь проездом.

— Васька, я знаю, что не прав, — сказал, точнее прокашлял я от сильного дыма. — Надо было сегодня пораньше приехать к тебе. До этого проклятого Шелии. Но видишь, как все получилось.

Мои оправдания на кьярда не подействовали. Что ж, значит, он тоже воспринимает хорошее отношение за слабость. С ним надо как с собакой. Воспитывать, дрессировать и указывать место.

У тети лет шесть назад был на передержке полгода лабрадор Тиша. Умный мальчик, который все понимал с полуслова. В том числе, кто в семье может дать тапком по хитрой морде, а кто будет жалеть, даже когда ты получил за дело. Так-то оно так, зато меня Тиша воспринимал как хозяина, а тетю Машу — как члена семьи, чьи интересы можно игнорировать.

— Васька, но ты тоже не прав. Зачем понадобилось это устраивать?

Конь замер, нагло глядя на меня, но огонь продолжал плясать по нему. Угу, в гляделки играем. Кто кого переглядит.

— Потуши, — мой тон изменился. Из участливого и ласкового он стал холодным и отстраненным.

Этот мерзавец в ответ лишь фыркнул. Угу, я тебя услышал, засранец.

Форма заклинания была странной и неожиданной для меня самого. Хотя бы потому, что ничего подобного в книгах я не встречал. Можно сказать, что именно сейчас я импровизировал.

К примеру, основой для формы послужил Паралич. Но тут же на него уместно, как мне показалось, легло Ослепление, а позже добавилось и Проклятие. Что забавно, я сам не понимал, что хочу сделать и какого эффекта добиться. Лишь перекачивал силу в странное гибридное заклинание. Но что интереснее всего — у меня получилось.

— Прош-ш-шу, хоз-з-зяин, прекрати, — услышал я знакомый голос в голове.

Угу, значит, с тобой нужно разговаривать лишь с позиции силы? Понял, принял.

Но форму я разрушил, повторив свой приказ.

— Потуши.

Васька посмотрел на меня исподлобья. Ну натуральный осел, а не волшебный конь. Зато в следующее мгновение меня сбило с ног потоком сильного ветра. И нет, это было не нападение и не попытка сравнять счет. Потому что от огня не осталось и следа, разве что кое-где виднелись тлеющие угольки. Именно таким образом кьярд решил выполнить мой приказ.

— И запомни, еще раз отпустишь такие штучки, начну наказывать. Наказывать очень жестко. Сам не рад будешь. Это я тебе обещаю.

Я замолчал, услышав приближающиеся шаги снаружи. Черевин буквально влетел внутрь, схватив меня за плечо. Видимо, собирался в очередной раз спасать. Только опять запоздал с этим.

— Не стоит, Ваше Высокоблагородие. Мой питомец уже признал свои ошибки и сам потушил пожар. Теперь нам ничто не угрожает.

А то ещё, чего доброго, подумает, что это истощенный маг приложил к этому руку. Правда, стоило сказать про «не угрожает», как дальний край крыши затрещал и осел. А я лишь тяжело вздохнул. Что, получается, мне теперь надо еще строить новую конюшню Мише Хромому?