Застенец 2

Глава 19

Я боялся, что тетя окажется белой вороной. На нее будут тыкать пальцами, смеяться за спиной или даже откровенно издеваться. Нет, касайся это меня, так плюнул бы, пусть делают, что хотят. А когда я буду отсутствовать, могут и бить ногами. Но меньше всего мне хотелось, чтобы тетя Маша расстраивалась.

Как оказалось, мои опасения были напрасны. Потому что «застенная графиня» (именно так стали вполголоса называть тетю, хотя никакого дворянского титула ей еще не пожаловали), произвела настоящий фурор. Даже не знаю, что стало тому причиной.

С дамами она говорила мягко, откровенно и в то же время без грубости, с удовольствием рассказывая о своем мире. Мужчин испытывала внимательным взглядом, отчего многие начинали смущаться, а после произносила какую-нибудь двусмысленную фразу, которую можно было истолковать и как ответ, и как какой-то странный намек. Да, я знал, что у нее в молодости было много поклонников, и именно после смерти моих родителей тетя Маша замкнулась в себе. Но не думал, что она настолько роковая женщина.

Даже неумение танцевать тетя Маша обернула в свою пользу. Я глазом не успел моргнуть, но спустя каких-то секунд тридцать уже все дамы учили тетю, как правильно двигаться при полонезе, или как меняться партнерами при лендлере. И Мария Семеновна оказалась способной ученицей. Всего через полчаса, пусть и не без недочетов, но она танцевала с аристократами, выстроившимися в настоящую очередь. А свободные дамы стояли неподалеку, участливо глядя на свою протеже.

Мне хотелось выйти к центру зала, улыбнуться и громко спросить: «Какого хрена тут вообще происходит?». Но приходилось просто стоять, глупо улыбаться и следить за гостями.

— Вы зря беспокоитесь, — подошел ко мне Владимир Георгиевич. — Взор все же слишком сложное заклинание, второй ранг как-никак. Вряд ли кто-то обнаружит, что Ваша тетя маг. По крайней мере, здесь.

— Господин Никитин, если я не ошибаюсь, первого ранга, — указал я на мужчину преклонных лет, вьющегося вокруг Императора. — И Его Превосходительство господин Голубев.

— Голубев пьян настолько, что через четверть часа его жена попросит извинения и по причине усталости мужа они откланяются. Никитин больше всего заинтересован своей карьерой, а не тем, что происходит вокруг. Он все надеется выслужиться перед Его Императорским Величеством, оттого крутится рядом как собачонка, все время смотрит в рот Государю. Даже брату это противно. Никитину и в голову не придет осматривать Взором гостей. Кто еще? Разве что старик Розанов. Он был двойкой лет десять назад. Думаю, сейчас едва ли осилит заклинание третьего ранга.

— Такое бывает? Дар может деградировать?

— Как и все в нашем мире. Если ты чем-то не пользуешься, эта мышца атрофируется. Если не использовать дар, тело будет считать его не таким уж нужным элементом. Или Вы хотели достичь могущества лежа не диване?

— Было бы неплохо, — честно признался я. — Но остается еще один сильный маг второго ранга. Который, кстати, уже заметил силу внутри своей гостьи.

Владимир Георгиевич поднес фужер с шампанским к губам и загадочно улыбнулся. Словно я сказал нечто забавное, но сам не догадался об этом. Еще — он не смотрел на меня. Что интереснее всего, когда Романов улыбнулся, то стал еще более некрасивым. За что же его так природа наказала?

— Пусть будет так, — сказал брат Императора. — Но, насколько Вы видите, я не тороплюсь рассказать Его Величеству, что один застенный граф смог отдать часть своего дара тете. И мало того, после создал защитное заклинание третьего ранга для отвода глаз, причем, без особых сложностей. Признаться, Вы удивительным образом поднаторели в волшбе за такой короткий срок. Понятно, что Вам повезло и с даром. Но все же…

Романов вновь отпил шампанское, словно над чем-то раздумывая. А я удивленно посмотрел на него. Значит, Антивзор третьего ранга? Я почему-то отнес его ко второму. Но раз Его Высочество говорит, так оно и есть. В магических делах Владимир Георгиевич будет поопытнее.

— Николай… — он запнулся, но всего на какое-то мгновение, — Федорович, Вы знаете, как устроена циркуляция магии, как некоей субстанции среди волшебников?

— Мне пытался объяснить господин Максутов, — ответил я. — Магия — своего рода напряжение, а маги — устройства, которые от него работают. Когда одно из устройств выходит из строя, то напряжение равномерно перераспределяется на остальные.

— Какое диковинное объяснение, — улыбнулся Владимир Георгиевич, пощелкав ногтем по пустому фужеру. — Но я будто бы Вас понял. И в общем, Вы правы. Только прибавьте сюда вот еще какую переменную: напряжение само выбирает себе новые устройства, через которые будет работать. В этом и есть самая большая несправедливость. Порой магия достается людям, не совсем достойным и не готовым к ней. По крайней мере, так было прежде.

Я не сдержал усмешку. Это в чей огород камешек, интересно?

Владимир Георгиевич отдал фужер подошедшему с подносом официанту и взял новый.

— Процесс передачи магических сил еще сложнее. Никто не ручается за то, как поведет себя дар в чужом теле. Приживется ли. В нашем мире изъятие дара в пользу государства с недавних времен и вовсе запрещено. Можете себе представить?

Я кивнул.

— И это создает определенные трудности. Возьмите, к примеру, моего сына. Неглупый мальчик, замечательно сложен, из хорошего рода. Но вот, обделен даром. Причем, с самого рождения. Чего я только не пробовал, но он так и остался пустышкой. А Вы знаете, Николай Федорович, несмотря на всю прогрессивность нашего общества, недомам трудно занять самое высокое кресло.

— Не могу с Вами согласиться, — ответил я. — Насколько мне известно, множество людей в Сенате, как и в министерстве…

Владимир Георгиевич засмеялся, поэтому я тут же смущенно замолчал. Будто сказал какую-то глупость. Хотя, судя по всему, так оно и было.

— Вы наивны и юны. Я имею в виду не министерское кресло, кое-что повыше.

Именно в этот момент Владимир Георгиевич встретился взглядом с Императором. Лучезарно улыбнувшись тот поднял фужер, и кузен ответил ему тем же.

— Недом не может быть государем, — произнес он почти не разжимая губ. — Правитель должен быть магом. Пусть самым плохоньким, слабеньким. Но подданные хотят видеть в нем своего человека, того, кто будет защищать их интересы. Мага всегда можно поднатаскать, обучить. Но в правителе должна плескаться хоть капля дара.

— Но ведь Его Величество…

— Его Величеству сорок шесть лет, — ответил Владимир Георгиевич. — Он немногим младше меня. И у него та же проблема — все дети недомы. Насмешка судьбы, не правда ли? Только в отличие от меня, у брата три дочки. Что весьма снижает их шансы в борьбе за престол.

— То есть, Вы мне предлагаете…

— Сделать магом моего сына в обмен на молчание. Условие довольно простое. Вдобавок ко всему, Вы получите мое покровительство.

— Но ведь это измена, — тихо прошептал я.

— Вовсе нет. Я не прошу свергать своего брата. И сам не собираюсь этого делать. Лишь хочу подготовить ему достойную смену.

— А если я откажусь?

— Как подданный Его Величества, я буду вынужден сообщить ему одну прелюбопытную деталь касательно застенного графа. Думаю, Император очень обрадуется, что у него в руках окажется оружие, с которым он сможет победить любого врага. Сделать недома магом или усилить дар уже существующего волшебника. Так что, как Вам перспектива?

Перед глазами встала узкая камера, кусок хлеба и кружка воды. И редкие выходы из темницы, когда нужно будет кого-то прокачать. Да, перспектива, мягко говоря, так себе.

— Если все же Вы согласитесь, я Вам гарантирую спокойную и безбедную жизнь. Не придется больше устраивать всякие потешные поединки на Вашем заводе. Да, да, граф, не смотрите так, к Вам приковано слишком пристальное внимание.

— А если дар не приживается? Вы ведь сами говорили…

— Ваша тетя чувствует себя прекрасно, — ответил Его Высочество. — Но если все же случится именно так, как Вы предположили, то мы попробуем еще раз. До того момента, пока не добьемся желаемого результата. По всей вероятности, Вам все равно, сколько раз отдавать часть дара. Чувствуете Вы себя все равно прекрасно.

Он улыбнулся проходящему господину.

— Ходили слухи, что господин Ирмер обладает какими-то сверхъестественными способностями. Сверхъестественными даже для мага. Теперь хотя бы понятно, о чем все говорили. Итак, возвращаюсь к нашему разговору: выбор за Вами.

— Получается, у меня нет особого выбора, Ваше Высочество.

— Выбор есть всегда, — пожал плечами Владимир Георгиевич. — Просто, его результаты не всем нравятся.

Ощущения были так себе. Никому не по душе оказаться пешкой в чужой игре. К тому же, когда тебя шантажируют. Пусть светлейший князь и сделал это довольно тонко, однако смысл я уловил. Либо соглашаешься, либо тебя размажут.

— Я согласен. Когда?

— На днях, — ответил Владимир Георгиевич. — Я пришлю какого-нибудь человека. Не из своего круга. Чтобы его нельзя было связать со мной. Он сообщит место и время, где все должно произойти. Сделаете моего сына магом, и дело с концом. Все разойдутся довольные собой.

— Место и время? — удивился я. — Почему не здесь?

— Об этом никто не должен знать. А у такого большого особняка много ушей и глаз. Думаю, все уже оговорено. К тому же, мне кажется, брат созрел для благотворительности.

— Господа… и дамы, — улыбнулся Император, обнажив крепкие ровные зубы.

Забавно, ему шла улыбка. Но нравился мне в таком состоянии Его Величество еще меньше, чем Владимир Георгиевич.

Сейчас Император был чуть-чуть пьян. Хотя, судя по внимательному взгляду его супруги, напороться до беспамятства ему здесь не позволят. Хорошо иметь чуткую жену.

— Все знают меня, как доброго, щедрого и радушного хозяина, — сказал он, слегка растягивая слова.

Взгляд Романовой медленно холодел, приобретая крупицы льда. Неужели я дождусь скандала в императорской семье? Хоть бы, хоть бы.

— Поэтому не мог не отреагировать на появление родственницы нашего графа Ирмер-Куликова. Чтобы обезопасить ее от посягательств застенцев, Наше Императорское Величество предоставляет право Марии Семеновне принести присягу на вечное подданство Российскому Государю. После чего госпоже Никольской будет пожалован титул графини. Итак, без лишних слов, склонитесь.

Сказано это было с неким самодовольством, некоторые гости даже рассмеялись. Его Величество чувствовал себя хозяином ситуации. В действительности так оно и было.

Я смотрел на Императора еле сдерживая злость. Так, спокойнее, Кулик, спокойнее. Дыши ровнее. Все происходящее здесь является фарсом. Хотя бы потому, что предоставление права принятия в подданство иностранцев должно осуществляться Губернским правлением. А никак не Его Величеством. Это я узнал в лицее.

Причем, присяга могла приноситься в городской думе или ином ближайшем присутственном месте. Я вот вообще ничего не говорил. И прокатило. Романов же вознамерился сделать из своего проигранного пари шоу. Лишний раз ткнуть застенного графа носом в мокрую тряпку, указать его место. Понял, принял. Наверное, подготовить преемника — не такая уж плохая идея.

Однако тетя удивила и тут. Она без лишних разговоров преклонила колени, дождалась, пока ей принесут какую-то книжицу и… начала говорить.

— Я, Никольская Мария Семеновна, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием, в том, что хощу и должна Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Роману Николаевичу…

Если бы меня спросили, какой из моментов прошедшего дня был самым ярким, я бы назвал этот. Не забитый паненкой пенальти, не итоговый отраженный мяч Дмитриевой, не поднятие кубка над головой, а обескураженное лицо Самодержца Всероссийского.

Тетя продолжала шпарить как по бумажке, про «служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего», «возможности предостерегать и оборонять» и «всякими мерами отвращать и не допущать тщатися». Хрен поймет, что это значило, но звучало претенциозно.

— … в заключение же сей моей клятвы целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь.

— Поднимитесь, Мария Семеновна, — уже без всякого удовольствия произнес Император. — Поздравляю, вот Ваши бумаги.

Он хотел сказать еще что-то, но неожиданно ответ Романова прервала супруга, захлопав в ладоши. Довольно скоро ее поддержали остальные.

— Давайте музыку, в конце концов, — наконец перекричал всех Император. — Первый танец с новой графиней мой.

Нельзя не отдать должное Его Величеству, после грандиозного фиаско он взял себя в руки быстро. И даже беззаботно о чем-то беседовал с тетей. Интересно, новоиспеченная графиня тоже поняла, что сейчас произошло или нет?

Все оставшееся время я только ждал момента, чтобы улизнуть. Уходить в первых рядах считалось признаком дурного тона. Поэтому я дождался, пока жены начнут потихонечку утаскивать веселеньких мужей, после чего поблагодарил Владимира Георгиевича за гостеприимство, и мы отбыли.

— Что скажешь? — спросил я, когда мы ехали обратно.

— Серпентарий, — честно призналась тетя. — Но занятный. Есть, конечно, несколько нормальных людей, но в целом… Почти как бухгалтерия на прошлой работе, только с мужиками.

— Я думал, что ты стала душой компании.

— Я там как экзотическое животное, — улыбнулась она. — Каждый хотел потискать, взять в руки, рассмотреть. Запомни, Коля, мы никогда не станем тут своими. Даже через несколько лет. Ты будешь думать, что у тебя появились друзья, девушка, да много чего, но наступит момент, когда им придется выбирать. И выбор окажется не в твою пользу.

Тетя говорила впроброс, будто бы даже не особо задумываясь о словах. И ежилась от морозного вечера, глядя на темнеющий в сумерках Петербург. А еще улыбалась.

— Ты скажи, где присягу выучила?

— Так Пал Палыч заладил: «Мария Семеновна, Мария Семеновна, не сегодня-завтра придется подданой Его Величества становиться. Лучше уж подготовиться». Наш домовенок-то начитанный, он эту присягу наизусть знает. И меня заставил запомнить.

— Он не домовенок, — машинально поправил я.

— Какая разница?

— А чего улыбаешься? — нахмурился я.

— Коля, вот ты вырастешь немного и узнаешь, что женщине очень часто надо по-настоящему чувствовать себя женщиной. Желанной и привлекательной. Снимать кухонный фартук и выбираться в люди, в клуб, караоке, да просто в гости. А тут целый бал. И мужики все в мундирах, подтянутые, эти свечи в канделябрах, официанты…

Она замолчала, будто у нее закончился воздух. Да и у меня особо не было каких-то слов. Голова оказалась занята совершенно другим. Предложением, от которого я не смог отказаться.

Говорил ли Владимир Георгиевич открыто или вел какую-то свою игру? Вот, кто ж его знает? А вдруг это проверка? Хотя вряд ли, слишком уж как-то все хитро. Гораздо проще взять меня прямо там, сил присутствующих бы точно хватило. Да еще снаружи остался Императорский Конвой.

Даже сейчас меня достать довольно легко. Надо понимать, что я сильно связан по рукам и ногам тетей. Если надавить на меня через нее, то можно договариваться о чем угодно. Однако светлейший князь действовал напрямую. Да, может быть, нагло, нахраписто, не боясь отказа. Но не юлил.

— Колюсик, ты кушать хочешь? — спросила тетя, вопреки всякому этикету самостоятельно спустившись из экипажа. — Я там толком не ела. Едва схватишь канапешку, ну, или что там у них подавали, сразу кто-то подходит.

— Нет, спасибо, теть Маш, я к себе. Завтра день тяжелый.

И уже поднимаясь по лестнице слышал, как внизу разворачивается смерч Мария. А что, американцы же любят называть всякие торнадо женскими именами.

Зашел в комнату, скинул с себя парадный мундир и не умываясь завалился спать. Думать о произошедшем за день сил не было. Завтра предстоит очередной бурный день. А покой мне даже не снился.