Застенец 2

Глава 8

Обратно я ехал уже с незнакомыми мне лично господами. Точнее, знал, что мрачный старик с тусклым взглядом — это нелюбимый Императором Никитин. Вертлявый молодой человек с лучезарной, и чаще всего не к месту, улыбкой — Голубев. Еще один — здоровенный мужик с ликом, лишенным всякой мыслительной деятельности — из Конвоя Его Величества. Моё окружение говорило об одном — наша карета не пользовалась особой популярностью. Обычно сопровождающие ехали на козлах снаружи.

Причину перемены подобного отношения я искать не стал. Вряд ли дело в интервью. Его Величество даже улыбался, когда слышал «мои» ответы.

Хуже нет, чем допытываться о произошедшем, не имея никаких вводных данных. К тому же, мне было так даже лучше. Опальные дворяне не рвались побеседовать, несмотря на мою популярность. Может, действительно не хотели, может, боялись сболтнуть чего лишнего при человеке из Конвоя. В другое время мое самолюбие было бы даже задето. Теперь же я искренне поблагодарил Императора за великолепную компанию. Джек-пот. Почти такой же, как глухонемой таксист.

Потому что все мои мысли остались в том спецучреждении закрытого типа, чтоб его. И как достать тетю оттуда. Хотя, как раз это не вызывало больших трудностей. Средний выброс силы — и вся система защиты полетит к чертям. Ведь защитного амулета против магии у них так и не появилось.

А вот на другие вопросы у меня ответа не было. Во-первых, как выбраться из Петербурга? Вряд ли мне кто-то выдаст разрешение шастать туда и обратно. Во-вторых, каким образом добраться до Волгаря? Путь не близкий. Отсюда километров пятнадцать, если не больше. И в-третьих, что делать потом? Убежать сюда и просить защиты у Императора? Или сначала попросить, а потом уже действовать?

Нет, в подобном случае Его Величество вроде как станет соучастником. А это может сильно ударить по его репутации. С другой стороны, он вряд ли будет в восторге от того, что я сделаю все тайком и поставлю его перед фактом. Куда ни кинь, везде клин.

— Коля! — прогремел на весь дом звонкий голос Горчакова, как только я переступил порог.

Признаться, еще никогда собственное имя меня так не раздражало.

— Все прошло просто… как ты говорил, когда фельдфебель подвернул ногу и занятия по муштре отменили?

— Просто супер, — ответил я.

— Так вот, все прошло просто супер. Вот деньги за зрителей. С лекарем, которая Варвара Кузьминична, я рассчитался. Народу была тьма. И опять победил Бабичев. Представляешь?

— Очень даже, — взял я увесистую стопку. В былое время деньги б меня порадовали, сейчас я вообще эмоций никаких не испытал. Пересчитал купюры, отделил несколько и вернул Горчакову. — Держи, это за труды.

— Ну что ты, я же просто помог, по-дружески.

— Дружба дружбой, а деньги врозь. Ты выполнил свою часть уговора, помог провести состязание, значит, кое-что заработал. Держи, держи. Тебе деньги, что ли, не нужны? Одно дело — у отца брать, другое — самому зарабатывать. Взрослей, Илья, а то, вон, лоб какой, а все за спину бати прячешься.

Горчаков смутился, опустил взгляд, но деньги взял. Весь его восторженный пыл сошел на нет.

— Извини, Илья, я не должен был на тебе срываться. Просто, день тяжелый выдался..

— Да ничего, все правильно. А что там было, на переговорах?

— Я откуда знаю? — пришлось пожать плечами. — Будто меня туда пустили.

— А Императора видел?

— Да, ехали туда вместе, в одной карете.

— Вместе?! — выпучил глаза Горчаков. — С Его Императорским Величеством?

— Вместе, вместе. Но за тебя словечко замолвить не смогу, извини, не успели подружиться. Илюха, давай позже поговорим, мне тут подумать надо кое над чем.

— Нормально все? — сразу посерьезнел Горчаков.

Я задумался. Засланный казачок в мире магов, человек, на которого устраивают покушения, дворянин без доходов, пытающийся все время заработать, и племянник, чью тетю держат взаперти в состоянии овоща. Что из этого можно назвать нормальным?

— Да, просто устал, — не захотел я грузить Илью своими проблемами. — Я вечером тренировку соберу, вы с Макаром приходите. Будем с Елизаветой Павловной выходы один в один отрабатывать.

Он ушел, а я остался наедине со своей проблемой, пытаясь составить из букв «ж», «о», «п», «а» слово «вечность». Сказать по правде, получалось откровенно плохо.

— Господин, подите, что ли, откушайте, — позвал Илларион. — Знаю я эти государевы дела. Цельный день таскать будут так, что воротник весь в мыле, а покормить и не подумают. Тут разносолов куча. Господин, ежели не спуститесь, все Пал Палычу скормлю. Он и так коршуном здесь вьется последний час.

Ага, скорее уж — жирной чайкой. Но Илларион натолкнул меня на одну любопытную мысль. Блин, как я сразу не догадался? Зачем ломать голову самому, если для этого есть специально отведенные существа?

— Пал Палыч, иди сюда! — грозно крикнул я в потолок.

Почему туда, не знаю. Но именно в верхнем углу, в лучших традициях фильмов ужасов, и нарисовался соседушко.

— Наговаривает на меня Илларион. Ничего я там не вился, — сразу стал торопливо оправдываться Пал Палыч. — А рыба копченая и вовсе второй свежести. Я бы вам ее не советовал откушивать.

— Ага, лучше, чтобы ты сам ее слопал.

— У меня желудок привычный, — со вздохом ответил соседушко. — Гвозди перемалывает, коли нужда есть.

— Давай не прибедняйся. Дело к тебе имеется. Если выполнишь, велю Иллариону тебе что хочешь купить. Кстати, ты что любишь?

— Сливовый пудинг, — чуть не задрожал соседушко, — с изюмом и орехами. Его прошлый хозяин по большим праздникам иногда брал.

— Забились. Ты находишь ответ на нужный мне вопрос, а я тебе сливовый пудинг. Короче, смотри, Пал Палыч, какие вводные…

Наверное, так внимательно меня не слушали даже местные футболисты. Хотя обычно простолюдины ловили каждое мое слово, будто через скромного графа передавал свою мудрость сам Бог. Вот что значит правильная мотивация. Соседушко теперь землю грызть будет, но какую-нибудь лазейку точно найдет. Не скажу, что с души камень упал, но хотя бы появилась какая-то надежда.

Я не спеша пообедал вместе со слугой, слушая последние сплетни. Илларион был вроде ютубчика, который врубаешь минут на десять. С той лишь разницей, что включался он сам, стоило сесть за стол. И новости подбирал на свой вкус. К слову, сегодня было вполне познавательно. Так я узнал, что в трактире только и разговоров о Ристалище для лицеистов, которые устроил застенец. И вроде как государь скоро запретит все это дело.

Признаться, подобное меня немного насторожило. Хотя бы потому, что к голосу народа надо прислушиваться. Понятно, что прямые аналоги с Ристалищем уместны, разве что с некоторыми оговорками. Но в этом был и минус. Мандатом на насилие обладает лишь власть. И как только она посчитает, что застенец пытается забрать все лавры себе, меня закроют. Надо поразмышлять, как изменить состязания. Это раз. Два — придумать нормальное название, навсегда отвязавшись от Ристалища.

— Ужин ко скольки подавать, господин? — спросил Илларион. — По глазам вижу, собрались куда-то.

— Ага, надо к кьярду заглянуть, пока он в очередной раз что-нибудь не сжег. А потом к футболистам.

— Вот, дался Вам этот кьярд, — буркнул Илларион. — Пользы с него никакой, одни расходы. Давно бы бумагу написал в Третье Отделение, они бы его на колбасу пустили.

— Что-то мне думается, такая колбаса будет невкусная. И пока ее попытаешься сделать, есть риск лишиться руки.

— Это, вона Вы как говорите… образно.

— Илларион, я рад, что ты развиваешь свой коммуникативный навык. Но кьярда я в обиду не дам. Пролетку лучше пойди поймай.

Конвой, кстати, был на месте. Черевин даже кивнул, приветствуя меня. Забавно, учитывая, что до дома меня доставили сопровождающие Императора. Ну да ладно, это не мое дело.

До Хромого я добрался без всяких приключений. Да и какие бы они могли быть, когда за мной присматривали казаки, а с недавнего Разлома прошло всего ничего? Возле конюшни лежали новенькие доски, а на крыше стучали молотком.

— Михаил, добрый день, это я, Николай.

Хромому понадобилось несколько минут, чтобы слезть. Выглядел он хмуро, недовольно. И я даже знал причину.

— Вот, — протянул я ему половину от переданных Горчаковым денег. — Здесь на ремонт и за неудобства.

— Забыли, — кивнул Миша, забирая деньги. — Только повторится, если внимания ему не будешь уделять, Вашблагородие. Кьярды — не обычные лошади, которых покормил, дерьмо убрал, да попоной накрыл, чтобы не мерзли. Они свое место тебе живо покажут. Поближе надо быть к кьярду.

— Это я уже уяснил. Пойду, почищу его, да поезжу.

— Давай, я подойду позднее.

Что в переводе на общечеловеческий значило — посмотрю, не накосячил ли ты с чисткой и упряжью.

Васька встретил меня внимательным взглядом змеиных глаз. Я ожидал очередной бури эмоций, но стоило подойти, как он молча положил голову мне на плечо.

— Тяжело, Васька, — признался я. — Обложили со всех сторон, даже поговорить не с кем.

— Говори, — прошелестел голос в голове.

Кьярд мягко намекал, что мне действительно есть с кем побеседовать. Но вместо слов я обнял его за шею двумя руками. Да так и стоял. Долго. Не произнося ни слова. А Васька терпеливо ждал, даже не думая шелохнуться. Но самое забавное, что меня отпускало. Тяжесть прожитого дня, переживания, невеселые думы сейчас уходили прочь.

— Уж слишком ты все дословно понимаешь, Вашблагородие, — нарушил идиллическую картину Миша Хромой. — Я другое имел, когда про ближе говорил. Чистить-то красавца будешь, или как?

— Буду, — ответил я. — Хочу еще прокатиться на нем сегодня. По воздуху.

Васька радостно фыркнул, а в глазах его загорелся бесовский огонь. Да, да, знаю. Тебе-то подобное очень нравится, в отличие от меня. Но выбора нет. У меня был единственный транспорт, чтобы выбраться отсюда. И имя ему Василиск Николаевич. В мою честь, понятное дело.

Меньше чем через час я рысил по кругу под присмотром Миши.

— Вот, уже лучше, Вашблагородие, уже лучше. Будто человек живой верхом сидит, а не мешок картошки. Спину держи, Вашблагородие, держи. Вот, молодец.

Я тяжело вздохнул. Семи смертям не бывать, одной не миновать. Чуть пришпорил кьярда, а тот все понял без лишних слов. Была у Васьки такая хорошая способность, компенсирующая все остальные.

Его «взлет» вообще не был похож на подъем того же самолета. Меня не вдавливало в седло от перегрузки, и рывков никаких не ощущалось. Кьярд бежал по воздуху, словно под ним была твердая земля. Только у меня внутри все рухнуло, когда копыта стали месить воздух.

— Не бойс-с-ся, — прошелестело у меня в голове.

— Тебе легко говорить, а я, вот, себя чувствую более уверенно на твердой поверхности.

Кьярд будто бы специально, чтобы я привык, бежал на небольшой высоте. Сначала вдоль окраин, но добравшись до центральной части города, он повернул. И все это время даже не пытался подняться выше. И надо сказать, сработало.

В какой-то момент я понял, что слишком свежий воздух не пробирает до косточек. Скорее, придает сил и бодрости. Мерные движение мускулистого тела под ногами передавали уверенность и мне. А еще я вдруг осознал, что могу сейчас подумать, просто подумать, даже не говоря ничего, и Васька сразу поймет. И сделает.

Так и получилось. Кьярд стал набирать ход, устремившись к месту, где когда-то был Финский залив. Сейчас, чуть поодаль от стены, там располагалось Московское шоссе. Не Балтика, конечно, но тоже неплохо.

Вот только перед самой стеной наш единый организм, который я образовал с кьярдом, забарахлил. Даже не знаю, кто испугался первым. Но Васька стал хрипеть, недовольно тряся головой, и сбиваться с ритма. Да и я сам ощутил невидимую тяжесть преграды перед нами. Нет, это не стена, а купол, непроницаемый со всех сторон. И снаружи, и изнутри. Слишком хорошее заклинание для хитрого лицеиста на кьярде.

— Давай вниз, — развернул я Ваську.

Тот нехотя послушался. Будь его воля, мы бы ездили до моих кровавых мозолей на моей заднице. Кстати, после седла она первое время и правда болела.

Я завел Ваську в конюшню, а затем долго и тщательно чистил. Сегодня мне не хотелось торопиться. И я действительно получал удовольствие, находясь рядом с кьярдом. И тот отвечал мне тем же, ласково тыкаясь своей уродливой мордой. Уродливой с точки зрения большинства. Я же считал, что у Васьки вполне себе симпатичная мордашка.

И что еще забавно, по пути в парк мне было хорошо. Несмотря на легкое фиаско, в душе поселилось какое-то спокойствие. Интересно, есть лошадотерапия? Если нет, то ее надо придумать[2].

Футболисты только стали подтягиваться. Среди мальчишек возвышалась тонкая Лизавета Павловна в неизменной безразмерной вратарской форме. Видимо, одежку по размеру еще не сшили. Пацанов я отправил разминаться, а сам отвел девушку в сторонку.

Для начала рассчитался с ней за подмену. В отличие от Горчакова, Дмитриева деньги забрала и даже слова не сказала. Нормальное поведение нормального человека. А следом мы перешли к самой мякотке.

— Сейчас мы, Елизавета Павловна, будем бороться с эволюцией.

— Думаешь, наших сил хватит? — ухмыльнулась она. — Может, остальных еще позвать?

— Смотри, что ты сделаешь, если в тебя что-то резко бросить?

Я подтвердил свои слова делом, подобрав камень и метнув в сторону Лизы. Понятно, что взял чуть правее. Потому что если бы захотел — попал.

Дмитриева предсказуемо дернулась в сторону.

— Вот. Задача вратаря как раз в обратном. Встать на пути всего, что летит в ворота. Более того, выйти навстречу этому всему. Смотри, когда все защитники обыграны, и нападающий вываливается один в один, ты должна идти на него. Давай сразу на практике покажу.

Я поставил ее на импровизированные ворота и стал медленно подбираться с мячом. Лиза рванула наперерез, сокращая дистанцию большими шагами. Я выждал момент и пробросил ей мяч между ног. В этом мире же не знают, что такое панна[3]?

— Не надо ломиться ко мне со всей дури. Ты должна медленно сокращать дистанцию, и при этом в любой момент быть готова к удару. Поняла?

Лиза кивнула, стряхнув непослушную прядь со лба.

Еще спустя минут десять унижений, я вновь остановил нашу тренировку.

— Выходя, старайся стать больше. Разводи руки в стороны. Они должны быть на уровне пояса. Так больше шансов среагировать на удар. Можно быстро опустить или поднять. Не отворачивайся. Как бы страшно ни было. Это ты должна напугать нападающего, смутить его. Понимаешь?

Опять кивок. Я позавидовал будущему мужу Дмитриевой. Никаких жалоб, упреков, слез. Даже передохнуть ни минуты не попросила. И не психует из-за неудач. Да она просто создана, чтобы быть вратарем.

Когда собралась команда, я рассказал схему тренировки Ефиму, заодно назначив его старшим, а сам вернулся к Дмитриевой. Не скажу, что спустя полчаса сделал из высокой дворянки первоклассного голкипера, однако она действительно быстро схватывала. Даже обидно, что у них нет здесь профессиональной лиги. Было бы интересно посмотреть на Дмитриеву, скажем, через год. Осталась сущая мелочь — то, на что у многих уходит вся жизнь — научить ее играть ногами.

Нашу тренировку с Лизой прервало мерзкое жужжание. Что еще интереснее всего, оно показалось мне очень знакомым. Будто из той, прошлой жизни. Секунд десять мозгу понадобилось, чтобы провести правильную аналогию, а потом я поднял голову. И увидел белый коптер, зависший над парком.

Быть не может. Как он мог здесь оказаться? Ведь стена, купол, непроницаемая завеса. Сам же проверял. И коптер!

Провисел белый красавец с четырьмя винтами недолго. Будто некая рябь прошла по воздуху, и он рухнул на землю, больше не жужжа. Я подбежал к нему, на ходу подбирая разлетевшиеся части крохотного беспилотника. Нет, он не военный. Такой в каждом магазине купить можно. У него и камера слабенькая. Явно любительский.

— Это что за диковина, Николай? — подошел Ефим.

— Либо массовая галлюцинация, либо причина поглядеть на стену, — сказал я.

И не говоря больше ничего, бросился прочь. Футболисты, пусть и с некоторым запозданием побежали за мной. А Горчаков с Протопоповым, скучающие на бровке, отправились следом быстрым шагом. Я же проскочил парк за несколько минут и выбрался на Малый проспект. Бегом достиг Семнадцатой линии и навострился к Университетской набережной. Вот только до нее не добрался.

Минут через пять меня нагнали футболисты, недоуменно обступившие со всех сторон.

Вместо ответа я поднял руку, показывая на горизонт, залитый искусственным светом. На мою родную Самару, которая теперь виднелась в вечерних сумерках.

— Стена. Ее больше нет.