Я здесь, чтобы убивать

[16]

Поместье украшали жёлтые лилии, шёлковая драпировка тоже была жёлтой, как и почти всё убранство. Ласк выбрал этот цвет как основной для нынешнего празднества. Потому что, с его слов, на жёлтом фоне хорошо выделялись другие цвета, и люди редко наряжались в жёлтое. Так Бессу будет хорошо видно свои потенциальные жертвы. Возникало ощущение, будто Ласк предвкушал убийства на вечере больше, чем сам Бесс.

Его новый наряд представлял собой белый костюм с разноцветной вышивкой в виде полевых цветов и лаковые зелёные туфли. Для Акулы сшили шапочку, похожую на берет. Головной убор крепился на четырёх острых ушках. Оценив себя в зеркале, малышка довольно фыркнула.

Волосы Бесса аккуратно уложили, открыв лоб. Ассиметричная маска повторяла форму лица, оставляя видимой лишь боковую часть подбородка. Азалия подивилась тому, как Бесс стал красив, не то, что в обычное время. Он не знал, воспринимать ли это в качестве комплимента или наоборот.

Бесс собирался войти в особняк вместе с остальными Убийцами, чтобы слиться с толпой. Во дворе собралось несметное количество гостей. Казалось, все Убийцы с Орлиного холма пожаловали на поклон к Савитусу Ласку. Этот род никогда не скупился на приз. В десятках глаз сверкали золотые монеты, заставлявшие позабыть об обоюдной ненависти между Проклятыми и Убийцами. Бесс разглядел среди прибывших Женевьеву с Арланом и постарался тщательнее спрятаться за чужими спинами, чтобы старые знакомые не распознали его по движениям и походке.

На входе гости демонстрировали приглашение и наруч. Попасть внутрь можно было лишь с этими двумя свидетельствами. Случайных Убийц нанятые портье разворачивали у парадных дверей. Приглашения не были именными, хозяин не знал имён всех Убийц, либо делал вид, что не знал, потому кто-то мог проскользнуть внутрь по чужому приглашению. Хотя редкий Убийца подарит шанс разбогатеть кому-то другому.

Бесс вошёл в большой зал среди прочих. Многие двинулись к столам с закусками и выпивкой. Подносы с бокалами вина быстро пустели. Как будто толпу беспризорников допустили к полному холодильнику. Хотя не все Убийцы вели себя как голодные дикари. Те, что рангом повыше, держали лицо и осматривались по сторонам. Всё оружие сдавалось на входе, прямо как в Пирамиде. Может от того взгляды Убийц то и дело скользили по столовым приборам, хотя те же ножи и вилки были нарочно сточены на краях, чтобы представлять меньшую опасность. Но, будучи Убийцей, учишься быть в любую минуту готовым к внезапным угрозам.

Однако маски всё равно раскрепощали. Люди вели вполне непринуждённые беседы, даже искренне смеялись над чужими шутками. Поднимали тосты и чокались бокалами. Накануне все магазины парадной одежды и париков опустели. Это был почти что модный показ результата трудов ремесленников Орлиного холма.

Ласк вместе с сестрой объявились перед гостями примерно через полчаса после закрытия дверей. К тому моменту большинство успели набить свои желудки и разомлеть от вина. При появлении хозяина торжества все головы обратились к нему. Но в позах Убийц не читалось ни признательности, ни радости. Они глядели на Проклятого сшивателя презрительно и враждебно. Один его глаз сверкал коричневым вместо фиолетового, напоминая о предателе среди Убийц, что якшается с «паразитами».

В этом мире не было линз, но в маску Бесса были вставлены тёмные стёкла, что скрывали цвет глаз. Многие гости носили точно такие же, потому это не выглядело подозрительно.

Вопреки очевидному негативному отношению присутствующих, Ласк проявил радушие и улыбался, делая широкие жесты руками. Он объявил, что в этом году целых трое Убийц смогут выиграть монеты-черепа. Три значительных приза в сто, триста и пятьсот золотых монет блестели в сундуках, что вынесли слуги на всеобщее обозрение.

Ласк намеревался устроить обычную лотерею с вычёркиванием чисел на билетах для третьего приза и состязание для второго. Чтобы выйти главным победителем предстояло дать ответ на специально придуманную загадку.

― В чём суть состязания? ― поинтересовался кто-то в толпе после объявления.

Ласк улыбнулся ещё шире:

― Триста монет черепа получит Убийца, что отыщет среди приглашённых владельца моего второго глаза, ― он указал на карюю радужку. ― Условия таковы. Срывать маску можно только публично на этом самом месте. Всего одна попытка выбора. Если маска будет снята раньше, победа не засчитывается, как и если личность этого человека будет раскрыта ещё каким-либо иным образом. Тогда награда не достанется никому.

― С чего этому Убийце выходить на показ перед всеми? ― недоверчиво спросил другой гость.

― Ни с чего, ― безмятежно согласился Ласк. ― Но вы обязательно найдёте способ его убедить, не так ли?

Бесс, впервые слышавший об условиях состязания, хмыкнул. Ласк был в своём репертуаре. Ему нравилось шоу и наблюдать за действиями Бесса в затруднительных ситуациях. Хотя ничто не мешало тому снять маску прямо сейчас у всех на виду, лишив Убийц шанса на приз.

Гости переглянулись, выискивая в стоящих рядом мужчин, чьи глаза были закрыты стеклянными вставками. Круг подозреваемых сужался.

И, наконец, слуги вынесли крупную табличку с начертанной на ней загадкой:

«Он жил в неведении сто лет.

Когда очнулся, то ослеп

От зла, разрухи и от бед.

О ком идёт речь в стихотворении?»

Победителем становился первый ответивший верно. Количество попыток не ограничивалось. Ответы следовало говорить на ухо слуге, стоящему возле таблички с загадкой.

Кто-то неподалёку от Бесса недовольно выругался под нос. Загадка и впрямь выглядел неразрешимой. Пока Убийцы пытались определиться с дальнейшими действиями, дворецкий пригласил желающих сыграть в лотерею в соседний зал. Ушла примерно треть присутствующих. Остальные либо не считали сто золотых значимой суммой, либо не верили в свою удачливость. Хотя всегда оставалась возможность выкрасть чужую награду, при этом убив победителя. За пределами поместья вступали в силу прежние законы.

Бесс и сам не знал ответа на загадку. Хотя гостеприимный Ласк намекнул, что ответ может быть записан в укромных тёмных углах дома. Тем самым он подготовил почву для охоты Бесса, независимо от того, была ли подсказка правдивой. В итоге Убийцы благополучно разбрелись по зданию. Им были доступны любые незапертые комнаты, но не во всех из них горел свет.

Бесс чувствовал напряжение в ноющих от нервов мышцах. Осталось два убийства до выплаты долга. Он должен был совершить, как минимум, четыре, при этом убив троих почти одновременно.

― Клянусь, сшиватель нас всех разводит, ― услышал Бесс чей-то голос в коридоре и затаился за поворотом. ― Почему бы нам просто не украсть золото?

― Украсть? ― скептически отозвался второй голос (женский). ― Разозли кого-то из Савитусов и все Убийцы на холме будут знать, где ты живёшь, каким оружием владеешь и сколько раз умирал. Это всё равно что прописать себе смертный приговор. Поэтому играй по его правилам или убирайся. Хотя, если так неймётся, могу потом принести цветы на твою последнюю могилку.

Ответа на это Бесс не услышал, потому что парочка удалилась. Однако теперь ему стало любопытно, кому хватило спеси пленить Ласка и был ли этот человек до сих пор жив?

Время утекало, пока он бродил по дому, надеясь застать какого-нибудь заплутавшего одиночку вдали от любых свидетелей. Но Бессу не везло. Убийцы словно нарочно ходили группами. Это было умно и во многом ожидаемо. И всё же Бесса удивило такое последовательное поведение. Выходило, что лишь он и гулял один, только осознал это слишком поздно.

― Прости, но мне определённо нужно это золото, ― прозвучал за спиной голос Женевьевы (он обернулся). ― Так разоделся и подумал, что я тебя не узнаю?

Арлан стоял с другой стороны, явно играя роль сообщника. Убегать и сопротивляться не было никакого смысла.

― Тебе же лучше, если это буду я, ― заметила она. ― Не придётся терпеть навязчивость незнакомцев.

― Хорошо, ― согласился Бесс.

― И даже не попытаешься снять маску? ― удивился Арлан.

― Мне не жаль чужого золота для моего Учителя, ― ответил Бесс, выдерживая пытливый взгляд Женевьевы.

Она ухмыльнулась, принимая его внезапное великодушие. Бесс покорно последовал за Учителем. Арлан замыкал ряд.

Рваный шлейф закрытого бежевого платья Женевьевы волочился по начищенному полу, из волос торчали яркие перья. Каблуки мерно застучали по мрамору, когда они пересекали зал. Огни свечей дрожали на десятках канделябров. Присутствующие Убийцы оборачивались на группу из трёх человек, что направлялись в место, рядом с которым за отдельным столом сидели Ласк и Азалия, развлекающие себя игрой в шахматы. Они прервались при появлении Бесса, что остановился и развернулся лицом к гостям.

― Я намереваюсь получить награду, ― с ноткой бравады проговорила Женевьева, обращаясь к хозяину.

― Очень интересно, ― протянул Ласк, проводя пальцем по подбородку. ― Я с нетерпением жду.

На коленках Азалии отдыхала навострившая ушки Акула.

― Ты сам это сделаешь или лучше мне? ― поинтересовалась Женевьева у Бесса, проявив вежливость в обмен на его щедрость.

Всю дорогу Бесс думал, как здорово сочетались цвета костюма Арлана с платьем женщины, с которой тот почти не сводил восхищённых влюблённых глаз. Он поднял руку, схватившись за край маски. Следующее движение получилось размашистым и резким. С маски слетел тонкий хрустящий слой, обнажив сталь, что полетела прямиком в лицо Арлана и рассекла его переносицу напополам.

― Нет! ― сорвался возглас с уст Женевьевы.

После она плотно сомкнула губы, на вытянувшемся от потрясения лице застыл страх.

― Я заявляю о нарушении договора Жнеца, ― громко произнёс Бесс в пустоту.

Фраза пронеслась по залу звенящим эхом и растаяла в коридорах. Женевьева опустилась рядом с умирающим, глядя в его затухающий взор, но совсем не так, как это было раньше у фонтана. Словно пытаясь удержать Арлана среди живых своими цепкими глазами, полными сожаления об утраченной любви, она оставила жаркий поцелуй на холодеющем лбе. Но, несмотря ни на что и без всякого обратного отсчёта, окровавленное тело Арлана Лина испарилось из её крепких объятий.

― Зачем ты это сделал? ― глухо спросила Женевьева у Бесса. ― Ты мог убить кого угодно на этом вечере.

― Арлан никогда не принадлежал тебе, ― отозвался Бесс. ― Его жизнь была только моей.

Услышанное вывело Женевьеву из себя. С лютой ненавистью она посмотрела на своего спокойного как море в штиль ученика.

«Идиллию» прервал рогатый Жнец, возникший из тьмы рядом с загадкой. Он бросил беглый взгляд на табличку, прежде чем переключить внимание на Убийц. Однако в этот раз он был не один. За широкой костлявой спиной, закутанная в длинный до пола балахон, стояла небольшая фигура. Из-под низко опущенного капюшона торчал только край подбородка.

― Снова ты, ― с досадой протянул Жнец, заметив Бесса, а затем щёлкнул когтистыми пальцами, из воздуха возник договор, подписанный кровью.

Прищурившись, Жнец внимательно перечитал условия и скользнул взглядом по успевшей подняться с пола Женевьеве. Он задумчиво нахмурился и повернулся к фигуре в балахоне как будто в поисках совета.

― Заключившая договор, вне всяких сомнений, помешала бы своему ученику совершить убийство, не действуй он стремительно, ― послышалось из-под капюшона, и сердце Бесса ухнуло куда-то вниз.

Он знал этот голос, пусть и слышал его теперь только во снах. Но ведь это не могло быть правдой, так? Просто не могло…

― Согласно договору, ― уверенно продолжала девушка, ― Женевьева Кристалл обязана помогать добывать жизни, а не препятствовать этому. Ведь таким образом она ставит под удар должника. Он может оказаться в трудном положении из-за её поступка, если не сумеет расплатиться.

― Но… но я ничего не сделала, ― дрожащим голосом осторожно возразила Женевьева. ― «Нет» сорвалось просто от неожиданности.

Девушка, к которой обратился за советом сам Жнец, рывком сорвалась с места и капюшон слетел с её макушки. Чёрные прямые длинные волосы спадали на плечи, тонкие черты были аристократичными и острыми, как и запомнил Бесс. Однако её глаза поменяли цвет с серого на болезненно жёлтый, и половину лица заняла тёмная татуировка в виде паутины, в липких нитях которой застряла пленённая бабочка.

― Ты смеешь спорить со мной, с Наперсницей Госпожи? ― возмутилась она, приближаясь к согбенной Женевьеве.

― С каких пор? ― сорвалось у Бесса. ― С каких пор ты так изменилась? Что изменило тебя…

Он хотел произнести прежде до боли знакомое имя, но позабыл его. Тогда потянулся к карману за опалённым клочком. Однако едва вынул тот на свет, как Наперсница выдрала бумажку из ладони и разорвала в ещё более мелкие клочья. Их взгляды пересеклись. И в её желтых глазах не было ничего кроме хлада. По телу Бесса невольно пробежала дрожь.

Он переставал улавливать смысл происходящего. И, вопреки здравому смыслу, схватил Наперсницу за запястье и потащил в ближайший коридор. Она не сопротивлялась, но явно была обозлена подобной наглостью.

Когда десятки любопытных глаз остались позади, а шорох шепотков отрезала захлопнувшаяся дверь, Наперсница вырвала руку из чужой хватки и гордо подёрнула плечами, умудряясь глядеть на Бесса сверху-вниз, хотя была ниже его сантиметров на десять. Он легко узнал эту надменную гордость и даже улыбнулся, когда смог распознать нечто знакомое за новым фасадом когда-то родного человека.

С губ Наперсницы сорвался тяжёлый вздох:

― Не верится, что ты до сих пор отчаянно держишься за прошлое. Разве ты не начал новую жизнь в Долине, Бесс?

Она использовала имя, данное системой, лишив его надежды вспомнить своё прежнее имя.

― Я убил за тебя, сестра, ― с обвинительной ноткой в голосе промолвил Бесс.

Наперсница прикрыла рот, будто сдерживая смех, затем раздражённо возразив:

― Перестань, не начинай опять. Мы не родня. Многое не укладывалось у меня в голове прежде. Ты поднял руку на того, кто заботился о тебе всю жизнь и искренне любил. Этот ублюдок избивал только нас ― детей своей второй жены и никогда даже голос на тебя не повышал. Но вот ты стоишь над его телом с ножом, перечеркнув все ваши отношения из-за двоих незнакомцев, с которыми жил под одной крышей всего пару лет. Я не была способна это понять. Но когда попала в Долину и увидела, кем ты стал, всё обрело смысл. Ты всегда был Убийцей, Бесс, тебе просто нужно было оправдание, чтобы наконец раскрыть свою истинную сущность.

― Я… лишился всего, защищая вас с братом, ― упорно настаивал Бесс.

Наперсница психанула:

― Я никогда не просила тебя о защите! Никогда… Ты мог продолжать жить в вакууме любимого сына и просто оставить нас в покое со своей навязанной заботой. Даже если тебе было противно смотреть на наши синяки, ты мог молча отвернуться. Ты сам загнал себя в угол.

Бесс сглотнул, ощутив горечь на языке. Однако при этом он был слишком счастлив снова видеть её, слышать голос, просто находиться рядом. По-прежнему прекрасная даже с этой пугающей татуировкой и новым цветом глаз. Заметив, как Бесс на неё смотрел, Наперсница растеряла прежнее самообладание, её лицо смягчилось. Но она больше не нашлась, что сказать.

― Значит, Наперсница Госпожи, ― задумчиво протянул Бесс. ― Однажды я займу её место, и ты станешь служить мне.

― Дерзкое заявление, Бесс Мертный, ― тихо отозвалась она и отвернулась, направившись к двери.

Когда они вернулись в зал, то нашли всех на прежних местах, только Акула слезла с коленей и гуляла вокруг Женевьевы, будто следя, чтобы та не сбежала. Смурная Женевьева выглядела погружённой в мысли и не замечала аркаллу.

Приблизившись к Жнецу, Наперсница забрала у него договор на крови и разорвала напополам. Пергамент сгорел в искрах, как будто его никогда и не существовало.

― Договор расторгнут, ― объявила Наперсница. ― Наказания для Женевьевы Кристалл не последует. Но она лишается права заключать подобные соглашения в будущем. На этом всё.

Бросив последний короткий взгляд в сторону Бесса, она обратно натянула капюшон, укрыв своё выражение лица.

В приступе ярости Женевьева схватила лежащее на полу лезвие, выполненное в форме маски, и бросилась на Бесса. Он едва увернулся, получив глубокую царапину на щеке. Рассерженная Акула встала в боевую стойку, обратив свою мягкую шёрстку в острые колючки.

― Прошу успокоиться, ― потребовал Ласк, ― и не нарушать правила.

― Правила, которые не действуют на одного не действуют на всех, ― ощерилась Женевьева и обратилась к толпе. ― Только взгляните на хозяина и его перешитого любимчика. С нами обращаются как со швалью, не заслужившей и капли уважения.

Впрочем, никакого сочувствия в ответ она не получила. Среди Убийц каждый был сам за себя. И кто-то счёл её жалкое положение даже забавным, усмехаясь себе под нос.

Не отыскав поддержки среди себе подобных, Женевьева повернулась к Жнецу.

― Савитус Ласк ― Проклятый. От чего же вы не схватите его?

Рогач снова уступил ношу принятия решений Наперснице. Похоже, в её присутствии его полномочия ограничивались исполнением приказов.

― Будет несправедливо лишить награды за поимку Проклятого кого-нибудь из Убийц, ― ровно заметила Наперсница. ― Если любой из гостей свяжет преступника, Жнец с готовностью отправит его в заключение.

Никто из присутствующих не шевельнул и пальцем. Но Женевьева не оставила попытки добиться своего хоть в чём-то. Она стянула скатерть с ближайшего из столов, перевернув тарелки с рыбными закусками, и с треском порвала ткань, начав заплетать грубую верёвку. Остальные Убийцы просто наблюдали со стороны, как будто на подмостках разыгрывалось театральное представление.

Когда с готовой верёвкой Женевьева приблизилась к Ласку, тот поднялся со стула, протянув сомкнутые запястья.

― Да свершится правосудие, ― проговорил преступник без тени страха.

И пока совершенно растерявшая от гнева бдительность Женевьева опутывала чужие руки, Бесс схватил тупой нож и с размаху вонзил ей в шею. Наружу хлынула густая кровь, впитываясь в дорогой ковёр. Убийца пошатнулась, осев на колени, и уставилась на Бесса.

― Я погребу тебя в твою последнюю могилу, псих, ― её полный отвращения взгляд угас, над головой засиял обратный отсчёт.

«На вашей совести две новые смерти, ― запоздало оповестила система. ― Всего одиннадцать совершённых убийств. Вам добавлено две новые жизни. Всего четыре жизни. Вы получаете повышение до второго ранга».

― С точно таким же лицом ты убивал родного отца, ― заметила Наперсница хладнокровно и вместе со Жнецом растворилась в тёмном облаке.

― Истинный Убийца, ― с довольной полуулыбкой отметил Ласк, освобождаясь от пут, и задумчиво прибавил. ― Если бы не покушение на мою свободу, я был бы обязан отдать награду той наглой женщине.

От последней фразы, небрежно брошенной сестрой, Бесс почувствовал жуткое опустошение. Он впервые осознал, что проткнул ножом не просто человека, радостно мучившего других, но своего отца.

― Думаешь, я чудовище? ― спросил он у Азалии, гладившей насытившуюся смертью и ставшую сонной Акулу.

― Безусловно, ― спокойно ответила девочка. ― Как и мой брат, как и каждый в этом зале, а однажды и я.

Так Бесс узнал, что Долина ― вотчина чудовищ и их случайных жертв. Однако от этого знания он не обрёл ни облегчения, ни свободы.

В его мрачные думы вновь ворвалась система.

«Вы получили достижение Последняя капля в бронзовой отделке за отнятие последней жизни Убийцы. Заберите награду в ратуше вашего региона». Открылось окно профиля и в пустом поле появилась коричневого цвета медаль с рисунком багровой капли посередине.

«Доступна дополнительная информация: награды делятся на бронзовые, серебряные и золотые. Вы можете получить Последнюю каплю в серебряной отделке за отнятие последних жизней у трёх Убийц».

Арлан умер навсегда, вот почему Женевьева была так зла. Убивать кого-то насовсем было чем-то иным, но не для Бесса. Он не заметил разницы.

«Совершайте больше немыслимых поступков, чтобы открыть новые достижения», ― наконец система замолкла, он тряхнул головой, словно отгоняя надоедливую муху.

― Ты в порядке? ― забеспокоилась Азалия.

― Да. Просто надо на воздух, ― Бесс развернулся и зашагал к парадным дверям мимо всех враждебно глазеющих на него Убийц.

Тесный пиджак стал его раздражать. Бесс стянул вещь, бросив в руки ближайшему слуге, и закатал хлопковые рукава. Толкнул закрытую дверь и вдохнул вечернюю прохладу. Луна сияла над головой надкушенным полумесяцем.

Бесс сел на ступени, предаваясь размышлениям о времени, что он провёл в Долине. Всё содеянное и пережитое в единый миг промелькнуло перед глазами. Прежде размеренная заурядная жизнь стала совершенно дикой. Но разве это его не устраивало? Наоборот, Бесс приспособился здесь лучше, чем в мире, из которого появился.

Хотя он завидовал магии Жнецов и дриад. Откуда они черпали такую великую силу и почему та была не доступна Убийцам?

― Сестра, ― пробормотал Бесс, стараясь вспомнить имя, но это оказалось бесполезным усилием.

Хотя он сомневался, что это воспоминание было отнято за убийство однёрки.

― Сестра, ― вновь повторил Бесс, ― могла ли Госпожа забрать твоё имя также как и моё?

Вдруг вспышка ярости затмила его рассудок. Бесс ненавидел своеволие могущественной Смерти, что вертела чужими судьбами по собственной прихоти, вынуждая играть по надуманным абсурдным правилам. В висках болезненно запульсировало. Он попытался их размять, но это не помогло.

Тогда Бесс встал и зашагал за пределы территории поместья. Было уже довольно поздно, Орлиный холм сковало безмолвие. Едва шагнув за ворота, Бесс схлопотал стрелу. Она бы пронзила насквозь его бок, если бы под рубашкой не была надета броня.

Вторая стрела просвистела мимо уха. Траектория полёта выдавала местонахождение нападавшего. Бесс ускорил ход, теряясь в тенях. Он старался двигаться тише и быстро достиг укрытия, где пряталась нерасторопная охотница. Яз почти успела схватить сумку и начать бежать, когда Бесс загородил ей путь, ведущий к выходу из заброшенного склада.

В полумраке Бесс мог разглядеть лишь фигуру охотницы и её мелькающую руку, в которой был сжат нож, чьё лезвие отражало лунный свет, льющийся через открытое окно. Ловко увернувшись от очередной атаки, Бесс отобрал оружие и с невероятным чувством удовлетворения вонзил обнажённое острие в живот Яз.

― Гад, ― выдохнула охотница, оседая на пол.

― Что за жалкая попытка, ― разочарованно шепнул Бесс на ухо Яз и вытащил лезвие, позволив крови свободно вытекать из отрытой раны.

Пока обессиленная тяжёлым ранением охотница лежала, распластавшись на деревянном полу, Бесс методично превращал её тело в решето. Бил во все уязвимые места, не оставив нетронутым ни один орган. Охотница перестала издавать всхлипы и вовсе дышать.

Обнаружив в сумке Яз спички, Бесс нашарил на полу ветошь и поджёг рядом с телом. Она должна была сгореть. Какой оберег вообще в состоянии собрать тело из пепла? По крайней мере, он очень надеялся, что никакой. И поторопился оставить охваченный пламенем склад.

Весь роскошный белый наряд Бесса был пропитан свежей кровью. От него несло убийством. Запах стал практически родным и смывался лишь сильно душистым мылом.

Засунув окровавленные ладони в карманы брюк, Бесс неспешно зашагал по пустынном мостовой Орлиного холма, любуясь звёздным небом. На губах играла улыбка предвкушения от сотен убийств, что ему предстояло совершить, чтобы оказаться, наконец, замеченным Великой Госпожой Смертью.