Быстро умылась, быстро поменяла тунику, быстро прожевала кусок мяса с хлебом, принесённые слугой на подносе. Запила водой и открыла дверь, собираясь выскользнуть из комнаты. Требовательное мявканье остановило меня, Нахал соизволил вернуться. Котяра улизнул ещё перед моим походом в лес за люпамом. Его независимая натура требовала срочного выяснения отношений со всеми местными котами и знакомства с кошками. Сейчас же он решил навестить свою хозяйку и как меня нашёл, ума не приложу? Он всегда уходит и приходит и никогда не ошибается с местом, где меня можно найти.
Пропустила кота в комнату, но задерживаться не стала, Нахал или уже поел — стащил что-нибудь с кухни, поймал мышь или птицу, тот ещё вороватый хищник — или же сможет и сам позаботиться о том, чтобы доесть за мной оставшееся на подносе мясо. Сейчас мне уже не нужна помощь Нахала, кошки не любят соседство смерти. При виде этой гостьи у них становится дыбом шерсть, и они начинают на костлявую старуху шипеть, чтобы, не дай Боги, не забрала их по ошибке с собой.
Князь все так же, неподвижно, лежал на широкой кровати, в абсолютном одиночестве. Даже служанки, чтобы обтирать тканью влажный лоб, рядом не было. Судя по всему, княгиня ждет не дождется когда благоверный отойдет в мир иной. Либо сиделка отлучилась по важному делу.
Подошла ближе к кровати, вглядываясь в явные признаки того, что конец близок. Обметанные, сухие губы, ввалившиеся глаза, заострившиеся черты лица и еле слышное дыхание. Князь был на грани, ему осталось сделать всего лишь шаг, чтобы уже не вернуться никогда. На мужчину было тяжело смотреть, но непозволительную роскошь сожалеть и опускать руки, нельзя себе было позволить. Возле кровати стояла скамья с тазом, а рядом, на столике лежала стопка чистых тряпок. Намочила одну из них, отжала, присела на табурет, предназначавшийся для сиделки, и принялась терпеливо стирать пот с лица больного.
В какой-то момент мне показалось, что длинные темные ресницы дрогнули, и я остановила монотонное движение своей руки, чтобы всмотреться в лицо, точно ли, не показалось ли, и вздрогнула. Нет, не показалось. Князь открыл глаза и посмотрел прямо на меня. Отдернула руку и от неожиданности выронила тряпку. Но долго это чудо не длилось, голубые глаза закрылись, и мужчина снова погрузился в беспамятство. Я даже не смогла бы сказать, успел ли он что-либо рассмотреть. Подняла тряпку с пола, отложила в сторону, взяла чистую из стопки и начала все сначала. Снова и снова смачивала ткань, снова и снова обтирала лицо, щупала пульс и не знала чем помочь. Ведающей тяжело чувствовать свою беспомощность перед лицом смерти, как никому другому. У нас — знахарок, есть оружие против этой безжалостной дамы — наш дар, но иногда приходится уступать поле боя и это всегда больно и обидно.
Устав, отложила тряпку в сторону, поднялась с табурета и подошла к открытому окну. Пальцем провела по подоконнику, перед носом какой-то ночной букашки, которая бежала по каменной, серой поверхности. Тяжелые мысли одолевали меня. Неужели нет никакого выхода? Неужели ни у кого нет люпама? Если бы существовал быстрый способ связи с другими знахарками, можно было бы попросить помощи. Нет, если этому миру и Богам нужна жизнь данного конкретного мужчины, существует вероятность что какая-либо из Ведающих почувствует непреодолимое желание оказаться здесь, и пустится в путь, и даже успеет, и у неё может оказаться с собой запас люпама, в отличие от меня. Но это слишком маловероятно, чтобы надеяться.
Тоскливо смотрела в темноту и понимала, что не знаю больше средств, и этот бой остается не за мной. Вернулась к табурету, присела, уперла локти в колени и уткнулась лицом в ладони. Возможно, задремала, возможно, нет, но когда пришла в себя от того, что рука отказалась поддерживать тяжелую голову, в которой поселилась сумасшедшая мысль, поняла что испробую единственно возможное средство. Говорят достаточно сильно захотеть и позвать от всего сердца. В эту сказку сложно верить, потому что не всякая Ведающая может воспользоваться помощью Колдуна, не всякой он согласится помочь, но легенда гласит, что помощь возможна. Не знаю, кто именно из Ведающих пользовался услугами Колдуна, но Оитлора строго наказывала когда-то не связываться с ним. Как она говорила, услуга может обойтись очень дорого. Колдун всегда требует большую плату. Нужно сильно желать, чтобы пациент выжил, чтобы решиться на такое. Оитлора не говорила, что скрывается под этим самым “таким”, только предупреждала, что лучше даже не обращаться к таинственной силе Колдуна. Ни одна из воспользовавшихся помощью никогда не рассказывала о том, что же взял как плату Колдун, потому версии, выдаваемые досужими выдумщиками за правду, сильно разнятся. От того что Колдун просто любит задирать юбки Ведающим, до продажи ему души за помощь. Но, чтобы ни говорили и как бы ни стращали последствиями такого обращения, я понимаю, что в этот раз не хочу уступать смерти. Почему, сложно сказать. Возможно, мне просто не хочется чувствовать вину за смерть врага.
Есть какая-то извращенная насмешка в том, что мой враг умрет прощенным мной, у меня на руках, у меня, не могущей что-либо изменить. Нет, я готова попробовать. Ради того, чтобы бывший враг выжил, можно и не на такое решиться. Снова поднялась с табурета, прошлась до окна, вернулась обратно, взволнованно вздохнула, бросила последний взгляд на умирающего и вышла из комнаты. Если уж и взывать к Колдуну, то лучше там, где никто не застанет меня за этим занятием.
Торопилась, боялась что передумаю, поэтому пока шла во временно свою комнату, убеждала себя, что риск стоит того. Закрыла дверь, провела дрожащими руками по волосам и поняла, что не знаю, с чего стоит начать. Да и не могу знать, потому что никогда и никто мне не рассказывал о том, как нужно просить помощи у Колдуна. Но раз просить помощи, значит надо начинать с просьбы. Вслух высказать я её не смогу, поэтому остается взывать мысленно, не на табличке же мелом писать. А почему бы нет? К просьбам мысленным можно добавить просьбы письменные.
“Помоги мне, Колдун!” — начертать это, было минутным делом, а после и произнести мысленно.
Ничего не произошло, но только приготовилась повторить все с начала, как мир распался на мелкие кусочки, завертелся перед глазами, вызывая головокружения и тошноту, а после стал по кусочкам же собираться заново, являя собой уже другую картину, отличную от той, которая была секунду назад.
Три года назад
Дождь шелестел за окном, надоедливо, вкрадчиво, недобро. Алинэя не любила, когда небо хмурилось и на улице становилось сыро. В такие дни нельзя было улизнуть от надзора, прогуляться по знакомым тропинкам. А сейчас ей вдвойне не нравилось то, что не было никакого предлога выйти хотя бы во двор, сбежать от назойливого взгляда ярко-голубых глаз. Гость не сводил взора с девушки, которая, как и остальные дочери господина, сидела за столом. Подразумевалось, что они должны позавтракать, но Алинэе кусок в горло не шел под пристальным взглядом. Да и отец выглядел хмурым и одаривал любимицу задумчивым вниманием. Какая-то невеселая дума не шла у него из головы, вот только о чем он размышляет, девушке никак было не догадаться.
Тягостную атмосферу за столом не удавалось развеять и хозяйке, она бросала короткие фразы, интересуясь, сложен ли был путь, хорошо ли отдохнули гости, про погоду и не пересушено ли мясо, что подали вторым блюдом. Все эти банальности никак не помогали разрядить обстановку, и постепенно за столом воцарялось тягучее, тяжелое молчание. Князь на все любезности госпожи отвечал односложно, практически не отрывая взгляда от хорошенького личика её младшей дочери, которая сидела, не подымая глаз, сложив руки на коленях, стараясь даже не дышать, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимание.
Мать и отец прекрасно видели, какими глазами смотрит князь Оттар на их дочь, и обменивались встревоженными взорами. Хозяйка изредка вздыхала, старшие дочери, чувствуя надвигающуюся грозу, тоже вели себя тише воды, ниже травы. Сопровождавшие князя воины, допущенные до господского завтрака офицеры, предпочитали быть немногословными, чувствуя настроение командира, и вели себя так, будто находились на вражеской территории. Не налегали на вино, ели немного и выглядели собранными и суровыми.
Мрачные, темные гобелены покрывали каменные стены залы для вкушения пищи, так торжественно его именовали все домочадцы. Каменный же пол был посыпан соломой. Тяжелый, дубовый длинный стол занимал большую часть помещения. Факелы на стенах чадили и дымили, изредка потрескивая, как и дрова в очаге, заменяя солнце, которое скрывалось за тучами, и потому в зале было довольно темно. Сквозь узкие окна в помещение попадало мало света. Во главе стола сидел хозяин замка. По правую руку от него — князь, по левую — жена. Как и остальные, располагались они на скамьях, таких же тяжелых, как и стол. Князь Ливенийский вертел в пальцах золотой кубок, покрытый драгоценными каменьями, так ни разу и не пригубив вина, да не прикоснувшись к еде на золотой же тарелке.
Когда завтрак уже подходил к концу, князь Оттар решил всё-таки отдохнуть немного от созерцания младшей дочери хозяина, отвел взгляд, рассеянно посмотрел на кубок и, вздохнув, осушил его. Приподнялся на скамье, настороженно к чему-то прислушиваясь, оттолкнул хозяина доама и выскочил из-за стола. Он рванул гобелен за спиной отца Алинэи, нагнулся, послышался полузадушенный писк, и младшая из дочерей Люидера эр Риоли бросилась к князю, чтобы схватить его за руку.
Только тут все смогли разглядеть в руках у воина маленького котенка, который пробрался за гобелен и ловил там то ли мышь, то ли просто решил погулять и ему не повезло, что у князя оказался столь тонкий слух. Мужчина решил, услышав шорох, что за гобеленом скрывается убийца и решил разделаться с ним собственноручно, но ошибся, это был всего лишь котенок. Чёрный, с белыми: мордочкой, грудкой и носочками. Он жалобно пищал, пытаясь вырваться из сильных пальцев князя, который, не останови его Алинэя, точно придушил бы мелочь, не раздумывая.
В голубых глазах девушки было столько мольбы, что князь не выдержал, отвернулся и разжал пальцы. Котик, почувствовав свободу, долго думать не стал, вывернулся и бросился бежать, только лапы замелькали. Скоро его и след простыл. Воины князя, приподнявшиеся со своих мест, сели обратно, хозяин замка утер пот со лба и с облегчением выдохнул, а Алинэя отпрянула от мужчины, осознав всю смелость и безрассудность собственного поступка.
Хозяин дома вымученно засмеялся, пытаясь разрядить обстановку, хозяйка неуверенно улыбнулась, а Алинэя, потупившись, вернулась на место. Никто не сделал ей замечания за неподобающее поведение. В другое время она бы этому удивилась, но не сейчас, когда находилась под впечатлением от случившегося. Взгляд князя обжег её сначала ненавистью и желанием убить, потом страстью и девушка никак не могла понять какое из, промелькнувших в голубых глазах, чувств пугает её больше. Завтрак сам собой быстро завершился, после такого-то происшествия. Отец Алинэи всё расшаркивался и извинялся за недоразумение, князь молчал, хмуро глядя в одну точку. Какой тут прием пищи?
Дамы раскланялись и, гуськом, возглавляемые хозяйкой замка, вышли из залы. Алинэя уходила одной из последних и успела услышать, как князь Оттар сказал её отцу:
— А теперь обсудим плату.
От того каким тоном это было сказано, мороз пробежал по коже девушки и дурное предчувствие, что мучило её с самого приезда гостей, только усилилось.
Ближе к обеду дождь перестал и Алинэя, пользуясь тем, что тетушка задремала, выскользнула из комнаты, собираясь прогуляться. Стены замка казались ей тесными, душными, сердце рвалось на волю и не давало покоя, заманивая куда-то далеко-далеко. Снедаемая тоской и беспокойством, она прошлась по двору, который пока был пуст, лужи и раскисшая солома под ногами никому из домочадцев не пришлись по сердцу. Дошла до конюшни, заглянуть одним глазком, проверить, нет ли там ещё одного её надзирателя, и удивленно распахнула глаза.
Гнедому, породистому коню, любимцу отца, расчесывал гриву Уитт. Парень действовал медленно, аккуратно, а Горный Дух, всегда отличавшийся склочным нравом, покорно позволял себя обихаживать. Только косил черным, влажным глазом, да подергивал изредка ушами.
Девушка затаила дыхание, наблюдая за картиной. Светлые волосы парня были взъерошены, под простой рубахой бугрились мышцы, Уитт был полностью сосредоточен на работе. Но вскоре почувствовал взгляд и обернулся, тут же просиял улыбкой, похлопал коня по шее и сказал:
— На сегодня хватит, Горный Дух.
Конь недовольно всхрапнул, а Уитт вышел из стойла и подошел к Алинэе:
— Здравы будьте, госпожа. А я теперь у вас помощником конюха буду. Правда, здорово? Отец не хотел пускать, но потом сдался и сам помог мне пристроиться в замок. Хорошо я придумал? Теперь мы с вами видеться чаще будем.
Алинэя грустно улыбнулась, ответить она не могла, только вздохнула.
— Ничего, вот подготовлю лошадку, и мы с вами сможем прогуляться. Ведь помощник конюха может вести в поводу вашу лошадь, пока вы гуляете. Сейчас все сделаю. Хотите прогуляться?
Девушка отрицательно покачала головой, отказываясь, её пугали мысли о том, что князь Оттар может увидеть эту прогулку. Что-то подсказывало ей, что он будет не рад, если застанет её рядом с молодым и симпатичным конюхом. А чем больше времени проходило с момента знакомства девушки с князем, тем больше она его боялась.
Увидев, как вытянулось лицо парня, Алинэя снова вздохнула и развернулась, собираясь уйти, тихие слова, сказанные Уиттом вслед, заставили её остановиться:
— Значит, это правда, вы все-таки относитесь ко мне как к слуге, госпожа. Права была Оитлора, госпожа пройдет мимо и никогда даже не посмотрит в сторону помощника конюха. Так, то не дружба была, да, госпожа? — голос парня звучал глухо, а сам он перекладывал из одной руки в другую щетку и смотрел в пол.
Алинэя вздрогнула, обернулась, полыхнула на друга глазами и вернулась. Сняла со стены седло и протянула парню, мол, давай, действуй. Уитт недоверчиво переводил взгляд с нее на седло и обратно, не веря своему счастью. Потом выхватил его из рук госпожи и затараторил:
— Я сейчас, я мигом, я всё устрою.
Довольно быстро он оседлал смирную лошадку и подсадил девушку. Выглянул из конюшни, проверяя чист ли путь, и вовремя это сделал. Во двор вышла кухарка, глянула на небо, покачала головой, махнула рукой и вернулась на кухню. Можно было попробовать ускользнуть незамеченными.