Ехала следом за Уиттом, и не видела дороги перед собой. Воспоминания вернулись, как и обещал ветер. Воспоминания о той ненависти, которую испытывала когда-то Тая к собственному супругу. О ненависти, которая толкнула её на предательство. Это и вправду был подлый удар в спину. Удар, давший Даэну могущество Бога. И как Ильяс с Майей смогли пропустить это мимо внимания? Радовались горю и бессильной ненависти давнего соперника за власть в божественном пантеоне? И прозевали то, что произошло в тот момент? Ритуал-то был начат… И жертва была принесена, только не та, как предполагалось.
Дух Таи, покушавшейся на жизнь супруга, довольно долго пробыл рядом с телом девушки, чтобы и услышать, и осознать, и запомнить то, что там происходило. Даэн так и не довёл ритуал до завершения — жертвы ушли, освобождённые от влияния мага, не попав под нож. Ильяс с Майей позаботились о том, чтобы ритуала не было… Но они опоздали, смерть девушки, самого дорого для Даэна человека, была более великой жертвой, чем просто ничего не значащие для него люди и маг получил то, что желал. Дорогой ценой получил. И не простил предательства. И затаился. И ждал… И дождался. И отомстил… Мне!
Заслуженно ли? До сих пор считала, что то, что он сотворил со мной, неправильно! Тая была игрушкой в руках Богов. И в его тоже! Неопытная, яростно желающая справедливости и блага для всех, она нуждалась в его защите… А он не защитил от тлетворного влияния Богов-родственников, а потом ещё и ненавидел за то, что мог бы предотвратить, а не сделал! Не так уж и любил, значит, если позволил собственным: злости и обидчивости взять верх. Все его слова — ложь! Абсолютная ложь! Он просто хотел получить свободолюбивую девчонку в полную свою власть! Хотел, чтобы она смотрела на него восторженно и ловила каждый взгляд и слово, как награду.
То, что он проделал уже со мной, говорит само за себя. Ему нужна была моя юная, неопытная любовь и обожание его. А теперь… Теперь душа болит от того, что я их не могу подарить ему. И от той ненависти, что я вновь испытываю к нему! И есть только два выхода, что избавят меня от этой муки. Умереть самой, или убить его. Он недоступен! Он могущественен! Он может прочитать все те мысли, которые я захочу от него спрятать… Он прикрыт своей магией от любого удара. Тогда… Остаётся только один выход… Решусь ли? И что это даст? Малодушный уход от проблем, так манит своей простой… так хочется уйти, и более никогда не возвращаться. Более никто не станет ему помогать с моим возвращением… Так почему бы…
“Даэн” — в горячечном бреду в голове крутилось его имя, вопреки той ненависти, что толкала меня совершить непоправимое.
Каким-то чудом держалась в седле, не выпадая из него и не мешая лошади двигаться туда, куда направлял её Уитт.
— Лина, — обеспокоенно обратился ко мне мой муж. — Ты вся горишь!
“В сёлах останавливаться нельзя” — очнулась на миг от бредового состояния, в котором пребывала, достала табличку и мел, и вступила в беседу. — “Нас сразу найдут… Тебя убьют… А меня…”
— Тебе нужна крыша над головой, — покачал головой Уитт. — Если ты заболеешь, я не прощу себя!
” Нет!” — написала дрогнувшей рукой. — “Ты должен жить!”.
— Лина, — Уитт остановил лошадь. — Не упрямься, ты можешь заболеть. А Ведающие… Они сами все болеют… И не помогут тебе.
Отрицательно покачала головой и упрямо поджала губы. Смерти Уитта я себе точно не прощу. И запас трав где-то сохранился в сумке. Если что, обойдусь ими. Это если выжить захочу. А если не захочу… То никто и не остановит!
“Привал будет только в лесу!” — это всё, на что хватило сил, и табличка с мелом выпали из моих ослабевших пальцев.
Уитт соскочил с лошади и аккуратно поднял потерянные мной предметы, убрал в мою сумку, обеспокоенно поглядывая на меня. Ветер трепал наши плащи, путал гривы лошадей, и наши волосы… Пыль летела в лицо, а мне было всё равно и даже беспокойство старого друга не трогало.
— Ты плохо выглядишь, — подытожил наш разговор Уитт, взял повод своей лошадки, потом моей, и повёл коняшек в чащу. — Нам стоит сделать привал…
Никак не отреагировала на эти его реплики. Отдыхать, так отдыхать… Вёл лошадей Уитт довольно долго, а я сидела в седле безучастной куклой, и вновь не видела дороги… Даэн, проклятый и такой любимый мной Даэн, не давал мне покоя и не оставлял моих мыслей. Так тянуло к нему… Так хотелось иметь возможность хоть раз прикоснуться к его волосам, хоть раз поцеловать… Увидеть как теплеет его взгляд при виде меня… И убить, убить его собственными руками за всё то, что заставляет меня переживать сейчас!
Утёрла слёзы, что самовольно текли из глаз, и шмыгнула носом. И покорно позволила Уитту снять себя с седла, усадить на охапку лапника и послушно никуда не сдвигалась с места, пока парень доставал хлеб и мясо из своей походной сумки.
— Поешь, — протянул мне флагу и кусок мяса, положенный на ломоть хлеба.
Мягко оттолкнула его руки, подтянула колени поближе, обхватила их руками и уткнулась в них носом.
— Лина, моя прекрасная госпожа, — позвал меня Уитт. — Что с тобой случилось? Почему ты такая?
Подняла голову и посмотрела на него равнодушно. Возможно, будь мне на пару лет меньше, чем сейчас… Возможно, не переживи я то, что пережила… Возможно, умей я говорить… Сейчас бы, захлёбываясь слезами, размазывая сопли по лицу, рассказала бы своему другу детства всё, всё, всё… А так, что я могу ему рассказать, имея только табличку и мел, в качестве средств выражения своих эмоций?
— Напиши, — Уитт и сам не притронувшись к еде, убрал её снова в свою сумку, прежде аккуратно завернув в тряпицу.
Достал из моей сумки мел и табличку, и стал настойчиво совать мне в руки. Прикрыла глаза, голова закружилась, и меня повело в сторону. Уитт поймал меня, не дав упасть и спросил:
— Когда ты последний раз ела?
Неопределённо пожала плечами, сил не было ни на что, и устало привалилась к плечу теперь уже мужа. Меня аккуратно уложили на лапник. Через несколько мгновений укрыли тёплым плащом, и я сделала усилие, открыла глаза. Убедилась, что Уитт не тот плащ пожертвовал, что на нём был, и снова закрыла глаза. И не видела, как парень обрубает ветки деревьев, чтобы устроить шалаш и разжечь бездымный костёр. Уж что-что, а обустраивать походную жизнь Уитт умел — никогда не гнушался любого труда.
Душа всё так же саднила и обливалась слезами… И снова накатывала апатия, и снова было всё равно, что там дальше со мной случится. Потому, равнодушно подвинулась, когда Уитт устроился рядом со мной, на лапнике. И сделала вид, что не замечаю того, как несмело он касается моих волос, как бережно прижимает меня к себе, согревая своим теплом…
— Лина, — тихо позвал он меня. — Ты не спишь, я слышу это по дыханию… Что с тобой сделал князь? Почему ты такая? Где твоя улыбка? Зачем ты вышла за меня, если не любишь? Я же не слепой, Лина… Хорошая моя госпожа, — в голосе его было столько трепетной нежности, которая толкнулась в моё сердце глухим раздражением.
Заелозила в его объятиях, приподнялась на локтях и взглядом нашла отложенные им табличку и мел. Понял меня с полувзгляда, послушно потянулся и подал мне нужные вещи.
“Расскажи о себе. Всё” — перевела тему разговора.
Сняла с себя сумку, что мешалась, убрала в неё табличку и мел, и вновь легла, закутавшись в плащ Уитта, отграничивая себя им от прикосновений парня. Кажется, он понял мою уловку, так как отодвинулся, перевернулся на спину и, помолчав, спросил:
— Зачем это тебе?
Сердито нахмурила брови и приподняла голову, в которой шумело.
— Хорошо, — отреагировал он на мой взгляд и отвёл свой в сторону. — Как скажешь, моя госпожа. С чего начать?
“С самого начала” — попросила мысленно.
— Я сбежал из темницы твоего отца, Лина, — словно услышал мои мысли и начал как раз с того места, которое было мне интересно. — И потом уже узнал, что и ты бежала… С князем. И о том, что майстер Люидер эр Риоли отрёкся от тебя… А потом я попался под горячую руку дворянину. Меня пороли и хотели поставить клеймо раба… Тогда мне снова удалось сбежать, таким ты и видела меня тогда, в деревне. Помнишь? Ты спасла меня и ушла. Даже не простилась! — отголоски застарелой обиды проскользнули в его голосе, а я мысленно усмехнулась, что-то все влюблённые в меня мужчины на меня же и обижаются. — А потом, мне снова пришлось бежать. Оитлора помогла. И с документами, и с устройством в дружину северного князя. Он был её должником. Обеспечил оружием, кожаными доспехами и деньгами. Мне пришлось учиться махать мечом. И повоевать пришлось. Поход был удачным, для всех удачным… Получилось отложить немного денег, на будущее. Я надеялся найти тебя и увезти с собой туда, где нам с тобой будет хорошо, вдвоём. И знал, где можно попробовать поискать. У князя Оттара Яростного… За ним передо мной остался должок. Если бы я не бежал, мы бы с тобой более никогда не повстречались. Из-за него! Он посмел поднять на тебя руку! За это и смерти мало! Ничего, мы ему ещё отомстим…
Усмехнулась вновь, благородный рыцарь-защитник… Сын мельника, не прощающий обиды. Тоже мне мстить будет, за то, что когда-то ушла не попрощавшись? Что-то мне подсказывает, что дворянчик, что порол его когда-то, дорого заплатил за эту несправедливость. И несправедливость ли? Общение с Колдуном кое-чему меня научило — не верить в мужские благородство и честь. Мужчины жестоки. Ко всем, даже к тем, кого любят. И желая добиться того, что им в данный конкретный момент нужно, идут по чувствам и трупам других, даже не ощущая толики дискомфорта.
Повернулась на другой бок, показывая, что разговор окончен, и я хочу отдохнуть. Понял, не стал дальше ничего говорить. Только несмело приобнял за плечи и уткнулся носом в мою шею.
— И всё равно я счастлив, — прошептал парень через несколько мгновений. — Ты, дочь господина, стала моей женой… Как и мечталось когда-то. Я подожду, подожду, когда ты полюбишь меня. Мне хватит терпения. Я и так долго ждал, смогу потерпеть ещё немного.
Высвобождаться из робких объятий не стала, мыслями уплыв далеко… К тому, кто обижен на меня и ненавидит настолько сильно, что обрёк на безответную любовь к себе. Изящная месть, ничего не скажешь. Высоко бы оценила замысел, не будь центральной фигурой в нём.
Сон не шёл, хоть и чувствовала себя ослабевшей и не способной шевельнуть ни рукой, ни ногой. Захоти Уитт заявить права на супружеский долг, не смогла бы сопротивляться… Но мне было всё равно. И та кратенькая история, которую рассказал мой ныне муж, как-то прошла мимо, не зацепив в душе ничего. Лежала, не шевелясь, еле дыша, вновь и вновь пережёвывая ту боль, что подарил мне Даэн.
— Мяу! — такой знакомый звук мявканья Нахала, вырвал меня из тревожного забытья, в которое провалилась незаметно для самой себя.
Надо же, нагнал нас, котяра. И не потерялся в пути. Не помню, где и когда отстал, и следовал ли он за нами следом или какими-то своими путями шёл…
Кот потоптался по лапнику, перебрался поближе к моей голове, лёг и прижался к макушке тёплым боком. Пытается избавить от мучительных мыслей? Вряд ли ему это под силу… Подавила желание притянуть Нахала к себе, погладить и таким образом хоть чуть-чуть успокоиться. Если кот выбрал то место, которое выбрал, значит, так надо. Своему верному спутнику я доверяла, единственному из всех существ мужского полу.
Киса замурчал, и стало как-то легче на сердце. И пусть слезинки срывались с ресниц, непрошено и неожиданно, смогла уснуть беспокойным сном.