Всемирная выставка в Петербурге

Глава 10, В которой Венедикт лежит между Сен-Жюстом и динамитом.

— Слушай, может, бросишь уже все эти условности? — Спросила Роза. — Плюнь на всё и залезай ко мне в кровать. В конце концов, жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на соблюдение сословно-образованных приличий!

Поскольку они с Венедиктом снимали квартиру как муж и жена, спальня у них была одна и кровать в ней тоже. Вера Николаевна спала в кухне на сундуке, как и полагалось прислуге. Молодые же супруги должны были перед лицом и домовладельца, и всех соседей делить брачное ложе. Можно было бы, конечно, нанять квартиру с двумя отдельными спальнями, но это было слишком в духе «Что делать?» Чернышевского, и закономерно угрожало подозрениями в нигилизме. Некоторых держателей конспиративных квартир это приводило к настоящим брачным отношениям, тем более, что они зачастую мало с кем общались вне круга единомышленников. Так или иначе, что касается их с Розой, Венедикт был уверен, что соратница не испытывает к нему ни малейшего интереса. Сам же он считал, что половые отношения и влюблённости — это пошло и по-мещански. Уж по крайней мере, до тех пор, пока народные страдания не прекращены и не отомщены! В самом деле, ну какие могут быть романы, пока проклятые выкупные платежи высасывают из крестьян последние деньги?!

В общем, спали они по-отдельности: Роза в постели, Венедикт — рядом с ней, на полу. Кровать он уступил: разумеется, не из какой-нибудь старомодной манерности, к коей привержены типы, считающие, будто женщина — не человек, а потому нуждается в том, чтобы ей пододвигали чашку с чаем, открывали двери и целовали ручку! Уступил из строго научных соображений, согласно которым, женщины нуждаются в тепле больше мужчин.

Впрочем, спать на полу летом было почти и не холодно. Поэтому от предложения Розы он отказался.

— Нет, спасибо. Да ты спи, не беспокойся!

— Боишься меня обесчестить? — иронически отозвались сверху. — Не волнуйся, я за честь-то не держусь. Помнишь, как Нечаев-то писал? Для нас, революционеров, понятие чести так же чуждо, как любовь, дружба и прочие эти изнеживающие чувства... И потом, ты знаешь, я не планирую жить настолько долго, чтоб ещё и выйти замуж...

— Нет-нет, я не из этих рассуждений! Ты, должно быть, привыкла одна спать. Тебе там просторно. Зачем я стеснять тебя буду?

— Ну, как знаешь, — ответила Роза.

То ли Венедикту показалось, то ли в её голосе мелькнула обида.

На самом деле, от приглашения он отказался не из-за того, что якобы не хотел стеснять её, и не из предрассудков. Просто помнил, что под Розиной кроватью размещаются пять футов гремучей ртути, три фунта пироксилина и фунт динамита — Зимний дворец не взорвёшь, но опасность изрядная. Конечно, случись что, ему, спящему рядом на полу, тоже будет не уцелеть. Временами по ночам Венедикту даже казалось, что терпкий запах динамита достигает его ноздрей, расползаясь из-под кровати... В такие моменты он отодвигался поближе к стенке, говоря себе, что всё это ненадолго, что царизм вот-вот падёт и тогда вся взрывчатка пойдёт на прокладку туннелей в горах... Словом, это было глупо и трусливо, но на кровати он, вероятно, вообще не уснул бы, думая без конца о пироксилине.

Со стены на малодушного Венедикта осуждающе смотрели Сен-Жюст и Манон Ролан. Зачем Розе понадобилось иметь у себя и развешивать эти портреты в конспиративной квартире, он, в общем, понятия не имел. Сама Роза говорила, что нуждается в изображениях идейных учителей для того, чтобы поддерживать в себе боевой дух. Повесь она Маркса, Белинского или Герцена, это сразу раскрыло бы их, зайди в спальню какая-нибудь надоедливая соседка. «А этих двоих обыватель в лицо не узнает. Если что, я отвечу, что это мои бабка с дедом», — сказала соратница.

— А как думаешь, Михаила и в самом деле пытались убить? — спросил Венедикт, чтобы переключиться с неловкого разговора на деловой.

— Ну, Федя врать не станет!

— Я не в этом смысле. Федя мог не так понять, к примеру...

— А как ещё можно понять, если объект наблюдения прямо сообщает, что на стройке был организован несчастный случай, а в газете потом пишут, что он умер? Сомневаться не приходится. Спасибо Провидению за то, что Михаил купил газету, а наш Федя оказался на дежурстве!.. Или ты сомневаешься? Можешь сказать, почему? Может, тебе не по нраву необходимость брать Михаила теперь, не медля?.. — спросила Роза.

— Нет, раз надо, то надо... Я просто пытаюсь понять, не упустили ли мы чего-нибудь. Просчитать другие варианты. Убедиться, что мы не ошиблись, что у произошедшего нет никаких других объяснений...

— Пока ты убеждаешься, Коржова укокошат. Вера Николаевна всё правильно сказала: пора уже не только брать этого парня под контроль, но и постараться обнародовать информацию про выжившего Романова. Я завтра же обойду всех знакомых газетчиков, передам письмо связному, знающему держателя типографии... Кстати, через клуб столоверчения, который располагается у нас снизу, тоже можно пустить этот слух: там наверняка довольно любителей слушать и пересказывать всякие невероятности... Если публика будет знать о том, что младший царевич остался жив и находится в Петербурге, убить его властям будет уже далеко не так просто. В любом рабочем, пострадавшем на любой мануфактуре или стройке, будут видеть Михаила! Чёрт, мы двух зайцев убьем одним махом! А может, и трёх! И общество подготовим ко встрече с новым царём, и в живых его сохраним, и безопасности на предприятиях сможем содействовать!..

— А откуда мы точно уверены, что убить его пытались именно власти? Не могло ли быть так, что к примеру, какая-нибудь другая, ранее неизвестная нам, революционная организация тоже узнала про выжившего царевича и, предположим, решила доделать работу народовольцев?..

— Нет. Абсурд. Исключено! Венедикт, ну, право, что за глупости наивные? От кого ещё газетчики могли получить сообщение о несчастном случае до того, как он произошёл, как не от властей? Им же сводку дают прямо из полиции!

— А зачем Сергею Первому убивать Михаила? У него же всё равно нет детей. Династия на нём грозит прерваться. Объявил бы спасение племянничка божьим чудом, сделал бы его своим наследником, забрал бы ко двору — и все довольны...

— Венедикт! Ты, что, не понимаешь?! — Роза свесилась с кровати. — По павловскому закону престол наследуется по прямой мужской линии, от отца к сыну. После смерти Александра II в течение суток считался царём Александр III! А если после того в живых сохранились его сын и брат, то законным наследником должен быть именно сын! Понимаешь? Сергей — узурпатор! А Михаил — не наследник! Михаил сейчас — законный император!!!