Воздаяние Судьбы

Глава 3. Дорога через тайну

— Ты точно уверен, что это не он? — спросил демон, указывая на вылетающего из ворот на своей караковой кобыле резвого Ромуальда.

— Точно. — ответил Лён к большому разочарованию противника. Судя по всему, сюжет не завершён, а, следовательно, и выбор не определён. Что взять с молодого парня? Груб, заносчив, самоуверен, но это же не преступление.

Однако, дело поворачивалось очень странно, и главным героем этой оперы, кажется, был не Лён, а Долбер. Тот же ехал на своём Каурке впереди, отделившись от спутников, мрачный и не обращал внимания на всё, что творится вокруг. Ещё бы! Счастье было так близко, но теперь не доказать, что своим вином царевна отметила его.

— На что он тебе нужен? — спросил Кирбит, небрежно кивая на неудавшегося жениха.

— Как это на что? — изумился Лён. — Он мой спутник по Жребию.

— Ну да, я это знаю. — кивнул демон. — Но, что он делал для тебя хорошего всё это время? Никакой помощи ты от него никогда не имел. Он просто тащится за тобой во время Поиска. Причём лелеет свои какие-то надежды, надо признать, очень дурацкие. Ты очень терпеливо к нему относишься — это я заметил. Но теперь твоё снисхождение к этому неудачнику просто переходит все границы. Жребий имеет целью найти плохого, очень плохого человека, а куда мы тащимся теперь?

— Мне кажется, ты нервничаешь оттого, что оказался в том положении, в каком я всегда был во время Поиска. — усмехнулся Лён. — Я всё это время искал выход вслепую и не всегда понимал, что происходит. Так наберись терпения и жди, когда история выведет нас к финалу.

— Я так понял, что ты всегда будешь защищать своего приятеля. Но мне не нравится, что ты идёшь у него на поводу. Сейчас он занят лишь своей бредовой идеей, и я опасаюсь, что он надумает отправиться на поиски своей принцессы, вернее, её похитителя.

— Вот это, я думаю, и есть твой кандидат. — ответил Лён.

— Ну да, возможно. Но, чем плох этот Ромуальд? Заметь, поляк. А поляки постоянно точат зубы на Святую Русь. Ты вспомни лже-Дмитрия!

— Пошёл мне агитировать! — возмутился Лён. — Этот за всех поляков должен отвечать?

Он оторвался от Кирбита, не желая больше слушать его увещеваний и догнал Долбера.

— Ладно, не печалься, — сказал он другу. — Когда покончим со Жребием, отправимся искать тебе принцессу. Вместе с Пафом — представляешь?!

— О чём ты говорил там с этим кочевником? — спросил Долбер. — Не нравится он мне. Глаза у него какие-то предательские. Вот помяни моё слово: как только ему будет выгодно подставить нас, он тут и подставит.

Тут до Лёна дошло, что Долбер так и не понял, кто их попутчик. Вспомнилось, что при Долбере демон ни разу не выражался определённо и только наедине с Лёном говорил открыто. Так стоит ли сообщать другу, что за ханский внук такой с ними едет? Зачем умножать его печали? Ведь пройдёт, возможно, ещё немало времени, прежде чем найдёт он свою сказочную королевну. Только не очень-то в это верилось.

Пустынная дорога завела их снова в лес, а дело было к вечеру — надо искать ночлег.

Тьма быстро сгущалась, под вековыми соснами уже ни зги не видно. Кони фыркали и боялись идти дальше.

— Ну что, мне что ли всё делать? — с ворчанием спешился и полез под высокую ель Кирбит — искать сухого места. Наткнулся на пень и взвыл.

— А кто тебя гнал? — с усмешкой спросил его Лён. Он зажёг на кончиках пальцев огоньки — номер, который уже становился ему привычным — и отправился посмотреть, что за место для ночлега выбрал им ханский внук.

Место как место: сухо, сплошной покров иголок. И муравейник.

Пошли они дальше, оглядывая при лёгком пламени обочину дороги. Да только и дороги уже никакой не видно, а вокруг сплошные буреломы.

— Куда это нас шайтан завёл? — забеспокоился Кирбит. — Посвети-ка огоньком.

— А вон там тоже огонёк горит. — заметил Долбер. За деревьями в самом деле светил неярко, но ровно огонь. Мягкий зеленоватый свет струился сквозь листву подлеска.

Оказалось, что это совсем недалеко. После непродолжительных поисков путники снова выбрались на хоженую дорогу. На краю её сидел на высоком пне человек. Он был одет, как небедный путник и держал в руках резной посох. Светился же небольшой костерок, разложенный у самых ног незнакомца. Тот же словно заснул, опустив голову в широкой шляпе.

— Ты спишь, что ли, добрый человек? — спросил Долбер.

От человеческого голоса тот пришёл в движение, слегка выпрямился, и глазам открылось лицо — ни молодое и ни старое, а как будто то и другое вместе. Борода кудрявая, а волосы пышные.

— И кто ко мне пожаловал? — спросил незнакомец. Он оглядел весёлыми глазами троих путников, и остановился на Долбере.

— Чего хочешь, человек? — спросил он.

— Мы заблудились. — ответил Лён.

Человек искоса глянул на него и снова обратился к Долберу — понравился тот ему.

— Нет, мы ищем, где переночевать. — заявил Кирбит и получил в ответ недовольный взгляд.

— Переночевать они ищут. — недовольно заявил незнакомец. — А я вот на пне ночую и не жалуюсь.

— Прости добрый человек, мне совет нужен. — неожиданно сказал Долбер. — У царя дочь украли из дворца. Унесло её чёрное облако. И я хочу сыскать царевну.

Кирбит ткнул Лёна в бок локтём: ну, что я говорил?

— Знаю я, о чём ты говоришь. — кивнул человек своей большой шляпой. — Ох, царь — лихая голова, ни за что, ни про что дитя своего лишился. Ладно, путники, ночь недолга, до утра рукой подать. Куда вам спешить — садитесь, разговорами потешимся.

Долбер тут же уселся у пенька, на котором сидел странный человек, а остальным уж поневоле пришлось располагаться тут же и слушать сказку — идти-то всё равно ночью никуда нельзя.

— Вот и хорошо. — одобрил тот. — А то некоторые спешат, несутся вскачь — думают, от этого быстрее дело сделается.

И рассказал им человек такую историю.

Великое множество тайн хранит земля, и воздух, и вода. Огонь есть тоже тайна, где бы ни жил он — в очаге ли дома, в глубоких ли подземных обиталищах, в небесных ли чертогах. Со всякой стихией связаны свои особенные духи. Живущие в водах речных, в волнах морских — есть духи вод. Иной раз море бьёт, штормит, рокочет — то разыгрались, разгулялись духи вод. Река когда выходит по весне из берегов — то духи северных истоков встречаются с духами речного устья. Гуляет свадьба, шумит, грохочет ледоходом.

Народ воздуха: грозный северный ветер — владыка холодных снежных стран, восточный — молодой князь, встречающий зарю, западный — владыка океана, а южный — страстный и горячий повелитель степи. Невидимые тонкие надземные воздушные потоки — молодые ветры, испарения земли — воздушные девы, пляшущие в свете луны и звёзд, и танцующие жарким днём над истомлённою землёй.

Есть каменные духи — молчаливые и суровые жители гор, у каждого камня есть свой хозяин. Но самые таинственные — духи огня. Они приходят к людям, когда те топят свой очаг — это дети огня, играющие с человеком. Иной раз, разыгравшись, могут избу попалить. Воины-огни летят бешеной конницей, когда случается в степи пожар. Они приходят и уходят — их дом огненный океан, в котором плавают их огненные острова и ждут их огненные девы.

Четыре стихии — четыре народа, которые живут вокруг нас и рядом с нами. Немногим глазам они являются, с немногими будут говорить, но те, кто видел их, либо встретили великое несчастье, либо обрели великий дар.

Так было и с царём Лазарем, который повстречал Каменную Деву.

Заехал как-то царь, заблудившись на охоте, в каменный лес. Есть места, где нечто странное является глазам, как будто земля чего-то намудрила и воздвигла из чрева своего диковинное диво. Вот такое место и попалось Лазарю: в каменном распадке стоят высокие столбы, изглоданные временем — как будто лес окаменевший. В таких местах опасно бывать людям — не ровен час помрачится разум, а то и вовсе сгинет путник, забредший в каменную чащу.

Заблудился царь, а время к ночи. Помыкался туда-сюда, да и решил до утра переночевать в распадке. Да только спать не может — страшно. Смотрит он: сидят на каменных столбах чёрные вороны — не каркают, не шевелятся. Взошла луна, и забродили меж камнями тени — страшно. Тиха ночь — ни звука, а кажется ему, что кто-то рядом шепчет. Оглянется — как будто никого, а подождёт немного — снова чей-то шёпот. А тут ещё пошёл туман — лёгкая ночная дымка.

Лежит царь, глаз не сомкнёт, утра дожидается. И вот смотрит: в лунном свете преображаются столбы. И не столбы это, а каменные люди — открываются у них глаза, смотрят вкруг себя, а с каменных губ стекает странная песня, как будто грохочет дальний камнепад, или сыплются пески. И уже не страшно царю, а удивительно — никогда он такого не встречал, хотя и слышал про чудеса окрестных гор. Как будто замерло в нём дыхание, утратил он способность двигаться и говорить — весь ушёл во взгляд. И видит, как двинулись со своих мест столбы и поплыли в ночной дымке, как будто завели свой танец. Не поймёт он — спит ли, бодрствует ли. И вот остановился против Лазаря один столб и как будто смотрит на него — два огонька светят, как будто два глаза золотых. И как будто манит — зовёт к себе, чего-то обещает. Не понимает царь ни слова, но поднялся и пошёл.

Ступил шаг, второй — и изменилось всё вокруг него. Уже не тёмный распадок, а светлые хоромы. Уже не каменные столбы, а прекрасные девы идут хороводом. А та, что позвала его, рядом и за руку держит Лазаря. Он глянул, и сердце ухнуло в груди — так хороша она, как не бывает человек прекрасен. Лицо, как выточено из нежно-розового кварца — так и светится, глаза мерцают. А волосы золотым потоком спадают с плеч. На руках — драгоценные браслеты, всё платье словно соткано из серебра и самоцветов. Протянула она руку к Лазарю, а пальцы теплы по-человечески и каменно тверды, но прикосновение их было дивно сладостно.

Не помнил он, как долго танцевал он с ней под чудную музыку, не сохранила его память всего того, что было в этом каменном дворце — казалось лишь ему, что вечность он провёл с каменной девой и любил её так, как не любил свою жену. Но вот настало утро, и проснулся он всё в том же каменном распадке с кольцом на пальце.

Вернулся он домой, сам не свой. А был у Лазаря сын от молодой жены. Два года было царевичу в то время. И как почуяла жена, что увлёкся царь другой — словно кошка чёрная пробежала между ними. Прошёл так год, и вот приносит некий всадник в царский дворец богато украшенную корзинку, а в корзинке — малое дитя красоты необыкновенной.

Царица поняла, что донимало целый год её супруга — вот и плод той тайной страсти. Взяла она царевича и ушла прочь, и не нашли потом и следа за ней — как сгинула. Только унесла она с собой подарок Каменной Девы — перстень.

Погоревал царь о пропаже наследника, да утешился дочерью — девочка лежала в той корзинке. Он догадался, что младенец родился от ночи встречи с Каменной Девой. Была царевна юная дивно хороша — как мать её, только нравом неласкова и нелюдима. Как будто заговорили дитя. Жалел о сыне царь, который бесследно пропал вместе с его молодой женой. Каменная красавица была очень хороша, да жить-то лучше с живым человеком. Да делать нечего — надо искать царевне жениха. Вот тут-то и началась беда.

Кого он ни сосватает царевне — не соглашается она: все плохи ей. Сколько прибывало добрых женихов — всех отвергла своенравная царевна. Как глянет — так сразу и прогонит. Рассорился царь со всеми соседними царями, и стал искать жениха среди родовитой знати. Потом стал звать любого, кто просто богат. Многие польщались на красоту царской дочери, да только никого она так и не избрала. И вот стал царь собирать на пир кого придётся — авось да кто-нибудь придётся ко двору. Вот и вы, путники, на тех смотринах побывали. Да, видно, нашёлся лихой жених — унёс царевну, не спросясь.

И то сказать, большое приданое было за невестой: богател царь Лазарь с каждым днём все эти годы — богатство само стекалось к нему, как ручьи к реке. Каменоломни словно родили драгоценный камень, недра плодоносили золотым песком, серебро за ценность не считали. Речные жемчуга собирали решетом — зерно к зерну. Ценные породы камня резали и продавали в другие страны — на возведение дворцов.

Рассказчик замолчал и стал покачивать своей широкополой шляпой, словно задумался о чём-то.

— И кто же похитил царевну? — спросил Лён.

— Вот этого не знаю. — признался человек. Он огляделся по сторонам: с востока уже занималась ранняя заря, и лес наполнился сумрачным предрассветным светом.

— Пожалуй, мне пора. — сказал рассказчик.

Взгляды путников, прикорнувших у пня, вернулись к ночному собеседнику. Незнакомец исчез — на месте пня возвышалось раскидистая сосна с широкой кроной, а у подножия её лежали кучкой гнилушки — их слабый свет уже иссяк при подходе утренней зари.

— Лесной дух… — растерянно сказал Кирбит, оглядываясь по сторонам. — Вот заморочил, старый говорун!

— Это была правда? — спросил изумлённый Долбер.

— Кто его знает? — буркнул потомок хана. — Лесные духи большие мастера на обман. Ладно ещё не завёл в чащобу, а то и в болото. И мы тоже хороши — развесили уши, разинули рты! Сейчас бы очнулись по горло в трясине!

— Тебе-то что? — шепнул Лён Кирбиту, пока Долбер возился с лошадьми. — Твоё-то тело только видимость.

— Ошибся, принц! — язвительным шёпотом ответит тот. — На время поиска я вполне реален, только убить меня нельзя, а ранить — запросто. Голод, холод — все эти ощущения мне доступны, пока я в погружении. И это, хочу тебе сказать, очень похоже на жизнь. Ты не сказал Долберу, что я — Лембистор?

— Нет, не сказал. — признался Лён.

— Ну вот и хорошо, так и молчи. И вообще, куда мы дальше едем?

— Мне кажется, искать царевну.

— Да ты с ума сошёл! — ужаснулся демон. — Поиграли в сказку и достаточно! На кой нам эта спесивая девка?! Послушай, дивоярец, не позволяй твоему дружку водить себя на поводке — иди своим путём. Ты знаешь: нам требуется отыскать плохого человека, а не гоняться за чёрным дымом.

— А что ты предлагаешь? — поинтересовался Лён. — В какую сторону пойти? Из леса только две дороги: вперёд и назад.

— Да ладно. — буркнул Кирбит. — Назад не надо — там мы уже всё видели. Поехали вперёд.

— Ага! — насмешливо отозвался Лён. — Не туда ли ускакал наш Ромуальд на своей караковой кобыле?

— Ну да! — расхохотался демон. — Кажется, долберов Каурый того же мнения, уж очень приглянулась ему ромуальдова красотка! Каждому своё: мне Ромуальд, а Долберу — кобыла!

Лес постепенно разрежался, переходя в мелкие перелески, которые разделялись заросшими осокой болотцами. Дорога петляла, обходя то обросшие лишайником курганы, то миновала трясинистые низины. Изгибы отнимали много времени: иной раз, обходя болото, путники видели тот путь, который миновали несколько часов назад.

— Дурное место. — заметил Долбер.

— Дурное. — согласился Лён.

— А если напрямую? — предложил Кирбит. — Я вижу, между кочек есть вполне хорошая дорога. Мы спешимся и проведём за собою лошадей. Всё лучше, чем плутать вокруг одной и той же горки.

— Сказал один такой. — усмехнулся Долбер. — Ты, Кирбит, сын степей. Ты болот наших не видал.

— О-ооооо! — донёсся далёкий голос.

— Ого! Да тут есть люди! — встрепенулся ханский внук.

— Наверно, близко жильё! — обрадовался Лён.

И все трое припустили по дороге. Жильё — это хорошо, поскольку ночевать в лесу, а ещё пуще посреди болота было бы очень неприятно.

Однако, за очередной кустистой горкой не было ничего, кроме унылых зарослей осоки и мелких кустарников, растущих среди кочек.

— Надо посмотреть. — встревожился Долбер. — Кажется, кто-то в беде.

— Да ну его! — ответил Кирбит. — Сам впёрся — сам пусть и вылезает.

Но Лён с Долбером уже спешились и стали продираться сквозь кустарник, чтобы посмотреть: не попал ли кто и в самом деле в болото.

Под ногами чавкала чёрная вода, кочки проваливались, не выдерживая веса человека. Жёлтая трава цеплялась за обувь, кривые ёлки хлестали по вспотевшему лицу. Мошкара вилась и забивалась в нос, паутина липла на ресницах. Но путники не сдавались — где-то впереди слышался звук человеческого голоса, кто-то отчаянно ругался и причитал, поминая холеру через каждые два слова.

На дальний берег кочковатого болота выбирался измучавшийся человек, он тянул под уздцы измазанную грязью лошадь. Животное храпело и сопротивлялось, а человек ругался и отмахивался от надоевшей мошкары. Был он очень грязен — по пояс в чёрной жиже. Рубашка на нём оборвалась, волосы свалялись от пота и застрявших в них иголок. Вот он из последних сил затащил коня на берег, вытер пот рукой, сплюнул и обернулся.

В чумазом человеке Лён и Долбер признали Ромуальда Квитункового, польского князя.

— Нужна ли помощь, добрый князь? — спросил Долбер со своей стороны болота.

— Ступай прочь, пся крэв. — огрызнулся тот.

— А, понимаю пан решил срезать дорогу и попал в болото. — с удовлетворением заметил Кирбит, когда друзья вернулись и рассказали, что видели. — Да, я признаю, что моя затея была не лучшей: я плохо знаю здешние места.

— А дед лесной так и сказал, куда нам ехать на поиски царевны. — заметил Лён.

— Верно. — остро зыркнув жёлтым глазом, подтвердил Кирбит.

— А куда деваться? — невозмутимо отозвался Долбер. — Путь-то один.

— Пустынно как-то. — сказал кочевник. — Дорога езженная, а ни человека. Придётся, видно, нам снова ночевать в лесу — солнце почти село.

Это действительно было так: дорога утонула в глубокой тени, а лес стоял молчаливой громадой, словно рассматривал своих гостей неприветливым взглядом. Было в самом деле что-то мрачно-колдовское в его молчании и и неподвижности. Уж очень тиха была погода, словно сам воздух заснул. Путники выбрали подходящее место, расседлали лошадей и устроились под раскидистой кроной лесного великана.

— Зря мы не поохотились. — сказал Кирбит. — Понадеялись, что дотемна выберемся к жилью.

— Ты мастер изрекать очевидные истины. — ответил Лён, собирая хворост для костра — всё веселее будет. Он щёлкнул пальцем, повторяя свой фокус, и над сухими ветками затанцевало пламя.

— Ну ладно, не буду жмотиться. — заявил кочевник. — Не надо бы, конечно — стоило бы проучить вас. Да боюсь, испортится.

С этими словами он развязал свой кожаный мешок и добыл оттуда- большого гуся вместе с блюдом и яблоками. Его спутники расхохотались: Кирбит, степной ворюга, под шум ссоры стащил с царского стола жареную птицу! И ведь молчал, лукавец!

У ночного костерка царило веселье — три путника смеялись, поедая жирное мясо.

Ночную тишину прервал неровный стук копыт.

— Кого-то чёрт несёт! — удивился Кирбит.

Из темноты на путников выплыл пятнистый круп коня, а над ним стал виден всадник.

— Тьфу, мироеды поганые. — разочарованно плюнул Ромуальд. — Я думал — люди!

Он удалился во тьму, всё так же ругаясь и без нужды нахлыстывая лошадь.

— Нарочно он, что ли, за нами едет? — спросил Долбер.

— Да ему просто некуда деваться. — успокоил его Лён. — Дорога-то одна.

Тьма вокруг казалась осязаемой — так и хотелось потрогать её руками. Вся земля утонула в глубокой черноте, как будто навсегда лишилась света. И только в небе над головой безмятежно и покойно мигали мириады звёзд. И вот над лесом молчаливо вышла полная луна, и верхушки сосен посеребрились, словно приоделись к какому-то лишь им известному ночному торжеству. Во тьме происходила своя, тайная ночная жизнь. Едва слышно шелестела мелкая лесная живность, порхали меж ветвей неведомые птицы, где-то далеко протявкала лисица.

Лён неподвижно лежал на попоне, глядя в небо. Его спутники давно умолкли, костёр погас, а ему никак не удавалось забыться сном. Вспоминалась та, другая жизнь — дом, школа, новые жильцы там, где раньше жили дядя Саня с мамой. Мама и дядя Саня — только эти две болевые точки связывали его с тем миром, который отсюда казался призрачно-серым, невыразительным и неживым. Все проблемы того мира казались мелкими и нудными. По сути, он там более не жил, а просто тянул время от Поиска до Поиска.

Что будет делать он, когда Жребий завершится? Ходить ещё три года в школу, получая какие-то ненужные ему и совершенно бесполезные знания? Потом куда — в армию? А далее? Делать вид, что ходишь на работу, что-то делаешь дома по вечерам, чтобы только дождаться ночи и уйти в Селембрис? Он мог бы уходить и днём, да это связано со многими проблемами. Надо признаться, здесь, на Селембрис, его жизнь куда более яркая и полноценная, нежели в том мире, где он очутится, когда вернётся из Поиска и обнаружит ещё какой-нибудь мелкий фокус новоявленных братцев.

Мысль о семье Косицыных испортила настроение. Лён как-то более не ощущал себя Косицыным — настолько резко он отделял себя от семьи своего отца. Он не помнил, задавал ли когда он своей матери вопрос о своём отце. Его никогда не интересовало, где тот и почему их бросил.

Лён устал смотреть на небо и повернулся на бок, подсунув ладонь под щёку, и слегка оцарапался перстнем с чёрным бриллиантом.

— Здравствуй, Гранитэль. — с улыбкой прошептал он. — Немного поздно для приветствия?

— Нет, мой принц. — тоже улыбаясь, ответила она. — Я никогда не сплю.

— Я думал о том, насколько мне стал чужд мой мир. Я там как будто не живу, а пребываю в изгнании. Скоро ли окончится Поиск? Когда я увижу Пафа?

— Всё в твоих руках, Лён. — сказала принцесса. — Однажды всё решится.

— Я сам рвусь в бой. Но в этой истории почему-то всё пошло боком. Мы тащимся по какой-то бесконечной дороге, слушаем и рассказываем сказки, а дела нет и нет.

— Бесконечная дорога? — усмехнулась Гранитэль. — Что ты знаешь о Бесконечной дороге?

— Я ничего о ней не знаю… — пробормотал он, погружаясь в пришедшую к нему дремоту.

Сон вовлёк Лёна в себя и повёл его своими таинственными путями. Сначала было темно, лишь редкие вспышки света прорезали темноту, но было ощущение, что вокруг него не пустота, а нечто вполне осязаемое. Чувствовалась твёрдая почва под ногами, ощущалось свежее дыхание ветра, приносящего запахи пожухлой травы и сухой земли. Потом перед глазами стала разрежаться тьма — как будто наступало утро. И вот проступило видение: широкая равнина, поросшая жёлтой травой, с сухими метёлками ковыльника. Вдали с обеих сторон виднеются горные хребты, окутанные туманами, и оттого кажущиеся нереальными. Над головой низко плывущие облака довершали картину осени. А сам Лён стоит на прямой, как натянутая нить, грунтовой дороге, вырастающей из горизонта и уходящей в горизонт.

Он чувствовал растерянность и незащищённость. Что делать на этой дороге, куда идти? Мелькнула мысль: не направиться ли в горы? Но, в какую сторону? Идти по дороге — туда или сюда?

Лён посмотрел с сомнением в одну сторону, потом в другую — никаких мыслей не появилось. Он был просто точкой среди бесконечности пространства. Он мог идти недели до горизонта и не достигнуть его. Что там, за узкой горловиной гор, из которой вытекала лента дороги? Что на другом конце, который утекал за горизонт, вливаясь в расщелину меж горных цепей?

Ответа не было, и Лён обратился к небу. Он взглянул на низко стелющиеся тучи и позвал:

— Сияр!

И тут же понял, что его конь не прилетит — звук не взлетел к небу, а тяжело растёкся над землёй.

И тут боковым зрением он увидел, что на одном конце дороги появилось движение. Сначала это было что-то похожее на малый клуб дыма, потом видение стало чётче, и Лён понял, что видит людей. Длинная змея из человеческих фигур сначала двигалась неестественно быстро, словно летела над дорогой. Потом движение замедлилось, и к Лёну стали приближаться люди. И первой в этой толпе шла его мама.

Зоя шла размеренно и неторопливо, глядя впереди себя спокойными глазами. Она была одета, как в тот проклятый день, когда лихач-автолюбитель по угодной ему дури убил двоих. На маме была та не слишком дорогая дублёнка, которую купил ей Семёнов. На лице её не было и следа крови или каких-либо повреждений. Она просто шла и приближалась к своему сыну.

— Мама! — закричал Лён и кинулся к ней.

Она не повернула головы и ничего не ответила. Зоя всё так же шла вперёд, как будто что-то ждало её на другом конце дороги. Глаза её были устремлены на горизонт. Она как будто не сознавала, где находится. Спокойное выражение лица, словно Зоя что-то ожидала.

Поравнявшись с сыном, она прошла мимо, ещё несколько секунд Лён смотрел ей вслед, и видение исчезло. А к нему уже приближался какой-то человек, за ним двигались ещё и ещё.

Их было много, и все они проходили мимо Лёна, словно не замечали его. Казалось, это были не люди, а лишь их видимость. Лён был так изумлён, что невольно начал движение навстречу этой толпе мужчин и женщин. Они обтекали его с обеих сторон, скользили мимо и пропадали в десяти шагах.

Он никого не знал из этой толпы, но заметил, что одежда на них постепенно изменялась. Костюмы и платья быстро сменились на длинные подолы и рединготы.

Мимо проплывала молчаливая толпа, и каждый следующий человек, будь то мужчина или женщина, был одет по более старинной моде. Прошествовали гусары в доломанах, проплыли шелковые сарафаны с кокошниками и купечески богатые кафтаны, прошёл один стрелец в красной свитке, потом пошли какие-то бородатые дядьки с боевыми топорами, прошла толпа крестьян. Все они двигались мерно и сосредоточенно, словно видели далеко на горизонте какую-то общую цель. Никто из них и внимания не обратил на Лёна. Но, с одним человеком вышло иначе.

Молодой парень в крестьянской рубахе вдруг повернул лицо и в глазах его выразилось узнавание. Он улыбнулся и помахал Лёну рукой.

— Иван-Коровий-Сын! — вскрикнул тот в изумлении.

Да, это был он. Хотя Лён и не видел никогда Ивана со стороны, узнал его мгновенно — что-то внутри подсказало.

Иван прошёл, и снова потянулась невыразительная и молчаливая толпа. Лён уже затруднялся даже приблизительно определить, какой эпохи одежды были на них. Но вот среди пешей толпы выделился всадник. Он обогнал многих и устремился вперёд. Красивый юноша в синем бархатном кафтане, расшитом серебром, на сером в яблоках коне. Он шёл неторопливым намётом, но, поравнявшись с Лёном, повернулся к нему и вгляделся в него.

— Елисей! — вскрикнул Лён. — Постой, царевич!

Но тот лишь качнул головой, улыбнулся синими глазами и улетел вперёд.

Прошло ещё множество народа, и вот вдалеке завиделся ещё один всадник. Лён уже догадывался, кого увидит, но ошибся.

Красный всадник на красном коне. Он мчался, как ветер, алый плащ развивался за его спиной. Он чуть замедлил и скользнул по Лёну рассеянным взглядом своих необыкновенных вишнёвых глаз, а в следующий момент промчался дальше и исчез. Кто он такой? Не он ли был в том странном видении у Орорума?

Прошла толпа красивых людей, одетых богато и причудливо. Мужчины и женщины. Выглядели они гордо и величаво, словно царственные особы. На головах некоторых действительно виднелись диадемы, которые походили на короны. Когда прошёл последний человек, дорога некоторое время оставалась пустынной, только издали спешил ещё один всадник. На этот раз конь был вороным, а всадник чёрным. Тяжёлый пышный плащ из чернобурки развевался на скаку, а волосы человека были дымчато-седыми.

Он приостановил коня и глянул на Лёна в упор своими ярко-синими глазами.

— Гедрикс! — крикнул Лён.

— Да, Румистэль, это я. — ответил тот и устремившись далее, растаял на дороге, как и все.

Он был так поражён, что долго не мог сойти с места, лишь вглядывался в ту даль, откуда вышло такое множество народа. Но, более никого не появлялось на дороге — она была снова пуста и молчалива.

Гедрикс говорил с ним! Он узнал его, но почему-то назвал другим именем.

«Я сплю или нет? Отчего этот сон никак не кончается?»

Ответа не было, и Лён устал стоять на месте. Он посмотрел в ту сторону, куда ушла вся толпа — там было пусто. Тогда он нерешительно двинулся туда, и моментально ощутил странное сопротивление: воздух как будто удерживал его, мешая двигаться. Но, Лён упорно сделал первый шаг.

Вдруг впереди сгустилось голубое облако — выросло из одной точки и распустилось, как гигантский пион.

Лён сделал с усилием ещё шаг, и облако расползлось в стороны, открывая нечто вроде зеркала, только было оно неровным и колеблющимся, как будто вода. И в этом зеркальном окне было какое-то видение. Ещё шаг, и волнение зеркала прекратилось, видение приобретало чёткость, и вот изумлённый Лён видит самого себя. Он явно старше, он одет в роскошную одежду, он — жених. Рядом с ним девушка такой необычайной красоты, что у Лёна, стоящего на дороге, захватило дух. В зеркале он ведёт её, церемонно держа за пальцы, к священнику. Невеста медленно повернула голову и глянула из-под ресниц на Лёна, стоящего на дороге. Она увидала его!

И тут видение иссякло.

Он снова упорно стал двигаться вперёд, с каждым шагом ощущая нарастающее сопротивление среды. Перед ним уже вспухало новое облако, снова разбегалось, открывая зеркало видения. В зеркале был Паф. Но какой! Это был уже не мальчик, а взрослый человек лет двадцати. Он был аристократически великолепен. На его густых чёрных волосах красовалась золотая диадема, украшенная множеством драгоценных камней. На его шее была золотая цепь с орлом, роскошная одежда пурпурного цвета. Но не это поразило Лёна. Паф взглянул в упор на него, и взгляд его был враждебен и гневен. Он что-то выкрикнул, резко указав рукой на своего товарища, на этом видение закончилось.

Что это такое? Что показывают эти зеркала? Это не менее загадочно, нежели то множество людей, которое прошло по этой дороге. Не менее удивительно, чем встреча с Иваном, Елисеем, Гедриксом и тем неизвестным красным всадником.

Лён снова двинулся вперёд, снова борясь с невидимой преградой. И снова расцвёл перед ним голубой цветок, в нём образовалось окно и в окне выросла Брунгильда. Она была не одна, её собеседником был явно Лён, но гораздо старше. Но разглядеть себя как следует он не успел: лицо валькирии вдруг исказилось, синие глаза яростно сверкнули, и Брунгильда мгновенно выхватила свой тяжёлый меч и занесла над головой.

От неожиданности Лён остановился, и видение тут же растаяло.

«Это же моё будущее!» — догадался он. Зеркало показывало ему какие-то моменты из грядущих дней. Как он стал врагом Брунгильде?!

Если бы он не остановился, то мог бы увидеть, что с ним произошло. Каков был исход дела.

Он устал смертельно. Двигаться сквозь время, вырывая у него обрывки видений, было неимоверно тяжело.

«Ещё раз. Только один раз.» — уговаривал он себя, сидя на обочине дороги и оглядывая безжизненный ландшафт.

Последний рывок — что будет там?

Облако было не голубым, а грозно-синим. Оно издало гром, похожий на грозовой гул, и расступилось. В окно брызнул ярко-зелёный свет.

Фигура человека в этом ослепительном сиянии казалась тонкой и чёрной. Он наступал с мечом на огромный шар, состоящий из множества кристаллов, а тот вращался, словно не имел опоры.

— Живой Кристалл! — воскликнул Лён, сразу узнав его.

Человек с мечом оглянулся, и в этом лице, искажённом зелёным светом Лён признал самого себя.