Лесной тракт делал крутой вираж вправо, а зеркальце вспыхивало лишь при повороте влево.
— О, если бы я мог зажать рукою глаз и сказать «лир-от»! — проклекотала белая сова, летая кругами над соснами.
— Не стоит, Лён. — отозвался с лапы птицы Перстень. — Я и без руки могу тебе сказать, что зеркальце не врёт — дорога идёт в другую сторону, а то, что ты видишь — мираж.
И сова решительно взяла влево от дороги.
Зеркальце действительно показывало правду — дорога уходила влево, но волшебная вещица продолжала уводить своего нового хозяина ещё левее — в сторону реки.
Заблестела под лунным светом вода, сквозь тонкий слой воды светили белые камни переправы. Сова полетела вдоль берега, отыскивая, где лошади могли взобраться по крутым каменистым склонам. И вот Лён обнаружил место стоянки: под горой светлела шёлковая палатка, а вокруг спали четверо егерей. Тут же паслись кони, среди которых был и долберов Каурка. Всё это было очень утешительно — это значит, что Лён поспел вовремя. Правда, благодаря тем волшебным вещам, которые перед бегством подбросил ему Кирбит. А, кстати, где он?
— Пожалуй, не буду обнаруживать себя. — шепнул Лён своей верной спутнице во всех походах и приключениях. — Посижу на дереве.
Он бесшумно спланировал на ветку ели и завозился там, устраиваясь поудобнее, чем спугнул пристроившуюся на ночлег лесную птицу. Ворона, а это была она, с недовольным карканьем сорвалась с ветки и взмыла в воздух, издавая пронзительные вопли, и унеслась прочь, ругаясь на незваного гостя.
— Ну вот, кого-то потревожил. — с усмешкой заметил Лён.
— Что-то не так. — тревожно сказала Гранитэль.
Прислушавшись к ночной тишине, Лён ничего не обнаружил. Всё было нормально. И он уже решил, что принцесса ошиблась, как вдруг раздался слабый шум — это покатились с горы камешки. Стражники проснулись, вскочили и стали оглядываться по сторонам, ища угрозу. Но, всё уже стихло.
— Слегка посыпались камушки. — сказал Лён. — Какая-нибудь птица потревожила. Может, как раз наша скандалистка.
— Лён, вороны ночью не летают! — воскликнула Гранитэль.
— Что?! — сова подпрыгнула на ветке и тут же сорвалась, уходя вверх в крутом вираже.
Взлетев над горой, он сразу увидал начало катастрофы. Некий человек изо всех сил работал деревянным колом, как рычагом — он спихивал с края скалы огромный камень. Тот уже качался, готовясь обрушиться на царскую ночёвку, которая располагалась прямо под горой.
— Ты что делаешь, мерзавец? — раздался в тишине ночи нечеловеческий голос.
Пан Квитунковый подскочил, уронив кол, и в страхе огляделся. Выглядел он так, словно побывал на каторге — весь оборванный, чумазый, худой, с расцарапанными щеками и всклокоченными волосами.
— Кто, кто здесь? — оборачиваясь во все стороны и никого не видя, говорил он. Взгляд его походил на взгляд безумца.
— Оставь свою затею, Квитунковый. — сказал тот же голос, и пан уставился на большую белую сову, сидящую поодаль на камне — её изогнутый клюв приоткрывался, словно это она говорила с Ромуальдом.
— Чур меня! — вскрикнул молодой шляхтич, осеняя себя охранным жестом и бросаясь прочь с вершины.
Лён проследил, как соперник Долбера стремглав бежит с горы — спотыкаясь, падая и кувыркаясь. Перемена, произошедшая с щеголеватым паном казалась поразительной, но упорство его поражало ещё больше. Все остальные женихи не подумали ехать на поиски пропавшей царевны, а этот с упрямством сумасшедшего ввязался в историю настолько же дикую, насколько и опасную.
Лён превратился в человека и попытался обследовать большой камень на краю скалы — не упадёт ли тот с горы сам. В тылу, немного далее вершины, валялись расщепленные колья — этими орудиями Ромуальд двигал к краю тяжеленный каменный снаряд. Представить страшно, каких сил и упорства это ему стоило — в одиночку сдвинуть по неровной наклонной поверхности глыбу в четыре центнера весом!
Лён обнаружил множество камней, которыми Квитунковый подпирал камень, постепенно передвигая его к краю скалы. Это был титанический труд, и, если бы Лён вовремя не вмешался, у людей внизу не было бы шанса выжить.
— Я так устал. — вздохнул он. — Вторые сутки без сна. Летаю и летаю, даже поесть некогда.
И тут же представил, каково пришлось Ромуальду, если всё, что у него осталось — это тот сломанный нож, который валяется внизу — им пан срезал и обтёсывал берёзки.
— Я думаю, что Квитунковый теперь бежит без оглядки. — ответила Гранитэль. — Поешь и поспи. Я буду сторожить, ведь я-то не сплю.
Лён так и сделал — угостился от щедрот скатерти-самобранки и завалился спать подальше от камня — прямо на земле.
— Что такое? — спросил он, зябко потирая затёкшие во сне руки — ночка была не слишком тёплой.
— Собираются и уходят. — ответила принцесса. Снизу действительно доносились человеческие голоса и ржание коней.
Стоило ли оставлять Долбера в руках царя? Не лучше ли найти удобный момент и вызволить товарища из ловушки? Ведь в принципе всё ясно — царь собирается отдать сына Каменной Деве, но перстня-то у него нет! Как же он намеревается осуществить обмен?
Так, перстень, перстень. А ведь перстень-то у Кирбита, а это значит, что хитрый степной ворюга должен быть тоже здесь — Лембистор умеет мастерски просчитывать ходы. Все комбинации его сложные и непредсказуемые. Тут Лён вспомнил про ворону, которой ночью летать не полагается — вороны не видят в темноте.
Он сидел и смеялся: подлец Кирбит! Ведь это же его работа! Он воплем предупреждал Ромуальда! А тот не разобрался и продолжал толкать камень.
Чему он удивляется? Ведь сартан Кирбит — всего лишь образ, в который облачился старый враг — Лембистор. Он избегал демонстрировать перед Лёном свои магические возможности, так что Лён и по сию пору не знает, в какой мере личины демона владеют волшебством. За малым исключением хитрый демон избегает демонстрировать перед своим врагом магические силы — точно так же, как и Лён. Они словно играют шахматную партию, в которой пешками являются Долбер и Ромуальд. Кому-то из них не сносить головы.
Испуганный человек бежал, что было сил, но в конце концов измученно упал на землю. Он лежал на покрытой опавшей хвоей лесной почве и тяжело дышал, глядя в светлеющее небо. Наконец он успокоился — его дыхание стало ровнее, пот на груди под разорванной рубашкой высох, и человек начал замерзать. Он сел на земле, потирая озябшие руки и проворчал юношеским тенорком:
— Вот холера, ну где же он? Вот так всегда: как дело делать, так я один.
Из-за широкой ели беззвучно вышла тёмная фигура.
— Опять меня ругаешь, Ромуальд? — вкрадчиво спросил мягкий голос.
Тот вздрогнул.
— А, это ты, Кирбит? Нет, я просто ждал тебя. Мне пришлось бежать с горы. Там какая-то страшная птица прилетела и заговорила человечьим голосом.
— Ага, а ты напугался и задал дёру. — насмешливо сказал Кирбит, подходя поближе и присаживаясь на пенёк. — Три дня трудился, чтобы подкатить камень, а потом взял и птички напугался.
Ромуальд хотел что-то ответить — даже рот открыл, но передумал. В смущении он опустил глаза: вот дурак!
— А я, между прочим, тебя предупредил: дал знак, чтобы точно попасть камнем по врагу. Они все спали и даже не пошевелились бы, обрушься на них вся гора.
— А ты где был?! — запальчиво ответил Ромуальд. — Отчего не остался мне помочь?! Я все руки ободрал об этот камень, нож единственный сломал! Я голодный! А у меня даже никакого снаряжения нет с собой, чтобы поохотиться! Те подонки в трактире ободрали меня, как липку! Сапожки мои обманом сняли и обули в какие-то старые опорки! Кафтан нарядный отобрали, холеры! Кошелёк срезали! У меня не осталось подарков для невесты!
Ромуальд по-детски заплакал, утирая грязные щёки исцарапанными кулаками.
Кочевник легко усмехнулся, сверкнув жёлтым ястребиным глазом. Он достал из-за пазухи свёрточек и кинул изголодавшемуся пану.
— На, ешь, жених. Я, между прочим, тоже зря времени не терял. Еды вот тебе добыл, коней отвёл в безопасное место. А что касаемо трактира, так сам виноват во всём — не надо было хвастать. Место людное — народ всякий ходит. Зачем ты так наклюкался с этими проходимцами? Они тебя обхаживали, в рот заглядывали, хвалили дурачка, а ты и рад — давай байки баять. Так что, мальчик мой, кто-то другой сейчас носит твой бархатный кафтан да щеголяет в сапожках с набойками. А тебя, мой сокол, пришлось одеть в сброшенную твоими хитрыми дружками одежонку — куда ты голый бы пошёл? Тебе папа разве не говорил, чтоб с незнакомыми не пил?
— Да папе наплевать на меня. — огрызнулся Ромуальд, откусывая крепкими зубами от куска сала и заедая его чёрствым хлебом. — Он добро копит — всё хочет старшему отдать. Все братья устроились путём, а я, как неприкаянный. Нужен я ему! Я и на свет случайно появился — папаша меня прижил со служанкой. Так я у старших братцев был в прислугах.
— Н-да. — задумчиво ответил Кирбит. — Значит, ты нежеланный сын у папы — байстрючонок. И решил всех своих братьев обойти — жениться на царевне. Да, это точно был бы триумф.
— Чего? — спросил Ромуальд, оторвавшись от еды.
— Да ничего. Ты всем-то не болтай, что ты служанкино отродье. Говори, что из богатого семейства. Кстати, откуда ты добыл все драгоценности, которыми хвастал?
— Папашин сундук подломал. — угрюмо признался Ромуальд.
— А кто у нас папаша?
— Ростовщик.
Кирбит расхохотался, откинувшись на пне:
— Ой, парень, ну ты и хитрец! Вот правильно сделал! Раз папаша тебя не обеспечил, бери всё сам и устраивайся в жизни. Ты молодец — сразу высоко махнул: в цари!
— Я думаю: тут страна дикая, люди — варвары. — сразу заблестел глазами от похвалы пан Квитунковый.
— Ага! — подхватил Кирбит. — А ты им окно в цивилизацию прорубишь!
— Чего? — опять не понял Ромуальд.
— Да ничего. Тебе сколько лет, пан Квитунковый?
— Восемнадцать. — ответил пан.
— Ну да, конечно. — серьёзно отвечал Кирбит. — Ты красивый парень, ты нравишься мне. Оттого я и покинул тех двоих, что нахожу тебя лучшим кандидатом на царство. Ты ведь обещал мне сделать меня первым советником при своей персоне? Это лучше, чем второй советник. Тот дурачок, которому царевна налила вина, не достоин царской доли. А при нём ещё его приятель — вот кто тут главная персона! Ты представляешь, он волшебник! И он задумал своего приятеля протащить на место жениха! Вот было бы чудесно: мужик-лапотник на троне!
— Он смерд! — скипев от гнева, крикнул Ромуальд. — А я благородных шляхетских кровей!
— Ага, ага! — кивал головой Кирбит.
— Но отчего царевна налила ему вина? — сник сразу же жених.
— А ты не догадался? — спросил кочевник. — Не оттого ли, что у смерда было на пальце вот эта штучка?
И в руке Кирбита появился перстень белого металла с огненным глазком.
— Вот что пропало у царя много лет назад. Это его фамильный перстень — не смотри, что прост. И царь поклялся, что отдаст в жёны свою дочь тому, кто вернёт ему этот перстенёк. Долберу случайно попалась в руки эта вещица — он даже не понял, что она значит для царя. Думал — дрянь какая.
— Я тоже думал — дрянь. — признался Ромуальд, разглядывая перстень в руках Кирбита. — А как он попал к тебе?
— Я его украл. — хладнокровно ответил демон. Он оглянулся по сторонам, словно желал знать: не подслушивает ли кто разговор. И добавил, не обращая внимания на острый взгляд, которым Ромуальд окинул его:
— Я отдаю эту вещь тебе, чтобы ты мог предстать перед царём. Тогда у тебя более не будет соперников. Но торопись: твой враг может опередить тебя: царь уже решил, что перстень к нему не вернётся никогда, и потому избрал в женихи для дочери этого красавца Долбера.
— Этого смерда?! — вскричал, теряя всякую осторожность, Ромуальд.
— Да, его. Ведь он отправился в поход на поиски царевны.
— И я отправился! — Квитунковый даже вскочил на ноги.
— Да, но Долбер вернулся с дороги во дворец и принялся обхаживать царя, наобещал ему с три короба. Папаша-царь поверил и снабдил его всем необходимым для дороги, дал с собой отряд. И вот теперь ты видишь, как пышно твой враг едет на поиски царевны.
— Ах, пся крэв проклятый! — застонал Ромуальд, рухнув в отчаянии обратно на землю.
— Ну да. — продолжил Кирбит. — И, надо то сказать, что цель недалека.
— Как?! — снова взмыл с земли пан Квитунковый.
— А ты что думал? Ещё два перехода, и они достигнут того места, где томится похищенная царевна. Зря я разве советовал тебе свалить на них этот камень? Я точно знаю, куда они едут, и где будет проходить их путь. А ты сплоховал — не выполнил дела. Вот и давай после этого тебе царский перстенёк. Может, зря я оставил Долбера? Пойду, пожалуй, вернусь да попрошусь на службу.
— Не надо, Кирбит! — взмолился Ромуальд, падая перед своим спутником на колени. — Оставь мне перстень! Скажи, что делать — я всё исполню!
— Опять так же плохо, как с камнем? — безжалостно отвечал кочевник, сидя на пеньке и глядя своими ястребиными глазами на оборванного и исхудавшего пана Квитункового. — Хотя, надо признать, затея оказалась слишком сложной. Ты просто не успел, мой мальчик.
— Да, я просто не успел! — зарыдал Ромуальд. — Этот камень такой тяжёлый!
— А они припёрлись раньше срока. — заметил Кирбит.
— Да! Они припёрлись раньше срока!
— Надо придумать что-нибудь попроще.
— Да, надо что-нибудь попроще!
— Например, вырыть яму на дороге и воткнуть в дно колья.
— Да! Я готов! Я всё сделаю, как ты прикажешь!
— Тогда вперёд, мой мальчик. Пока они спят, мы опередим их и сделаем всё, как ты решил.
— А зачем ехать на охоту так далеко? — удивился Долбер.
— О, мой друг! — отозвался царь Лазарь. — Это я на радостях. Ваш товарищ избавил меня от каменной девицы, а я уже столько лет не удалялся от дворца!
— Так разве она за вами охотилась? — простодушно поинтересовался собеседник, жизнерадостно оглядываясь по сторонам — вокруг и в самом деле была необычайно красивая местность: поросшие лесом утёсы, бурная река, а между ними извивалась едва заметная тропинка, по которой и ехал отряд. Впереди царь со своим гостем, позади — егеря с поклажей.
— Это же демон. — объяснил царь. — Кто знает, что у неё на уме. Не зря же с наступлением темноты все прятались. Но, сейчас в моём дворце по случаю избавления от демоницы идёт большая уборка и переделка, так что приятнее будет провести это время в путешествии, нежели слоняться среди суетящейся прислуги и вдыхать пыль.
Царь засмеялся, и Долбер поддержал его. Находиться в обществе царя Лазаря было очень приятно: тот был замечательным собеседником — остроумным, вежливым, обаятельным. Он относился к своему гостю — человеку явно не высокого происхождения — как к равному, что очень льстило честолюбию Долбера.
— Вы знаете, — немного со смущением сказал он. — На самом деле меня зовут не Долбер. Это просто прозвище, которое мне дала лесная ведьма, когда я учился в её школе. Она не раз говорила, что вдолбить в мою голову магическую науку просто невозможно, вот оттуда и пошло — Долбер да Долбер.
— А как же звать вас на самом деле? — поинтересовался царь.
— На самом деле меня зовут Александер. — признался Долбер после некоторой заминки.
— Вот и прекрасно. Отныне я буду звать вас Александер.
Дорога была неблизкой, и царь со своим гостем развлекались в пути тем, что рассказывали про своё прошлое житьё-бытьё. Истории Долбера, вернее, Александера, были гораздо увлекательнее однообразной царской жизни, поэтому царь Лазарь охотно слушал про учёбу в лесной школе у Фифендры. Смеялся, слушая рассказ о том, как трое учеников были превращены в зверушек и попали в хоромы болотной кикиморы. Слушал про нашествие вурдалаков, про Сидмур и бегство из него. Особенно его насмешила история про Верошпиронскую башню — он хохотал над проделками Вещего Ворона.
— Как вы, волшебники, занятно живёте! — удивлялся он.
— Да сам я не волшебник. — признался Долбер. — Но, знаете, у Фифендры попасть в садок и жрать червей — проще простого.
Долбер очень радовался этому выезду — в кои веки выпадет случай поучаствовать в царской охоте! Всё восхищало его и всё изумляло: и пышная обстановка шатра, и великолепно сервированные завтраки, и благородная трапеза на природе, когда молчаливые слуги сооружали вертела, на которых жарили фазанов, перепелов, куропаток в то время, пока царь и его гость прогуливались по берегу реки, вдыхая запахи леса. Сам Долбер был уже не в своём потрёпанном кафтане, и не в разбитых сапогах — царь щедро одарил своего гостя из благодарности за освобождение от демоницы: на Долбере был щегольский бархатный кафтан с шёлковым шарфом на поясе, новые замшевые штаны, атласная рубаха с богатой вышивкой, благородные кожаные сапоги, шапка, расшитая жемчугом. Выглядел Долбер, как настоящий королевич, и оттого чувствовал себя превосходно.
— В том месте, куда мы едем, в изобилии водятся дикие туры. — распространялся царь, отгоняя слепня от лошадиной шеи. — Вот это добыча, а стрелять по уткам — занятие для простолюдинов.
Долбер согласно кивнул, хотя не столь давно он весьма охотно стрелял по уткам.
— Однажды я охотился на тура. — мечтательно сказал он. — Правда, не я его убил, а мой товарищ.
— Он в одиночку способен завалить дикого тура? — с удивлением спросил царь.
— У него особенное оружие. — ответил Долбер. — Его меч называется Каратель. Этому мечу не только турью — драконью шею перерубить раз плюнуть.
— Значит, этим оружием он и уничтожил демоницу?
— Конечно. Ведь его цель — уничтожать всякую нечисть. Он дивоярец.
— Так он затем и прибыл, чтобы избавить наш край от каменной девы? — спросил царь, и в голосе его проскользнули вкрадчивые нотки.
— Нет, это просто так получилось. — беспечно ответил Долбер. — Мы с ним находимся в поиске — наша цель отыскать очень плохого человека.
Царь Лазарь глянул на своего собеседника с очень странным выражением лица.
— Настоящего мерзавца. — пояснил Долбер, видя, что царь задумался. — Когда Лёну встретится такой человек, наш поиск закончится.
— И зачем вам негодяй? — сдержанно спросил Лазарь.
— Так вышло. — нехотя ответил Долбер. — Лён заключил соглашение с одним демоном из лимба, что отдаст ему какого-нибудь очень плохого человека, а демон взамен укажет ему место, где спрятал нашего друга. Это очень долгая и запутанная история — всего не перескажешь. В-общем, этот демон давний враг Лёна и схватывается с ним не впервой. Однажды Лён отправил его в лимб, откуда этот демон всё же вынырнул. Так вот, Лембистор сумел всё так подстроить, что теперь Лён же вынужден искать ему новое тело. Волшебники предложили Лёну прибегнуть к помощи Эльфийского Жребия. Так что мы уже мотаемся в поисках не первый раз, а достаточного подлеца никак не сыщем. Впрочем, пару раз Лёну попадались настоящие подонки, но дело неожиданно срывалось — в последний момент их убивали. По-моему, он измотался и устал. Зачем ему было нужно ехать обратно к Оракулу? Четыре дня — с ума сойти! Ведь он же может…
В этот момент под самым носом у Долбера прошмыгнула какая-то лесная птица — словно серая молния мелькнула.
— Что за чёрт! — крикнул Долбер, резко осаживая лошадь. Каурый громко заржал и попятился от возмущения. Но тут под передними копытами его поехала земля — словно дорога проваливалась. Движение отряда застопорилось — прислуга спешилась и бросилась рассматривать неожиданно возникший на пути провал.
Под замаскированными землёй и ветками пряталась яма, на дне которой нашлись поставленные вертикально колышки. Сама яма была невелика, неглубока и явно вырыта наспех, а колышки очень слабо держались в земле — толкни их, они и упадут.
— Кому же надо было ковырять такую маленькую ямку? — недоумевал Долбер.
Западня и в самом деле была сделана неумело. Собственно, едущие впереди Долбер с Лазарем не увидали её только потому, что были очень увлечены беседой — вся хитрость была на виду! Тропа в этом месте расширялась, так что всадники могли попросту объехать яму с обеих сторон и не попасть в неё.
Следующее происшествие случилось уже ближе к трём часам пополудни, когда охотничий отряд собирался искать место для дневной стоянки.
Егеря теперь ехали впереди, оглядывая дорогу, а царь и его гость следовали за ними. Оказалось, что предосторожность была не напрасной. Неведомый враг снова приготовил путникам подарок.
Царь со своим молодым собеседником были увлечены беседой, как вдруг Лазарь спросил:
— Мой друг, не ваш ли это сокол постоянно следует за нами? Я уже третий или четвёртый раз вижу его сидящим на ветке на нашем пути.
Долбер посмотрел, куда было указано, но сокола там не увидал — вместо благородной птицы на ветке сидела нахохлившаяся серая ворона. Она глянула на всадников и, широко разинув рот, хрипло каркнула.
— Но, там был сокол! — удивился царь. — Может, он успел улететь?
Ворона опять каркнула, а в следующий миг впереди раздался глухой стук, и прямая, высокая сосна с противным скрипом стала валиться на дорогу. Егеря с криками рванули поводья, уводя лошадей, и дерево никого не задело.
— Ствол подрублен, — доложили слуги царю. — причём, недавно — живица ещё совсем свежая.
И третий случай, совсем комический, произошёл ближе к вечеру: отряд закидали камнями с горки. Но, тут Каурый Долбера вдруг пришёл в волнение — он стал крутиться, нежно заржал и понёс всадника куда-то в сторону.
— Стой, дуралей! — кричал Долбер, сердясь на своего коня за то, что тот своей неожиданной выходкой поставил хозяина в неловкое положение перед царём.
Но, оказалось, что Каурый знал, что делал. Он, упорно сопротивляясь поводьям, притащил Долбера к своей даме сердца: в лесу у дерева была привязана караковая кобыла.
— Ах, Квитунковый! — вскричал в досаде Долбер. — Вот, значит, кто ведёт на нас охоту!
Он отвязал кобылу от дерева и увёл с собой — радости Каурого не было предела!
Пан Квитунковый грязно выражался — со всей горячностью, присущей его возрасту и незавидному положению. Он сидел на кочке, чумазый, взъерошенный, уставший, и со слезами на глазах клял своего противника.
— Ну, что? — спросил, выходя из-за деревьев, человек лет тридцати, одетый в одежду степных кочевников сартанов. — Как успехи?
— Какие там успехи! — в досаде воскликнул Ромуальд. — Ничего не получилось!
— Да, я видел. — согласился Кирбит. — Но ямка-то была так себе. Разве так роют западню?
— А чем мне рыть?! — воскликнул неудачливый жених. — У меня лопата есть? А палками не больно-то пороешь! И землю я выносил в рубашке, так что теперь и на глаза не покажись царевне!
Он горько завздыхал, вытирая щёки грязным кулаком.
— Тоже мне горе. — небрежно заметил Кирбит. — Главное — Долбера извести, а барахло найдётся.
— Откуда он взялся? — рассуждал пан Ромуальд. — Как подкатил к царю? Отчего тот привечает этого смерда?
— Да уж. — с чувством заметил Кирбит. — Ты бы на его месте смотрелся куда лучше.
— И куда они вообще едут? — продолжал пан Квитунковый.
— А что с деревом? — проигнорировав последний вопрос, спросил Кирбит.
Тут Ромуальд расстроился ещё больше.
— Не попал. — ответил он.
— Разве ты не слышал моего сигнала?
— Слышал, но всё равно не попал. Мне кажется, твой-то крик их и задержал.
— Ну да, конечно. — иронически отозвался Кирбит. — Ворона в лесу — большая невидаль.
— Зато я в них камнями с горки покидал. — похвалился жених.
— Вот это молодец. — отозвался сартан. — Давай скорее садись на лошадь — нам надо обогнать их и на этот раз не оплошать — устроить хорошую каверзу.
Кочевник поднялся с кочки и начал внимательно осматриваться, прислушиваться и даже принюхиваться — что-то всё время беспокоило его.
Пан Квитунковый между тем даже не двинулся с места, словно приглашение его не касалось.
— Что такое? — удивился Кирбит. — Мы больше не желаем избавиться от соперника?
— Нет. — мрачно ответил Квитунковый. — У меня лошадь убежала. Наверно, плохо привязал.
— Да ты что?! — так и подпрыгнул Кирбит. — Куда ж ты теперь без лошади?
— Не знаю. — неохотно сказал Ромуальд. — Мне всё это надоело. Я думаю вернуться обратно к папе. Попрошу прощения, буду в лавке мыть полы, носить воду, колоть дрова. Отработаю долг.
— О, да. — ядовито отозвался кочевник. — Только сначала рассчитайся с долгами кому поближе.
Юноша с недоумением взглянул на него.
— Кто вытащил тебя из колдовской харчевни? Чего ты сделал круглые глаза? Ах да, ты же валялся в стельку пьяным и не помнишь как с тебя стянули одежду и бросили в яму, в которой обдериха складывает свою добычу. Я ведь забыл тебе сказать… А, может, не забыл, а пожалел — что та харчевенка приятная была ловушкой, которую устроила на дороге одна древняя лесная нечисть. Так что ты не просто одежды — ты жизни бы лишился, не приди я туда и не сгони обдериху с твоего молодого, сладкого и нежного тельца. Эта старая дама предпочитает есть свою добычу с ног и рук — постепенно подбирается повыше. Всё это время, заметьте, еда должна дышать. Обдериха делает это мастерски — жертва до самого конца сохраняет чувства. Ты, наверно, думаешь, мне просто было отогнать старую людоедку? Ещё проще было отыскать тебе приличную одежду. А уж за лошадь твою мне просто пришлось драться с упырями, а то далеко бы ты ушёл без кобылы. Теперь же ты взял и просто потерял её — плохо привязал! Какая жалость! Кто тебе доверит чужое имущество, если ты и своё сберечь не смог. Так что оставь затею с возвращением к папе. К тому же, земля наша обширна, версты немеряны, дороги все кривые. Ты два года будешь пёхом пёхать к папе. Так что, сначала поработай на меня — отработай услугу.
— Ты в самом деле веришь, что я могу добиться руки царевны? — растерянно спросил Ромуальд.
— Нет, я хочу, чтобы ты прикончил Долбера. — ответил Кирбит, и его желтые глаза жестоко сверкнули.
— Не могу же я просто броситься на него с ножом.
— Отчего же не можешь? — спросил кочевник. — Я тебе дам нож — бросайся.
— Но, я не догоню их, у меня нет лошади!
— У тебя будет лошадь. — презрительно ответил Кирбит. Он обернулся к лесу, пронзительно свистнул, и неподалёку раздалось лошадиное ржание. Примчался конь под седлом.
— Вот видишь. — сказал Кирбит. — Моего коня привязывать не надо — он сам не убежит. Так надо воспитывать коней, а ты просто неумелый мальчишка, который вообразил, что смазливое лицо и немного побрякушек в сумке делают его важным господином. Слушал бы меня, так стал бы царевниным мужем, а со временем и царство бы принял. Но у тебя недостаёт упорства, так что отработай дело и отправляйся к папе — полы мести. Я так и быть — выведу тебя из колдовского леса, а далее будешь побираться при дорогах — так и доберёшься до папиного порога. Кстати, у тебя ведь ещё есть и братцы, так что работы хватит — с голоду не пропадёшь.
Вся эта издевательская речь подействовала на Ромуальда, как ушат ледяной воды. Он вскочил с места, засверкал глазами и с ненавистью посмотрел на Кирбита.
— Что такое? — глумливо осведомился тот. — Мы осерчали?
— А что мне мешает сесть на твоего коня и просто ускакать отсюда, оставив тебя с носом? — спросил юноша.
Кирбит расхохотался.
— Мой мальчик, ты меня уморишь! Ты полагаешь, что я сяду на твою кочку и буду ждать твоего возвращения с новостью, что ты порвал на Долбере одежду, героически дал ему в глаз и обозвал вонючим смердом? Ты, видно, не поверил, что в самом деле был в лапах у лесной вампирши и что я тебя спас. А то бы сообразил, что простому человеку с ней не сладить. Ты думаешь, я сидел за ёлкой, пока ты так неудачно готовился к покушению, и каркал вороной? Милый друг, я сам волшебник. Я сам умею оборачиваться любым зверем и птицей. И всё не так просто, как ты полагаешь. Этого Долбера прочит на царствие очень сильный маг — как раз тот неприметный господин, с которым деревенский недотёпа вздумал делить дальнюю дорогу. Вот откуда к Долберу такое отношение от царя — последний околдован чарами и верит, что в конце пути его ждёт милая дочурка. На самом деле эта пара намеревается избавиться от царя и по возвращении объявить о его трагической кончине и о том, что Долбер — царский сын. Им не хватает только кольца для полной убедительности. Так вот, неподалёку есть каменный распадок, в котором давно уже не добывают камень. Там среди горной породы можно найти вкрапления кошачьего глаза. Наши друзья попросту задумали подделать твой перстень и предъявить его царю. Так что, твои шансы предстать перед правителем страны с этим перстнем тают с каждым часом. А ты сидишь и обижаешься на меня, как маленький ребёнок!
— Так вот в чём дело! — вскричал Ромуальд. — Сволочь Долбер! Я его зарежу!
— Вот именно! — ликуя, воскликнул Кирбит. — Пока с ними нет проклятого дивоярца, действуй — это твой последний шанс!
После того, как пан Квитунковый ускакал на лошади Кирбита — в надежде на удачу, взвинченный до предела, кочевник некоторое время смотрел ему вслед и усмехался. Потом он взмахнул руками, обернулся вокруг себя, подпрыгнул над землёй и обратился серым вороном. Он захлопал крыльями, набирая высоту, но в тот же миг с верхушки ели сорвалась тёмная тень и стремительно пошла на перехват. Крупный сокол на лету подсёк ворона, ударил его клювом в голову, жестоко рванул когтями и тут же отпустил.
Ворон закувыркался и едва выровнялся в полёте. Он очумело завертел головой, но тут же был второй раз атакован сверху — сокол опять ударил, полетели перья.
Снижаясь с большим креном, ворон пронзительно кричал:
— Это нечестно, Лён! Ты напал на меня!
Но сокол ничего не слушал — он в третий раз в крутом вираже нацелился на истерзанную птицу. Ворон тяжело упал на землю, раскинув крылья и задрав вверх ноги: он намеревался встретить обидчика когтями. Но, увидев, пикирующую на него пернатую молнию, перепугался.
Неожиданно ситуация на земле изменилась: драная ворона вдруг исчезла, а на её месте оказался лежащий человек.
— Не трогай меня! — завопил он, вытянув вверх руки.
Сокол прервал пикирование — он вывернулся в полёте и с возмущённым клёкотом залетал над поляной кругами.
— Да, я знаю! — кричал окровавленный человек, следя одним глазом за птицей — бровь второго глаза была повреждена и стекающая кровь мешала человеку смотреть. — Я знаю: ты зол, что я натравливал Ромуальда на Долбера! Но, я всё время предупреждал об опасности — никто не пострадал! Я действовал в рамках дозволенного Жребием, а ты нарушил условия — ты напал на меня! Теперь я вправе требовать уступки! Ты отдашь мне Ромуальда! Встретимся в распадке!
Сокол ничего не отвечал — он поднялся над вершинами сосен и улетел прочь. Тогда израненный человек поднялся. Покряхтывая и постанывая, он ощупал лицо. Глаз оказался цел, только затёк огромным кровоподтёком. Из парчового халата был выдран огромный клок со спины, а рукав и вовсе оторван. Шапка была разодрана в полоски — именно она спасла кочевника от настоящей гибели, а то бы сын степей лишился глаза.
— Ну что, Яхонтович, получил от дивоярца? — пробормотал Кирбит, вытирая кровь, сочащуюся из царапин на груди. — Ух, вроде такой тихий, скромный, интеллигентный, а обозлится — прямо бешеный становится.
Он глубоко вздохнул, расправил плечи, огляделся.
— Ладно, хоть до смерти не заклевал. Оно, конечно, ему потом отпелось, но мне точно хорошо бы не было.
Он бросил приглаживать лохмотья на уцелевшем рукаве, задумался, и на губах Кирбита расцвела змеиная улыбка.
— Ах, Жребий побери! Вот это подарочек мне преподнёс ретивый дивоярец! Он же хотел меня убить! Почти убил! Теперь я отыграюсь за нападение сполна. Теперь ты мой, дружочек, с потрошками! Теперь я буду диктовать тебе условия, а не просто требовать уступки. Всё, дело сделано.
Кирбит поднял руки и уже хотел очертить себя широким кругом, как вдруг в сомнении посмотрел на небо.
— Ох, лимб, трудновато будет с выдранными перьями летать. А Ромуальд на моей лошадке уже скачет во весть опор к распадку. Придётся идти низом, а то этот террорист барражирует над лесом. Так и так я не успеваю.
С этими словами Кирбит забрался под низкие ветви ели, ещё раз огляделся, обвёл себя руками с головы до ног, ловко перекатился по земле с боку на бок и обернулся лисом. Лис был драный, с подбитым глазом и выщипанным хвостом. Он с досадой тявкнул и, сильно хромая на переднюю лапу, бесшумно утёк в тёмный лес.