Воздаяние Судьбы

Глава 2. В царском чертоге

Гулкий голос лесного филина разнёсся далеко. Вокруг по-прежнему стояла темнота, но шелест дубовой кроны стих до лёгкого шёпота. Настолько было тихо, что казалось, будто бы весь мир застыл. Но это было не так — слабый ветер тревожил листву и приносил ночные запахи.

Лён повёл вокруг себя взглядом, словно ожидал что-то разглядеть. И наткнулся на жёлтые глаза Кирбита. Долбер же спал безмятежно.

«Чего ты хочешь?» — хотел спросить Лён демона, но не спросил, потому что откуда-то издалека прилетел долгий звук колокола — пробило полночь. А вместе с этим из тёмноты стал доноситься слабый шум — как будто множество мышей сбегалось отовсюду, топча своими маленькими лапками землю.

Кирбит насторожённо огляделся, держа наготове кинжал.

— Что-то здесь не так. — шепнул он Лёну.

Вокруг действительно что-то происходило: в ветвях дуба занялась какая-то возня, сверху сыпался древесный мусор, и вдруг над сонной землёй растёкся низкий звук — как будто дуб пробуждался от сна. Пронзительный каркающий хохот раздался сверху, в ответ ему — визжание и стон.

— Колдовское место. — прошептал Кирбит, приникая к земле. — Похоже на ведьмачий шабаш.

Крона дуба осветилась множеством голубых огней, но это были не светлячки — они вспыхивали парами. Эти пары начали перемещаться и вот нечто странное упало с ветки наземь. Мёртвый череп с пылающими глазницами очутился прямо перед притаившимися путниками. Минуту-две он не шевелился, потом стал подниматься над травой, а следом из земли за ним тянулось призрачное тело — одетое в лохмотья, костлявое и страшное. Могильный запах распространялся от него.

От кроны дуба отделялись другие черепа — они так же падали на землю и поднимались с подобием человеческого тела. Когда упал последний череп, все мертвецы выстроились в хоровод и стали двигаться вокруг камня, подпрыгивая и что-то глухо напевая. Глаза их мерцали, кости стучали друг о друга, а с дуба спускались новые голубые огни. Но это были уже не черепа — огоньки собрались в неровный, танцующий в воздухе венок и закружились над танцующими скелетами. Вот лёгкие голубые шарики стали разрастаться, при том бледнея и становясь прозрачными. И превратились в призрачные фигуры, плывущие по воздуху. Тонкие девичьи руки, стройные девичьи ноги, длинные волосы, в которых заблудился лунный свет, и тонкие одежды, словно сотканные из света звёзд. Таинственные воздушные девы кружили над головами мертвецов и нежными голосами пели печальную песню:

Лён и Кирбит затаились в высокой траве, лишь следя широко раскрытыми глазами за кружением воздушных духов и за танцами мертвецов. Зрелище настолько увлекло их, что они и не заметили, как со стороны скользнула к диковинному хороводу высокая фигура.

— Долбер! — вскрикнул Лён, обнаружив, что спутника рядом с ним нет. А тот уже завороженно двигался к камню. Воздушные духи не прекращая своего танца, окружили его, и голоса их зазвучали совсем сладко.

— Стой, Долбер! Не ходи! Это обман! — крикнул Лён и кинулся к товарищу. Но тут мертвецы прекратили своё кружение и двинулись к нему. Их костлявые руки широко раскинулись. Рты открылись в беззвучном смехе, а глаза загорелись так ярко, что ослепили Лёна. Он выхватил свой меч и рубанул по ближайшей фигуре. К его удивлению, клинок не встретил ничего на своём пути. Ещё и ещё он кидался к скелетам, но те в своём непрерывном движении легко ускользали от него. В последний миг Лён остановился и увидел, как Долбер, сопровождаемый роем огоньков, приблизился к камню и исчез.

— Попался. — сказал Кирбит, когда всё исчезло — и танцующие мертвецы, и воздушные девы. Остался только стоять молчаливый камень с непонятной надписью, высеченной на нём, да ночной ветер разносил свежесть по лесной дороге, клоня травы и играя листвой.

Лён подошёл к злополучному камню и изо всех сил напёр на него плечом, стараясь сдвинуть. Какой-то должен быть тут проход, если Долбер скрылся в нём.

— Что они там пели? — наморщив лоб, пытался вспомнить Кирбит. — До первого пения петуха? То есть, на первой зорьке. Если он часа через два не появится, то можешь распрощаться со своим спутником.

— Ты знаешь что-то об этом? — сухо обратился к нему Лён, поскольку было у него подозрение, что демон приложил к этой истории свою лапу.

— То же, что и ты. — пожал тот плечами. — Всех тайн и чудес Селембрис не знает никто, а это как раз тот случай, о котором мне ничего не известно.

— И что же с ним будет? — спросил Лён.

— Боюсь, что если он не сохранит разум, то станет еще одним танцующим скелетом. — проговорил Кирбит. — А каковы условия, воздушные духи не сказали.

Они уселись возле камня — ждать утренней зари, а вместе с тем и судьбы Долбера.

«Эх, я дурак! — думал про себя Лён. — Ведь он как услышал про исполнение мечты, так и пошёл, как на верёвочке. А я тоже хорош: разинул рот и слушал!»

Но, не заслушаться волшебной песни духов было невозможно: он помнил, как затянуло сознание какой-то сладкой пеленой. Как перед глазами разворачивалась чудесная картина: великая сокровищница, полная несметных богатств. Как проплывали перед ним видения той жизни, что будет у него, когда он вынесет из колдовской темницы золото и камни. Как много трудностей разрешит в жизни эта масса денег. Откуда же Долберу, простому деревенскому парню, преодолеть такой соблазн. Особенно при том, что мечтает жениться на принцессе.

— Что будешь делать, если он не вернётся? — спросил Кирбит.

— Не знаю. — ответил Лён.

Он действительно не знал. Можно ли прервать Жребий? И имеет ли смысл делать это, если спутника он всё равно потерял? На этот раз у него не было той твёрдой уверенности, что Жребий не даст погибнуть его спутнику, какая была ранее — когда Долбер получил своё ранение.

— Кончать надо с этим скорее. — невольно проронил он.

— С чем? — спросил Кирбит.

— С выбором. — внезапно рассердился Лён, вспоминая все свои прежние сомнения. — Как встретим мерзавца, так забирай его.

— Без обмана? — не поверил демон.

— Если только Долбер вернётся. — прошептал Лён.

— А… — покачал головой Кирбит.

Прошло два часа томительного ожидания, и на востоке стала разрежаться темнота. Поплыли длинные, как веретёна, облака. Зашумел лес под порывами утреннего ветра. Оба человека напряжённо смотрели на камень, но тут за их спинами громко ухнул филин. Они резко обернулись, а когда снова обратились к камню, перед ними стоял живой и невредимый Долбер.

— Ты вернулся? — в радостном изумлении спросил Лён, недоверчиво трогая друга руками — тот был в самом деле из плоти и крови, а вовсе не стал прозрачным скелетом.

— А что там было? — с острым любопытством спросил Кирбит.

— Нельзя рассказывать. — серьёзно ответил Долбер. — Я ничего не тронул там и меня отпустили. Но, напоследок подарили мне вот что.

Тут он показал то, что прятал в ладони. Это оказался перстень из светлого металла с камешком зелёного цвета. Выглядел перстень очень небогато и потому вызвал вполне понятное сомнение у ложного отпрыска хана Яхонта.

— Ты полагаешь, это и есть твоя судьба? — спросил Кирбит.

— Возможно — да, а возможно и нет. — пробормотал Долбер.

Когда окончательно рассвело, путники седлали своих коней и двинулись в путь, лишь бросив взгляд на крону дуба — там безмолвно и неподвижно скалили зубы черепа. Решено было ехать в ту сторону, откуда донёсся ночной гул колокола.

— Эй, смотрите-ка, что там написано! — воскликнул Долбер, обернувшись к камню, когда они уже отъезжали от него. — Там внизу слова: направо поедешь — счастье встретишь!

Лён обернулся и тоже увидал: с определённого угла текст на камне становился видимым, но не целиком. Лишь нижняя строка гласила: друга потеряешь.

— Не знаю, чем ты смотришь, Долбер. — с насмешкой отозвался Кирбит, — но я читаю там одно: ничего не найдёшь.

В селении, которое попалось всадникам по дороге, уже вовсю шла утренняя суета: выгоняли коров на пастбище, ходили женщины с вёдрами к реке, мужики носили брёвна к новому дому, ребятня носилась с воплями по улице. Три путника въехали в это мирное место и остановились, оглядываясь: что здесь может быть примечательного. И тут на плетень вознёсся, хлопая крыльями, рыжий петух и загорланил так звонко, что жители стали оглядываться.

— Вот, едут. — ехидно заявила старая бабушка с клюкой, которая плелась от деревни в поле.

— Чего, бабусь? — приветливо спросил Долбер, почтительно склоняясь перед ней.

— Говорю, женихи едут. — пояснила та, слепо моргая глазами. — Они, почитай, все через нашу деревню ездют. Петух их всех встречает.

— А что за женихи? — поинтересовался Кирбит.

— А не тебе, вражина, знать то надобно. — отозвалась бабка, не переставая улыбаться. — Ступай-ка ты в голу степь да гоняйся за ветром.

— А вот я тебя за такие речи сабелькой пощекочу по горлу. — хамски заявил Кирбит, в самом деле доставая саблю.

— Не пощекочешь. — глядя мимо всадников, сказала бабка. — По леву руку от тебя сидит твой враг, а петлице у него та вещь, которой ты боишься пуще всяческой напасти. Коли умён будешь, вынесет тебя судьба, а нет — носи башку подмышкой.

— Вот это предсказание! — удивился Долбер. — Ты, бабушка, часом не вещунья? Скажи, мне добрая старушка, будет мне удача нынче?

— Откуда знать тебе, добра я или зла? — остро глянула старушка из-под драного платка. — Всем веришь без оглядки, служишь верной службой тому, кому ни в чём не должен, и всё надеешься, что путь сам выведет тебя. Так будешь до самой старости надеяться и ждать. Смотри, пока ты верности своей заложник, твою награду похитит резвый коршун.

После этакого предсказания все трое пришпорили коней и помчались по деревне — впереди были приключения, а старуха была лишь потухшим угольком от лучших времён, оттого и злится на чужую молодость. Таких и в мире Лёна было навалом — все они только и делали, что злобились на резвость молодёжи, да желали всем дурного.

Он обернулся, ожидая, что сварливая старая карга грозит им вслед клюкой и наверняка ругается. Но, к удивлению своему, не увидел бабки — дорога была пуста, лишь с краю притулилась согнутая временем дряхлая ветла с обломанным стволом и уродливо изогнутой единственной боковой ветвью.

— Нет хуже, чем нарваться на старую вещунью. — язвительно высказал Кирбит, едва все трое миновали деревню и выехали на большак. — И рот ей не заткнёшь, и уши себе не законопатишь.

— Я вижу, ты изрядно напугался. — усмехнулся Лён. — А что тебе, Кирбит Яхонтович, без башки-то туго будет?

— А без башки-то я какой жених? — ядовито парировал тот.

— Ты что — свататься собрался? — изумился Долбер.

— А то чего же я при большой дороге кубышку набивал?! — совсем уже нахально ответит ханский внук и расхохотался при виде ошеломлённого лица Долбера.

Лён остро глянул на расшалившегося демона и ничего не сказал. Как говорила Гранитэль, он — насмешник и готов пакостить любому, не говоря уже о его врагах. Так они и ехали, время от времени обмениваясь репликами, пока не выехали к краю обрыва, с которого стал виден город, словно лежащий на ладони.

Высокая внешняя стена, добротно сложенная из кирпичей, с зубцами и бойницами меж них, надёжно охраняла город от внешнего вторжения. С горы было видно, как знатно всё устроено внутри — каменные дома с черепичными крышами, широкая площадь, мосты. Далее, за торговыми рядами, стоял монолитом царский дворец европейской постройки — всё это странно отличалось от сёл и деревень, которые миновали путники — там была славянская простота, а тут во всём чувствовался западный снобизм. Впрочем, ощущение разрушали стражники, ходящие по стенам, да копейщики, стоящие у входа в город. К мощным воротам, обитым металлом и украшенным литыми чугунными фигурами, спешила разноцветная толпа — всадники и множество карет с сопровождением. Все прибывшие выстраивались в очередь по мере подхода и ожидали открытия ворот.

Тут за спинами у трёх путников послышался торопливый конский топот, они обернулись, глядь — скачет на караковой кобыле знатный молодец в высокой шапке, в бархатном кафтане. Пролетел и не оглянулся. Спешит-торопится.

— Э, да я так понимаю, это всё женишки слетаются. — с усмешкой заметил Кирбит. — Что-то говорит мне, что у нашего принца не хватит проходного балла для такого конкурса.

— Молчи, Кирбит. — не глядя на него, ответил Долбер, но в голосе его почудилось Лёну скрытое отчаяние.

— Чего же мне молчать? — с вызовом бросил Яхонтович. — Я тоже, чай, жених!

И он, не дожидаясь ответа, ринулся по дороге к спуску с горы. Долбер пришпорил лошадь и припустил следом, а Лён, досадуя на маниакальную идею товарища — за ним. Так некстати подвернулся в пути этот камень и эти воздушные духи, которые наобещали своей песней нечто туманное, что Долбер принял за обещание исполнения желаний. А тут ещё и старая бабка со своей болтовнёй — теперь Долбера за уши не оттащишь от затеи. Да ещё этот Кирбит его подзуживает.

Лён был уверен, что его история, если и проходит через этот город, никак не связана с женитьбой. Они приходят и уходят, и ничего долговременного с ними здесь не связано. Есть только выполнение миссии, в конце которой стоит цель поиска — некий негодяй, которого им подобрал Жребий. Возможно, в сборище женихов при царском дворе действительно имеется такой человек, но Долберу при этом ничего выпасть не может. Едва Лён сделает выбор, они выйдут из этой истории. А вот Кирбиту как раз выпадет счастливая карта — Лён обещал ему и сделает это, даже если выбор Жребия ему покажется неубедительным.

Долбер ускакал далеко вперёд, и Лён догнал Кирбита.

— Не нравится мне это. — хмуро заявил тот.

— Что именно?

— Мне неизвестен ход интриги. Раньше я всегда знал, кто тот негодяй, к которому надо было привести тебя. Я входил в историю со всеми данными и знанием обстановки. По-сути, я был соавтором событий. А теперь я в полной неизвестности. Да ещё твой дружок зашкалился со своей женитьбой и непременно на принцессе. Я ничего не понимаю.

— Вот как? — удивился Лён. Он и не знал, что Жребий наделил его и его противника разными возможностями. Значит, демону была заранее известна развязка истории, а Лён тыкался по Поиску, как слепой котёнок? Интересно, почему?

— Знаешь, ты уже получил бы свой приз, если бы не кочевряжился там, перед доком Саранторой. — заметил он.

— Признаю: был дураком! — бросил Кирбит. — Заигрался малость. Но помни, ты мне обещал. На этот раз я не оплошаю.

— Замётано. — сказал Лён и припустил вслед за Долбером, пока тот не замешался в толпу приезжих женихов.

Дубовые ворота, обитые железом, украшенные чугунными орлами, со скрипом отворялись на своих могучих петлях. Толпа женихов загомонила и стала пробиваться ко входу. Перед воротами стояли копейщики в красных кафтанах. Они бесцеремонно выставили вперёд копья, сдерживая напор толпы. Постепенно женихи выстроились в очередь, переговариваясь меж собой. Трое путников оказались почти в самом конце, а перед ними возбуждённо привставал на стременах тот молодец, который обогнал их на горке — красавец с глянцево-чёрными кудрями, с лиловыми глазами, словно подёрнутыми томной поволокой, щегольскими усиками над ярким, сочным ртом. Одет он был богато: высокая парчовая шапка с енотовой опушкой была украшена фазаньим пером и пристёжкой сплошь в мелких бриллиантах. Расшитый золотым галуном кафтан из редкостного фиолетово-пурпурного бархата по запястьям схвачен широкими жемчужными браслетами. Красные сапоги мягкой кожи с высокими голенищами — не чета тем сапогам, что на Долбере — поистине царские сапожки. Всё убранство жениховского коня было изысканно-богатым, а к седлу с двух сторон приторочены большие торбы — явно не пустые, а что в них — догадывайся.

— Вы последний? — нелепо спросил Долбер, протягивая руку к этой пёстрой птице и едва касаясь вышивки на рукаве его.

— Не хватай смердецкими лапами, пся крэв! — презрительно обронил тот и отшвырнул рукой с хлыстом руку Долбера.

— Да, публика здесь знатная! — с довольным видом оглядевшись, заметил Кирбит.

— Вы не против? — с язвительной любезностью обратился он к шляхетскому жениху. — Мы тут с нашим другом, так сказать, друзья в несчастье, ибо любовное помрачение есть не что иное, как род болезни.

Поляк глянул на него с неприязнью, но жёлтые глаза Кирбита, а особенно его сабля, на рукоять которой он так небрежно положил пальцы, убедили его в том, что молчание — золото.

Спустя часа полтора очередь трёх путешественников приблизилась к массивной башне входа.

— Надеюсь, ты не собираешься в самом деле свататься к царевне? — спросил Лён на ухо ханского потомка.

— Вообще-то собираюсь. — ответил тот. — Но не сейчас. Вот получу обещанное, тогда и займусь устройством личной жизни.

Однако, едва они достигли входа, все трое подверглись своеобразному допросу.

— Жених? — кратко спросили Долбера.

— Жених. — подтвердил тот.

— Проходи. — так же кратко ответили ему.

Долбер повиновался и проехал под остриями кованой решётки, причём хвост шляхетской кобылы махнул его Каурого по морде. Каурый всхрапнул и страстно схватил зубами этот обольстительный хвост, за что и получил от шляха хлыстом по носу.

— Жених? — спросили Лёна хмурые копейщики.

— Да нет, — слегка растерялся он. — Мы тут с нашим другом.

— Отходи. — велели ему и стали отталкивать копьями в сторону.

— А что такое?! — возмутился Кирбит. — Я жених! У меня полна кубышка!

И беспрепятственно прошёл в ворота.

— Я тоже жених! — запоздало крикнул Лён, но тут стража выскочила из ворот и попёрла его топориками в сторону. Так он и остался стоять, глядя, как женихи всех возрастов и состояний проходят внутрь.

Примерно час он слонялся под крепостной стеной, не зная, что делать. Потом рассердился:

— Да что это такое! Чем они там занимаются?!

И, взмахнув вкруг себя руками, обернулся соколом и перелетел через стену и стражников, которые ходили по ней. Далее он свистнул серой молнией над людными улицами, площадью, шумным базаром и перелетел через дворцовую стену.

Среди большого двора стояли лошади приезжих, а сами они готовились ко встрече с невестой: мылись в деревянных бадейках, которые им услужливо подавали слуги, надевали новые одежды, причёсывались, охорашивались. Те, что побогаче, устроились с большим удобством — им отвели лучшие места, им прислуживали многие слуги. За всё тут платили — даже за воду. Поэтому Долбер, у которого в карманах не имелось ни полушки, с огорчённым видом сидел в стороне, а рядом сидел Кирбит, для которого, как для истинного сына степей, купание было понятием чуждым. Он прижимал к себе свою заветную торбочку и не проявлял ни малейшего желания помочь Долберу в его проблеме.

Дело в том, что ночёвки под открытым небом да ещё прямо на земле нанесли значительный ущерб и без того скромному одеянию Долбера. Он чувствовал себя очень неуютно, когда мимо него, спеша с полными бадейками воды и чистыми рушниками, бегали царские слуги, так и норовя задеть его ногами.

— Ну что, убедился? — спросил его Лён, опускаясь на плечо приятеля.

— Это ты, Лён? — печально отозвался тот.

— Давай уйдём, пока не поздно. — предложил товарищ.

— Ну нет! — запротестовал Кирбит. — Тут намечается застолье, и нас, как женихов, обязаны накормить досыта. Когда ещё поешь!

Тут в самом деле слуги стали зазывать гостей на пир, и приглашение было столь радушным, что не оставалось сомнений — ко встрече женихов готовились.

Но и в пиршественном зале Долбера ждало разочарование — ему отвели место в самом дальнем конце длинного стола. Скатерти, укрывшие это мощное сооружение, были разнообразны. У царских кресел — парчовые, у среднего стола — бархатные. Далее — шёлковые, сафьяновые, холщовые и вовсе никакие. Вот трое путников и оказались возле голых досок. Вернее, двое, потому что Лён в виде сокола по-прежнему сидел на плече у друга.

Прислуга, вся в поту, разносила по гостям огромные блюда, на которых истекали сочным жиром молочные поросята, жареные гуси, сотни уток. Отдельно резали с говяжьей туши большие пахучие куски. Несли горою хлеб: узорчатые караваи, пышные калачи, сладкие кренделя, всякое печенье. Кувшины с вином, брагой, медовухой опустевали в момент и тут же наполнялись снова. Большие плошки с мёдом, творогом и редким лакомством — рисом — громоздились на столах. Огромные подносы с яблоками, сливами и вишней. Всё это проносилось мимо дальнего конца и устремлялось к богатым гостям. Те, что оказались в конце стола, получали какие-то жалкие объедки.

Неподалёку сидел польский жених и с гримасой недовольства оглядывался по сторонам, напрасно стараясь привлечь к себе внимание прислуги.

— Возмутительно. — буркнул Кирбит, вытаскивая из простой деревянной миски какой-то мосол с остатками мяса.

— На, лопай. — сказал он Лёну, поднося к его клюву отбрывок хряща.

Но сокол сорвался с плеча Долбера и с резким свистом полетел вдоль пиршественного стола, ныряя в воздухе до самых блюд, взмывая вверх и молнией шныряя между женихами. Гости уже порядком запьянели, поэтому принялись бросать в нахальную птицу костями, а то и целыми кусками. Под шум да крик потомок степного хана натаскал с чужих столов порядком снеди и они с Долбером прекрасно закусили, а сокол взлетел и уселся на резном украшении под сводами палаты.

Тут вострубили трубы, все гости встали, и в палату вошёл сам государь, торжественно ведя за пальцы свою дочь. Раздались приветственный крики, вверх полетели шапки.

Лицо царевны скрывала полупрозрачная ткань, накинутая поверх широкого венца, но за блеском золотых нитей и алмазных зёрен угадывалось лицо с безупречным овалом. О её возможной красоте свидетельствовала длинная коса, перекинутая через плечо, украшенное широким царским ожерельем.

— Гости дорогие, — сердечно обратился царь к женихам, но как-то больше к тем, кто сидел поближе к царским креслам. — все вы желанны в моих покоях, но жребий выпадет лишь одному. Тот, кому нальёт царского вина из кувшина моя дочь, и будет избранником её, ибо есть у истинного жениха отметина на руке.

Так он сказал, и гости стали с недоумением разглядывать свои руки. Те, у кого нашлась какая-нибудь родинка или кривой палец, с торжеством показывали свою метку соседям. У кого-то оставались следы давних схваток — искалеченная ладонь. Они все тянули к царевне свои кубки, прося и даже требуя вина. Но, девушка скользила, как лебедь по воде, никому не наливая из своего кувшина. Как ни странно, обойдены были настоящие красавцы — поистине королевской крови. Миновала она и солидных богатеев, одетых в пышные меха и сплошь расшитые драгоценными камнями кафтаны. Парчовые скатерти сменились на бархатные, те — на шелковые, миновала она сафьяновые столы. Все обойдённые гости возмущённо загудели, а царь махнул рукой и с огорчённым видом опустился в кресло, что-то говоря своим приближённым. Те дали знак музыкантам, и шум за столами заглушило весёлое пение, игра балалаечников и прыжки шутов.

С неприступным видом царевна прошла мимо холщового стола, от которого с веселым призывом к ней тянулись оловянные кубки. Она же прижимала к груди свой маленький кувшинчик и даже не смотрела на лица женихов. Вот она приблизилась к самому дальнему концу где сидели сытый Кирбит и печальный Долбер с птицей на плече.

Царевна на минуту задержалась и протянула тонкие пальцы к соколу, чтобы погладить его по головке.

— А у меня есть кольца и браслеты! — льстиво заговорил Кирбит, доставая из своей кубышки какие-то украшения. — Вот жемчуг, вот алмазное кольцо! Вот подвески золотые, вот крест рубиновый, вот яхонтовое ожерелье! Налей мне, девушка, вина!

На него не было брошено и взгляда, лишь рука, которая тянулась к птице, вернулась обратно и легла на круглый бок длинношеего кувшинчика.

— Твой кубок, гость. — отстранённо сказала девушка, видя, что хозяин сокола не спешит тянуть к ней руку и не просит налить ему вина.

Но, в следующий момент вскочил с места тот надменный шляхтич, который сидел за холщовой скатертью. Его гневный голос пересилил дудение рожков и бренчание балалаек.

— Шо це творится?! Поганый смерд сидит у царского стола! Ступай, пся крэв, паси коров!

Тут в центральной части столов, среди парчовых скатертей, тканных золотом, начался великий шум.

— Братья славяне! — эпатажно изрёк один господин могучей наружности, поперёк себя шире и ещё шире из-за богатой шубы с собольим воротником и обширными манжетами. Из-под высокой шапки, сплошь расшитой жемчугами, виднелось красное лицо.

— А кто это тебе тут братья? — скептично изрёк другой господин, терзая жареного лебедя.

— Кто есть славяне? — недоумённо вопросил другой, одетый по нездешней моде — в высоком парике, с моноклем.

— Я! Вас ист дас славяна? — поддержал его другой.

— Дас ист дикарь, гунн, варвар и вандал. — заговорили чопорные пудреные особы, которые не столько ели, сколько брезгливо копались в жирных блюдах.

Однако, этот обмен репликами со стороны женихов из тевтонских земель никого особенно не увлёк — уж больно сух был диалог, а гуннам, варварам и вандалам требовался настоящий размах, чтобы разгулялась душа и раззудилось плечо. Так что, выступление пана было более чем кстати.

— А шлях лукавый! — с этими словами вскочил другой могучий господин швырнул об стол свою шапку да так, что подпрыгнули все блюда. — Подать сюда мне булаву!

— Да знаешь, с кем ты говоришь, холера?!! — в бешенстве вскричал поляк, кречетом взлетая со своего стула. — Я Ромуальд Квитунковый, владетель княжества Дойборыч! А меня посадили со всякой пёсьей требухой!

Не успел могучий дядька сообразить, относится ли к нему подобное оскорбление, или не относится, со стороны дощатого стола раздался в наступившей тишине довольный голос:

— А он мне нравится.

Это заявил Кирбит, вольно развалясь на стуле и нахально озирая женихов. От вида этого степного ястреба в лисьем малахае женихи стали подниматься молчаливой и гневной толпой. Про царевну все забыли, поскольку старинная вражда с кочевым племенем сартанов застилала всем глаза. Назревала добрая драка — ударил хмель в буйные головы.

И тут в палате раздался оглушительный раскат грома и следом вползла из раскрытых дверей густая тьма. В окнах потемнело, потом рвануло так, что вылетели все цветные стёкла, и из глубоких проёмов потекла в палату чёрная туча, принимая очертания чудовищ. Холодный смерч закрутился у дверей и поплыл вдоль пиршественного стола. Все гости испугались — одни полезли под столы, другие бросились бежать. А чёрная воронка ринулась к царевне, захватила её, вовлекла в себя и с резким свистом вылетела прочь. Лишь на полу остался лежать разбитым невзрачный агатовый кувшинчик, но не было в осколках ничего — ни следа влаги. Кому-то в кубок налила царевна своего вина, кого-то отметила избранием.

— У меня вино! — вскричал Ромуальд Квитунковый, поднимая свой серебряный кубок и залпом выпивая из него.

— Нет, у меня! — закричали рядом с ним, и у всех что-то оказалось налитым в бокалах.

— Я смеюсь. — вознёс к небу жёлтые глаза Кирбит. — У них невесту увели, а они спорят, в чьём стакане налито её вино.

Лён обратился в человека, чего во всеобщей беготне и криках никто и не заметил, и заглянул в деревянный кубок Долбера. Он точно помнил, что товарищу за всё время застолья не досталось выпить ничего — слуги даже не глядели на бедного жениха, пробегая мимо.

В кубке было налито вино.