Воздаяние Судьбы

Глава 18. Просто Щелкунчик!

Тьма заполонила всё вокруг. Потом глаза привыкли и стали различать сначала общий план, потом отдельные детали. Большая комната, высокий белый потолок. В углу стоит рояль, громадный, как здание оперного театра. Шкаф с книгами, а наверху — чучело совы. Вдоль стены ряд кресел. Паркетные полы. Высокие решётчатые окна, а за окнами зима и синий сумеречный свет. То ли поздний вечер, то ли раннее утро.

У Лёна появилось такое ощущение, словно каким-то волшебством он снова превратился в маленького. Вот только в кого?

Лён попытался обернуться, чтобы посмотреть, что позади него. И не сумел — что-то держало его крепче, чем рубашка. Он не мог пошевелить рукой. И ноги тоже ему не повиновались. И даже не поворачивалась голова.

«Что со мной?» — с неожиданной паникой подумал Лёнька. Это даже хуже, чем в кабинете у психиатра. Он хотел крикнуть и позвать кого-нибудь на помощь и обнаружил, что во рту у него какой-то твёрдый кляп.

Лён был бессилен что-либо предпринять и потому застыл с пожаром в мыслях и в полной неподвижности.

В тишине раздалось кашлянье и шарканье. Потом шуршание и разгорелась свечка. Постепенно пространство вокруг озарялось светом.

— Ну вот, — сказал кто-то хриплым старческим голосом. — завтра отпразднуем, а там — что будет.

Лён напрасно скашивал глаза, пытаясь увидеть, кто это говорит.

Человек приблизился к нему. Он был огромен. Только одно его лицо казалось больше, чем сам Лён.

«Неужели я попал в страну великанов?! А где же остальные?»

— Ну и урод! — промолвил человек, приблизив к Лёну испещрённые красными жилками глаза. — Дети же испугаются. И почему его поставили на стул? Почему не под ёлку? А, впрочем, не моё это дело.

Старик со своей метлой удалился в сторону, всё ещё ворча и вздыхая, а Лён осмысливал его слова. Он хотел позвать великана, но не смог произнести ни слова. Осталось ждать событий.

Внимание Лёна привлекла клетка с птицей, стоящая на большом комоде возле шкафа. В ней сидела жёлтая канарейка — та всё время прыгала и что-то непрерывно щебетала. К своему удивлению Косицын понял, что она явно обращается к нему, причём по-человечески.

— Ну ты и вляпался, волшебник! — захихикала маленькая жёлтенькая птичка.

«Лембистор?!»

От изумления Лён даже пропустил мимо ушей, что там щебечет ему в своей клеточке теперь такой забавный демон.

— Открой замочек. — меж тем чирикал неприятель.

Лён повертел глазами и смог выдавить только какой-то слабый звук.

— Говорить не можешь?! — веселился Лембистор. — Да у тебя во рту орех!

Затычка застряла плотно, заклинив до предела раскрытый рот. Как ни старался Лён, никак не мог выплюнуть этот непонятно откуда взявшийся орех.

Птичка подпрыгивала в клеточке и подавала разные советы:

— Дави его зубами! Да не бойся, не сломаешь!

Лён возмутился про себя: давить передними зубами орех — глупее некуда! И не заметил, как сжал челюсти. Во рту громко кракнуло и орех легко развалился на осколки. Выплюнув их, Косицын обратился к демону:

— Что со мной такое?

— Дрянное дело. — легкомысленно согласился тот. — Ты такой урод.

— Какой такой урод? — сердито поинтересовался Лёнька. — Я превратился в черепаху?

— Гораздо хуже. — охотно поделился наблюдениями демон. — Ты превратился в деревяшку. Только я не пойму, ты Буратино или гном. Ладно, это несущественно. Не мог бы ты мне оказать любезность? Открой, пожалуйста, замочек.

— Я не могу. — расстроенно ответил Лён.

— Ну ладно, я беру свои слова обратно. Ты не урод, просто немного странно выглядишь, дизайн такой оригинальный. Теперь откроешь?

— Да я правда не могу! Я даже пальцем не могу пошевелить!

— Нда! — скептически ответил демон. — Если хочешь что-то сделать, сделай это сам.

Некоторое время неподвижный Лён наблюдал, как Лембистор царапает слабенькими коготками металлический крючочек. Но канарейка не могла одновременно удерживать дверцу и открывать крючочек. Она шлёпнулась обратно на пол и принялась оглядываться в поисках подходящего предмета.

— А это что у нас такое? — поинтересовалась птичка.

В больших клетках по обе стороны от канарейки сидели два здоровенных попугая. Один красно-зелёной расцветки, другой — сине-жёлтой.

— Дайте Кешке сахар-ррок. — отчётливо сказал зелёно-красный и покосил на канарейку круглым глазом.

— Попка дурак. — бодро отозвался сине-жёлтый.

— Пацаны, слушайте сюда. — сказала канарейка с мастерски озвученной интонацией интеллигентного бандита. — И поймите меня правильно.

Лембистор был мастер навешивать лапшу на уши. Примерно полчаса он пел попугаям про зелёные джунгли Амазонки. Про ветер, гуляющий в пальмах. Про рассветы в Андах. Про свободный народ попугаев какаду. Про вольную республику, про священного Кетсалькоатля. Про самок-какаду, про гарем в дупле секвойи.

— А сахарок дадут? — поинтересовался Кешка.

— Сахарок вагоном. — презрительно ответил демон. — В клюв трубочку и тянешь кака-колу, пока в голове не помутится. Короче, пацаны, под моим мудрым руководством вы овладеете свободой, сахарком и прочими вещами.

Ещё полчаса он мучился и объяснял тупоголовым какаду, как надо открывать их клетки. Наконец, под мощным клювом зелёно-красного что-то скрипнуло и перекушенный крючочек просто отвалился.

— Теперь иди сюда, громила! — насмешливо сказала канарейка. — Уж мой крючочек для твоего ротового бицепса просто спичка.

И вот все три птицы оказались на свободе.

— Пойду проведаю обстановку. — доверительно сказал Косицыну Лембистор. — И куда сгинул наш доктор Красин? Плохое у меня предчувствие.

— Развяжи меня. — попросил Лён у канарейки.

— А ты не связан. — ответила она.

С этими словами боевая канарейка и два её амбала удалились. Лён остался один в полной неподвижности. Все чувства исчезли — лишь осталось впечатление, что он прислонен спиной к какой-то опоре. И ещё ему казалось, что росточком он ещё меньше, чем даже думает — под его ногами какая-то опора. Он в самом деле стоит на стуле, как сказал старик?!

Некоторое время всё было тихо, потом сзади послышался тихий шум. Лёну очень хотелось посмотреть, что там, и он клял про себя бессовестную канарейку — могла ведь развязать, да не развязала! Он попытался ещё раз пошевелиться, и вдруг что-то получилось! Правая рука пришла в движение и поднялась.

— Что это?!! — вскричал в испуге Лён. Это был кошмар: его рука была плоской, как хоккейная клюшка, а пальцы на ней были просто нарисованы. Она не гнулась, а просто двигалась от плеча!

— Что это такое?! — в панике закричал он, двигая и второй рукой. Она тоже не была привязана и выглядела точно так же.

Лён попытался взглянуть на ноги — не тут-то было: он не мог согнуться в талии! Зато ноги могли подниматься.

— Я урод. — сказал он в отчаянии, глядя на плоскую деревяшку, которая была его ногой: на ней был нарисован чёрной краской сапожок, а сама ножка была белой.

— О, нет, ты не урод. — сказали ему со стороны. — Ты просто Щелкунчик.

— Просто Щелкунчик?!

— Просто Щелкунчик.

— Ах, просто Щелкунчик? — развеселился он, размахивая деревянными руками.

Он Щелкунчик — ха-ха-ха! Нет, даже не так — Просто Щелкунчик!

Опытным путём он выяснил возможности своего тела — получалось, что двигаться он может, так же прекрасно получался поворот через левое плечо, но голова не двигалась — хоть плачь! И что ещё за физиономия у него теперь? Не зря же Лембистор так ухохатывался!

От всех этих манёвров Лён потерял равновесие и начал заваливаться набок.

— Караул! Падаю! — заскрипел он таким голосом, что сам перепугался.

Никто не кинулся его спасать, и Лён свалился со своей опоры. С громким стуком он треснулся о пол, но не почувствовал боли. Он лежал на боку и таращился на чучело совы, торчащее на шкафу, да ещё перед ним возвышались башней красивые коробки, обклеенные цветной бумагой и перевязанные ленточками. Над головой слабо раскачивалось что-то тёмное с блёстками.

— Привет. — сказало маленькое существо, возникшее перед носом Лёна. Было оно похоже на пряничного человечка с глазами-изюминками и глазурными пуговицами.

— Привет. — скрипуче ответил Лён. — Здесь есть зеркало?

— Зеркало! — завопило множество тонких голосков, и со всех сторон к поверженному Щелкунчику стали сбегаться игрушки. Здесь были картонные, тряпичные, фарфоровые, деревянные игрушки: клоуны, снежинки, солдатики, обезьянки, медвежата и множество других — всех было трудно разглядеть, лёжа на полу.

— Идёмте, мы вам покажем зеркало! — пропел разноцветный Арлекин, выделывая на своих тонких ножках ловкие балетные па.

Лён попытался встать — не вышло. Тогда всем миром его перевалили на спину, и он сумел сесть и оглядеться.

Огромная гора, под которую он упал, оказалась ёлкой, сплошь украшенной гирляндами, серебряными цепочками, мишурой и свечками. На её макушке торчала розовая стеклянная звезда. Под широкими нижними ветвями, у крестовины, замаскированной под снег ватой с блёстками, стояло множество подарочных коробок самых разных размеров. Некоторые из них были открыты, и обитатели этих разноцветных жилищ столпились перед Щелкунчиком, с интересом разглядывая его. Немного в стороне с хихиканьем жалась группка нарядных барышень.

— Давайте, генерал, вставайте на ноги. — с усилием потянул его за плоские руки Арлекин. — Скоро будет парад, и вам предстоит гарцевать на коне.

Ого! Он будет возглавлять парад!

Лён попытался встать, но ноги-деревяшки скользили по паркету. Тогда неугомонные игрушки прикатили откуда-то яркую красную пожарную карету — кстати, тоже деревянную — и, обвязав генерала подмышками мишурой, подняли его при помощи раздвижной лестницы.

— Я желаю видеть себя в зеркале. — упорствовал Щелкунчик. Его желание было немедленно выполнено — весёлые рыжие обезьянки прикатили по скользкому паркету овальное зеркало на подставке.

— Я урод. — печально констатировал Лён, глядя на своё отражение. Его физиономия и в самом деле была ужасна: огромные зубы занимали пол-лица, над зубами были нарисованы два глаза, имеющие выражение такой тупой честности, что Лёну стало ясно: это и есть его нынешний имидж. Сверху, как и положено Щелкунчику, торчала на твёрдых деревянных буклях такая же деревянная треуголка. Всё его тело представляло собой прямоугольный кусок раскрашенного дерева — даже синенький мундирчик был нарисован краской. Только руки и ноги болтались свободно на гвоздях.

— Чурбан с глазами. — печально констатировал Щелкунчик.

Жёлтенькая канарейка деловито шныряла по кухне, пытаясь выяснить обстановку. От своих провожатых она узнала, что зовут её Фиби. И строго-настрого запретила своим телохранителям так звать её. Однако, выговорить «Лембистор» они тоже не могли, и потому сошлись на вполне уважительном и кратком «босс».

— Так, что тут у нас? — интересовался демон, заглядывая под столы. Оказалось, что летать птичка едва умела — сказывался клеточный образ жизни.

— Еда, босс. — доложились попугаи.

— Сам вижу. — сухо отозвалась птичка, выдирая лапки из огромного торта. Она клюнула пышную масляную розу и осталась недовольна.

— Мне надо знать, куда девался док Красин. — заявил Лембистор.

— Крысин? — не поняли амбалы. — Да крыс тут навалом!

— Где же он? — озабоченно чирикала канарейка, рыская по всем углам. — А это что?

— Не надо, босс. — протрубил Сине-жёлтый. — Опасная штука.

— Нехоррошо! — поддержал товарища Красно-зелёный.

— Не дрейфить, парни. — презрительно сказала канарейка. — Вы пацаны крутые или мелкий рэкет? Я держу такую ставку, что нули в памяти не умещаются. У меня давно всё схвачено — я точно знаю, где отстреливаться, а где стрелку забивать.

И с этими словами маленькая канарейка отважно забралась на плоскую дощечку с замысловатым проволочным приспособлением — посередине этого предмета торчал обольстительный кусочек сала.

— А то всё просо да просо. — пробурчала канарейка, отрывая клювиком крошечную дольку.

— Ай, что это?! — в панике завопила она, когда раздался щелчок, и проволочные штуки пришли в движение. Канарейку подбросило в воздух, перевернуло, и она шлёпнулась обратно на плоскую деревянную дощечку, как на эшафот. Чудовищный агрегат ухнул и плотно прищемил птичке хвостик. Она так и осталась лежать на этом предмете, беспомощно трепыхая крылышками и быстро-быстро суча слабенькими лапками.

— Освободите меня, негодяи! — вскричала канарейка. Но Красно-зелёный и Жёлто-синий без дельного совета ничего сделать не могли, только бестолково пытались тянуть босса за крылышки.

— Ну что за идиоты мне достались! — визжала канарейка и за своим возмущением не заметила, что «идиоты» свалили прочь, а всеми её воплями интересуется большое серое существо. Оно нависло над канарейкой и горящими голодными глазами осматривало её.

— Где сало? — спросило существо.

— Мы его съели! — дружно донеслось сверху — со стола.

— Вы сожрали сало?! — в бешенстве заорала канарейка. — Как вы посмели прежде начальства?

— Босс, мы думали… — заговорили Красный и Жёлтый, но продолжать отчего-то не стали.

— Ты украла сало? — угрожающе спросил серый зверь.

— Я?! — изумилась канарейка. — Вы же сами только что слышали, как эти два негодяя сознались в содеянном!

— Мне наплевать. — заявил зверь. — Они далеко, а ты близко. Ты и будешь отвечать за кражу.

Сказав всё это, серый зверь по-разбоничьи свистнул в дырку, перед которой располагалось приспособление для лова голодных канареек, и из дыры высунулись ещё две морды.

— Берите задержанного и несите на справедливый суд. — распорядилась крыса.

Вопящую от негодования канарейку подняли вместе с мышеловкой и протащили в дыру, а потом понесли пыльными переходами в недра крысиного царства.

Шествие остановилось в довольно просторном месте — в подвале, среди разломанных корзин, старых шляпных коробок, мебельных ящиков и пыльных половиков. Всё обозримое пространство было занято отвратительными серыми зверями — глаза их горели голодным блеском, а влажные носы непрерывно и жадно шевелились. Крысы уставились на беспомощную канарейку, а та обмерев от страха, смотрела на их огромные резцы, с которых капала слюна.

Со всех сторон прибывали всё новые и новые полчища зверей — они уже едва помещались на полу, на кирпичных выступах и всякой рухляди. Оттого волнение в толпе непрерывно возрастало и ощущалось, что крысы словно ждут какой-то команды.

— Король! Король! — заволновалась толпа и стала отжиматься к стене. И было от чего: откуда-то прибежали крупные серые животные, вооружённые вилками, как копьями, и стали этим оружием теснить толпу.

— Его Величество Крысакус шестнадцатый! — торжественно возвестили юные герольды — молоденькие и гладкие крысы-подростки. Они дружно затрубили в сухие гороховые стручки, издавая гнусавые звуки, а вся толпа заволновалась, залезая по щербатым кирпичам как можно выше, чтобы было видно.

Откуда-то послышалась нестройная музыка, словно ребёнок забавлялся, играя неумелыми пальцами на игрушечном пианино. К этим звукам присоединилось металлическое мурлыканье — это две крысы старательно вращали ручку игрушечного музыкального барабана. Потом задребезжали колокольчики — это шли строем молодые крысы. Следом несли флаги — проеденные в дыры старые носки на палочках для розжига камина. Потом торжественно прошествовали гвардейцы — откормленные крысаки в высоких шапках из половинок праздничных хлопушек. Всё шествие озарялось светом от свечных огарков, понатыканных повсюду.

И вот со скрипом выехала запряжённая дюжиной крупных зверей карета — старая игрушечная коляска для куклы с поднятым верхом, вся украшенная мишурой.

Канарейке было плохо видно, кто сидит в карете — не пускала проволочная скоба, защемившая ей хвост. Поэтому птичка вертелась и пыталась как-нибудь уцепиться коготками за дужку.

Между тем игрушечные рожки допели свою гнусавую песню и умолкли. Всё огромное крысиное собрание приподнялось на задние лапки — каждый зверь вытянулся и замер, с обожанием глядя на карету.

— Что там такое? — возбуждённо чирикала птичка.

Однако никто ей не отвечал — все были увлечены зрелищем королевского парада. Торжественная кавалькада сделала по площади полукруг и остановилась.

Под крики восхищения над краем коляски выглянула крысиная голова, потом по бокам появились ещё две.

— Кто из них король? — поинтересовалась канарейка, но опять не получила ответа.

В коляске завозились, отчего всё сооружение на колёсиках затряслось, потом на край вскарабкалось нечто удивительное — это были не три крысы, а одна! Зато какая! На толстом широком теле сидели три головы. В том, что это был именно король, убеждала самая настоящая корона, надетая по причине своей величины не на голову крысы, а на её туловище — таким образом все три головы были коронованы. Королевский венец, несомненно, был настоящей драгоценностью — жестяная диадема со стеклянными алмазиками, а посередине красовался особенно большой камень — несомненно, настоящий голубой алмаз.

— Король Крысакус Шестнадцатый — ура, ура, ура! — закричала толпа.

Король ухватился лапами за деревянную ручку. Был король очень крупной крысой и очень тяжёлой — чтобы уравновесить его вес, на оси противоположных колёс навалились два десятка гвардейцев и, изнемогая от усилий, удерживали коляску.

— Мои подданные! — воззвал король Крысакус Шестнадцатый тройным фальцетом. — Сегодня будет большая пожива! Сегодня мы пойдём в атаку на рождественские подарки! Конфеты, печенье, шоколадки!

— Ура!! — завопили на площади.

— Сахарные рыбки, лакричные петушки, медовые пряники!

— Ура! — отозвались подданные.

— Глазурные пончики, фруктовая пастила, грецкие орехи!

Всеобщий восторг.

— Мы оставим детишек без сладкого! — зловеще расхохоталась зверюга, и вся площадь с воодушевлением подхватила этот лозунг.

— Испортим все их игрушки! — продолжал призывать трёхголовый мутант.

— Старые и новые! — завопили в толпе.

— Отгрызём пуговицы со штанов и платий!

Ответом был неистовый рёв.

— Прогрызём ботинки! — совсем уже разошёлся крысиный монарх.

— Виват!!

— Ёлку свалим! — орали со шляпной коробки.

— Стулья подгрызём!

— Чтобы все гости попадали!

— Нагадим в зале!

— Испохабим книжки с картинками!

Каждый изгалялся в этом собрании, как мог — было видно, какое наслаждение доставляет крысам сама мысль о том, чтобы испортить детям праздник. Они придумывали проказы всё изобретательнее, всё изощрённее, но всех превосходил Крысакус.

— Набить в индейку гвоздей! — орал король, подпрыгивая на краю коляски. — В глинтвейн насыпать соли! В мороженое — перцу! В торт собачьего дерьма!

Тут он сорвался и упал в свою карету, вызвав падением непонятное шуршание. Экипаж грузно подпрыгнул, и из нутра коляски взлетело в воздух что-то блестящее. Быстрая лапа ловко поймала это на лету, и перед глазами собравшихся снова возник король Крысакус Шестнадцатый.

— Но если кто из вас, мерзавцев, тронет хоть когтем золото или драгоценности, — завизжал он. — То вы очень пожалеете!

Крысак посверлил шестью красными глазами внезапно примолкших крыс и продолжал, всё более повышая обороты:

— Тогда я с вами сотворю такое! — король, свирепо щёлкая зубами, заговорил прямо, направо и налево. — Какое вам ни за что не придумать для своих злейших врагов!

Крысакус внезапно выдохся, глаза его потухли, он достал когтистой лапой хвост, задумчиво его понюхал всеми тремя носами и возвестил:

— Давайте ужин. Мы будем есть.

Тут крыса, дотоле сторожившая канарейку, задрожала и в наступившей тишине пролепетала:

— Ваше величество, позвольте доложить о преступлении.

— Сначала торжества, потом суды. — отозвался король, забавляясь со своим хвостом.

— Злонамеренное хищение! — всё же доложила крыса.

— Потом. — нетерпеливо ответил крысак. — Где моё сало, прокурор?

— Похищено… — обморочным голосом доложил прокурор.

Шесть красных глаз одновременно обратились к центру площади, где изнывала в мышеловке несчастная канарейка.

— Позвольте, вот преступник! — поспешно указала на птичку крыса. — Злодейски слопал сало.

— Это не я! — пронзительно заверещала Фиби. — Это Красный и Жёлтый!

— Так у него сообщники? — зловеще спросил Крысакус. — Это заговор! Где остальные преступники?

— Это не я! — орала канарейка. — Это Красный и Жёлтый!

— Так где? — не обращая внимания на показания преступника, спросил у прокурора король.

— Жёлтый вот. — вдохновенно соврал тот. — А красного сейчас добудем.

— Ещё чего! — пронзительно вскричала канарейка. Она дёрнулась, изо всех сил упёрлась лапками в дужку и выдрала хвостик из-под проволоки. Пара пёрышек осталась в мышеловке, а сама птичка под панические вопли прокурора рванула в воздух и принялась выписывать неистовые кульбиты. Все крысы с воплями бросились её ловить, а король пронзительным фальцетом подбадривал их с высоты своего экипажа.

— Воры, воры! — визжал он, сотрясая хлипкую коляску. Его гвардия держала противовес из последних сил.

Бешеная канарейка решила дорого продать свою жизнь — она беспорядочно металась по подвалу, а крысы носились за ней, валя на пол свечные огарки. Некоторые под шумок стали потихоньку хавать средства освещения.

— Уроды! — неистово орал король. — Всех поубиваю!

Маленькая Фиби воспользовалась этим происшествием и утекла прочь.

— Ну и скотина. — бормотала она себе под нос, пробираясь запутанными ходами. — Надо же — мерзавцам сразу всё, а честная канарейка должна трудиться, чтобы получить то, что ей и так обещано! Ну, если этот не подонок, то я — святой!

— Этот Крысакус сущая скотина. — докладывался он Щелкунчику. — Представляешь, он награбил столько сокровищ! У него целая карета драгоценностей! И ему всё мало!

— Кому? — отвлёкся от созерцания своей физиономии Щелкунчик.

— Крысакусу! — горячо продолжала канарейка. — Он обвинил меня в том, что я сожрала его сало!

— Чьё сало? — не понял деревянный рыцарь.

— Крысакуса! — вознегодовала птичка. — А я его не ела! Это Красный с Жёлтым всё сожрали! И ещё они хотят сожрать все подарки!

— Да? — спросил Щелкунчик, пытаясь разглядеть в зеркале, есть ли у него уши, или тоже нарисованы.

— Да. Они хотят испортить детям ёлку. — мрачно буркнула птичка, недовольная невниманием Щелкунчика.

— Как это возможно? — удивился тот.

— Они сожрут всё сладкое! — докладывала канарейка. — Они изгрызут книжки с картинками! Они нагадят на полу! Подгрызут ножки у стульев, чтобы все гости попадали! Они насуют гвоздей в индейку! Они набьют в торт собачьего дерьма!

— Не может быть! — в негодовании воскликнул Щелкунчик.

— Они отгрызут у ребятишек все пуговицы со штанов и платий! — вдохновенно изрекала птичка. — Они прогрызут у них ботинки!

— Попугаи? — тупо удивился деревянный рыцарь.

— Крысы!!! Они сказали, что оставят детей без подарков!!

— Такого просто быть не может! — вскричал Щелкунчик. — Ты, как всегда, плетёшь интриги! Я ещё не разобрался в обстановке, а ты уже требуешь, чтобы я танцевал под твою музыку!

— Но это правда! — в отчаянии крикнула Фиби. — Я там была и всё слышала! То есть слышал! Ах, неважно! Смотри, мне хвостик оборвали! Он хотел меня сожрать!

— Кто? — опять увлёкся своей причёской Лён.

— Да Крысакус этот!!! Он хочет похитить все сокровища! У него уже и так полна карета золота и серебра, а ему всё мало!

— Ну, хватит. — ответил деревянный рыцарь. — Ты лжец, Лембистор. Я уже много раз убеждался в этом. Я здесь генерал, и я решаю, кто тут виноват!

Он сделал чёткий поворот через левое плечо и замаршировал вокруг ёлки, давая тем понять, что разговор окончен.

Канарейка в негодовании огляделась, и её взгляд упал на чучело совы. Некоторое время она что-то думала своим маленьким мозгом, потом махнула крылышком и беспечно воскликнула:

— А ну их, пускай идут! Мне больше всех, что ли, надо?

— Какой кошмар! — послышался сверху голосок.

Фиби подняла головку и увидела, что нижнюю ветку облепили рыжие обезьянки. Их тоненькие ручки и ножки были сделаны из проволоки и обтянуты ворсистой тканью, а головки были желудёвые.

— Увы! — развела крылышками Фиби. — Он мне не верит.

— Ещё бы. — сказал, спустившись на нитке серебряного дождика картонный Арлекин. — Таких-то страхов мы сроду не видали. Ну, набегут ночью крысы, ну потаскают леденцы. Возьмут немного и сбегут. Но чтоб такое…

— Вы не понимаете. — горько отвечала Фиби. — То были просто крысы, а теперь у них король — Крысакус Шестнадцатый! У него три головы и ездит он в карете. Он вообще такой хитрый — ума палата!

— Три головы! — испугались ёлочные игрушки.

— Ага! И все три такие злые! Я просто себе не представляю, что будет с вами, когда Крысакус пойдёт в наступление!

— Я убегу на самый верх! — вскричал Арлекин.

— Даже не надейся! — отвечала канарейка. — Я своими ушами слышала, как они клялись свалить ёлку.

Игрушки горько зарыдали, они уже представили себе свой печальный конец.

— Неужели никто не защитит нас? — рыдали маленькие балерины в своих юбочках из гофрированной бумаги.

— Вот! Он бы как раз и должен! — горячо заговорила канарейка. — Вот он и есть герой! Это вообще его работа.

— Конечно! Он же солдат! — подхватили раскрашенные ватные снеговики.

— Берите выше — генерал! — отозвалась канарейка. — Знаете, какой он боевой парень?! Каких врагов разил наповал! Я сам тому свидетель!

— Так отчего же он изменил своему призванию? — спросили снежинки из серебряной фольги — в центре каждой снежинки красовалось нежное девичье личико с чудесным румянцем. Снежинки были похожи на заколдованных принцесс и потому особенно опасались нападения крыс.

— Мне завидует. — убеждённо заявила птичка. — Я всегда в бою был первым, а он за мной лишь дело доделывал. Вообще-то, насколько я помню, он всегда был героем-одиночкой. А вот я как раз командовал войсками. Помню, было дело в Сидмуре…

— Так, может, вы и возглавите оборону? — обрадовался Арлекин.

— Что, так сразу? — засомневалась птичка. — Вообще-то, оборонная тактика мне незнакома — я всегда предпочитала нападение.

— Ой, делайте, что хотите! — застонала грелка для чайника, сидящая под ёлкой. Это была румяная барыня в косынке и с огромным кринолином. — Только спасите нас!

— Спаси нас, Фиби! — закричало всё игрушечное сообщество.

— Да что же я могу сделать без войска, без оружия, без боеприпасов?! — оторопела птичка.

— У нас есть хлопушки! — закричали гномы. — Мы засыпем крыс конфетти! Мы их повяжем серпантином! Мы будем помогать тебе!

— Забудьте! — расхохоталась канарейка. — У вас игрушечное представление о войне! Крыс — хлопушками?! Ха-ха-ха! У меня совсем мало мозгов — наверно, грамма два, но даже я соображаю, что клочками бумаги крыс не напугать. Тем более, что теперь они организованы, как войско! Я была у них в подвале и видела парад! Гвардейцы Крысакуса вооружены самыми настоящими вилками!

— Мы постреляем их из пушек. — дружно заявили деревянные солдатики и выкатили из коробки две пушечки. — Нам только пороха добыть.

— Нет. Это нереально. — махнула Фиби крылышком. — Во-первых, ваши пушечки не имеют дул, а во-вторых, порох вам не поможет. Вы забываете, что мы в Селембрис, а в волшебной стране порох не горит.

— Мы пойдём в атаку и заколем их зубочистками. — заявили гусары с шикарными чёрными усами, нарисованными на плоских матрёшечных личиках.

— А кони есть? — с сомнением спросила канарейка.

Гусары с явной гордостью показали ей игрушечного коняшку-качалку.

— Знаете, это только в сказках такие меры действуют. — ответила игрушкам канарейка. — Но тут мы имеем дело с настоящим крысиным войском, которое возглавляет тип, который сам по себе блестящий махинатор. Будьте уверены, ни одна крыса не лопнет от чихания. Нам не отстоять ёлку. Завтра ребятишки придут за подарками, но обнаружат лишь следы величайшего погрома и варварского грабежа.

Щелкунчик уверенно топал по начищенному паркету своими деревянными ногами — получалось звонко. В голове было как-то очень пусто и деревянно. И вообще весь он был очень деревянный, но мало об этом задумывался. Теперь Косицын был солдатом и жаждал боя. Всё просто: найти врага и уничтожить. Почему-то казалось, что враг непременно притаился за стеной, и деревянный рыцарь без всяких сомнений отправился его искать.

Протопав сотню шагов, Щелкунчик нашёл выход из зала, где все эти несносные игрушки и настырная канарейка занимались бесполезным трёпом — они надеялись организовать оборону! Смешно! Настоящий воин здесь только он, Щелкунчик, ведь у него есть дивоярская иголка.

Завернув за угол, деревянная кукла, раскрашенная под цвета королевской гвардии, так же решительно направилась на кухню. В голове не было ни малейшего сомнения, где искать врага — он несомненно притаился за углом и только ждёт момента, чтобы напасть.

И тут он увидал… О….

— Вы восхитительны. — сказал он фарфоровой статуэтке балерины, которая стояла на высокой угловой тумбе. Девушка изящно держала руки, подняв тонкую белую ножку в грациозном фуэте, а пышная балетная пачка подчёркивала тонкость её талии. Она была прекрасна.

— Я ваш навеки. — убеждённо заявил Щелкунчик. Что может быть прекраснее любви?! Солдат и Любовь — два неразлучных слова!

— Я щас. — пообещал он и повернул обратно.

Не обращая внимания на затихший при его появлении гвалт, Щелкунчик решительно проследовал к стулу, на котором прибыл в это Погружение.

— Передумал? — с надеждой спросила канарейка.

— Нет. — кратко ответил деревянный рыцарь и принялся легко толкать перед собой стул, который выглядел совершенно чужим среди громоздкой и тяжёлой мебели зала. Скрежеща металлическими ножками по паркету, стул рывками двигался к двери, а Щелкунчик с удовольствием подумал о том, как он силён — ему ничего не стоило двигать эту платформу на ножках.

Приблизив стул к тумбе, Щелкунчик попытался взобраться на него, чтобы предложить даме руку и сердце. Он нисколько не задумывался над трудностями проекта — ведь руки у него были плоские и деревянные, но сильные необыкновенно. Он легко сжимал металлическую ножку обеими руками и подтягивался вверх, перехватывая опору деревянными сапогами. Так же легко он взобрался на этажерку.

— Прекрасная дама, я люблю вас. — пылко признался он барышне, но кокетка даже виду не подала, что слышит — она всё так же мечтательно тянулась ручками к чему-то невидимому на другом конце холла.

— Итак, мы с вами будем неразлучны. — нисколько не сомневаясь в своём обаянии, сообщил Щелкунчик. Он нежно обнял свою избранницу за блестящую талию, но девушка выскользнула из неловких рук и упала с тумбы на пол.

— Я разбил ей сердце. — сказал Щелкунчик, глядя на разлетевшиеся осколки.

Тут его слуха достигли странные звуки, и бравый воин тут же забыл о трагедии несбывшейся любви — солдатам привычно разбивать сердца.

Деревянная кукла с грохотом спрыгнула на пол — вот они, преимущества дерева перед фарфором! И Щелкунчик отправился на поиски врага — он был глубоко уверен, что противник близко.

Зайдя на кухню, он некоторое время созерцал с пола пышный торт, украшенный цукатами. На торте усердно кормились два попугая — они склёвывали цукаты, а кремовые розы скидывали вниз — весь пол кухни был уляпан розовыми пятнами. Мало того, эти лакомки исследовали на столах и в шкафах всё, что могло быть интересным — раскрытые дверцы шкафов являли зрелище разорения. Рассыпанная крупа, продранные мешки с мукой.

— Мы искали сахар. — доверительно сообщил один попугай, измазанный кремом и обсыпанный мукой настолько, что определить его масть было совершенно невозможно.

— Так держать. — одобрил деревянный генерал.

Это зрелище было не особенно занятным, и внимание Щелкунчика привлекла дверь в стене кухни, которая отчего-то тихо трепетала, как будто что-то толкало её изнутри.

— Что там? — спросил он у попугаев.

— Подвал. — кратко отвечали они, продолжая своё дело.

Из-за двери доносились неясные звуки — как будто писк и возня.

— Открыть! — приказал Щелкунчик.

— Не надо, шеф. — отозвались попугая и дружно оставили торт, взлетев на мешок с кофе, там они принялись клевать коричневые зёрна.

Ну как не так! Раз нельзя, значит обязательно нужно! И упрямый Щелкунчик направился за своим стулом. С грохотом и скрежетом приперев его, он ловко взобрался по ножке и попытался дотянуться до вертушки, да росту не хватило.

— Подайте нож. — попросил он попугаев.

Получив просимое, он поддел остриём деревяшку и повернул её. Потом соскочил на пол, отодвинул стул и начал отворять дверь. Что-то там сопротивлялось, но Щелкунчик с упорством идиота упирался ногами в щербатые плиты пола и толкал створку.

Попугаи отвлеклись от своего разбоя и с интересом уставились на занятное зрелище: по мере открывания двери из тёмного подвала со скрипом выезжала по ступенькам грандиозная конструкция — старая игрушечная коляска с сидящей в ней трёхголовой крысой и облепившей весь низ коляски крысячьей гвардией. Коляска была привязана к дверной ручке верёвкой, так что, открывая дверь, Щелкунчик просто вытягивал на белый свет боевой агрегат крысиного короля.

Дело в том, что король Крысакус не желал ни за что расставаться со своей коляской. Во-первых, там хранились сокровища, во вторых, это удобно. А в-третьих, король он или что?! Так вот, он приказал крысам втащить его коляску вверх по лестнице из подвала. Для этого к ручке коляски привязали длинную верёвку и пропустили её через ручку двери. Шесть крыс, надрываясь, тянули эту верёвку, а шесть других тем временем со стонами и оханьем подталкивали коляску снизу. Был это настоящий подвиг, потому что колёсики у коляски были маленькие, а ступеньки высокие. Но, Крысакусу и дела не было до страданий его подчинённых — на то он и монарх!

Крысы-гвардейцы под хитроумным руководством своего короля втянули осадную башню-коляску почти до верхней ступеньки лестницы, но открыть дверь им было не под силу, а сказать своему трёхголовому повелителю, что дверь скорее всего заперта со стороны кухни они побоялись — король был очень зол и голоден, мог сожрать кого-нибудь. И вот они бились над невыполнимой задачей, осыпаемые сверху бранью. Но тут случилось неожиданное — дверь вдруг сама собой отворилась и потянула за собой коляску, а вместе с ней и всю дюжину гвардейцев, без сил висящих на верёвке и цепляющихся за задние колёса. Ещё минута — и экипаж загрохотал бы вниз по лестнице. Затея вообще была дурацкой — крысы были уверены, что на праздник они не попадут, а будут в лучшем случае сидеть под запертой дверью и напрасно грызть дерево. Это только в сказках крысы с лёгкостью прогрызают дыры в стенах, на самом деле надо очень постараться, чтобы прогрызть дырку в такой толстой двери!

Так что Щелкунчик оказал им большую услугу, отвернув вертушку и открыв дверь.

— Вот видите, идиоты. — самодовольно изрёк трёхголовый крысак, въезжая в своём экипаже на кухню. — А вы говорили: не пройдём.

Он искоса глянул на застывшего в удивлении Щелкунчика всеми шестью глазами и приказал:

— А ну быстро погнали, пока он не очухался!

Далее всё произошло очень быстро: крысы ловко покатили королевскую коляску прочь из кухни, и боевая машина Крысакуса отправилась на осаду рождественской ёлки. Они умчались, а туповатый Щелкунчик остался осмысливать происходящее.

— Круто. — сказал один из попугаев, перелопавшихся кофе, а второй раскудахтался от смеха.

— Они сожрут все шоколадки! — вспомнили оба и с жирным клёкотом понеслись прочь из кухни.