Ворожей Горин – Фолиант Силы

Глава 22

В ту же секунду звездное построение из упырей рассыпалась. Часть нежити, окружила Пелагею и Марту плотным кольцом — судя по всему, это была их личная гвардия, сквозь которую даже я с фолиантом не смог бы пробиться. И это я молчу о личном коконе Пелагеи. Его разве что тактическим ядерным оружием пробьешь.

Остальные же упыри перегруппировались и приступили к осаде. Группа армии «Центр» под руководством несравненной Марты атаковала наши позиции в лоб, явно отвлекая наше внимание. Основным же ударом руководила Пелагея. Два ее ударных фланговых кулака из упырей пытались взять нас в клещи. И на этот раз уже никто не мелочился в средствах. Если раньше Пелагея свой контингент берегла, то сейчас упыри себя явно не жалели. Да, допрыгнуть до второго этажа ни один из них по-прежнему не мог (и тому была объективная причина, о которой я скажу чуть позже), но это не означало, что они не могли действовать более хитро. Если по-простому, они, словно прочитав мои мысли, принялись строить из собственных тел живые пирамиды. Ну, условно, «живые». Они же все-таки упыри.

Левую такую пирамиду я развалил сам, попросту шарахнув по ее вершине сгустком энергии и чуть-чуть придавив. Тут же справа от меня, со стороны дальнего окна в штаб начали прорываться упыри из правой пирамиды, которую я, очевидно, не заметил. Ими уже занимались мои генералы. И зрелище это было, поверьте, незабываемое: два пузатых чиновника, стоя плечом к плечу, героически отмахивались от разъяренных, верещащих на ультравысоких частотах упырей, используя лишь мою силу. Со стороны это выглядело так, словно у каждого из них на руках была огромная невидимая боксерская перчатка. Бедным упырям не удавалось приблизиться к нам ближе, чем на метр. Их либо размазывали по стенке, либо вовсе вышвыривали со второго этажа. Да я понимал, что мои марионетки-генералы не в лучшей форме и что надолго их физических возможностей не хватит, но все же при умелом и дозированном применении силы, их можно было использовать еще минут десять. А там и мой план, глядишь, в силу вступит. Более того, после отражения первой волны, генералы уверенно пошли в атаку на штурмующих здание упырей. Еще минута, другая и наш этаж будет очищен, а правая пирамида низвергнута.

Отец Евгений же с ГРУшником Серегиным, слепо повинуясь моей воле, поливали толпу упырей из среднего окна штаба зарядами энергии. Их своеобразный «пулеметный расчет» был призван не подпускать упырей к зданию ближе чем на пять метров, и если не учитывать два «навала», которые они все же прозевали, со своей задачей мои пулеметчики справлялись на «отлично». В моменты, когда особо удачливым упырям, все же удавалось прорваться сквозь заградительный «огонь» отец Евгений оставлял свою позицию и смело бросался в ближний бой, ловко орудуя своим огненным мечом. Со стороны его акробатические пируэты выглядели ничуть не хуже топовых постановочных боев Голливуда.

Вилкиной же и Василию, единственным членам боевой группы, чьи разумы я не стал брать под свой ментальный контроль, отводилась роль моих личных телохранителей — больно уж здорово работали артефакты-блюдца Катерины и яростные выпады дикого необузданного кота.

Понимаю своего читателя, должно быть, он сейчас в легком недоумении в связи с происходящими событиями, а картина его мира несколько исказилась. Ладно, ворожей Горин чудит, думается моему читателю, — ему, ворожею, вроде как, положено ворожить да силой оперировать. Как в посмертии, так и в реальном мире. Но как вышло, что его спутники, ни разу не ворожеи, не колдуны и не ведьмы (хотя, на счет Вилкиной не все так прозрачно, надо бы приглядеться…) столь вольготно используют силу? Эх, я вам больше скажу, они не просто силой оперируют, они именно моей силой упырей разбрасывают по округе. А точнее, как вы догадались, за них это делаю я сам. Если все удачно сложится, после драки они и не вспомнят, что на несколько минут превращались в самых настоящих истребителей вампиров — своего рода московских Блейдов. Ну, разве что, у них некоторые части тела болеть будут, да связки разноются. Вон, батюшка наш, уже и на шпагат, что твой Ван-Дамм садится… А что? Откуда мне еще примеры рукопашного боя брать? Что засело в голове с детства, то и использую. Пусть радуется, что я «Человека паука» да «Матрицу» смотрел, а не условных «Пауэр Ренджерс».

В целом, то чем я сейчас занимался, больше всего походило на компьютерную RPG игру, в которой я отыгрывал роли сразу нескольких персонажей. Сами посудите, в моей команде имелись явные «танки» — это я про генералов говорю, взявших на себя основной натиск упырей. Были в моем распоряжении и два «дамагера», раздававших оплеухи налево и направо, был и «хилер» — мой кот, кстати, очень круто справлялся с этой задачей, умело нивелируя мой урон, полученный нескончаемым давлением силы со стороны Пелагеи. А давить она меня начала с первых же секунд боя. Вилкина же подходила под характеристику классического персонажа поддержки — она здорово справлялась с прямыми атаками вурдалаков, не давая им подобраться ко мне вплотную, чем сильно развязывала мне руки. Я мог не отвлекаться на собственную безопасность и спокойно вел бой. Причем, судя по всему, бой этот я выигрывал, как говорится, в одну калитку.

Минут через пять интенсивность атак упырей ослабла. Нет, они не стали менее яростными и не утратили своего боевого духа. У безмозглых и всецело покорных чужой воле существ попросту не было таких понятий как моральное состояние или боевой дух. Их просто стало меньше. Не без нашей помощи. Кого-то я и мои бойцы оглушили, кого-то обезглавили, иные получили критические увечья и уже не могли активно участвовать в осаде.

Собственно, этого момента я и ждал. По всем законам военного искусства Пелагея именно сейчас должна была пустить в ход свои основные силы. Расчет оказался верен — моя несостоявшаяся супруга не подкачала. Обескровленные передовые отряды Марты отступили. Волны атак прекратили накатываться на наши редуты, обнажив печальный итог неудачного штурма. Все пространство перед нашим штабом было усеяно изуродованными телами поверженных врагов. Уцелевшие упыри вновь выстроились в порядок напоминавший звезду, правда, на сей раз звезду сильно урезанную в размерах. Одновременно с этим перестроением с подземной парковки Дома Правительства в нашу сторону хлынул, нет, даже не поток — цунами из вновь обращенных упырей. И на этот раз этой армией руководили не только Марта с Пелагеей.

Среди толпы упырей, бегущих в нашу сторону в хаотичном порядке, я заметил Веру. Сердце в груди на мгновение сжалось и пропустило пару ударов. Дыхание сбилось и участилось, а в горле образовался комок, который никак не хотел сглатываться. Моя сестренка была прекрасна и ужасна одновременно. Сейчас я видел ее впервые с того момента, как ее обратили в вурдалака.

Сколько же всего изменилось в наших с ней мирах, в ее и моем сознании… За время нашей с ней вынужденной разлуки, я успел (буквально) умереть и воскреснуть, худо-бедно, стал опытным юзером силы, научился контактировать с миром мертвых и даже приобрел новую профессию, подражая посмертным вестникам и провожая заблудшие души за кромку. А еще я научился убивать вурдалаков, не испытывая при этом мук совести. Вера же успела принять сторону моих заклятых врагов и даже освоиться в новом для себя амплуа. Она убила и осушила ничуть не меньше сотни людей за последние два-три месяца. Причем, я прекрасно понимал, что не все ее жертвы были отъявленными негодяями. Зачастую добычей Веры становились обычные люди, имевшие неосторожность оказаться не в том месте и не в то время. И это обстоятельство делало нас непримиримыми врагами. Наши дорожки отныне разошлись. Разошлись столь кардинально, что представить себе ситуацию, где они могли сойтись вновь, было просто невозможно.

Внешне Вера изменилась еще разительнее. Сказать, что моя сестренка стала прекрасна — ничего не сказать. Все-таки вурдалачий вирус накладывал свой отпечаток на всех, кто им заражался. Даже доходяга Владлен, правая рука Марты, выглядел как свеженький цент, (кстати, а где он?) чего уж говорить о девушках вурдалаках. Их физические оболочки в нашем подлунном мире становились эталоном красоты и грации. Даром, что мертвячки.

В случае же с Верой имело место быть и мое субъективное мнение. Я всегда считал сестру красивой девушкой. Единственное, что занижало мою оценку Веры, как женщины, ее добровольная инвалидность. Да, в моей памяти она запечатлелась беспомощной инвалидкой. Безусловно, красивой, но все же инвалидкой со всеми вытекающими из этого факта нюансами, а стало быть, и с моим особым отношением к ней. С самого начала своей добровольной аскезы, Вера была и оставалась для меня лишь маленьким и, увы, капризным ребенком. Сегодня же передо мной стояла сильная и волевая женщина. И стояла она на своих двоих. Молодая, дерзкая, амбициозная и уверенная в себе, Вера, словно сошла с картинки глянцевого журнала. И будь это так, уверен, красовалась бы она не где-нибудь, а крупно и на развороте с каким-нибудь пафосным жизнеутверждающим слоганом из разряда: «Я сделала себя сама, сможешь и ты!»

Кстати, даже не знаю, чему я сейчас дивился больше — ее красоте и свежести, или же ее силе. Удивляться было чему — сила из моей сестры просто била фонтаном. Признаться, я бы не смог сейчас с уверенностью сказать, кто из нас в этом отношении был наиболее прокачен. Нет, я и раньше встречал высших вурдалаков — та же Марта — вурдалак вне всяких категорий, но даже в ней сила не кипела столь яростно и живо, как в моей сестренке. Или же Марта умело это скрывала? На досуге уточню.

На всякий случай прощупал Веру через «посмертие». Мало ли что могла учудить Пелагея. Увидел я то, что и должен был увидеть — передо мной действительно была Вера. Единственное, что меня удивило, и, наверное, даже обнадежило, так это то, что в посмертии Вера выглядела точно так же, как и в жизни. Ни тебе рогов, ни тебе, хвоста, ни каких-либо иных атрибутов демонической сущности. Неужели после стольких убийств и стольких выпитых жертв, Вере удалось сохранить свою истинную сущность?

Отчего-то стало грустно. Вспомнилась песенка из старого советского мультика: «Ах, если бы, ах, если бы — не жизнь была б, а песня бы…»

Ладно, пора с этим кончать. Грустить будем после. Я смело сделал шаг навстречу сестре и оказался на самом краю второго этажа.

Вера даже не удосуживалась создать вокруг себя кокон — настолько уверенно она себя сейчас ощущала в этом мире. Она просто шла, а потоки обращенных ею же упырей обтекали ее, словно вода скальную породу. На мгновение Вера остановилась возле Пелагеи и Марты. Марта указала рукой в нашу сторону и что-то сказала. Одним резким движением головы Вера обратилась ко мне. Наши взгляды пересеклись, и этого короткого мгновения оказалось достаточно, чтобы я понял — мы больше никогда не будем родными людьми.

— Горин, ты ее тоже видишь? — шепнула мне на ухо Вилкина. — Это же…

— Да, Катерина, это моя сестра.

— А эта скромная толпа граждан, как я понимаю, тоже упыри?

Уж кому-кому, а Катерине я сейчас не завидовал. Наши с ней соратники сейчас находились под моим полным ментальным контролем, и даже не думали паниковать. Вилкина же видела истинные масштабы угрозы. Похоже, моя сестренка перекусала вообще всех людей в Доме Правительства и вывела их на улицу. Реши она сейчас навести в Столице шороху, у нее были на то все шансы. А если они с Мартой на пару, хотя бы десять процентов от имеющихся в их распоряжении упырей в вурдалаков обратят — хана всей нашей текущей реальности. Мир на какое-то время погрузится в хаос гражданской войны. Причем, как для людей, так и для вурдалаков это противостояние будет носить уже экзистенциальный характер.

— Да, Катерина Алексеевна, вы абсолютно правы, — буркнул я в ответ и вновь посмотрел на Василия.

Расположившись на чудом уцелевшем подоконнике среднего окна, Василий преспокойно вылизывал себе причиндалы и не обращал никакого внимания на происходящие события.

— Нашел время, — фыркнула Вилкина, проследив за моим взглядом.

Ответить девушке я уже не успел.

«Ты! — Взревел голос Веры в моей голове. — Ты, предал меня!»

— Я так не считаю, сестренка.

Говорить я старался тихо, речь свою дублировал вербально, так чтобы меня слышали все, кому это было нужно услышать. Вера же, напротив, говорила только ментально, медленно приближаясь ко мне:

«Ты меня бросил!»

— Я не собираюсь перед тобой оправдываться.

Вилкина явно не планировала мириться с моей манерой ведения переговоров. На этот раз она ощутимо ущипнула меня за плечо и прыснула по-змеиному:

— Горин, ты вообще ошалел? Ты зачем ее злишь? Это же не только упыриха — она же еще и баба! Хуже того — она твоя сестра! По всем законам жанра ты сейчас у нее в ногах валяться должен и вымаливать прощение.

«Послушал бы собачонку свою! — посоветовала мне Вера. — Глядишь, я бы просто тебя убила безо всяких премудростей»

— О каких премудростях идет речь? Собираешься мстить? — С усмешкой уточнил я.

«Есть мысль обратить тебя, братик в вурдалака и заставить испытать все то, что испытала я по твоей милости»

— Ну, так в чем проблема? Вот он я, кусай, — развел я руки в стороны, в приглашающем жесте, — если, конечно, сможешь.

— Нет, Горин, ты, если решил самовыпилиться — флаг тебе в руки! — Запротестовала Вилкина, начиная терять самообладание. — Меня то, под монастырь не подводи.

— Монастырь? Это к отцу Евгению вопросы. Он у нас по монастырям знаток.

— Не придуривайся, ты понял, о чем я.

— А он у нас всегда был балагуром!

Момент нашей с Верой встречи был настолько напряженным, что мы и не заметили, как к нам приблизились Марта с Пелагеей.

— Тебя не спросил с кем и как мне общаться, — огрызнулся я, понимая, что в моем поле зрения появилось слишком много фигур, за которыми нужен был глаз да глаз.

Вера, Марта, Пелагея, без малого три тысячи упырей… И это при том, что я все еще держал под контролем своих подопечных и, в случае чего, должен был управлять ими. Сейчас они у меня были в условном «спящем» режиме и действовали лишь, как боты. Сил на это уходило не много, я вполне мог себе позволить этот маленький отряд. Генералы, которых в принципе жалко не было, и те пользу приносили. А от отца Евгения и ГРУшника Серегина толк был куда больше. Тем не менее, мое внимание, рассредоточенное сразу между несколькими источниками информации, становилось рассеянным. А это уже не есть хорошо. Благо, хоть часть своих функций я мог делегировать фолианту. По сути, без него, хрена с два у меня получилось бы то, что я задумал провернуть.

Пелагея, меж тем, заняла свое место подле Веры. Чуть поодаль от них встала Марта. Вурдалачка, к слову, была напряжена и уже не выглядела столь же уверенной в себе, как тогда, при нашей с ней первой встрече в логове бессмертного Геворга. У меня вообще сложилось четкое ощущение того, что происходящее ей крайне не нравится. И уж точно, она была не в своей тарелке от того, что находилась здесь одна, без Владлена и своей боевой группы. Полагаю, ее личное участие в операции и полное отсутствие иных членов Курии, было условием самой Пелагеи. Условием, которое играло Марте на руку. Древняя вурдалачка прекрасно понимала, что после такого демарша, власть имущие ни ее, ни других членов Курии по головке не погладят.

— Хватит болтать! — Рявкнул я громогласно, решив подтолкнуть эту затянувшуюся сцену к развязке.

— Твою ж мать… — только и смогла выдохнуть Вилкина, вздрогнув всем телом и поднимая свои щиты-блюдца. — Что ж ты делаешь, идиот! Нас же разорвут сейчас…

Я физически ощущал, как трясет мою спутницу. Любой живой человек на ее месте, уже бы сломался — такое напряжение силы сейчас повисло между мной и Пелагеей.

— Послушал бы человека, ворожей, — посоветовала мне Марта. — Куда тебе с нами совладать-то?

— Я с тобой, мертвячка, переговоры вести не собираюсь, — дерзко ответил я, осознавая, что, по сути, посылаю на хрен главу одной из самых влиятельных вурдалачьих семей в стране.

Был бы отец Евгений в сознании, обязательно бы в обморок после такого рухнул. Он-то меня и учил, что вурдалачья обида — это, по сути своей, смертный приговор. А обида, нанесенная вурдалаку прилюдно и подавно. За мои слова Марта, теоретически уже имела право умертвить меня безо всякого разбирательства.

И лишь я один понимал, что делаю и зачем. И, кажется, Пелагея в эту самую секунду тоже все поняла, и, признаюсь, поняла она это вовремя. Марта внезапно исчезла, а материализовалась уже у меня за спиной, готовая прогрызть мне сонную артерию, но поднятая вверх рука ворожеи остановила инстинктивный порыв моего опасного противника. Мой расчет оказался более чем верным — не могла гордость Марты снести мою колкость, даже в условиях сложившейся ситуации. И, разумеется, Марта решила действовать.

— Замри! — приказала Пелагея своей союзнице и та, повиновалась. Ее клыки застыли в миллиметре от моей кожи. Я даже успел ощутить чуть сладковатый запах ее духов. — Убирайся! — Властно скомандовала Пелагея. — Он мой!

И Марта покорилась, представьте себе. Собственно, после такого о постоянном члене Курии кто угодно мог ноги вытереть. Теперь всем в мире Ночи станет известно, что Марта никакая не равноправная союзница Пелагеи. Марта ее вассал и всецело зависима от своего сюзерена.

Стоит ли говорить о том, что на моем лице сейчас играла злорадная ухмылка? Утереть нос кровососу такого ранга, той, кто косвенно виновен в обращении в вурдалака моей сестры, все равно, что первые три глотка ледяного пенного жахнуть душным летним вечером — одно удовольствие.

Пелагея же сделала то, на что я лично пока способен не был. Она убедилась в том, что Марта вернулась на свою исходную позицию, а затем сделала несколько пассов руками и навесила на нас еще одну вуаль невнимания. И на этот раз внутри этой вуали бег времени продолжился лишь для нас двоих. Удерживать в фокусе своего внимания сразу две вуали и параллельно контролировать несколько сотен упырей — это было сильно. Нет, действительно сильно, без злорадства и ерничаний говорю. Другой вопрос, откуда Пелагея брала эту силу.

— Давно понял? — прищурилась Пелагея.

— Какая разница? Вопрос не в том, что я знаю твой секрет, вопрос в том, что я собираюсь с этим делать.

— Гришенька, ты же понимаешь, что твоя информированность вообще уже ни на что не повлияет.

Пелагея прошлась промеж застывших упырей, оставив позади себя, замерших на месте, Веру и Марту. Она остановилась в десяти метрах от здания и протянула в мою сторону руку. Я ощутил, как меня мягко окутывает невидимая сила. Она стягивалась вокруг моей талии, словно невидимый удав, окольцовывавший свою загипнотизированную жертву. Правда в моем случае, я все понимал и не сопротивлялся действиям Пелагеи. Ворожея же медленно приподняла меня, вынесла наружу из разрушенного мною же здания и аккуратно поставила перед собой на землю.

— На этот раз, не поможет тебе твой бессмертный.

— На этот раз мне его помощь и не понадобится.

— Самоуверенность, Гришенька, еще никого до добра не доводила.

— А это не самоуверенность, а чистой воды знание.

— И на чем же это знание зиждется?

— Мы оба знаем, что тут произошло, — не стал я прямо отвечать на вопрос своего кровного врага, — оба знаем, что я не купился. Да, — я обвел пространство позади Пелагеи взглядом, — бесспорно, это твоя лучшая работа. И то, что ты заставила поверить в происходящее не только меня, но и Марту, дорогого стоит — она все же, как выразился мой напарник, «не пальцем деланная»…

— Кто, этот малахольный? — усмехнулась Пелагея, кивнув в сторону отца Евгения.

Отвечать было незачем, вопрос был риторическим. Вместо пустой болтовни я предложил:

— Что ты хочешь?

— Ты и без моих ультиматумов знаешь, что мне нужно.

— Мы уже решили это на дуэли.

— Дуэли меж нами не было, Гриша, не забывай…

— Де факто — не было, — поправил я Пелагею, — но де-юре, она состоялась. И тому были свидетели. Ты даже была вынуждена признать эту дуэль состоявшейся.

— Я тогда не знала…

— А кого это волнует? Меня, вот, уже не волнует. Ты мне полгода жизнь отравляла, изводила почем зря, плела интриги и завлекала в свои сети сестру. Неужели ты считала, что я окажусь покорной овцой на закланье? — Пелагея молчала. Лицо ее с каждой секундой мрачнело, но на этот раз мне не было никакого резона выводить ее из себя. Более того, я не верил в ее игру. Сейчас наша беседа была сродни ментальной дуэли, чем-то напоминающей то, как два гроссмейстера играют в шахматы по памяти. — Это в первые месяцы своей ворожейской карьеры, — продолжил я свой монолог, — меня можно было брать голыми руками. Именно тогда у тебя был шанс грохнуть меня или обманом завладеть моей силой…

— Не твоя она, Гриша, сколько можно повторять? Ты взял чужое, верни или брось каку, нехорошо так делать! Фу, Горин, фу!

— Своему Карлуше будешь фу говорить, — мне же можешь не фукать.

— Да, — задумчиво протянула ворожея, — а ты действительно стал сильным соперником.

— Вашими молитвами…

— Да не молюсь я за тебя, милый, — улыбнулась Пелагея. — Разве, что свечку тебе поставить могу… За упокой.

— Очень мило с вашей стороны. Знал, что дорог вам.

— Разве что, как память.

— Может, уже завершим упражнения в риторике?

— И что, договоримся?

— А почему бы и нет? План твой все одно провалился…

Пелагея попыталась сжать своего «удава» вокруг меня, но я с легкостью остановил это воздействие. Легкость, с которой я это сделал, должна была показать Пелагее, что я не блефую, что я действительно раскусил ее замысел.

— Ну что же, — кивнула мне Пелагея после этой маленькой демонстрации силы, — верю в тебя и признаю твою силу, ворожей. Но это никак не отменяет того факта, что тебе сегодня придется сдохнуть.

— Не вижу ни единой причины, зачем мне это делать.

— А вот она, — Пелагея подошла к моей сестре, на обескровленном лице которой замерла гримаса ненависти, — вот она, причина твоя, Гришенька. Она же слабость, она же рычаг давления — называй, как хочешь.

— Не имею ни малейшего понятия, о чем ты… — Я понимал, что сейчас настал самый ответственный момент нашей с Пелагеей партии. В шахматах эта часть игры именуется эндшпилем. — Обратив мою сестру в упыря, а после, превратив ее в вурдалака, ты подписала себе смертный приговор.

— Я подписала его тебе, Гришенька, — улыбнулась Пелагея. — И не забывай, Веру обратили вурдалаки, я лишь умело воспользовалась ситуацией.

И тут я решил сделать первую жертву фигуры.

— Я в курсе, кто надоумил Алису пойти на контакт с колдуном-имитатором. Ты нарисовала бедной честолюбивой вурдалачке красочную картину мира, в которой ей отводилась заманчивая роль матери целого вурдалачьего клана. Ты прекрасно понимала, что Алиса не сможет устоять перед предложением достопочтенного Марка Августа.

— Ты забываешь, Горин, что я всего лишь ворожея, — улыбнулась беззаботной улыбкой Пелагея. — Я не провидица и не гипнотизер. Откуда мне было знать, что этому старому прохиндею захочется заполучить силу Варвары всю, целиком? По нашему уговору ему полагалась лишь десятая часть.

— Ты знала это уже тогда, когда решила не расплачиваться с ним. Знала, что он захочет поквитаться за твой «кидок». И ты однозначно знала, как именно он будет действовать.

— Твоим словам нет и быть не может никаких доказательств. А если бы и были, — Пелагея хмыкнула себе под нос, — кому ты их предъявишь? Совету? Им плевать на тебя — лишь бы ты и твоя сила были под контролем. Бессмертным? Этим всегда было насрать как на людей, так и на обитателей мира Ночи. Единственное, чего они жаждут, так это баланса. Покуда в мире сохраняется некий статус-кво, им живется преспокойно. Стоит какой-либо стороне начать перетягивать на себя одеяло — они чувствуют для себя угрозу. Именно поэтому эта тварь, Геворг, помог тебе в решении нашего с тобой вопроса. Ему попросту выгодно иметь тебя в качестве сосуда для силы, которую должна была унаследовать я. Тебя легче контролировать, легче использовать. На меня же, где сядешь, там и слезешь. Не хотят они такого соперника в свою касту пускать. Неудобен им такой соперник.

— Мне никакие доказательства не нужны, — уверенно ответил я, словно бы невзначай убирая руки за спину и нащупывая свой антивурдалачий нож, — никому я ничего доказывать не собираюсь.

— Тогда, какая, на хрен, разница, как и почему я все это затеяла? — взревела Пелагея.

Ей, похоже, надоел наш диалог. Ощущение скорой победы не самый лучший советчик в переговорах. Можно упустить нюансы и детали, от которых многое зависит. Если не сказать — все.

— О, поверь, есть разница, — усмехнулся я. — Но вернемся к так называемому «рычагу давления» на меня. — Я медленно подошел к сестре и встал напротив нее. Позади Веры по-прежнему стояла Пелагея. — Что ты имела в виду, говоря сии слова?

— Все, что ты сегодня увидел, все, что я показала сегодня этому миру — есть мой манифест, Горин.

Я лишь улыбнулся.

— Дай угадаю, звучит он примерно так: «Верните мне мою силу, иначе устрою революцию».

— Если коротко, то да, — согласилась с моим видением ситуации Пелагея. Только манифест мой направлен не на кого-то конкретного из высших слоев власти, а на тебя лично. Ты прекрасно понимаешь, что за тебя и твою силу никто впрягаться не станет, коль на кону будет власть и устоявшийся миропорядок.

— И что же ты предлагаешь?

— Гриша, я все еще могу убить тебя и завладеть частью силы. Но я не хочу довольствоваться частью — мне нужна вся сила. Целиком и полностью.

— Зачем?

Ворожея рассмеялась.

— Это уже не твоего ума дело, Гришенька. — Внезапно улыбка с ее лица стерлась, а в глазах сверкнула недобрая искорка. — Итак, мы имеем следующий расклад. В твоих руках моя сила и мой фолиант. И только я могу пользоваться, как первым, так и вторым. Вернуть свою сестру к жизни ты не сможешь, фолиант не откроет тебе и десятой доли своих тайн. Ты для него чужак. Да и те знания, что он позволит заполучить вряд ли тебе помогут. Далее, мой манифест вынудит твоих сюзеренов принять решение о твоей ликвидации. Да, при этом раскладе я также не получу свою силу, но и тебе он, очевидно, не будет в кассу.

— Ну, почему же, утереть тебе нос — уже достижение.

— Назло маме отморожу уши? Позиция ребенка, — фыркнула Пелагея. — Давай так, Горин — я прямо сейчас возвращаю твою сестру к жизни, но для этого мне нужна твоя сила и фолиант.

— А я, такой наивный, сейчас сопли распущу и поверю тебе на слово, так?

— Я и не думала, что ты пойдешь мне навстречу. Именно поэтому я придумала иную комбинацию.

— Ох, я весь — внимание.

— Ты пускаешь меня к себе в гости, внутрь своего сознания, я же решаю вопрос с Верой и удаляюсь. Ты проверяешь честность сделки, прощаешься с сестрой и умираешь. В посмертии же ты добровольно отдаешь мне мое, и с миром уходишь за кромку. Соглашайся, ворожей, предложения лучше уже не будет.

И тут я вывихнул мозг своему противнику:

— Согласен.

— Что? — изумилась столь легкой победе Пелагея. — Ты согласен? Позволь узнать, почему? Неужели осознал всю тщетность своих попыток бороться со мной?

— Именно так, Пелагея Батьковна. Клянись луной и богами в том, что сделаешь все в точности, как обещала и я пущу тебя в свое тело.