Они шли крайне кинематографично. Даже ГРУшник Серегин это отметил.
— Красиво идут… — сказал он задумчиво и с чувством, явно вспомнив старый советский фильм про Чапаева.
— Интеллигенция, — цокнув языком, подхватила его шутку Вилкина и демонстративно плюнула вниз. Решимости девушки можно было позавидовать, ни дать ни взять — Анка пулеметчица.
Оба представителя силовых ведомств хохмили явно не от хорошей жизни. То, скорее всего, было естественным проявлением нервозности, я это считывал сейчас на раз-два. Все мои чувства сейчас были обострены настолько, что я мог по запаху оценить уровень стрессовой нагрузки любого человека. Но в целом, для оценки состояния моих спутников этого не требовалось — нервничать действительно было из-за чего.
— Вы, Катерина, даже не представляете, насколько близки к истине в своей оценке. Наши противники действительно представители интеллигенции от мира Ночи. — То ли иронично, то ли на полном серьезе ответил Вилкиной отец Евгений. — К примеру, Пелагея нынче глава крупнейшего ворожейского рода страны. — Он на секунду замолчал, призадумавшись, и уточнил — с некоторых пор, во всяком случае.
— Это, с каких?
За священника ответил я.
— А как матушку свою, Радмилу, на закланье привела к Марте, так и стала единоличной главой семьи. До нее моя благодетельница Варвара считалась сильнейшей ворожеей рода Семеновых.
— А ты тут, кстати, каким боком?
Вилкина, похоже, только сейчас сообразила, что ни в зуб ногой в хитросплетениях системы единоначалия мира ворожей.
— А я имел неосторожность эту самую Варвару Семенову от смерти лютой спасать. Вот и огреб.
— Что, не спас?
— Ага, — тяжело вздохнул я, вспоминая свой первый день на ворожейском поприще. — Пытался, но не сдюжил. Вот Варвара и передала мне свой дар.
— А почему именно тебе, чего не этой, — Вилкина кивнула в сторону приближающейся к нам ворожеи, — Пелагее, правильно?
— Угу, правильно, — кивнул я еле заметно. Еще не хватало, чтобы моя родственница по силе просекла, что мы именно о ней беседуем. Больно уж много чести. Отвечать Вилкиной все же пришлось. — Ну, во-первых, больше некому было. В момент ее смерти соблюлись все условия для передачи силы. — У Вилкиной взмыла вверх бровь, что в переводе с женского на мужской означало неподдельный интерес к истории. Пришлось уточнить. — Так вышло, что я в момент смерти своей пациентки тоже слегка при смерти был. Не спрашивай, так вышло.
— Ты сказал, во-первых, — напомнила Вилкина. — Что, во-вторых?
— А во-вторых, не поделили они там что-то. Варвара с Пелагеей. Ругались почем зря. Кишки друг другу выпустить пытались. Как видишь, Пелагея в этом даже преуспела. Хитро поступала, наняла колдуна-ассасина.
— Колдуна-сисадмина? — уточнил ГРУшник Серегин, также проявляя неподдельный интерес к рассказу.
— Нет, именно ассасина. Киллера она наняла, если по-простому. Тот грохнул бабку Варвару. Пелагея же планировала помариновать Варвару в посмертии, это такая граница меж мирами, а после получить ее силу, практически даром. Учитывая тяжесть грехов Варвары, отдать свою силу добровольно, для нее было бы идеальным, и в целом, единственным вариантом упокоения. И всем был этот план хорош –Пелагея не учла лишь то, что Варвара свой дар рискнет абы кому передать из чистой вредности.
— И этот «Абыкто» это ты…
— Агась.
— Постой, — Вилкина вдруг повернула ко мне голову, — хочешь сказать, ты не всегда был такой?
— Какой, такой?
— Ну, такой, — она защелкала пальцами, — фрик юродивый…
— Ну, спасибо, — фыркнул я. Но на вопрос все же ответил. — Нет, я меньше года работаю ворожеем.
— То есть, ты никакой не избранный? — Продолжала искренне удивляться Вилкина. — Хочешь сказать, тот факт, что ты сейчас ходячая атомная бомба, это чистой воды случайность?
О как! Оказывается и в ее кругах обо мне уже ходят слухи. И не самые хорошие, как по мне. Да характеристика лестная, но слишком уж много внимания из-за нее. Учитывая же, на кого именно работала Вилкина(сама того, кстати, не понимая), могу сделать вывод, что в этой стране от меня теперь не отстанут. Либо завербовать попробуют, либо попытаются устранить физически. Особенно после сегодняшних событий.
Размышления мои прервал отец Евгений:
— Случайность, Катерина, это псевдоним бога, когда он хочет остаться инкогнито.
— Красиво сказано, — поджал губы ГРУшник, сохраняя свой прежний невозмутимый вид.
— Ну и, само собой, Марта тоже не пальцем деланная, — продолжил священник свой ликбез, посвященный интеллигенции мира Ночи, — абы кого главой вурдалачьей семьи и председателем Курии не назначают.
Что? Я не ослышался? Он сказал: «Не пальцем деланная»?
Мы с Вилкиной синхронно взглянули на нашего батюшку, поскольку никогда не слышали из его уст столь вольных речей, буквально, на грани фола. Священник наши взгляды расценил правильно, но тушеваться не стал.
— Это у меня нервное, не обращайте внимания.
— Да уж, — опять вмешался в разговор Серегин, — не знаю, о ком идет речь, должно быть перед нами действительно очень важные персоны, но стоит признаться — картина и впрямь заставляет понервничать. Я такого даже в Афгане не видел. А там, часто вот так… — он запнулся на секунду, вспомнив, видимо, нечто нехорошее, — … наступали.
— Афганистан? — Удивился отец Евгений. — Вы прекрасно сохранились, однако.
— Благодарю, — отозвался Серегин и тут же перешел к более насущным вопросам. — Стесняюсь спросить, а у нас при таком раскладе, — он кивнул на толпу упырей на улице, — вообще есть, хоть какие-то шансы выжить?
— Помощь уже в пути, — как-то неопределенно ответил ему отец Евгений, но после все же решил уточнить. — Я уже давно вызвал всех, кого можно.
— А сразу это сделать было нельзя? — удивилась Вилкина.
— Сразу, это когда? — Священник не горел желанием отчитываться перед Катериной, но под моим взглядом сменил гнев на милость и пояснил. — Я вызвал помощь сразу после того, как осознал масштабы происходящих тут событий. Мы ехали одну Веру задерживать. Для этого нам более чем достаточно Григория. Никто не ожидал появления в Доме Правительства такого количества упырей.
Мы замолчали. Действо, разворачивающееся перед нами, не предполагало многословности. Комментарии моих вынужденных соратников возникли не на ровном месте. Пелагея и Ко, действительно появились на площади более чем эффектно. Сперва их небольшая армия — выстроилась странным порядком. Упыри, коих на парковке насчитывалось никак не меньше трех сотен, сбились в группы, а после практически синхронно слились в одну огромную, вращающуюся вокруг своей оси, шестиконечную звезду, в центре которой расположились Пелагея и Марта.
Закончив с построением столь вычурного боевого порядка, Пелагея демонстративно дала отмашку к движению, и «звезда» поползла в нашу сторону. Зрелище было действительно впечатляющим — очень похоже на парад в честь очередной годовщины победы в Великой Отечественной. Только в отличие от парада на Красной Площади, упыри шли не ровным строем, мерно чеканя шаг, а плыли, словно по воде, сохраняя сложную структуру звезды. Я понятия не имел, как можно было добиться такой слаженности от существ, не отличавшихся покладистостью нрава. Это вурдалак себя всецело контролирует и может двигаться красиво, или даже элегантно — упырь же представляет собой сгусток ярости и бесконтрольного голода. Его движения всегда резки и угловаты. Он в принципе не способен контролировать ни свою силу, ни скорость. Все его передвижения направлены лишь на одно — догнать жертву и убить ее. Именно поэтому мне было удивительно видеть толпу этих существ, в которой все упыри до одного подчинялись чьей-то конкретной воле. Полагаю, именно поэтому Пелагее понадобилась Марта. Помимо, разумеется, основной цели, о которой я догадался еще в день обретения фолианта.
Звезда из упырей меж тем плавно приближалась к нам, величаво вращаясь вокруг своей оси. В ее центре вышагивали Пелагея и Марта. Союзницы приближались к нам, словно модели. Каждый их шаг был отмерен незримым метрономом. Безупречный ритм, в котором сливались сила и невесомость выдерживался, казалось, на автомате. Их соблазнительные изгибы тела, угадывающиеся даже под дорогой и броской верхней одеждой, вычерчивали в воздухе плавные и в то же время четкие незримые линии, заставляя взгляды невольных свидетелей такого дефиле замереть, а их сердца трепетать. Их головы были гордо вздеты, холодные взгляды устремлены не только сквозь нас, но и, видимо, сквозь само пространство-время.
Конечно, я понимал, что все эти эффекты были лишь мороком, наведенным Пелагеей, но, как же все-таки это сильно выглядело. Идеальная психическая атака безупречной высшей вурдалачки и очаровательной ворожеи. Иначе и не скажешь. Благо, я их видел в том обличии, в котором они предстанут перед посмертными вестниками, когда придет их черед отправляться на судилище Рода.
Если интересно, то передо мной сейчас вышагивали не две супермодели, а именно такими их видели простые смертные, а два до жути страшных демона. И если Пелагея, в своем посмертном обличии еще, худо-бедно, походила на человека (даже старая, с рогами и хвостом), то Марта уже могла распрощаться со своим земным обликом. Истинный облик вурдалачки был вдохновлен, вероятно, самым больным воображением на планете Земля. Полагаю, Марта уже и сама забыла, как выглядела до своей инициации.Алиса, к слову, также имевшая в посмертии не самую приятную внешность, в сравнении со своей матерью могла без зазрения совести называть себя красавицей. А вы помните, какой страхолюдиной я увидел ее, впервые столкнувшись с ней в посмертии.
Именно благодаря своему «особому» видению сквозь призму посмертия, я мог реально смотреть на вещи и адекватно оценивать ситуацию. А ситуация, судя по всему, складывалась именно так, как я того ожидал. Оставалось лишь сдержать свою ехидную улыбку и довести эту партию до логического завершения.
— Так, — напряглась вдруг Вилкина, — а все сейчас это почувствовали?
— Григорий?
Отец Евгений тоже обратил внимание на легкое искажение пространства вокруг. Серегина же, несмотря на свои внушительные габариты, даже качнуло из стороны в сторону. И лишь одного меня ничего не смутило.
— Я тут не причем. Это Пелагея навесила на нас вуаль невнимания, — объяснил я спутникам происходящее и добавил. — На помощь совета, думаю, рассчитывать не стоит. Они сюда попросту не проникнут.
— Вуаль, это метафора? — покосился на меня ГРУшник. Очевидно, ему такие штуки были в диковинку.
— Нет, это вполне себе рабочий инструмент любой ворожеи или колдуна.
— И что она делает, эта вуаль?
За меня ответил отец Евгений.
— Вуаль заставляет для всех вокруг исчезнуть то, на что наложена.
— Не понял сейчас. — Признался Серегин.
— Да все просто, — постарался объяснить я, наблюдая, как наше временное убежище поглощает звезда из упырей. Еще пара минут, и мы будем полностью окружены. — С тобой бывало так, что ты в квартире не можешь найти какую-нибудь мелочь? Ключи, там, или телефон?
— Ну?
— А после находишь пропажу там, где раз десять уже смотрел.
— Ну, с кем не бывало? — Развел руками Серегин.
— Ну, вот это и есть вуаль невнимания. Каждый человек на такое способен в некотором смысле. Сам для себя выключает тот или иной пласт действительности. Так работает простая бытовая вуаль. Она мелкая и накладывается неосознанно. Чаще всего, когда подсознание не хочет чего-то делать. Идти, скажем, на какую-нибудь встречу или в ожидании неудобного звонка. Защитный механизм, если хочешь. Дети Ночи же могут создавать такую штуку произвольно. И с куда большими объектами.
— Прикольно. И ты так можешь?
— Ага, — кивнул я, оглядываясь по сторонам, — только не в таком масштабе.
— А в каком масштабе сейчас эта вуаль наложена?
Вопрос показался интересным всем моим спутникам. И Священник и Вилкина тоже уставились на меня.
— Похоже, под вуалью вся Москва. Мы в самом ее центре.
— А это физически вообще возможно? — Скептически уточнил отец Евгений.
— Это возможно теоретически, — ответил я. — Все дело в том, сколько силы приложить.
— Пелагея настолько сильна? — Присвистнул священник.
Похоже, даже он не мог адекватно ориентироваться в мире тонких энергий и материй мира Ночи. Я же давно догадался, в чем тут дело. Нет, Пелагея не обладала такой мощью. Такой мощью обладала именно Варвара. И да, это прозвучит не очень скромно, но из всех присутствующих здесь детей мира Ночи, я единственный, кто мог в теории наложить «вуаль» такого масштаба. Но я этого не делал, что и навело меня на догадку, которая объясняла все, что здесь происходило. И если я окажусь прав, то Пелагее сегодня придется туго.
Нас атаковали внезапно. Вот, чего не ожидал, так именно этого. Они так долго и пафосно подбирались к нам, что все, в том числе и я, расслабились. Я полагал, что Пелагея подойдет и, как всегда, начнет вязать причудливые нити беседы, стараясь одурачить или запугать меня. Если по-простому, я рассчитывал на переговоры. А прилетело нечто иное.
Мощный поток чистейшей энергии окатил наш квартет, словно из душа. Я на автомате укрылся коконом из силы и лишь потому не пострадал, а вот моим спутникам, увы, досталось. Серегин улетел первым. Я успел «поймать» его и смягчить удар в самый последний момент — иначе он, скорее всего, разбился бы о стену. Вторым сдался отец Евгений — видимо его крест (в посмертии- пылающий меч) имел некие защитные свойства, но пользоваться ими священник умел посредственно. Обоих оглушенных мужчин мне удалось бережно уложить позади себя. В целом, оба моих союзника в грядущей схватке мне были не помощники, а потому их временное устранение я не воспринял, как потерю. Это было даже к лучшему — меньше после объяснять придется.
А вот то, что Вилкина выстояла, стало для меня полным сюрпризом. Как, впрочем, и для нее самой. Увидев, как легко отлетели назад и приложились о стену два не самых слабых мужика, она заозиралась по сторонам, в поисках причины собственной стойкости. Наверняка она ощутила на физическом уровне давление силы. Для обывателя такой опыт может быть пугающим — не каждый день тебя со всех сторон сжимает нечто невидимое.
— Повыше подними, — посоветовал я Вилкиной, кивая на два серебряных блюдца в ее руках. Когда все закончится, нужно будет все-таки «свистнуть» у отца Евгения эти вещички. Мне они, думаю, пригодятся в будущем. Особенно если я совершу то, что задумал.
Перепуганная Катерина, сразу сообразила, о чем я говорю, и приняла боевую стойку, выставив вперед свои щиты. Сейчас она уже не относилась к этой защите скептически.
Мне же ничего не оставалось, кроме как изобразить на лице невозмутимость, и расширить свой кокон до размеров комнаты, в которой мы находились. Давление Пелагеи тут же рассеялось в пространстве и, поскольку держать свой кокон я мог часами, Пелагея прекратила атаку. Это могло означать только одно — не так уж она и всемогуща, как хочет показаться.
— Здравствуй, женишок! — мило улыбнувшись, поприветствовала меня ворожея.
Вилкина бросила на меня удивленный взгляд, явно не понимая, почему Пелагея обратилась ко мне именно так. Я же буркнул уголком рта:
— Потом объясню… — Пелагею же поприветствовал, как полагается. — И тебе не хворать. Только, зря ты меня так называешь, Пелагея Батьковна, не были мы с тобой помолвлены. Разве что в твоих влажных снах…
— Хамишь? — не стирая со своего лица улыбки, ответила ворожея. — Заматерел.
— Возмужал.
— Нет, именно заматерел, ворожеюшка. Ты же бабской силой пользуешься. Куда тебе мужать-то?
— А ты, все сексизмом занимаешься?
— Эмансипацией женщин. Надоел мне ваш патриархальный мир. Из-за вас, мужиков, одни беды!
— Так, в чем проблема? Езжай на родину, в ту дыру, откуда выползла, открывай там эко-отель, приглашай таких же долбанутых фемок, да возрождай свой матриархат, сколько влезет. Пока не вымрете.
— Да, я в целом, тем и занималась последние двести лет, и технологию создания адекватного общества уже обкатала. Масштаб не тот, Гришенька. Тесно мне в этом мире стало. Особенно с твоим появлением. — Последнюю фразу она произносила ледяным тоном.
— А тебе масштабы подавай? Ты потому бабушку свою грохнуть решилась? Без ее силы не выходит каменный цветочек родить?
— Не твоего ума дело, что меж нами с Варварой было.
— Ну, как же не моего? Ты же мне жизни не даешь последний год. Варвары уж и след простыл, а ты все гадишь, успокоиться никак не можешь…
— Гадит везде твой кот сраный! — Тут же вспыхнула Пелагея.
Кстати, не похоже это было на нее. Нервничает, должно быть. Ох, чувствую, ва-банк пошла, карга старая!
— Да, где ж тебе мой Василий дорогу-то перешел? Простой мужик, каких…
Тут я запнулся, увидев, как при упоминании имени моего кота у Пелагеи прострелил лицевой нерв. Мгновенная, почти незримая конвульсия мимической мышцы, а столько мне всего поведала. Так-так, а это уже интересно, а не мой ли Васька был её…
Ход моих мыслей прервала очередная реплика ворожеи:
— Ты прекрасно знаешь, что это моя сила, Горин. И владеешь ты ею незаконно.
— Теперь уже законно, — отмахнулся я от нее. — Нас сама Сила рассудила, нет? — Ты вызвала меня на дуэль. Я на ней пал смертью храбрых и все это в присутствии свидетелей от мира Ночи.
— Что то ты для павшего смертью храбрых, больно языкастый.
— Уж, какой есть, — развел я руками. — Ладно, старая, надоело мне с тобой лясы точить. Говори, зачем пожаловала в дорогую нашу столицу, да разойдемся.
Марта, все это время хранившая молчание, фыркнула:
— А он у тебя ершистый.
— Сейчас мы этому ершистому рот ершиком и вымоем, — пообещала Пелагея. — Слушай сюда, ворожей Горин. Я знаю, что на дуэли нашей я билась не с тобой. Знаю, что тебе помогал бессмертный. Не ведаю лишь, каков его резон в этом деле, но, пусть зарубит себе на носу, что впредь я не буду столь опрометчивой.
— Как же ты много болтаешь, — картинно закатил я глаза. — Ты сюда пришла поболтать, или ультиматумы мне предъявлять? Выкладывай, что там твой больной мозг придумал.
Кажется, я добился своего. Ворожея явно заводилась. С ее лица в одно мгновение сползла хищная улыбка. Взгляд сосредоточился на мне. И это хорошо. Да, дергать тигра за яйца — не самая лучшая тактика для ягненка, но мне нужно было развести ее на эмоцию. Нужно было понять, какими рычагами давления она обладала.
— Гриш, а ты уверен, что стоит переговоры именно так вести? — вполголоса спросила у меня Вилкина. И, признаться, не будь у нее в руках такой мощной защиты, я бы ее сейчас вырубил. Ради ее же блага.
— Столица сейчас под нашим контролем, Горин, — меж тем, поставила меня в известность Пелагея. — Вы окружены, и помощи вам ждать не от кого. У тебя есть лишь два варианта — погибнуть в тщетной попытке противостоять нам, либо договориться. И поверь, мне есть, что предложить тебе.
Пелагее вторила Марта.
— Три сотни упырей, ворожей, под моим непосредственным ментальным контролем. А в Доме Правительства в данную секунду Алиса и Вера обращают остальных. К концу дня в центре Москвы соберется армия из трех тысяч упырей. Как считаешь, чью сторону выберет остальная Курия? Не глупи, Горин, прими условия Пелагеи. Не развязывай эту войну. Вас, как я погляжу, только двое. Шансов никаких.
— Трое! — мурлыкнул позади меня, непонятно откуда материализовавшийся, Василий.
Пелагея, при виде моего слуги, заметно напряглась. Марта же просто хищно оскалилась, восприняв появление и реплику Василия, как издевку. И действительно, куда нам против армии упырей, пусть и с таким «великим воином», как мой кот? Я же взглянул на своего кота с надеждой в глазах. Общаться, даже не вербально, было опасно. Пелагея вполне могла и прочесть нашу беседу. На мой немой вопрос Василий ответил лишь легким утвердительным кивком, что означало лишь одно — ему удалось выполнить мое задание.
Что же, с такими вводными уже можно было работать. Воодушевившись и набравшись наглости, я влил изрядную долю своей силы во всех своих спутников. Поочередно с пола встали оба генарала от МВД, ГРУшник Серегин и отец Евгений. Все четверо встали с нами в один ряд, приготовившись отражать атаку армии свирепых упырей. Да, брать людей под свой ментальный контроль было не очень гуманно, но ради победы, ради Веры я был готов и не на такие жертвы.
— Я услышала тебя, ворожей. — Раздраженно бросила мне Пелагея и легким кивком головы спустила с цепи всю свою свору упырей.