Глава 18

Нас «завернули» в районе пресненских прудов — тот неловкий момент, когда даже «ксива» отца Евгения не срабатывала. Впрочем, расстраивался мой напарник недолго — движение в направлении Конюшковской улицы было перекрыто наглухо и дальше станции метро «Краснопресненская» мы бы и так не продвинулись. Станция, кстати, тоже не работала. Поезда на данном участке, скорее всего, следовали без остановок до следующих станций в обоих направлениях. Так что мы ни капли не пожалели о том, что поехали на машине. Даже, несмотря на пробки, в которых Москва утонула за считанные минуты после перекрытия ее крупных артерий.

Конечно, до места можно было и на метро добраться — думаю, мне бы хватило сил внушить любому машинисту мысль о необходимости остановиться на нужной нам станции. Но, во-первых, не хотелось тратить силы на такие пустяки, а во-вторых, мы еще в штаб Совета планировали заскочить. Отец Евгений был уверен, что у Дома Правительства нас ждет финальный акт этой затянутой на несколько недель драмы и настоял на том, чтобы на дело мы пошли во всеоружии. Батюшка намеревался вооружиться сам и вооружить Вилкину, раз уж она увязалась с нами. Уж не знаю, чем он там планировал вооружиться, видимо, собирался прихватить свой табельный водяной пистолетик со святой водой, да пару боевых гранат с поражающими элементами из серебра. А если без шуток, суть этого маневра я понял, лишь после того, как мы прибыли к зданию Совета. Сам отец Евгений отправился в спецхранилище, а мне велел заглянуть в архив и прихватить свой фолиант силы.

Разумеется, этот маневр занял у нас какое-то время, но, по сути, священник был прав — являться на подобные разборки с голыми руками было как-то не комильфо. Вооружиться действительно было необходимо. Только прихватить на задержание моей сестры фолиант силы — спорное, как по мне, решение. Отец Евгений был уверен, что разрулить кризисную ситуацию такого масштаба силой одного ворожея, то есть, только моими силами, не получится.

— Мы оба знаем, что прямое столкновение с Верой, ты не вывезешь, — пояснил свою позицию священник.

— А я и не собирался с ней воевать, — возразил я, — ни с фолиантом, ни без.

— То, что ты не планируешь биться с Верой, еще не означает, что она с тобой солидарна в этом вопросе. Или напомнить, какого она о тебе мнения?

Я промолчал. В наш разговор вмешалась капитан Вилкина. Она сейчас сидела на заднем сидении «Прадика» отца Евгения, где собственно, и проходило наше мини совещание. Зажатая между Василием и безвольно болтающимся телом опера Самойлова, она внимательно слушала нашу беседу. Самойлова, к слову, мне пришлось на время определить в разряд овощей, чтобы не путался под ногами. Все, что можно было из его головы выудить, я уже выудил. Если конкретнее, я понял, кто на самом деле заказчик расследования, что ведет Вилкина. Далее этот хмырь был нам бесполезен.

— Не забывай, Григорий, Вера считает тебя мертвым. Ну, или считала до недавнего времени. И одному богу известно, что сейчас творится в ее голове. Она и мертвого тебя, скорее всего, проклинает. А как выяснится, что ты жив был все это время, ее может переклинить окончательно.

— Как тебя? — вспомнил я недавний приступ агрессии девушки-полицейского.

— Хуже, если учесть, что она теперь не женщина, а кровососка.

— Вурдалак! — хором поправили Вилкину мы с отцом Евгением.

— Да без разницы, — отмахнулась она, — хоть тумбочкой назовите — сути дело это не меняет. Она — нежить, которую ты, Горин, не так давно сам за людей не считал.

Возразить мне на это было нечего. Я действительно так думал до недавнего времени. И не стеснялся в выражениях ни в разговорах с людьми, ни с самими вурдалаками.

— Они, собственно, и правда нелюди, — пожал плечами отец Евгений, пытаясь, по всей видимости, сгладить острые углы моего же восприятия мира вурдалаков, но поймав на себе мой укоризненный взгляд, священник быстро поправился, — ну, с биологической точки зрения.

— Давайте-ка о биологии с анатомией буду думать я. Из нас троих только у меня, худо-бедно, медицинское образование имеется.

«Ну да, — мяукнул мой Василий, — особенно здорово тебе упырей вскрывать дается, будучи терапевтом»

«Поговори мне тут!» — шикнул я на него.

На самом деле я начинал кипятиться. Людям вообще трудно дается осознание собственной неправоты. Я понимал, куда клонят Вилкина и Смирнов. Я действительно не так давно вурдалаков презирал и считал, что им нет места среди людей. Удивительно, как четко, порой, отрабатывают основные законы вселенной — стоит возгордиться, в чем-то посчитать себя лучше остальных, так жизнь тебя тут же накажет. Мне вот, досталась особо изящная комбинация от вселенского уравнителя — понО́сил вурдалаков? Отлично, значит, заберем у тебя самое дорогое — любимого человека, единственную родную душу на всей земле. И не просто заберем, а сделаем ее именно вурдалаком. И не абы каким вурдалаком, а самым, что ни на есть, отмороженным. А если уж ты и после этого не сообразишь, где был не прав, то урок будет повторен. А может и усовершенствован. Уверен, не измени я вовремя свою позицию в отношении вурдалачьего племени, следующим шагом вселенной стала бы реализация той нити судьбы, в которой я сам бы отведал это блюдо. Интересно, какой была бы эта смесь — вурдалак из ворожея?

— Я уверен, что смогу достучаться до Веры, — выдавил я из себя фразу после минутной паузы. — Не нужен нам никакой фолиант — одно искушение от него. Причем, как для меня, так и для тех, кто наверняка за всем этим замесом следить будет. Кстати, не ради него ли все и затевалось? Не ждет ли Пелагея от меня именно этого шага?

На самом деле во мне сейчас боролись два чувства. С одной стороны, я верил, что смогу убедить Веру прекратить ее крестовый поход. В конце концов, все, что творила моя сестра в последние недели, не могло быть ее истиной волей, ее истинным желанием. Да, она теперь не человек, да ее психика изменена, а инстинкты подчинены нечеловеческим законам. Но, чтобы поверить в то, что моя сестренка могла стать хладнокровной (во всех смыслах этого слова) убийцей — нужно было вовсе ее не знать. А я Веру знал. Знал и был убежден, что по доброй воле она бы на такое не пошла. Даже ради мести за наших родителей. Я был уверен, что ею кто-то руководил, дергал за ниточки, управлял, словно марионеткой. И я намеревался, во что бы то ни стало, найти этого сраного кукловода. И не просто найти, а вырвать из его поганой глотки признательные показания. Зачем? Все просто — вы же не думали, что после всего содеянного мою сестру оставят в покое.

Даже если я найду способ вернуть ее к жизни и избавлю от вурдалачьего проклятья, это еще не гарантия того, что она будет реабилитирована. То, что она наворотила в подлунном мире — равнозначно смертному приговору. И дело тут даже не в том, что сильные мира сего не способны на жалость. Даже если нам удастся доказать факт использования моей сестры вслепую ждать от власти снисхождения не стоило. Моя сестра, скорее всего, будет наказана в назидание другим. Вера уже давно перешла ту черту, за которой у простого человека имеется надежда на правосудие. А мы помним, что моя сестра даже не человек теперь — так, расходный материал для тех, кто ею управляет, и одновременно с этим она реальная угроза для тех, на кого ее натравили. Слишком уж многим она прищемила хвост, этим своим стремительным демаршем, пропитанным неуемной жаждой мести и яростью. Слишком многих она напугала, и слишком многим дала надежду.

За текущими событиями, кто бы их ни спровоцировал, сейчас пристально наблюдают дети Ночи всего мира. Смотрят и удивляются, как это одной молоденькой девочке удалось поставить раком целую систему. Имеющий глаза, как говорится, да узрит, а имеющий мозги, сделает соответствующие выводы — и выводы эти, ох как не понравятся представителям текущей правящей элиты. Все просто — если одной вурдалачке удалось немыслимое, что сможет сделать целая семья вурдалаков? А если этих семей будет несколько? На что, к примеру, способна вся Курия, объедини она усилия сразу всех семей страны? Дальше больше — что могут сделать вурдалаки, объединись они, скажем, с ворожеями? Не это ли сейчас демонстрирует Пелагея? Не она ли заключила мир с Мартой? Не с ее ли подачи моя сестра устроила в подлунном мире такой переполох? Тот-то же.

Вывод был очевиден — ни одна сильная, мыслящая стратегически, власть такое на тормозах не спустит. Ответ будет жестким. Точнее, жестоким. Многие головы полетят с плеч долой, если остальные участники этого спектакля эти самые головы вздумают поднять.

Подозреваю, что приблизительно те же мысли вертелись сейчас в головах отца Евгения, и Екатерины Вилкиной. Они оба являлись представителями текущей власти. Каждый из них был винтиком в сложном и запутанном механизме государственного устройства. И для них моя Вера была сейчас врагом. Я же был инструментом, при помощи которого этого врага можно одолеть. Именно поэтому отец Евгений старался настроить меня на единственно правильный, по его мнению, исход. Веру нужно было остановить любой ценой. И лишь я мог заплатить эту цену. Мог, но не собирался.

— С фолиантом ты реальная боевая единица, — словно прочитав мои мысли, сказал отец Евгений. — Мы оба знаем, на что способна эта книжечка в бою. — Священник явно намекал на то, с какой легкостью мне удалось одолеть целый ведьмовской ковен в Новгородской области. — Не рассчитывай на то, что тебе удастся уговорить Веру сдаться.

— Я знаю. — Озвучивать собственные мысли я и не думал. Не первый день замужем, как говорится. Права была вурдалачка Алиса — нет в мире Ночи у меня друзей. Есть те, кто хочет использовать меня. С другой стороны, кто мешает мне играть по тем же правилам? Выдержав небольшую драматическую паузу, я повторил свою мантру. — Я должен попытаться решить все мирным путем. Вера послушает меня.

— Я понимаю, — кивнул мне священник. — И я дам тебе эту возможность. Но мы оба знаем, что шансы на успех слишком малы. Вера, скорее всего, пошлет тебя, куда подальше.

— И это в лучшем случае, — встала на сторону священника Вилкина.

— И все же я попытаюсь. — Твердо обозначил я свою позицию. — Она моя сестра!

— Попытаешься, — столь же твердо ответил мне полковник Смирнов. Он вновь был военным. Сильным, жестким, расчетливым. — Попытаешься, Горин. С фолиантом силы в руках. Мы оба знаем, что если тебе не удастся уговорить Веру сдаться, ее убьют. И ты единственный, кто сможет сделать это без потерь среди гражданских.

— Я тебя понял, — кивнул я священнику и махнул рукой. — Погнали за фолиантом.

«Ох, хозяин, — ментально отозвался Василий, — надеюсь, ты знаешь, что делаешь»

«Нет у нас выбора, Вася, — отозвался я, стараясь не выдать наш с ним диалог. — Нужно рисковать»

«Не доверяю я ей»

«И правильно делаешь. Ты план помнишь?»

«Не дрейфь, хозяин, сделаем все в лучшем виде»

* * *

Первый, внешний, круг оцепления мы преодолели исключительно благодаря моему «дару» убеждения. Перепуганный младший сержант ППС, стоявший в оцеплении, наотрез отказывался повиноваться природным инстинктам любого служивого человека. Это в мирное время документы отца Евгения творили чудеса и открывали для нас все пути. Сейчас же, когда под ружье поставили, чуть ли не пол-Москвы полицейских с ОМОНом, и подтягивали Росгвардию, «волшебная» корочка моего коллеги уже не работала. Тем не менее, мы попытались пройти, что называется, на харизме, взяв молодого служаку на понт. Однако на эту провокацию парень не повелся. ППСник демонстративно положил руку на кобуру с табельным оружием и вызвал к себе «старшего».

В целом, я уже на этом этапе понимал, что именно происходит. Легкое ментальное внушение незримой печатью висело практически на всех полицейских в оцеплении. В таком состоянии они и маму родную на концерт «Аншлага» не пропустят. Догадаться, откуда ноги растут было не сложно. Тут поработала опытная ворожея — ведьмы столь масштабную акцию потянули бы лишь в составе целого ковена, а то и не одного. Иные колдуны тоже могли бы провернуть подобное, но лично я таковых не знаю. Эти товарищи действуют либо по одному, либо в парах — ученик и учитель. Семей, как вурдалаки или оборотни, они не создают, в колдовские профсоюзы не вступают, предпочитая работать в соло. Со слов все того же отца Евгения, в России сильных колдунов практически не осталось, — не тянут они в одиночку конкуренции с ведьмами и ворожеями. Стало быть, работали тут именно ворожеи. Точнее одна конкретная. Почерк Пелагеи я узнаю даже с завязанными глазами. Да и вибрации силы, витавшие в воздухе, были мне хорошо знакомы. Это же, как отпечатки пальцев, только точнее.

Сломать в голове подошедшего к нам лейтенанта ментальные установки, возведенные Пелагеей, оказалось не сложно. Здесь ворожея работала, что говорится, «на отвали». Оно и понятно — внешнее оцепление не самый важный рубеж обороны. Он, скорее, сторожевой пункт, нарушив периметр которого, я дам понять своей «родственнице», что прибыл и горю желанием потягаться силушкой богатырской, (пардон, ворожейской).

Но делать было нечего. Я накинул на всех нас личины высокопоставленных военных и представился главным переговорщиком из «Главка». Что бы эта ахинея ни значила — для лейтенанта и его подчиненных она должна была прозвучать, как нечто серьезное — в свои слова я влил изрядное количество силы. Впрочем, ворожейское искусство наведения иллюзий на том и зиждется. Оно сродни сну — человек видит очевидный бред, слышит ахинею, но безоговорочно верит во все это и принимает правила игры.

К примеру, сейчас бедный лейтенант даже моего Василия видел в кителе и при полковничьих погонах. Ну а то, что из-под кителя хвост торчит трубой, да остроконечные уши из-под фуражки в разные стороны торчат — кому, какое дело? Боевой кот, может, он «заслуженный», может, даже Афган прошел… Забавно было смотреть на эту картину: летеха сперва бледнеет, затем удивляется, сопротивляясь тому, что видит, но все же, в итоге, смиряется с очевидным бредом и дает своему разуму принять навязанную извне действительность. Спустя минуту он уже уважает моего кота, как старшего по званию. Вуаля — перепрошивка завершена. Новый член общества, для которого кот-карьерист это норма, готов.

На все про все ушло не больше минуты. Нас пропустили, не забыв отдать воинское приветствие. Летеха даже указал, как нам быстрее пройти к оперативному штабу. Уже через пять минут мы достигли внутреннего кольца оцепления, что тянулось вдоль забора, окружавшего территорию Дома Правительства.

В скором времени мои выводы о причастности Пелагеи к творящемуся абсурду подтвердились. У КПП №3 нас встретил, непонятно что тут забывший, пышнозадый генерал-майор МВД с седыми висячими усами а-ля Тарас Бульба. Вилкина его признала сразу же, шепнув нам, что этот пупок возглавляет какое-то там особое подразделение по борьбе с организованной преступностью по городу Москве.

— Мерзкий тип, — подытожила Катерина свою характеристику. — Участвует не в одной коррупционной схеме и имеет высоких покровителей наверху. Уверен в своей безнаказанности и мнит себя богом местного разлива.

В целом, о том, что перед нами не самый достойный представитель исполнительной власти, было заметно не вооруженным глазом. Вел себя генерал нарочито по-хамски, как с подчиненными, так и с нами. Вопрос был в другом — с какого это перепугу генерал МВД занимается организацией работы КПП? Не Федеральная ли Служба Охраны этим заведует? Порывшись в генеральской голове, я (не без удовольствия) отметил следы присутствия в ней силы, схожей по вибрациям с моей собственной. Определенно и в этой голове поработали мои родственнички. А если конкретнее — Пелагея.

Радмила, как я понял, сейчас пребывала в мире ином — то есть, была предана Пелагеей Марте за каким-то хреном. Тут еще нужно было разобраться, за каким именно. Была у меня одна мыслишка, но ее я проверю позже. Марта же сотворила из Радмилы вурдалака. Выходит, ворожейский путь Радмилы в этом мире был завершен, но что-то мне подсказывало, что Пелагея пошла на столь радикальный шаг не только ради союза с вурдалаками. Да, ее мать теперь вурдалак и, скорее всего, сильный вурдалак, мощный боец-менталист — ворожейское прошлое не могло не сыграть своей роли в выборе Радмилой вурдалачьей специализации. Но, так или иначе, это уже не ворожея. Следовательно, и генерала этого, и всех остальных военных обрабатывала именно Пелагея. Ее и отправился искать мой кот, как и было у нас с ним оговорено заранее. Заодно Василий должен был выяснить, кто еще от мира Ночи наблюдает за всем этим спектаклем. В частности, меня интересовал бессмертный Геворг. Был у меня к нему разговор, и даже деловое предложение.

Мы же остались обрабатывать генерала. Как и предполагалось, на зачарованного вояку не произвели впечатления ни корочка священника, ни его звонок своему начальству. Ни о каком Священном Совете Синода при особом отделе ФСБ генерал не слышал, да и слышать не хотел. И уж тем более он не собирался пропускать нас на внутреннюю территорию Дома Правительства.

— Что ж, на том умываю руки. — Отец Евгений даже изобразил жестом сие библейское действие и посмотрел на меня: — Григорий…

— Понял, работаю.

— Что значит, «работаю»? Вы кто вообще такие? — Тут же возмутился генерал, но в тот же миг обмяк, словно мешок с картошкой и грузно рухнул на припорошенный снегом асфальт.

Ммм-да… Не так уж и крут этот боров на поверку. Простое ментальное внушение воспринял, как удар. А что мне оставалось делать? Я уже видел в его голове зарождающуюся мысль отдать приказ о нашем задержании. Нам еще с силовиками разборок не хватало. В таких случаях я предпочитал действовать на упреждение.

Завидев странную картину, от дверей КПП к нервному генералу тут же бросились двое его подчиненных. Судя по форме, они тоже не имели никакого отношения к ФСО — скорее всего, то была личная свита генерала. Офицеры помогли подняться своему начальнику, но тот уже успел прийти в себя. Уже готовые к радикальным мерам воздействия на нас, офицеры, нежданно негаданно, огребли от своего начальника, что называется, по самое «не балуй». Суть «претензий» к своим подчиненным генерал выражал, не особо стесняясь в выражениях, и все они сводились к одному — почему это важные переговорщики до сих пор не препровождены в оперативный штаб. Офицеры переглянулись, памятуя, что минутой ранее генерал орал на всех нас, но перечить начальнику не решились.

— Пройдемте. — Сухо кивнул один из них и повел нас через здание КПП на территорию Дома Правительства.

Внезапная протекция генерала, ответственного за организацию внутреннего круга оцепления Дома Правительства, никак не помогла в вопросе нашего трансфера на территорию сего важного административного объекта. Тут уже сопротивляться я не стал — пускай досматривают. Можно было, конечно, и ФСОшникам, охранявшим важный государственный объект, мозги запудрить. Я мог устроить так, что они бы нас на руках до места донесли, но тратить на эти фокусы свои драгоценные силы я посчитал блажью. Кто знает, с чем мне придется столкнуться на переговорах с Верой.

— Слушай, — поинтересовался я у отца Евгения, пока мы проходили досмотр и рамки металлоискателей, — а где, кстати, твои архаровцы? — Священник бросил на меня вопросительный взгляд. Я пояснил. — Ну, с кем мы за фолиантом ездили. Три группы, дюжина бойцов Совета. Где все? Разве ваши не должны сейчас оказывать противодействие Пелагее? Совет же, собственно, для этого и придуман, нет?

— Ты о чем? — Не понял священник, выкладывая перед рамкой металлоискателя все металлические предметы: крест и два старинных блюдца, серебряных, судя по характерному блеску.

— А ты еще не понял? — Фолиант я из рук выпускать не планировал и через свою рамку прошел с ним в обнимку. Датчики на меня исправно заверещали, но охрана и не подумала меня досматривать — их я все же взял под свой ментальный контроль. — Очевидно же, тут все под влиянием Пелагеи находятся, — продолжил я, — и те вояки в оцеплении, и генерал этот, и даже эти, вот… — Я кивнул на дежурных, что досматривали Вилкину. У нее у единственной из нашей троицы имелось при себе оружие. И именно к ней у ФСОшников появилось больше всего вопросов, не без моего вмешательства, разумеется. Возню с проверкой ее документов я решил использовать для приватной беседы с отцом Евгением. — Я уверен, те пупки, что в оперативном штабе заседают, тоже под влиянием Пелагеи находятся. Именно поэтому тут такой бардак творится! Разве у вас нет средств защиты против угроз такого рода?

Думаю, священник суть моего вопроса уловил. И вопрос этот отнюдь не был праздной болтовней. Мне действительно было интересно, как организуется охрана первых лиц государства от угроз подобного рода. Террористы, маньяки, бандиты, да кто угодно, включая простой взбунтовавшийся народ — это одно. Для защиты одних людей от других достаточно организованной и хорошо эшелонированной пропускной системы. Ну и еще одна малость — чтобы у силовиков оружие было, а у потенциальных террористов нет.

А что делать, если, скажем, какой-нибудь ворожее или какому-нибудь колдуну приспичит власть в стране в свои руки взять? К слову, проникнуть сюда, в Дом Правительства, даже я бы смог. Никакая ФСО РФ меня бы не остановила. Вон они стоят и в упор не замечают нас с отцом Евгением. Все их внимание направлено туда, куда я его направил — на упругую попку капитана Вилкиной. Чего уж говорить о таких опытных ворожеях, как Пелагея или Радмила. Опять же, любой сильный вурдалак смог бы с боем прорваться в любое госучреждение. Про организованную группу оных я вообще молчу. А если учесть их физические возможности, ту же силу или скорость передвижения, то и вовсе страшно становилось за безопасность человечества — попробуй, останови таких обычными средствами.

— Ну, во-первых, твоя сестра здорово нас одурачила, назвав имя следующей жертвы на камеру.

Священник, как и я, прошел досмотр без каких-либо проблем и сейчас просто стоял рядом со мной, меланхолично наблюдая за тем, как Вилкину беззастенчиво щупал, один из охранников. Не положено, конечно, мужикам девушек на предмет скрытого оружия досматривать, но я не устоял перед соблазном позлить Вилкину. Судя по недобрым огонькам в ее взгляде, она поняла, кто на самом деле над ней издевается, но терпеливо ждала, когда унижение завершится. Я лишь руками разводил, показывая, что не при делах тут вовсе. Мол, а как вы хотели, Катерина Алексеевна — заявиться со стволом к одному из самых охраняемых зданий в стране, и рассчитывать на то, что вас, вот так запросто, пропустят? Нет уж, дудки.

Отец Евгений, меж тем продолжил объяснять:

— Очень уж сильно запаниковали, — он картинно посмотрел на потолок, — там наверху.

— Прямо ТАМ? — присвистнул я. — На небесах в смысле?

Отец Евгений не сразу понял, что я прикалываюсь и посмотрел на меня так, словно я дите малое.

— Ниже, Григорий. Я про власть говорю.

— Не, ты просто так показал… Ну да ладно. И что, и что? Запаниковали они, дальше…

— Зная очередную цель Веры, они решили воспользоваться моментом и поймать твою сестру, как говорится, на живца. Но побоялись, что не справятся обычными способами. Привлекли Совет.

— Хочешь сказать, они весь личный состав Совета отправили на защиту этого Белкина?

— Да, — кивнул священник. — А Белкин этот прячется где-то в Сибири. Представляешь, как сейчас напугана власть, если туда почти всех свободных бойцов Совета спецбортом МЧС направили?

— А в обычные дни, я имею в виду, когда моя сестра не пытается госпереворот устроить, как подобные объекты охраняются?

— В обычные дни тут дежурят наши люди. Почти при каждом подобном учреждении есть небольшая церквушка или часовенка. Если не на территории, так, в непосредственной близости к ней уж точно. Это, во-первых.

— А, во-вторых?

— А во-вторых, тебе знать не положено. Но если кратко, то все подобные объекты во всех странах мира защищены мощными магическими артефактами и заклятьями. Просто так в госучреждения не пробиться, и на умы, работающих в них сотрудников, не повлиять.

— Что, и Белый Дом защищен? Я про тот, что в Вашингтоне.

— И Белый Дом, и Вестминстерский дворец с Аббатством, и Елисейский дворец, и…

— Да понял я, — шикнул я на священника, — можешь не перечислять дальше. Сегодня-то, что сломалось? Где охрана?

— Ну, Кремль и Госдума защищены. — Священник виновато улыбнулся, подходящей к нам Вилкиной. Ее, наконец, досмотрели и «пробили» по всем имеющимся каналам. Катерине даже табельное оружие вернули, что для меня было полным сюрпризом. Это на кого же она работает, что даже завороженные ФСОшники ее за свою посчитали?

— Твоих рук дело? — Прорычала она на меня, когда мы выходили из здания КПП.

— Не имею ни малейшего понятия, о чем ты. — Невозмутимо ответил я и обратился к священнику. — Так, и что с остальными?

— Наших бойцов сняли лишь отсюда и из штаба Совета. Но защита, наложенная ранее, никуда не пропала.

Вилкина мгновенно включилась в тему.

— И как далеко распространяется защита?

— Весь внутренний периметр, — ответил священник.

— Граждане, пройдемте. — Нашу беседу прервал один из сотрудников ФСО. — Мне велено вас на заседание проводить.

Нам ничего не оставалось, как пройти за мужчиной в строгом черном костюме. Они тут все в таких ходили. Миновав парковку перед подземными гаражами, мы прошли к небольшому двухэтажному зданию, где, собственно и располагался тот самый оперативный штаб, куда стекалась вся актуальная информация по сложившейся ситуации и где, собственно, должны были приниматься основные решения по урегулированию кризисной ситуации.

— Наверх по лестнице и направо — там зал для заседаний, не промахнетесь, — пропустил нас в здание охранник, приложив к электронному замку на двери свой пропуск.

— Ух — ты! Круто! — почти искренне восхитился я, — а мне такой не дадите? Очень выручит в работе.

— Да, бери мой! — дружелюбно улыбнувшись, протянул мне пропуск охранник.

— Вот, спасибо, вот выручил, брат! — похлопал я по плечу завороженного мною охранника. — Можешь взять отгул и жену с детьми в аквапарк сводить.

— Правда? — просияло лицо служивого детской, невинной улыбкой.

— Конечно, друг. Отдыхай. Мы тут сами уж как-нибудь.

Охранник еще раз улыбнулся, пустив слезу умиления, и тут же убежал в сторону КПП №3.

За сценой наблюдали Вилкина и священник.

— И зачем? — не выдержал первым отец Евгений.

— Что, «зачем»? Ах, это! — Я повертел в руках заветный пропуск и сунул его в карман брюк. — С пропуском мы гораздо мобильнее. Он же наверняка все двери открывает.

— Думаю, он про другое спрашивает, — одернула меня Вилкина. — Зачем ты его заворожил?

— Хотел проверить слова нашего полковника, — мое лицо растянулось в довольной ухмылке. — Не работает ваша хваленая защита здесь. Следовательно, Пелагея тут давным-давно хозяйничает и порядки свои устанавливает. Буквально с самого начала захвата здания.

— Что же, спасибо, что проверил, — поджав губы, ответил священник. — Но больше так не делай, пожалуйста. Особенно с высшим руководством операции.

— А это уже, смотря как сильно им засрала мозги Пелагея, — развел я руками.

— Только не говори, что сможешь «разасрать» их обратно, — процедил священник.

— Не «разасрать», а разворожить!

— Что же, сейчас и проверим, — подытожила Вилкина, утомившись нашей перепалкой, и первой направилась наверх.

И только мы двинулись по лестнице за Катериной, как позади нас послышались, сперва единичные выстрелы, а после, почти сразу, целые автоматные очереди.

На улицу мы выбегали уже под какофонию криков, беспорядочной пальбы и странного низкочастотного гула. Позже выяснилось, что это не гул, а утробный рык.

— Это же сюр, какой-то! — только и смогла выдавить из себя Вилкина, узрев картину, что предстала перед нашим взором.

Откуда-то из недр подземной парковки монументального здания бежала толпа, нет, наверное, это уже не люди были — бежала толпа упырей. Штук тридцать-сорок, так сразу и не сосчитать. И бежала она к забору, за которым стояли солдаты оцепления. Одновременно с волной упырей, хлынувшей на силовиков с парковки, из окон здания, сыпались тела других упырей. Нежить пролетала несколько этажей, неуклюже падала на асфальт перед зданием, разбиваясь в мясо с неприятным «чвакающим» звуком, забрызгивая все вокруг себя густой кровью, мозгами, содержимым разорванных брюшных полостей, а после вставала и, как ни в чем не бывало, присоединялась к своим собратьям. По озверевшей толпе голодных упырей стреляли солдаты из оцепления, не давая нежити перебраться через забор.

Ситуация усложнялась с каждой секундой. Упыри рассредоточивались по периметру. Их количество во внутреннем дворе Дома Правительства увеличивалось с каждой секундой. Среди военных началась паника. Было непонятно, кто отдал приказ открыть огонь. Вполне возможно перепуганные насмерть солдаты из оцепления сами приняли такое решение, а может их подстегнула и воля Пелагеи — не знаю.

— Что за, нахер? — только и смог выдавить из себя я, натурально растерявшись.

— Вы кто такие?

Позади нас на улицу выбежало несколько военных при больших звездах — видимо, те самые члены оперативного штаба, что при явном пособничестве Пелагеи никак не могли собраться и организовать хоть какое-то подобие организованного сопротивления. Но при этом на внезапную «движуху» они отреагировали четко. И зря, на их появление тут же отреагировали ближайшие к нам упыри и сменили вектор своего движения. За ними в нашу сторону устремились и другие вурдалачьи «болванки». Буквально через пару секунд наша небольшая группа, состоящая из нас троих и пятерых военных, была приперта к стенке.

— Назад! — заорал отец Евгений, первым осознав степень угрозы. С такой толпой голодных упырей никому из нас справиться не было под силу. Все живые бросились обратно в здание.

Дверь успели захлопнуть перед самым носом упырей из первой волны, что успела до нас докатиться. Массивная стальная преграда тут же содрогнулась и завибрировала от мощных ударов извне. Было понятно, что при таком бешеном натиске дверь долго не продержится.

— Наверх! Живо! — это уже отдавал приказы один из генералов. — Запереть дверь! — Продолжил командовать он, после того, как мы поднялись в конференц-зал, где находилось еще с дюжину офицеров. По всей видимости, атака упырей застала штаб в разгар заседания. — Забаррикадироваться! Всем, чем можно! Столы, стулья — ставь в распорку!

— Окна, окна проверь! — вторил ему другой мужчина в штатском, не менее властным голосом.

— Дать мне связь! — Продолжал орать первый генерал. — Что тут, (непечатно), вообще происходит⁈ Что это за блядство, нахер⁈

Меня буквально на руках внесли на второй этаж и тут же оттеснили куда-то к стене, велев не двигаться. Ну, собственно, не такая и плохая идея. Я уселся на пол, закрыл глаза и вывалился в посмертие. Нужно было разведать обстановку, оценить ситуацию снаружи и понять, что тут вообще происходит. В первую очередь меня интересовало, откуда в Белом Доме столько упырей и кто, собственно, ими управляет. Ой, как-то двусмысленно прозвучало. Ну, вы и без того поняли меня. Надеюсь.

Загрузка...