Ворожей Горин – Фолиант Силы

Глава 16

Наша троица разместилась на лестничной клетке. Мы с отцом Евгением сидели на холодных ступенях, прикладывая пакеты льда к разбитым переносицам, и молчали. Ступенькой выше разместилась Вилкина, скрестив на груди руки. Причем, выглядела девушка так, словно это не мы со священником пострадали от ее руки, а наоборот. Всем своим видом она демонстрировала миру, что это ее чувства были растоптаны, а законные права попраны.

Вот вам, батенька, и слабый пол. Мало того, что отмудохала двух здоровых мужиков, так еще и жертвой себя назначила. Может, я все-таки зря ей не стер память, когда была возможность? А, может, стоило и в дурку ее определить, как советовал мне Василий однажды. Ладно, вопрос риторический и к делу не относится. Как ни крути, а капитан Вилкина мне здорово помогла в свое время. А после еще и пострадала за свою помощь. Будем считать, что сочлись.

Пакеты со льдом нам любезно предоставил один из судмедэкспертов, работавших на этаже. Пожилой медик, кажется, был знаком с Вилкиной, поскольку после безобразной сцены, что устроила Катерина, они еще минут пять мило общались. О чем шептались старые знакомые, мне слышно не было. Ясно было одно — судмед что-то знал о мире Ночи. За разговором с Вилкиной он то и дело поглядывал на меня и отца Евгения и в целом из всех присутствующих выглядел самым спокойным. Учитывая всю чертовщину, что здесь творилась, вкупе с фактом, что это место из любого живого существа высасывало жизненную силу, что твой пылесос, бодрость старика вызывала вопросики.

Впрочем, мне сейчас было не до него. Мало ли, кто еще вхож в тему мира Ночи. Дед этот явно не первый день работает — чай, насмотрелся за годы службы всякого. Мне бы кровь остановить, а она, зараза, никак не хотела униматься. Все стекала по задней стенке глотки тоненькой струйкой, заставляя поминутно сглатывать. Странно, что мне сейчас сила никак регенерацию не включала — обычно такие плевые ранения за пару секунд излечиваются, а тут… Неужто на этот раз она солидарна с мнением Вилкиной?

«Ну, да-да, — пытался я мысленно договориться со своим Альтер-эго, — с какой-то стороны Катерина права — я действительно должен был поставить ее в известность о том, что жив»

В ответ на мою слабую попытку раскаяться, я получил мощный «прострел» от пяток до тазового дна. По ощущениям это похоже на сильный удар тока. С некоторых пор, моя сила, таким образом, дает мне понять, что я в чем-то не прав. Причем, работает эта странная коммуникация и в том случае, если я, по мнению силы, веду себя правильно. Скажем, когда я фолиант изучал, то испытывал очень необычные и скорее приятные ощущения. И вообще я заметил, что если все идет так, как угодно моей силе, по всему телу разливается волнительное тепло, доставляющее очень приятные ощущения. Все мои энергетические центры в такие моменты открываются и начинают функционировать на все сто процентов.

«Ай! — возмутился я, еле сдержавшись, чтобы не подпрыгнуть от неожиданного прострела. В целом, я понимал, в какое русло моя сила направляет ход моих мыслей. — Ладно, ладно — и в отношении Веры я также залагал — нужно было и ей как-то сообщить, что я жив. Сейчас бы не разгребал всю эту херню! Довольна?»

Сила мне на это никак не ответила, но и прострелы больше не повторялись, что уже можно было трактовать, как достижение определенного статус-кво между нами. Все-таки, правы были мудрецы прошлого, утверждавшие, что в любом человеке изначально заложена, правда. Человек всегда подспудно знает, как правильно поступить. Не всегда он может смириться с этим, это да. Но, так или иначе, информация о том, как «правильно», а как «не правильно» в человеке присутствует изначально. И штука эта называется совестью. У всех она есть, но не все ею пользуются.

— Этого-то понятно, — прогундосил спустя время священник, кивая в мою сторону, — а меня-то за что, Катерина?

Вилкина выразительно посмотрела на священника.

— Хочешь сказать не за что, Смирнов? — Девушка явно не считалась с духовным саном священника и называла батюшку его прежним мирским именем. — Ты же первый эту сволочь покрывал!

Вилкина больно ткнула меня пальцем под ребра.

— Да, хорош уже! — постарался отмахнуться от нее я и даже привстал, чтобы свалить, куда подальше, от агрессивно настроенной представительницы закона, но тут же получил моральное внушение:

— Так, сидеть, я сказала! Не уйдете, пока все не объясните!

— А может это вы нам, Катерина Алексеевна, объясните, что забыли здесь? Дело-то вас, как бы, не касается. Им военная прокуратура занимается и мы, ФСБ.

— Или все же Совет, которого не существует? — Язвительно уточнила Вилкина, посмотрев при этом на священника с такой ненавистью, что даже мне поплохело. Сильная она все же баба. Я про ментальный план. Сама того не понимая, она обладала ужасающей мощи энергетикой. И как раз сейчас эта самая энергетика била через край. Вилкину, казалось, прорвало. — Я их, значит, спасаю! После, при смерти лежу, а они ко мне какого-то козла подсылают и давай увещевать, что, мол, никакого мира Ночи не существует, все, дескать, больная фантазия маньяка Горина. Я тебе звоню, она опять пихнула меня кулачком под ребра, — абонент не абонент. Ладно, думаю, сейчас Смирнова за яйца возьму…

— Катерина! — хором возмутились мы с отцом Евгением. Откуда-то сзади послышался протяжный свист Фокина. Наши маленькие разборки, кажется, вывели мужчину из ступора.

— Ой, да идите вы оба! Я к ним со всей душой, а они меня игнорят! Я по вашей милости, между прочим, чуть в психушку не загремела. И ладно этот ваш, генерал, кто он там тебе, начальник, сват, брат?

— Отец, — пробубнил священник, — духовный.

— Да хоть деверь, — фыркнула Вилкина, — мне похрену! Ладно, он из меня идиотку делал, ты-то какого хрена мне в ту же дудку дудел? «Забудьте, Катерина Алексеевна, вы были не в себе, вами манипулировали. Горин мертв…» — это все твои слова, Смирнов! Или забыл?

— Приказ был, — уныло протянул священник. — И давайте, потише. Вокруг все же люди.

— Приказ у него был… А теперь чего? Не приказ? Вот она я, вижу вас обоих в добром здравии. Где, кстати, третий? Эй, жопа пушистая?

Катерина поводила взглядом по лестничной клетке. И надо же было моему Василию именно сейчас явиться.

— Здорово корова! — язвительно протянул кот, увидев всю диспозицию. Окружающие услышали лишь протяжное и заунывное мяуканье.

— О, — ткнула Вилкина в моего кота пальцем, — вспомнишь солнышко, вот и лучики! Здравствуй, киса!

— Нахер иди, ведьма! — огрызнулся Василий, уселся двумя ступенями ниже и принялся демонстративно вылизывать себе то, что в приличном обществе обычно не лижут.

На его кошачьем языке это действо было выражением высшей степени неприязни к собеседнику. Вилкину можно было поздравить — она, будучи человеком, смогла встать в табеле о рангах моего кота на одну ступень с вурдалаками. И еще большой вопрос, кого мой Василий недолюбливал больше.

— Что киса промурлыкала? — радостно переспросила меня Вилкина.

— Он тоже рад тебя видеть, — ответил я, — и просит напомнить, что его зовут Василий и он кот, а не «киса».

— Ути-пути, какая сердитая кися…

Вилкина нарочно провоцировала Василия. Она даже не поленилась и подошла к нему, чтобы погладить, но руку все же одернула, когда Василий занес для удара свою огромную лапищу, когти на которой размером лишь самую малость уступали когтям какого-нибудь сервала или рыси.

— Кать, вот сейчас реально перегибаешь, — не выдержал я и спросил в лоб капитана Вилкину: — Ты вообще чего добиваешься?

— Во-первых, Екатерина Алексеевна, а не Кать. Во-вторых, не «Ты», а «Вы»!

— У вас пунктик что ли? — куда-то в сторону пробубнил Фокин, проходя мимо нас.

Майору, кажется, не очень нравилось пребывать на месте преступления, и он пользовался всякой возможностью улизнуть подальше отсюда. На этот раз, он помогал выносить ноутбуки. Если бы не появление Вилкиной, он бы вообще сюда не поднимался. Вилкина же ему ничего не ответила, лишь проводила следователя презрительным взглядом и продолжила свою тираду уже после его ухода.

— А в-третьих, думаю, вы лучше меня знаете расклад, и не мне предлагать вам сотрудничество следует, а вам думать, как переманить меня и мой ресурс на свою сторону.

— О каком, простите, ресурсе речь идет? — уточнил отец Евгений. У него, наконец, остановилось носовое кровотечение, что позволило ему говорить нормально. — Сдается мне, именно ваш ресурс здесь покрошили сегодня ночью.

— Уверяю, на этом отряде возможности моих нанимателей не ограничиваются. И тут, как я поняла, накладка вышла. А в целом, нам всем нужно одно и то же.

Вилкина, была готова продолжить свою мысль, но я ее прервал.

— Катерина, я, с вашего позволения, отойду — нужно кое-с кем пообщаться, пока не поздно. А вы свои раскладки нашему батюшке изложите. Я все равно тут ни разу не главный. Так что, все возможные коллаборации обсуждайте с ним. Вася, пойдем-ка с бойцами пообщаемся.

— Нет, — воскликнула Вилкина и бросилась за нами следом, — никуда вы не пойдете, пока я с вами…

И тут меня накрыло. Нет, ну, правда, сколько можно истерить? Я резко притормозил, развернулся и, вытянув руку в сторону разбушевавшейся женщины, изобразил, как мог, акцент одного известного австрийского бодибилдера:

— Hasta-новись-ка, бэйби!

И, ведь, сработало! Сам не ожидал. Вилкина замерла на месте, боязливо озираясь по сторонам. Очевидно, с классикой мирового кинематографа она знакома не была, а вот окружающих моя выходка изрядно насмешила. Даже отец Евгений улыбнулся. Собственно, именно он и позволил мне продолжить воплощать в жизнь задуманное, оттащив от меня Вилкину.

— Пойдемте, Катерина, я вам все объясню. А Григорию действительно нужно кое с кем пообщаться. Мы же с вами, лучше допросим выжившего…

— Да знаю я этого выжившего…

Реплику Катерины я не дослушал, поскольку на автомате шагнул в посмертие. Мне в целом и не интересно было, что она скажет. Я уже видел того бедолагу и даже «скользнул» мельком по его мыслям, пока с ним возились медики. Выжившим был некто Виктор Самойлов и работал он с Вилкиной — точнее, она так думала. На самом же деле в его мыслях я увидел вожделение, зависть, злобу и неприкрытое желание всадить своей номинальной начальнице нож в спину. И да, парень действительно не вынес того, что здесь увидел и тронулся рассудком. С ним я планировал поработать после беседы с призраками. Мне было интересно, каким это боком простой опер перекликается с самой Вилкиной, а самое главное, как он оказался в составе группы захвата, которая пыталась задержать (или, что более вероятно, устранить) мою сестру.

— Ну, все? — на всякий случай уточнил у меня старший группы, разведя руками. — Вы уладили свои разногласия?

Очевидно, спецназовец уже смирился со своим посмертным состоянием и даже принял правила игры. Он прекрасно понимал, что из всех присутствующих я был единственным, кто мог с ними контактировать, а это означало, что ссориться со мной было не в его интересах. Я оказался его единственным мостиком между миром живых и посмертием. На удивление хладнокровный человек. Был.

— Прошу прощения за задержку, уважаемый, — начал я, но вояка меня остановил жестом.

— Не трудись расшаркиваться, парень… — Он неуверенно обернулся и пристально посмотрел куда-то в самый темный угол просторного помещения. — Чувствую, времени у нас в обрез. Так что давай сразу по существу.

Уж не знаю, как именно призраки воспринимали мир посмертия, но я тут же уловил смысл сказанного. Там, куда смотрел офицер, начинала сгущаться тьма. Я уже видел это явление раньше. Именно оттуда в скором времени появятся посмертные вестники. А это означало, что времени у нас действительно не так уж и много. Видимо, усопшие тоже чувствовали приближающуюся опасность. Я кивнул погибшему офицеру и кратко изложил то, что, по моему мнению, ему нужно было знать о смерти в первую очередь.

— И что, вариантов никаких? — выслушав меня, угрюмо уточнил Серега — так звали покойного. Он действительно был командиром группы, а потому говорил я только с ним. Остальные призраки терпеливо ожидали итогов наших с ним переговоров в сторонке. Табель о рангах, знаете ли, она и после смерти прекрасно работает в хорошо организованных группах.

— Варианты есть, разумеется, — не стал я кривить душой, — но они тебе не понравятся. Как и мне, впрочем.

— Почему?

— Потому что с теми, кто умудрился ускользнуть из лап посмертных вестников, работаю обычно я. Ну, или такие, как я.

— А договориться, никак? — в полупрозрачных глазах служивого на мгновение проскочила искорка надежды.

Очевидно, никто из усопших к окончательному упокоению готов не был. Да и как, позвольте узнать, было к такому подготовиться? Я понимал их, но в то же самое время, моим долгом было настроить их на правильный исход. Именно поэтому я, не колеблясь, открыл ему всю правду.

— Даже если я закрою глаза на то, что по этой заброшке станут околачиваться призраки, вас, рано или поздно, отсюда попросят. Снесут, к примеру, эту рухлядь, а на ее месте возведут какой-нибудь торгово-развлекательный комплекс. Или еще хуже, возведут жилой комплекс на тысячу квартир. Да, для вас это будет хорошим раскладом — будет кого кошмарить. А для мира живых вы станете проблемой. Рано или поздно кто-то догадается в чем проблема. В таком случае, сюда придет кто-нибудь вроде меня, проведет нужный обрядец, и вас заберут.

— Так, то потом будет, ворожей, — резонно возразил Серега, — несколько лет свободы уже неплохо. Разве не так?

— Не спеши, дружище, посмертие свободой называть, — возразил я ему. На самом деле мне, страсть как, не хотелось углубляться в эту тему. Двумя словами тут не объяснить, а времени на полноценную лекцию о мире посмертия у нас не было. С минуты на минуту сюда заявятся вестники, и на этом мой допрос будет окончен, а у меня тут еще и конь не валялся. С другой стороны, чисто по-человечески, моего собеседника понять было можно — чай, не каждый день лютой смертью погибаешь, да на границе миров оказываешься. Кто им все растолкует, если не я? По большому счету, я для них сейчас самый, что ни на есть, настоящий подарок судьбы. Правда, посмертный подарок, но это все же лучше, чем ничего. Другие в подобной ситуации вообще никакой информации не имеют и практически сразу нос к носу с посмертными вестниками встречаются. Никто им не разъясняет, как действовать, что говорить, и чего делать точно не стоит. Так что, раз уж так сложилось, я решил проявить свою ворожейскую ответственность и облегчить посмертие этим парням. В конце концов, они жизни свои положили служению Родине, буквально, и не виноваты в том, что попали в столь коварный замес. — Посмертие, — попытался я донести до Сереги мысль, — не есть второй шанс. Это граница между двумя мирами. То, что было до, человек знает. Что будет после — неведомо никому. Даже мне. Граница же необходима, чтобы организовать переход. Это, своего рода, зеленая зона, как в аэропорту. Ты уже не на Родине, но еще и не пересек границу другого государства. Позади таможенный контроль, впереди перелет и такая же таможня на другой стороне.

— И кто за таможенников? — Угрюмо уточнил офицер.

— Здесь посмертные вестники. О них я тебе уже рассказывал. Там — не знаю. Не бывал, к сожалению. Или к счастью.

— Если вернусь, расскажу, — печально улыбнулся Серега.

— Не вернешься, — уверенно ответил я ему, стараясь не замечать его потухшего взора.

— А почему в этом чудесном дьюти фри перекантоваться нельзя? — поинтересовался призрак, окинув грязное помещение взглядом. — Пошлю я, скажем, твоих посмертных вестников на три развеселые буквы и не пойду с ними. Что будет?

— Для начала ты сойдешь с ума. Да-да, не удивляйся. Душевнобольных называют именно так не из прихоти. У них в первую очередь именно что душа страдает. Да, случаи бывают разные — физическое повреждение головного мозга, порой, тоже может нарушить сознание. Но истинные психи — все же те, кто болен душой. Вы же сейчас есть суть — духи. То есть, квинтэссенция вас самих. Плоть мертва, но мы не есть куски мяса. Нас делает нами именно душа. И именно в таком состоянии вы максимально беззащитны. Заблудшая душа для начала теряет ориентиры, сперва, физические, а после и нравственные. А далее, она начнет терять и контроль над собой. Как правило, заблудшие души терзаются невозможностью жить, как прежде. Разумеется, любое живое существо выводит их из себя. Призраки, задержавшиеся на этой стороне, начинают тиранить живых и делают это на протяжении нескольких лет, а то и веков. А теперь подумай, Серега, вот о чем — как ты прожил свою жизнь? Много ли грехов совершил, в каких успел покаяться, а какие до сего дня тебя терзают? Есть у тебя такие?

Призрак задумался, а после вполне серьезно ответил:

— Я верующий человек, ворожей. Веришь, нет — я каждое воскресенье в храм хожу. Эмм, ходил… Меня супруга туда привела в свое время. Мы познакомились и сошлись именно на почве воцерковления. Да, бывало и маловерие в нашей жизни, кризисы и прочие щекотливые моменты. Но так, чтобы совсем в Бога не верить — нет. Но даже в моей жизни, вполне себе праведной, — он, вдруг, закатил глаза, призадумавшись на секунду, а после уточнил, — несмотря на профессию, я прожил достаточно честную и достойную жизнь. Но даже в ней было такое, в чем я не смог раскаяться искренне. О своих парнях сказать не смогу — любая душа — потемки, но, думаю, у всех, плюс-минус, похожая ситуация. У всех есть грехи, ворожей.

— И вам в скором времени придется ответить за них, Серега, — максимально серьезно сказал я. — А теперь представь, сколькими грехами вы отяготите свои души, пребывая полоумными бесплотными духами на границе миров? Как лучше перед Всевышним предстать — обремененным лишь своими земными грехами, или же нахватавшись тех грехов, которые можно было бы и не тащить за собой?

— Я услышал тебя, ворожей. — Серега говорил спокойно. Он вообще, как по мне, очень достойно воспринял все случившееся. Не паниковал, не истерил, не бегал туда-сюда по всему посмертию, как некоторые иные души, и не просил что-либо сделать для себя. Еще достойнее он принял все, что я поведал ему о посмертии. — Похоже, нет у нас иного выбора, кроме как с посмертными вестниками за кромку уйти? — Я покачал головой.

— Боюсь, что нет.

— Что ж, ясно. Разберемся, — коротко и по-мужски ответил офицер.

— Серег, а можешь все, что я тебе сейчас сказал своим парням передать? Зашиваюсь, на каждого столько времени нет. А бегать потом за каждым не с руки сейчас. Слишком уж серьезная каша тут заваривается.

— На это счет не беспокойся, ворожей. У нас все четко с этим. Как скажу, так и сделают.

— Вот, за это спасибо.

Серега кивнул.

— Ты сам-то чего хотел узнать у нас? Сомневаюсь, что ты этот ликбез по доброте душевной мне организовал. Ищешь того, кто нас прикончил?

— К сожалению, я знаю, кто это был.

— Да? — удивился Серега.

— Моя сестра. Она вурдалак. Прости, так вышло. — Мне не нравилось направление, куда повернула наша беседа, но я чувствовал, что будет правильнее открыть этому человеку всю правду. — Отчасти, в вашей гибели виноват я.

— Это твой крест, ворожей. — Довольно спокойно ответил мне призрак, но после все же поднял на меня тяжелый взгляд и повторил свою же мысль. — Никто не безгрешен, но тебе тоже придется ответить за свои грехи.

Мне оставалось лишь кивнуть ему. Этот его взгляд я буду еще долго вспоминать. Только сейчас я в полной мере осознал, как сильно на окружающий меня мир влияют любые мои решения.

Меж тем, тьма в дальнем углу помещения уже приобретала вязкость гудрона. По моим прикидкам у нас оставалось не больше минуты.

— Кто вами руководил? — задал я свой главный вопрос.

— Тот кретин, что выжил.

Серега кивнул на медиков, пытавшихся привести в чувство Самойлова.

— По какому праву? Кто за ним стоит?

— Мы люди подневольные, ворожей. У нас свои начальники и командиры. И их приказы мы обсуждать не привыкли, сам понимаешь — служба. Три недели назад нам спустили приказ поступить в полное распоряжение этого типа. В целом, все это время мы на базе хером груши околачивали. Нам этот Самойлов никак не докучал. Просто приезжал, забирал двоих-троих бойцов для работы «в поле». В основном, наблюдение, охрана, слежка. Пару раз мои пацаны прессовали каких-то барыг в области. Я, так понимаю, этот пидор параллельно пользовался нами в своих интересах.

— А сегодня?

— А сегодня ночью он всех в ружье поставил. Взволнованный был, словно девственности лишился. Все про какую-то Вилкину бубнил, мол, нос ей утрет, да на место поставит.

— Она его руководитель. Получается, он этот штурм в обход нее предпринял.

Серега лишь руками развел, осознав вдруг, что он и вся его группа погибла, по сути, из-за амбиций одного недоумка. Пойти на спятившего вурдалака, без подготовки и подстраховки — это однозначно премия Дарвина. Вопрос лишь в том, почему самого Самойлова моя сестра не убила. Неужели только для того, чтобы передать послание про некоего Белкина?

Я хотел задать еще один вопрос, о том, кто конкретно из руководства Сереги отдавал приказ подчиняться Самойлову. Вообще-то подобная информация была засекречена — бойцы спецподразделений не просто так свои лица прячут под масками. Чего уж говорить о тех, кто им приказы отдает? Но для Сереги вся эта конспирация уже не имела никакого смысла. Он свое уже отвоевал. Я же надеялся через его начальников выйти на тех, кто, собственно, спецназовцами свои задницы прикрывал, а через них выйти и на следующих потенциальных жертв мой сестренки. Не успел.

Их оказалось трое — посмертных вестников, что пришли за мужиками из «Альфы». С их появлением Серега перестал быть собой. Он словно потерял ко мне и нашему разговору какой-либо интерес. У меня даже сложилось впечатление, что он перестал меня видеть. Растерянно оглянувшись и увидев приближающихся к его группе мужчин в строгих черных костюмах, он направился им навстречу. По моей воображаемой спине пробежали мурашки. Лица посмертных вестников были до безобразия похожими и одновременно ничем не запоминавшимися. Попроси меня кто нарисовать их или составить фоторобот, я бы не смог. Видимо, такое у них свойство — быть кем-то и никем одновременно. Наверное, такой и должны видеть смерть усопшие — ни с чем и ни с кем не ассоциировать ее.

— Прощай, — прошептал я в пустоту, глядя, как в свой последний путь уходит командир элитного спецподразделения.

Задерживаться в посмертии уже не было никакого смысла. Я уже видел работу посмертных вестников и не горел желанием пересекаться с ними лишний раз. Вернувшись к реальности, я обнаружил перед собой отца Евгения. Выглядел священник взволнованным.

— Наконец-то… — вздохнул он.

— Я что-то пропустил?

За него ответил мой кот.

— Вилкина твоя чуть было Самойлова не добила. Она его во всех смертных грехах обвиняет.

— Не без повода, — ответил я вслух, глядя на отца Евгения. — Что не так?

— Вера объявилась.

— Белкина грохнула? — предположил я.

— Мы тоже думали, что именно он ее следующая жертва. Организовали его защиту. Направили три отряда служителей Совета. Со стороны МВД, то есть со стороны тех, кто нашу Вилкину нанял, тоже людей выделили.

— И что?

— И ничего. Жив Белкин.

— Тогда, что не так?

— Вера «Белый дом» штурмует, Горин.

— В Вашингтоне? — затупил я.

— Ты дурак? — Священник покрутил пальцем у виска. — Я про наш дом Правительства. Ты даже не представляешь, что творится на Краснопресненской набережной. Поехали, нас ждут.

— А с этим что делать?

Я кивнул на Самойлова, с которым безуспешно пыталась наладить контакт Вилкина.

— Ты его сможешь в чувство привести? — Подумав секунду, спросил священник.

— Думаю, да. Мне бы в его памяти покопаться. Может, чего и нарою.

— Тогда, с собой берем. Все, погнали. В машине с ним поработаешь.