Воин-Врач

Глава 20 Планирование по-Чародейски

Когда обоих греков отволокли в разные погреба, чтобы вдумчиво, убедительно и предметно повыспрашивать об особенностях международного шпионажа, подрывной диверсионной идеологической работе и прочих богословских вещах, мы продолжили совещаться. В свете последних, вот прям только что произошедших, событий князь искренне радовался, хоть снаружи это и не было заметно, что не поддался на уговоры Рыси и настоял на том, чтобы Гарасим со Ставром тоже присутствовали. Какое-то внутреннее чутьё говорило, что это было очень верным решением.

Безногий дед, шустро соскочивший на руках с лавки, и на них же подобравшийся к задёргавшемуся и едва не удавившему себя греку, скупо и деловито ошмонал открывшегося с неожиданной стороны митрополита. И удивил и его, и каждого из нас.

Георгий оказался той ещё змеёй. Перевязь со швырковыми ножами, обнаруженная под срезанной неуловимым движением рясой. Духовая трубка с длинными оперёнными иглами к ней, таившиеся в рукаве. Складной крюк-кошка, скрывавшийся в верёвке, что опоясывала рясу. Наперсный крест с выкидным лезвием, что как и ножи было покрыто какой-то желтоватой плёнкой. Два кошеля с золотыми монетами. Очень неожиданно было узнать, что архипастырь не выходит из храма, не захватив деньжат, на которые можно было бы купить, пожалуй, каждый дом в городе, а то и улицу с переулочком, если подальше где. Добил же дед всех, когда засунул рычавшему митрополиту в рот рукоятку своего ножа, разжав зубы, треснув предварительно по уху, как-то хитро сложив ладонь лодочкой, так, что грек «поплыл» с одного хлопка. Протянув требовательно ладонь к Рыси, старик взял положенный в неё нож, и, пошерудив во рту вяло дёргавшегося Егора, достал два зуба. Почти настоящих, только оказавшихся пустыми внутри. Со значением глянув на Гната, дед вернул нож, отёр пальцы о подрясник, и так же, на руках, вернулся за стол.

— Видали мы таких, — бурчал он, наливая себе кваску, — поискрит ещё глазками, поругается на своём, поблажит для приличия на дыбе. А потом ковырнёт ногтем во рту — и туда же, в Преисподнюю, на самом интересном месте. Нет уж, носатый, теперь ты всё расскажешь, — угрожающе протянул он, покосившись через плечо на Георгия.

— Все подохнете, дикари, — прошипел тот неожиданное для священника обещание.

— «Во славу Господа», ты забыл добавить, — издевательски хмыкнул инвалид, отпив квасу. Не оборачиваясь на змею, которой сам вырвал жало.

Вернулись женщины, Домна выскочила в коридор и через миг, ну максимум — два, вернулась с парой молодых девах, с кувшинами и блюдами. Верное решение, аппетит будто и начисто забыл, что обед закончился не так давно.

— Продолжаем, други, — развернул шкуру с чертежом Всеслав. — Про свеев сказ ваш запомнился мне. Пока они там брат с братом собачатся, выясняя, как бы и от Рима золота получить, и от своего народа красного петуха или стрелы́ в бок не поймать, надо бы помочь единоверцам. Значит, пока я в яме загорал, Эрик Стенкильссон повздорил с Эриком Язычником, и как-то так очень удачно случайно вышло, что оба они померли, а на престоле очутился «кроткий и милостивый» Хальстен. Но сидит он на нём, как на кривой лавке, потому что папе римскому в рот и в карман смотрит. А тот собачится с императором Генрихом, который всех девок в окру́ге перепортил, и просит папу развести его с женой, объясняя просьбу не тем, что кобель последний, а тем, что брак заключился под недоброй звездой. Вот же дикий народ-то…

Старики качали бородами, подтверждая сказанное. Князь водил пальцем по карте, перемещаясь южнее.

— В Моравии и Богемии князь Вратислав очень хочет быть королём, но Генрих никак не может определиться, нужно ли ему столько королей. Потому что родственник наш дальний Болеслав, к которому так спешит сейчас Изяслав, тоже корону хочет. Жена у него, у поляка — Вышеслава, дочка Святослава Ярославича, так?

Я, признаться, еле успевал следить за всей этой Санта-Барбарой. Не западная Европа, а коммуналка какая-то: все друг другу или родня, или спят друг с дружкой втихаря. Дурдом настоящий.

— А у Вратислава новая жена — Светослава, внучка Владимира Святославича, — продолжал князь, потерев лицо ладонями. Видимо, тоже устал перечислять родню. — Но чехи на империю больше обижены: и свободой, и землицей, и деньгами жадина-Генрих не балует. Надо помочь родственничку. Глядишь, Болеславу некогда будет сюда к нам наёмников гнать, когда у него сгорит, например, Краков.

Все следили за пальцем над картой так, будто прямо сейчас, по велению Всеславову, запылают города и начнут воевать друг с другом европейские монархи. Да, было бы неплохо, конечно. Но пока так не выходило. Надо было немного помочь князьям-ярлам-королям. И мыслей на этот счёт хватало.

Мне же вся эта лекция-политинформация напомнила песню одного таганского актёра и барда. Там, в песне, один неравнодушный гражданин тоже всем сердцем теснился за разлад и шатания в среде религиозных лидеров того времени, сидя на нарах в Наро-Фоминске. И всё выбрать не мог, за что хвататься: то ли выпить для храбрости да в Италию рвануть, то ли вообще в Тегеран, взяв с собой методичку, чтоб в дороге изучить. Рысь же следил за моим пальцем, что замер на Кракове, с опасно-таинственным узким прищуром. Ну, чисто Руслан Халилов.

— Так, други. Два главных направления мы выбрали: страна свеев и Моравия. Рысь, сколь времени потребно, чтобы два твоих десятка добрались до тех краёв? — уточнил Всеслав, не отрывая взгляда и пальца от точки, что обозначала польский город. Будто бы съёживающийся в тревожном ожидании.

— До Сигтуны седмицы две, это с запасом. До Кракова одну, а то и дён за пять доберутся, — медленно, явно анализируя много неизвестных мне факторов, отвечал Гнат. Ставр кивнул согласно.

— Есть там люди верные? — поднял глаза на друга Всеслав.

— В польских землях найдутся. Даже под самим Краковом есть хуторок один неприметный. Там не то, что десяток, там и сотню по дворам так притаить можно — пока не наступишь, не найдёшь. А на севере, за Колыванью, нет никого, — закончил он, разведя руками.

— Ставр? — взгляд князя переместился на опасного калеку.

Тот не самый лёгкий взор Всеслава выдержал, не моргнув. С его неизвестным пока опытом он, надо думать, с похожим равнодушием и на острие стрелы смотрел бы, в лицо направленной, и на Солнце сквозь петлю на суку, и на топор над плахой.

— Ты в гляделки играть пришёл, или помогать? — рыкнул князь, будто не выдержав. Хотя мне отсюда было ясно — играет. Польстить решил старому убийце, что первым сдался, дескать.

— А ты не рычи на меня, княже, раз одно дело делаем, — спокойно ответил дед, даже, кажется, хрипя меньше обычного. — Мыслю я, народу в горнице много, дух тяжкий. Об том, о чём ты спрашивать затеял, с глазу на глаз бы нам…

— С глазу на глаз я уже с Буривоем толковал, — перебил его Всеслав, но уже гораздо спокойнее. И даже глаз правый прикрыл, будто давая понять мимикой, с кем и как шёл разговор. — И обещал мне волхв, что люди его помогать станут, а не приказы мои обсуждать.

Ставр, да и Юрий с ним вместе, затвердели лицами. С одной стороны — молодой воин выказал неуважение к старому, что было неправильно. С другой — вождь запрещал обсуждать приказы и ждал их исполнения. И спорить с ним было ещё неправильнее.

— Времени мало у нас, дедко Ставр, — продолжал Всеслав. Голос его стал чуть мягче. Но лишь самую малость, только чтоб не скрипеть мокрым пальцем по бычьему пузырю или тупым топором о точило. — Здесь други мои, семья и люди ближние. И когда у сына или жены кто-то начнёт твои тайны выпытывать — значит, никого из нас уж в живых нету. Так что, воин старый, непростой, брось тень на плетень наводить да на воду дуть, ладом отвечай!

Ставр выждал положенные, видимо, несколько секунд, чтобы спешным ответом авторитета своего тайного не подорвать.

— Есть люди и в Сигтуне, и в Упсале, и дальше. Что надумал, княже?

— Да то же самое, о чём с волхвом толковали. Пусть они, патриархи, кардиналы, папы и мамы, своими делами занимаются, а про нас забудут хоть на время, — уверенно ответил Всеслав.

— Это чем же ты их так убедишь? Им тут как мёдом намазано, лезут наперебой, только шум стоит. И тут вдруг перестанут? — с предсказуемым и ожидаемым недоверием нахмурился Юрий. И Ставр. Сыновья выглядели растерянными, а в сотниках царило разнообразие. Алесь вытаращился на князя, ожидая, видимо, очередного чуда. Янко оставался невозмутимым. Ждан переводил взгляд с него на Гната, будто выбирая, чью сторону занять. И лишь Рысь порадовал и ободрил привычной хищной ухмылкой.

— Я, деда, как вы с отцом учили, сперва по больному их ударю. Пару раз, для верности. А потом, коли не поймут сами, ещё понятнее объясню. С волками жить — по-волчьи выть, мне ли не знать? — легко и спокойно ответил Всеслав.

— Это куда ж бить-то, коли нацелился на свеев да чехов? — проснулся профессиональный интерес в старом калеке. Он бы, пожалуй, и ногой притопывать начал, так был заинтригован. Но нечем было.

— Ясно куда. По мошне. С размаху, да тяжёлым сапожищем, чтоб аж брызнуло, — пояснил князь, виновато пожав плечами, повернувшись к жене. Но, судя по их с Домной лицам, они подход всецело одобряли и с терминами тоже не спорили.

— Да кого хоть⁈ Объясни толком, что ты всё следы путаешь, как… Ну да, как волк и путаешь, — Ставр аж заёрзал да на стол грудью приналёг в нетерпении.

— И кого, деда, тоже ясно. Подсылов к нам шлют Царьград, Рим с Латеранского холма, да Ахен с германских земель. Вот им и пну, по очереди, — кивнул, соглашаясь сам с собой, Всеслав. А оскал Рыси стал ещё более плотоядным.

— А пиналка не отвалится? Портки в шагу не треснут? — да, скепсис с возрастом увеличивается кратно. Я это и по себе знал. Судя по кислому тону, старому воину должно было быть лет триста.

— А я ж не враз, я по очереди, по порядку. Чтоб никому обидно не было, и досталось каждому, — улыбнулся князь.

— Могучих врагов выбрал, Славка… Богатых да сильных, — задумчиво протянул дедко Яр. — А силёнок-то хватит ли?

— Должно хватить. Тем более, главные силы, как и деньги, они мне сами отдадут.

— Как⁈ — хором ахнули, кажется, все в горнице.

— Нехотя. Без радости. Некоторые, наверное, даже скрипя зубами. Но мы своё точно возьмём. А они своё — получат. Поменяемся местами. Теперь не они на нас охотятся, чтоб кровь пустить, ослабить да на куски порвать. Теперь моя стая волков да мышей летучих на холм вышла. Медленно, не спеша, — хмыкнул Всеслав, вспомнив мой анекдот про двух быков.

— Ох и загадки ты загадываешь, княже, — не унимался инвалид. Но его можно было понять. В таких делах, с замахом не золотую гривну, грех было на резану ударить. Хотя, пожалуй, на целый воз гривен. Да не на один.

— Скажи мне, дедко Ставр, как с земель свейских дань в Рим отправляется, морем или сушей? А если морем, то как идут, вдоль побережья или сразу сквозь Варяжское море на Польшу? А ещё скажи, когда в следующий раз наладятся отправлять. Вот тебе, деда, три вопроса. Как ответы вызнаешь — не медли, сразу приходи… Хм… Сообщи, короче, сразу, — адаптировал князь приказ и боевую задачу под индивидуальные особенности личного состава.

— А ты, Гнатка, протори дорожку на хуторок тот под Краковом. Хорошее место, пригодится нам точно. Да начни приучать те два десятка по-болгарски лаяться, — продолжал Чародей.

— По-болгарски-то на кой? — удивился Рысь, забыв скалиться.

— Ты, главное, твёрдо научи, железно, чтоб без промашки. Чтоб наступи конь на ногу или упади муха в суп — по-ихнему матушку поминали, — Всеслав выглядел и говорил задумчиво. Но тряхнул головой, будто приходя в себя, и объяснил:

— Хитрость то, военная смекалка. Вот гляди: ты — папа римский. Сидишь, ясное дело, в Риме, щеку на ладошку поклав, а вторую ладонь у лба домиком держишь, в окошко глядючи.

Князь вполне наглядно изобразил наместника Бога на земле в позе томительного ожидания.

— Ждёшь телеги с серебром да мехами северными. А привозят их с твоими монахами побитыми. И рассказывают они тебе, заливаясь слезами горючими, как схитили у них всё твоё добро жулики какие-то, что по-болгарски ругались.

Деды́ и сотники разинули рты, а Всеслав продолжал:

— Ты бездельников тех, что за добром не уследили, катам лютым передал, чтоб впредь не повадно другим было ворон считать, богоугодным делом занимаясь. А сам — к окошку обратно, ладошку ко лбу. И тут вместо телег с добром из Польши да Чехии — снова здоро́во, везут монахов битых-ломаных. И жалуются они навзрыд на кого?

— На болгар! — восхищённо выдохнул Рысь.

— Ага. Тут ты, папа римский, говоришь: «Эге, да тут дело нечисто!». И рассылаешь соглядатаев да подсылов своих в Орхид да Преслав, чтоб узнать, с какой печали византийцы так пообносились, что к тебе в мошну залезли по локоть обеими руками? — улыбнулся князь.

— А дальше? — прошептали хором Глеб, Алесь и Домна из-за спины, от окна.

— Это бы сладить сперва… А дальше болгары неожиданно, — надавил Чародей, — узнаю́т, что Роман Диоген собрал всех воев и отправился биться с Сельджуками. А тут ещё папские кругом землю роют, деньги какие-то ищут. Расстраиваются болгары и выреза́ют оставшиеся лагеря греков, обретая свободу. А помогут им неизвестные никому и невидимые никем волки и нетопыри.

Домна ахнула. Ромка, не сводя с отца глаз, отхлебнул квасу прямо из кувшина, облившись, но, кажется, не заметив этого.

— А папа в это время посылает наёмников, чтоб Роману Диогену, нахватавшему горячих от персов, и от себя тоже приложить, со всей Божеской милостью, христолюбиво. И к Генриху, кобелю, гонцов нарочитых с вопросом: «какого, мол, пса ты, верный сын матери церкви, мешаешь маме деньги драть с дикарей? Вовсе от блуда осатанел, никак⁈» — продолжал рисовать идеальную картину Всеслав. — Генрих грустнеет и решает, что папа, конечно, фигура важная, но император-то Священной Римской Империи — тоже не птичка капнула, хоть и сидит в Ахене своём. Седлает он лошадок и скачет грабить Рим снова, как у них, у германцев, принято. Встречаются войска, предположим, где-то под Миланом. Треплют друг друга люто, одни лохмотья по сторонам, чтоб первым псом на псарне стать. А по ночам волчий вой слушают с гор.

Дедко Яр аж рот ладонью зажал, а Ставр вцепился обеими в бороду, потянув так, что чуть слёзы не выступили. А князь продолжал «доигрывать финал».

— И вот когда наместник Бога на земле или Император, погубив тьму народу, один другого одолеет, придут Вратиславовы воины с Чехии, злые и голодные болгары с Юго-Востока, а по центру с ними вместе выступит венгерский король. Как его там?

— Шоломон, — не отнимая руки, прошептал волхв.

— Да? — Всеслав искренне удивился. — Ну, бывает, что поделать. Дед у тебя — Ярослав Мудрый, мать — русская княгиня Анастасия, а ты — Шоломон, король болгарский, ещё и шепелявый, видать. Да-а-а, — протянул Чародей с некоторым даже осуждением, качая головой. — Ну да пёс с ним, какой ни есть, а он родня. Вот, в общем, как-то так. И соберутся вновь одним густым да могучим лесом расползшиеся побеги древ Словена, Руса, Чеха и Леха, или вы там с Буривоем сами скажете, каких деревьев.

— А честь как же? Чужими руками берёшься жар загребать? — заскрипел не перешедший на новые рельсы Ставр.

— А по мне так лучше жар чужими, чем своими дерьмо! — отозвался князь. — Особенно если оно в кишках моих воинов, что из вспоротых животов торчат, а я чувствую, как жизнь из них по капле сквозь мои пальцы утекает! Честь? А-а-а, тебя ж не было! Тут давеча один иерарх византийский не из последних мне при всём честно́м народе толковал про волю Божью. Что, дескать, ежели какая тварь вздумает порядок нарушать да заповеди, то враз становится не овцой заблудшей, а собакой страшной, бешеной. И за убийство её Бог семь грехов спишет. Не с руки мне с митрополитами спорить, деда, семь так семь. Где бы теперь столько нагрешить-то? — с сомнением почесал щёку Всеслав.

— Я те нагрешу… князь-батюшка! — донёсся сзади голос Дарёны. Снова крайне успешно изобразившей ревнивую стерву.

Прыснули со смеху сыновья, фыркнули или закашлялись сотники, даже Гарасим и вечно невозмутимый Янка. А Ставр брюзгливо проскрипел:

— А я говорил, не след баб на воинский совет брать, хучь она и княгиня!