На другой день бабушка забежала в дом и, потрясая пальцем, сообщила, что ночью кто-то напал на молодых людей на той пустоши за посёлком, и, если б не счастливый случай, последствия могли бы быть ужасающими. Я сидел в распахнутых дверцах книжного шкафа и листал собрание древнегреческих мифов. «Ожерелье Гармонии», «Дедал и Икар», «Золотое руно»… Обилие деталей и подробности наводили на мысль либо о когда-то существующей и давно забытой магии, либо о невероятно богатом воображении древних сказителей. Что в равной мере восхищало и удивляло. Вот только объяснений взять было неоткуда. Моя новая-старая подруга вернулась обратно в город, а в книгах ответов не было. Либо я пока не нашёл нужную книгу, озарила меня неожиданная мысль.
— Как хорошо, что ты по таким места не ходишь. Что бы я делала, если б с тобой что случилось, а? Ох, как ты меня с той аварией напугал, а теперь это ещё…
— Бабуль, это же, вообще, с другими случилось, не со мной. Зачем ты попусту переживаешь?
— А мог бы быть и ты, если б тебя Флюра вчера не встретила. Что ж я после смерти твоим родителям скажу, как на том свете оправдываться буду. Напился ещё… У соседки, вон, дядька пьёт, его жена выгоняет, так он к ней приходит под дверь, всё-таки родственница единственная.
— А почему она его не прогоняет?
— Так родственница единственная. Как прогнать, — повторила Валентина Ивановна, словно это всё объясняло, и продолжила расстраиваться. — Но как ты-то у меня умудрился напиться. Ай-яй-яй…
Похоже, больше всего она переживала именно из-за алкоголя. А вот для меня — это была самая незначительная вещь из случившихся. Если начать перечислять, страница не хватит. Голова кружилась, горло саднило, словно внутри что-то скреблось и мешало глотать, из носа текло. Никогда не думал, что болеть по-человечески настолько неприятно. Мало того, что сами по себе слабаки, так ещё и легко из строя выходят, ломаются чуть что. Полистал я тут на досуге газету «Здоровье», что бабушка выписывала и старательно читала от корки до корки, так там такие истории — волосы дыбом. Кто-то неудачно наклонился при мытье полов — защемило нерв, шея не разгибается, другой купался в реке, заразился каким-то паразито — отёк мозга, ещё один неудачник принял обезболивающее после алкоголя — кома, но тут хоть понятно, почему Валентина Ивановна спиртное ругает.
С другой стороны, голова пухла от мыслей о будущем, о том, что бы я хотел изучить, чем заняться, куда двигаться, чем наполнить эту бесценную жизнь, доставшуюся мне столь необычно. Беседа с Флюрой что-то сдвинула в моей голове, оттеснив мысль о созвездии Дракона, чьей звездой я стану после смерти, куда-то на задний план. Человеческая жизнь коротка, а с точки зрения тысячелетних существ, вообще, мимолётна, так что подождать несколько десятков лет некритично. Можно попробовать насладиться ею, получить неоценимый опыт, постараться изо всех сил и, таким образом, вроде как «отблагодарить» предыдущего владельца тела, хотя он-то тут совсем не причём. С другой стороны, я мог бы также узнать много нового и попробовать жить настоящим человеком, ошибающимся, страстным и любопытным. В драконьей философии интересный опыт ценился наряду с сокровищами. Золото и бриллианты можно заново натаскать в пещеру, а вот необычные переживания и эмоции на ровном месте так просто не получишь.
С третье стороны точили мысли о магии. Об этой первобытной силе, которая у меня есть, но как-то пассивно. Неприменяема и неощутима, она скорее выглядит бесполезной обузой, чемоданом без ручки, как вычитал я недавно в юмористическом тексте. Как бы «достать» её изнутри, заставить снова работать по щелчку пальцев (даже у драконов были пальцы), вернуть себе способность летать, вновь почувствовать себя сильным, мощным, непобедимым и всемогущим, а не этим хилым и слабым человеческим двуногим. Но пока это самая труднодостижимая проблема, и следует заняться более насущными делами.
— Бабуль, а мне обязательно в ПТУ идти?
— Ась? Зачем спрашиваешь? Мы же вроде уже всё решили? Что-то случилось?
— Нет-нет, нормально всё. Просто, ну, может есть что-то поинтереснее?
— А столярничество чем тебе не угодило? — Валентина Ивановна бросила вязание и подвинулась ко мне вместе со стулом. Мне нравилось смотреть, как тонкие пальцы быстро-быстро словно перебирают по воздуху, сверкают спицами, еле слышно ими же стучат, а из-под них появляется шарф, словно «вытекает». Я знал про такие профессии — вязальщицы, вышивальщицы, кружевницы, ткачихи — но никогда не интересовался.
Драконам не требовалась тёплая одежда, шарф и шерстяные носки, пришлом мне в голову очередное грустное осознание.
— Не слишком ли примитивное умение? — в моём мире сколотить что-нибудь из досок умел каждый крестьянин, хотя были и редкие мастера, выполняющие произведения искусства, которые даже драконы иногда умыкали в свои пещеры. Но это был чаще штучный заказ, не каждый месяц такое попадалось, в остальное же время они занимались тем же, чем и остальные столяры.
— Примитивное? Ты же даже не пробовал, — укоризненный взгляд у моей бабушки получался лучше всего. Будь я хвостатым драконом, всё равно устыдился бы своего неверия, а уж после аргументов, — попробуй сначала табурет сколотить, да такой, на котором сидеть не страшно. Или вон хлебницу почини, уже полгода прошу-прошу… Ты ж как дядя Булат хотел стать! Знаешь какие люди к нему приходят! Ой-ёй-ёй! Столы он им делает. Тяжёлые, блестящие, и ножки вот такие и эдакие, резьба там, изгибы тут. Шкафы, комоды, кресла… Попробуй повтори.
— Дядя Булат? Понятно… А есть что-то посовременнее?
— Чего посовременнее? Компьютеры тебе, что ли, подавай? Столяр — древняя и уважаемая профессия, а эти компьютерщики — раз-раз, что-то там нажали и сидят, ничего не делают. Тьфу на них.
— Компьютеры… Это типа таких, что в больнице наблюдал за моим состоянием? Пиликал и показывал пульс, сердцебиение… — внезапно мне понравилась эта идея. — А что надо, чтобы заниматься компьютерами?
Валентина Ивановна как-то странно на меня покосилась, потом подошла и погладила по голове. Сухая, шершавая и горячая рука спускалась по моей щеке раз за разом.
— Сашенька, думать много надо. Математику знать, программирование, физику, логику… Да много чего. Главное, чтобы голова работала. Не болела, а работала! А ты её с мотоциклом по асфальту прокатил. Хорошо так прокатил. Старательно. Хорошо, что не до конца череп стесал, но зато фонарным столбом добил. Чудом же тебя спасли! Просто чудом. Не дури, а то вдруг швы разойдутся, — в сердцах закончила бабушка.
В груди и горле стало тесно, словно что-то в лёгкие попало. Раздражающие человеческие реакции. Инстинкты этого тела никуда не годились. Что-что, а рассудительность следовало потренировать безо всяких компьютеров. Я сглотнул, потёр глаза, медленно вздохнул и выдохнул, сердцебиение пришло в норму, слезливость отступила. Было неприятно. Нерациональная эмоциональность, чуть ли не самое главное, что меня раздражало в человеческих существах, и вот теперь я оказался сам подвержен этому пороку. Да и Валентина Ивановна странно выглядела. Кажется, следовало подойти к вопросу с другой стороны.
— Бабуль, да ладно тебе. Не надо так. Я серьёзно. Думать — интересно, если всё так плохо, то я попробую заново научиться.
— А надо ли тебе это? Опять меня обнадёжишь, а потом бросишь.
— Не брошу, обещаю. Помоги мне развить то, что… ну… требуется. Физика-математика, а дальше?
— Аналитический склад ума, память, ещё хорошо бы школьную программу повторить, там вступительные. Будут тебя гонять по всему материалу, а ты не в зуб ногой, — сдалась собеседница. Ещё чувствовалось сопротивление, но, судя по выражению лица и взгляду, она уже начала думать в ту сторону, куда мне было нужно. За пару месяцев я прекрасно изучил Валентин Ивановну.
— Что, например?
— Ты точно хочешь знать? — бабушка как-то нехорошо прищурилась, что даже у меня мороз по коже пробежал. — Ты уверен? Погоди минутку.
Она скрылась в своей комнате, сразу же стукнула створка шкафа — в её спальне тоже стоял такой же книжный, как и в моей — что-то зашуршало, шлёпнулось на пол, грохнуло. Я услышал, как бабушка оглушительно чихнула, и снова что-то громко свалилось. Уже собирался бежать на помощь, когда дверь растворилась, и Валентина Ивановна торжественно появилась со стопкой книг. Пыльные и невзрачные, в каких-то блёклых обложках, так всей стопкой она и водрузила их на стол. Сборник задач по математике Сканави, задачник-практикум по физике Бендривова, олимпиадные задачи, Фихтенгольц — лишь эти немногие названия, которые я бегло прочёл, уже удивляли.
— А еще английский нужно. Но это я тебе попозже принесу. А пока — занимайся. Если сможешь всё здесь прорешать и понять, значит поступишь на компьютерщика. У нас даже колледж «Информатики и вычислительной техники» есть. А нет — пойдёшь на столяра, как договаривались. Согласен?
— А если я что-то не буду понимать? — я вытащил из стопки первую попавшуюся книгу-толстячка, и начал листать. Многоэтажные конструкции с непонятными значками, чертами и закорючками, из которых я узнавал только цифры, смотрели на меня со страниц. Кажется, что-то переоценил я свою смекалку. В моём мире даже близко подобного не встречал.
— Так уж и быть, вспомню молодость. Час в день будем разбираться. Остальное сам. Если выдержишь, конечно. И будешь внимательным. Тетрадок у тебя в столе на пару месяцев хватит, не любил ты домашнюю работу делать. Да и усидчивостью ты никогда не страдал. Справишься?
— Договорились, — я, наконец, долистал до места, где один из примеров состоял исключительно из чисел, скобочек и знакомых мне знаков. — Давай начнём вот с этого? И ещё. А где-то можно посмотреть, что такое компьютер? — спросил я и оглушительно чихнул. Эти книги явно были старше Саши в несколько раз. Не зная об их ценности, выбросил бы не задумываясь.
— Так! Ты чего такой смурной?
— Горло болит. И дышать тяжело.
— А ну покажь! На свет смотри! Не дёргайся!
Я сильно сомневался, что там что-то можно разглядеть. На лечение немагическими способами удалось насмотреться ещё в моём мире, там выживал сильнейший. Те отвары и мази, которые продавались я бы не стал использовать и в страшном сне. Хотя, некоторые знахари умудрялись подбирать верные комбинации лекарственных растений. Но исключительно по большой случайности. В остальном, однако же, процент успеха был невелик, а тем более, когда кто-то без знаний, просто насмотревшись на других, пытался подражать и лечить. Но раз бабушка хочет.
У меня было ощущение, что, как только я появился в этом теле, оно начало медленно меняться, подстраиваясь под нового обитателя, оптимальнее распределяя ресурсы. Так что в каком-то смысле, я должен был стать более живучим, чем Саша. Да и навряд ли бабушка попытается угробить своего внука.
— Простыл всё-таки. Эх, знала я, добром это не кончится. Гланды воспалённые. Будем лечиться.
— Как лечиться? Что такое гланды?
— Дядя Булат как раз сегодня баню топит. Собирайся, айда к нему. Хоть помоешься нормально, с больницы ещё ни разу не парился. Иди, собирайся
Бабушка, проигнорировав предыдущие вопросы, подкинула новых непоняток, ничего не став объяснять, лишь ткнула в направлении одёжного шкафа и отправила в комнату.
— Что значит «париться»? — уточнил я спустя пять минут.
Валентина Ивановна торопливо собиралась, хлопала дверцами в кухне, что-то складывая в матерчатую сумку.
— Собрался уже? На, здесь гостинцы, сюда вещи складывай.
— Что?
— Полотенце где твоё? Чистая одежда на смену? — закатила глаза бабушка. Мне показалось, или её мимика существенно обогатилась с того момента, как я впервые увидел её в больнице. Поначалу она только грустила и плакала, потом устало расстраивалась и пугалась моих вопросов, а вот теперь начала активно, как я недавно прочитал в художественной литературе, насмехаться.
— Зачем?
— Стоило похвалить — сразу решил похулиганить? — судя по интонации, бабушка начала терять терпение, а значит, настало время прекратить расспросы и просто выполнить инструкции. — Бери трусы, носки, полотенце и за мной.
Дойти до дома дяди Булата было делом пятнадцати минут. На соседней улочке, два переулка пешком, и мы на месте. До этого бабушка меня туда не водила, потому я с интересом всё рассматривал. И иную конфигурацию двора, более высокий и плотный забор, сквозь который ничего нельзя было разглядеть, не то, что у нас; тяжёлые, железные ворота, где калитка располагалась внутри правой створки, и, чтоб зайти, приходилось высоко поднимать ноги и наклоняться. Металл гулко за гремел, стоило мне запнуться. Зато внизу, под воротами оставалась очень узкая полоска, такая, чтобы куры, деловито прохаживающиеся по двору, не могли убежать, догадался я.
Почему-то факт того, что некие вещи делались одинаково и здесь, и в моём мире, заставлял меня улыбаться. Там тоже крестьяне выращивали крупных белых птиц, не умеющих летать, но спокойно живущих рядом с человеком. Собирали их яйца, а самих употребляли в пищу по большим праздникам.
Бабушкин дом был построен длинной стороной вдоль улицы, потому, чтобы попасть во двор, расположенный позади, нужно было пройти вдоль забора в обход одной из сторон дома. У дяди Булата же двор начинался сразу от калитки: большой, утоптанный, квадратный; справа — гараж, где стояла та знаменитая машина, на которой меня забирали из больницы, с другой стороны — склад и сарай для куриц. Вот они и расхаживали по двору, среди лоханок с едой и водой, подозрительно поглядывая на нас одним глазом.
Вопреки ожиданиям, в дом нас не позвали. Мужчина высунулся наружу и крикнул, чтоб мы заходили, всё давно готово. Я, было, поинтересовался: «Куда?», но бабушка уже засеменила внутрь двора. Мы прошли мимо крыльца, вдоль поленницы — да, у нас дома была точно такая же, — по узкому проходу между досок и инструментов, и остановились перед бревенчатым домиком. Одно малюсенькое узкое окошко, грубо обработанные брёвна. Дым из трубы удивил больше всего: зачем в такую теплынь печку топить? Дрова лишние?
— Не помнишь? — Валентина Ивановна дёрнула дверь на себя, ощутимо пахну́ло теплом, даже при том, что на улице было и так жарко, и в носу ударило запахом какой-то травы. Или скорее трав. Даже нет, чаем, словно где-то внутри стоял гигантский чайник со свежезаваренным травяным настоем. Правда, саму траву я не узнавал, но опасности от неё не исходило. Драконья интуиция и тут не подводила: мы могли обнаружить редкие растения по запаху, а также понять в каких комбинациях и для каких целей их лучше использовать. В сашином теле обоняние ощутимо притупилось, но иногда возникало с вот такими знаниями. Я подозревал, что постоянные тренировко разовьют и этот навык, но пока не выдавалось шанса проверить догадку. В данный же момент меня интересовал совсем другой вопрос. Зачем столько чая, и кто всё это должен выпить?
— Что? — кажется, я прослушал какие-то инструкции.
— Раздевайся и заходи, сейчас дядя Булат придёт и тебя попарит.
С этими словами она всучила тюк с полотенцем и одеждой, которой мы тащили из дома, и почти силком втолкнула внутрь. Даже хлопнула пониже талии, как, я видел по телевизору, делали маленьким детям. Воспринималось смущающе, но возмутиться я не успел. Дверь захлопнулась, и я остался в маленьком жарком помещении один.
Комнатка была явно нежилая: две узких лавки, застеленные грубой, застиранной тканью, охапка дров в углу, неаккуратно связанные букеты из каких-то зелёных веток на стене. На полу лежал полосатый коврик из какого-то тряпья; бабушка любила разрезать старые футболки и вязать из них такие вот половики. Видимо, это тоже было её изделие. Памятуя о том, как трудно мыть полы, я торопливо разулся. Чья-то пара калош стояла сбоку от входа.
Валентина Ивановна сказала раздеваться, больше ничего толком не объяснив. Не то чтоб я стеснялся наготы… Судя по наблюдениям, здесь это было в порядке вещей, но без одежды становилось зябко и как-то непривычно, что ли. Беззащитно. Словно потерял хвост или несколько пластин из шкуры, и теперь лучше не поворачиваться этими местами к рыцарям с мечами, пока новые не отрастут. Вроде и жить можно, но чего-то не хватает. Хотя, раз тут так тепло, то можно снять одежду без опасения замёрзнуть. Так что я аккуратно сгрузил тюк с вещами на лавку, сложил свои шорты-футболку рядом аккуратненькой стопочкой и уселся ждать дядю Булата.
Маленькая дверца внизу в кирпичной кладке была прозрачной. У нас были такие же, но металлические, а здесь дядя Булат расстарался. Выглядело дорого, но настолько красиво, что я запланировал попросить Валентину Ивановну нам такие же сделать. Сквозь стекло можно было безопасно рассмотреть огонь, жизнерадостно облизывающий толстые поленья, лежащие в углях, оставшихся от собратьев. Затаив дыхание, я смотрел, как танцует огонь свой безмятежный танец, и не мог глаз отвести. Даже моргать было жалко, пропустишь же миг этого великолепия.
Спустя долгое время я понял, почему мне это настолько нравится: именно так должен был выглядеть огненный драконий мешочек перед изрыганием пламени. Жар внутри то растекается по всей поверхности, подсвечивая её изнутри красным, то стекается в одну точку, в унисон драконьему дыханию. Я, конечно, не видел, как это получалось у меня, но наблюдал, как другие плевались огнём, и что перед этим происходило.
Вот и здесь, брёвна разделись на неровные блоки, каждый из которых словно «дышал» внутренним огнём. Я завороженно наблюдал за этим опасным зверем, приручённым и поставленным на службу человеку. Огонь, способный испепелить всё вокруг, сейчас уютно грел, не выбираясь за пределы очага, радуя глаз и очаровывая зрителей. Красивый и опасный. Я восхищённо застыл напротив печки, в какой-то момент в отражении увидел отблеск своих глаза, словно там тоже плясали огненный языки. Я моргнул, присмотрелся, но всё было как прежде. Всего лишь блик. Показалось.
— Ты чего тут сидишь? Почему не зашёл? — дядя Булат вроде неторопливо отворил дверь и спокойно перешагнул порог, но я подпрыгнул как ужаленный. Это ж надо, так засмотрелся, что на всё вокруг перестал обращать внимание.
— Куда?
— В баню.
— Ну я же и так в бане.
— Ты в предбаннике, а баня там. Ты опять, что ли, головой треснулся?
Я видел вторую дверь, но почему-то не соотнёс её с описанием бани. Теперь же мужчина тыкал в неё и чуть ли не пинками загонял меня туда, откуда явственно тянуло ещё бо́льшим жаром. Я наивно решил, что как бывшему дракону, никакие температуры мне не страшны, и покладисто шагнул внутрь. И тут же пожалел…
Ай-яй-яй! Как тут можно стоять? Никогда не думал, что воздух способен обжигать. Тем более меня! Тем более так сильно! Этот мир, определённо, полон сюрпризов и неожиданностей. Даже для бывшего дракона.
Щеки окатило жаром, словно раскалённые мелкие кристаллы одновременно вонзились в кожу. Сухие волосы вмиг нагрелись и тоже принялись обжигать кожу, дышать приходилось через силу, казалось, что, попадая в лёгкие, воздух жарит меня уже изнутри. И это было больно. Чертовски больно. И жарко. Невыносимо жарко.
Не выдержав, я присел на корточки и начал ползти в обратную сторону, мечтая побыстрее отсюда выбраться и оказаться в том уютном, тихом, прохладненьком предбаннике. Неужели, это действительно то, что человеки с такими мечтательными лицами называют «баней»? Если так, то я их боюсь!
— Стоять? — дядя Булат уже вошёл за мной, отрезая путь к отступлению. Как есть в шортах и футболке, продышался, повёл плечами: футболка тут же пропиталась влагой и облепила тело. — А хорошо протопилось, сейчас поддам.
— Чего поддашь? — я произнёс это и не узнал своего голоса. Видимо тоже из-за жары. — Можно я выйду? Я уже тут всё посмотрел.
— Куда? Мы же ещё даже не начали. Тётя Валя дала задание, тебя пропарить как следует. Иди, полезай на полок. Вон, наверх. Давай-давай.
Увидев, что я не понимаю, мужчина ткнул в полку, прикреплённую к стене на уровне чуть ниже груди. Лезть туда, где жар сильнее — это возможно, вообще? Они тут что, совсем ку-ку, вспомнил я фразу из какого-то производственного сериала.
Я ещё раз малодушно оглянулся: дядя Булат стоял между мной и спасительным выходом как линия Маннергейма. Тоже недавно вычитал в книге по истории. Увы, это знания было бесполезно для бани. Больше спасаться было негде. Кажется, я понял, зачем тут такие маленькие окна.
Ладно, раз Валентина Ивановна сказала, может так и надо. Не будет же она меня заставлять делать то, что ухудшит моё состояние? Или даже убьёт? Здоровье любимого внучка она бережёт пуще своего.
Я подполз к полку, взгромоздился на нижнюю лавку и тут же сполз.
— Лезь, давай. На полу не сиди, простынешь, — попенял мне дядька.
На какую-то долгую-предолгую долю секунды мне почудилось, что он издевается. Что Валентина Ивановна с ним сговорилась заживо меня сжечь, но нет. Мужчина серьёзно и выжидательно смотрел на меня.
— Просты́ну? — я смог просипеть только это. Как при такой температуре можно простыть, я не представлял. Жители этого мира, определённо, были сделаны из другого теста. Пугающего. Не дай бог, догадаются, что я не их Саша, запросто шкуру спустя.
— А, точно. Сейчас кипятком окачу, — дядя Булат засуетился, выудил ковшик из фляги, зачерпнул воды в резервуаре на печке и плеснул на полок.
Казалось, что вода прольётся в одно место и уйдёт вниз сквозь щели между досками, но, выплеснувшись из круглого ковша, та вытянулась и прошлась по всей поверхности, практически равномерно увлажнив горячее дерево. Ничего магического в этом жесте не было, но вот виртуозность и точность исполнения сделала бы честь любому воину.
В надежде побыстрее закончить, я торопливо вскочил туда и сел… Нет, не сел. Глупая надежда, что мужчина окатит холодной водой, что выглядело наиболее логично, не оправдалась. Доски оказались даже горячее воздуха. Я, стараясь поменьше с ними соприкасаться, бочком скрючился в дальнем от печки углу.
Голова сразу закружилась, в глазах на пару мгновений потемнело, видимо я покачнулся, потому что дядя Булат предостерегающе шикнул.
— Эй, ты что делаешь? В бане нельзя так резко дёргаться. И зачем сел? Ложись давай. Для начала на живот, — и снова плеснул из ковша.
Я чуть было позорно не заверещал. Нет, не заверещал. Не смог просто. Как хорошо, что эта порция кипятка предназначалась не мне, а печке. Хуже ситуации, чем быть облитым кипятком, я себе представить не мог, просто обречённо проследил за направлением.
Но рано я радовался. Дальше начался форменный кошмар. Мужчина окунул ковш в ту же паря́щую бадейку, прикреплённую к железной трубе и окружённую гладкими камешками, и затем изо всей силы плеснул на них. Вода, зашипев, моментально испарилась, явственно различимые волны нового жара поднялись к потолку, дядя перехватил поудобнее ковш и начал махать в мою сторону. Меня накрыло ещё более раскалённой волной, и я позорно заорал, пытаясь сползти хоть куда, но подальше отсюда. Пусть продует, пусть на полу, пусть голышом… Да, я был согласен даже пробежаться без одежды до бабушкиного дома, но кто ж мне позволит! Да я и сам мог только орать.
— За что?!
Позже, вспоминая этот эпизод, я никак не мог понять, почему бы в тот момент не встать и не уйти. Сила есть, где выход знаю. Но вот напавшую на меня невероятную слабость, я преодолеть не смог. Из тела словно вынули все кости и оставили лежать только холодец из мышц. Из неприятных аналогий в голову втемяшился кусок мясного филе, медленно поджаривающийся на сковородке. Эдакий рыцарский ужин. Боже упаси! Я тут же отрёкся от таких мыслей и снова пополз к краю.
— Стоять! — дядя Булат пресёк мою попытку сползти на нижнюю скамеечку и там устроиться, среди тазиков, мыла и шампуней. А лучше вообще не пол. Или в предбанник. Или в огород, можно даже туда, где куры. — Лежи, не рыпайся. Сейчас начнём. Где у нас тут веник?
«Что начнём? Мы разве уже не начали?» — собирался спросить я, но мужчина вытащил из зелёного тазика такой же куст-букет, как те, что висели в предбаннике, только мокрый, и вломил мне им поперёк спины.
Кажется, они давно догадались, что я не Саша, и просто долго готовили план экзекуции. Мести. Придумывали пытки. Надеюсь, это конец.
Слова застряли в горле и там, видимо, сгорели. Откуда только силы взялись — я попытался встать, спустить хоть одну ногу, но каждый раз этот проклятый веник настигал меня и лупил что было мочи. И сверху, и сбоку, и поперёк, и вдоль. Не представляю, как мужчина умудрялся стоять в полный рост при такой жаре, да ещё хлестать меня направо и налево. Сам я сжался в комочек, будто став раза в два меньше и раз в десять обтекаемее, лишь бы поменьше конечностей торчало. Примерно то же самое ощущают драконы, перекидываясь в человека. Вот только, не в таких условиях. От каждого удара расходился такой жар, что хотелось тут же лечь и помереть. Точнее, я же уже лежал, значит оставалось только второе.
Теперь-то я понял, что чувствовали рыцари в доспехах, когда их настигало драконье пламя. Жар со всех сторон, и как бы ты ни повернулся, как бы не подвинул руку или ногу, ты везде натыкаешься только на ещё более раскалённое пространство. Лучше сразу сдаться. И даже не дышать.
— А теперь ещё парку, — жизнерадостность дяди Булата поражала и пугала. Неужели все человеки в этом мире такие огнестойкие? Тогда понятно, почему здесь нет драконов или других огнедышащих существ. Это ж какой страшный мир, какие страшные обитатели, что их настолько ужасающие вещи радуют. Я вздрогнул. — Чего дрожишь? Не прогрелся? — тут же среагировал страшный обитатель этого мира, и я понял, что лучше сразу прикинуться трупом.
Новая порция горячей воды зашипела на голышах, жар снова «упал» на меня мощной воздушной перчаткой, распластал, оглушил и прибил книзу. Это как быть внутри огненного мешочка, который я несколько минут назад, — а кажется, что в прошлой жизни, — вспоминал. У драконов там происходит формирование пламени, перед изрыганием, но он покрыт специальной оболочкой, нейтрализующей слишком большую температуру и не допускающую нагрев остальных внутренних органов.
— А теперь снова веничком!
Новая порция истязания с новой силой и ещё жарче предыдущей. Я застонал. Я уже даже не шевелился, лишь лежал, вяло поскуливая. Ну, когда же это закончится? За что? Почему бабушка меня не предупредила. Ну не могла она так искусно притворяться, зная, что я — не Саша. Не верю! Тогда, вообще, почему она это позволила? Как допустила?
— А теперь холодненькой!
Оказывается, я ещё жив. Мужчина, не особо предупреждая, окатил меня из тазика ледяной водой. Когда только успел набрать?
Ах! Вот это ощущения! Словно снова научился дышать, глубоко и легко, даже вдыхать горячий пар стало проще! Я — жив? Я — жив! Не может такого быть, но я жив!
А ведь температура совершенно точно стала жарче, по сравнению с самым началом. Я ощутил всю кожу как единый цельный орган, и сейчас она вся словно вдыхала и выдыхала этот жар всей поверхностью, каждой клеточкой, словно пробудилась ото сна и, что удивительно, мне хотелось от этого радоваться. Жить, смеяться, брызгаться водой, бегать, двигаться, просто дышать и радоваться. Это что-то восхитительное они со мной сделали.
— О! Молодчик! Выдержал. А теперь горяченькой!
Только не это. Я ещё не готов.
— Не-е-ет! — моя просьба захлебнулась в горячей воде.
— Ну что, ещё парку? Ещё веничка? Холодненькой?
Несмотря на мои протесты, дядя Булат ещё несколько раз поддавал пару — да, на всю жизнь запомнил, как называется эта варварская процедура — и всего меня исхлестал веником. Воистину изощрённая пытка. Когда он меня, наконец, выпустил, я даже мыться отказался. Хотя баня в целом-то предназначалась для мытья. Сил не было никаких. Одевался с приключениями, чуть не надел вместо футболки штаны. Долго соображал, почему рукава такие длинные и странные, потом в одну штанину долго не мог попасть, всё валилось из рук — как будто пальцы потеряли гибкость или, наоборот, стали похожими на мягкие безвольные сосиски.
Но ощущения в теле, действительно, были феерические. Словно с меня содрали живьём всю шкуру, окунули в кипяток, потом в прорубь, и так несколько раз, а потом, сжалившись, наконец отпустили. И бреду я такой, голый, фигурально выражаясь, без шкуры, без защиты, без ничего — только я и мир, мир и я, один на один. Красота. А голова такая пустая, гулкая, мыслей нет, а в теле лёгкость, словно сейчас без крыльев взлетишь. Даже превращаться в большую чешуйчатую ящерицу не надо. Не уверен, что испытывал нечто подобное, даже когда был драконом. Момент наивысшего бездействия и безмыслия. Великая и благая пустота внутри.
Меня вдруг озарило, а ведь именно ради вот этого момента, такого ощущения единения с собой, достижения равновесия с миром, люди и ходят в баню. Невероятное изобретение. Пожалуй, мне нравится этот мир. И баня. И веник с парилкой.
— Дядя Булат такой сильный, — выдал я бабушке, не задумываясь, вспоминая, как он стоял во весь рост в обжигающем пару́ и без усилий орудовал веником.
Мы сидели в дядиной кухне, пили чай с вареньем, принесённым бабушкой. Она мягко улыбалась, морщинки красиво собирались в уголках глаз и губ.
— Конечно, он же борьбой восемь лет занимался. Даже на соревнования ездил. Призы получал.
— А можно меня тоже в секцию борьбы записать? — я ужасно не любил чувствовать себя слабым. Особенном слабее представителей своего же вида. В данный момент человеческого.
— Давай не всё сразу. Как горло? — Валентина Ивановна ловко перевела тему, а я был слишком расслаблен, чтоб за этим следить.
— Горло? А ты в баню не пойдёшь?
— Нет, я жару не люблю. Завтра схожу. Она долго тепло держит. Горло не болит, спрашиваю? Ты закутайся получше, тебя не затем парили, чтоб тут же продуло. Намотай на шею.
Кажется, у меня скоро появится аллергия на слово «продует».
— Не болит. А ты всегда так горло лечишь?
— Не всегда, — бабушка неожиданно рассмеялась. — Но это лучшая профилактика. Если симптомы поймать в самом начале, и как следует прогреться, то можно вылечиться, даже не успев заболеть. Запомнил? Профилактика и предупреждение — лучшее лекарство!
— И баня!
— Да-да, и баня. Молодец, ты мой! Пошли скорей домой, чай допьём и спать. У Булатки шикарная банька, да? Липовая. Эталонная практически, он её два года строил, по какому-то сложному проекту. А учиться завтра начнём. Когда выспишься.