Глава 5

Глава 5

Утро в новом городе, выросшем в сердце руин, выдалось серым и дымным, как в «Тридцать первом». Тонкая пелена висела над недостроенными башнями, смешиваясь с запахом сырого дерева и раскалённого металла, лезшего в горло, как шёпот прошлого. С верхних этажей небоскрёба, где ночевали гости, доносились глухие удары молотков, внизу ворочался рынок — хриплые выкрики торговцев резали воздух, звон монет тонул в гуле толпы. Дети играли в пыли у стройки, их лохмотья чуть новее, чем у тех, что шныряли в «Тридцать первом», но тени под глазами — те же. Винделор стоял у окна, взгляд скользил по суете, губы дрогнули в усмешке, скрывавшей больше, чем говорила. Этот город не строился — он копировался, как отпечаток старой монеты, слегка стёртый, но знакомый до боли.

В кабинете Алана прощание было коротким, как выстрел. Нэн стояла рядом с отцом, тёмные волосы падали на плечи, глаза горели — смесь решимости и жажды, что Илай заметил вчера. Алан вручил ей свёрток, перевязанный кожаным шнурком, плотный, как обещание.

— Здесь всё, что нужно, — сказал он, голос твёрдый, но с хрипотцой усталости. — Бумаги, подписи, долги Вайсов. С этим заберёшь их имущество в «Тридцать первом». Станки, склады, деньги — всё наше.

Нэн кивнула, сжала свёрток, будто ключ, открывающий небо. Илай смотрел, и в груди шевельнулось беспокойство — та Нэн, что дрожала на аукционе, растворялась с каждым словом отца, оставляя тень, жаждущую власти. Алан повернулся к Винделору, протянул карту — потёртую, с выцветшими линиями, но живую.

— Маршруты к Чёрному морю, как обещал, — сказал он. — Тропы, города, перевалы. Береги её.

Винделор взял карту, не глядя Алану в глаза, сунул за пазуху, пальцы скользнули по плащу.

— Доставлю Нэн в «Тридцать первый» целой, — буркнул он, голос хриплый, как шорох ветра. — Это всё?

— Да, — кивнул Алан. — Удачи.

Нэн обняла отца, но объятие было быстрым, деловым, как сделка. Илай поймал взгляд Алана — холодный, острый, как лезвие, взвешивающее товар. Он отпускал Нэн не как дочь, а как ставку в игре. Винделор шагнул к двери, троица покинула кабинет, оставив гул стройки и запах краски, цеплявшийся к одежде, как дым.

Они вышли через северные ворота — грубые, необтёсанные, с вырезанными весами и монетами, блестевшими в утреннем свете, как отголоски «Тридцать первого». Илай оглянулся: башни, рынок, крики рабочих — всё дышало знакомым ритмом, будто город не рождался, а копировал старшего брата, добавив штрихи новизны. Нэн шагала впереди, сжимая свёрток, не замечая схожести — или не желая. Её взгляд был прикован к горизонту, где ждал триумф.

Руины встретили холодным ветром, гнавшим снежинки на обломки, острые и живые. Дорога к «Тридцать первому» вилась через остатки старого мира — разбитые стены торчали, как кости мёртвого зверя, покрытые снегом. Брусчатка трескалась под ногами, проваливалась в ямы, где чёрная вода застыла льдом, отражая тусклое небо. Винделор шёл первым, плащ колыхался, рука на ноже — привычка, жившая глубже усталости. Он останавливался, прислушиваясь: вдали лаяли собаки, за развалиной мелькнула тень, слишком быстрая для человека.

— Держитесь ближе, — бросил он, не оборачиваясь, голос резал тишину, как лезвие. — Тут не только псы.

Илай сжал винтовку, металл холодил ладони сквозь перчатки. Взгляд цеплялся за детали: ржавый остов телеги утонул в снегу, осколки стекла блестели в рамах, как глаза мёртвого города. Руины дышали заброшенностью, но в тишине таилось живое — шаги мародёров или эхо их дыхания. Нэн шагала молча, лицо напряжённое, пальцы теребили шнурок свёртка, будто он был якорем.

Путь занял часы. Протоптанная дорога давалась легче, но солнце не пробило тучи. Раз Винделор замер, подняв руку. Из-за груды кирпичей донёсся скрежет, будто металл волокли по камням. Илай вскинул винтовку, сердце стукнуло, но Винделор покачал головой.

— Ржавый лист на ветру, — пробурчал он, голос низкий, как гул земли. — Идём.

Руины редели, открывая пустырь, за которым чернели ворота «Тридцать первого». Стальные створки возвышались, покрытые инеем, блестевшим в слабом свете. Резьба весов и монет проступала сквозь грязь, как знак судьбы. Город ворчал вдали: дым поднимался над башнями, молоты стучали, смешиваясь с криками стражи.

Винделор остановился, глядя на ворота. Илай встал рядом, сердце билось быстрее — возвращение было шагом назад, в прошлое, что он хотел забыть. Нэн подошла последней, взгляд прикован к городу, в глазах искра — не страха, а предвкушения, холодного и острого.

— На месте, — тихо сказала она, сжимая свёрток, как оружие.

Ворота скрипнули, выпуская пар, створки разошлись, как пасть зверя. Зима сковала пустырь льдом, наст хрустел под сапогами, припорошенный снегом. Стража — двое в меховых плащах, с копьями, чьи наконечники блестели инеем, — шагнула навстречу. Лица обветренные, красные, суровые, дыхание вырывалось клубами.

Нэн выступила вперёд, протянула свёрток. Пальцы развязали шнурок, вытащила бумагу с печатью Аласадов — чёрной, с весами, казавшимися живыми.

— От Маркуса Аласада, — сказала резко, голос прорезал морозный воздух, как нож. — Документ дома Аласад.

Старший стражник, с седой бородой из-под капюшона, взял бумагу, глянул на печать, кивнул.

— Проходите, — буркнул он, отступая. — Без досмотра.

Винделор и Илай двинулись, плащи хлопали на ветру, руки прятались в рукава от холода. Илай глянул на стражников — те отвернулись к воротам, будто их не было. Нэн шагала последней, засовывая бумагу в свёрток, пальцы дрожали от мороза, но не от страха.

Улицы «Тридцать первого» встретили сыростью и шумом. Снег лежал тонким слоем на базальте, но город не замер: телеги скрипели под дровами, оставляя колеи, торговцы выкрикивали цены на уголь и солонину, прикрывая лица от ветра. Оборванцы копались в сугробах, стража в мехах шагала, постукивая древками по камням. Дым плавилен висел над всем — густой, едкий, оседал на башнях, черневших под тучами. Всё как прежде, застывшее в зимней дрёме, как зверь, что спит, но дышит.

Илай поднял взгляд к башне Аласадов. Её силуэт резал небо, будто выросла — этаж или два прибавилось за их отсутствие. Леса вокруг верхних ярусов стояли, покрытые инеем, стук работ доносился сквозь ветер, слабый, но живой. Винделор проследил за взглядом, губы дрогнули.

— Растут, — бросил он, голос хриплый, как треск льда. — Как грибы зимой.

Нэн промолчала, взгляд цеплялся за башню, лицо напряжённое. Она ускорила шаг, троица двинулась глубже, оставляя ворота и хруст снега. Улицы сужались, рынок шумел слева — торговцы перекрикивали друг друга, предлагая рыбу и уголь, ветер гнал снежную пыль. Снег покрывал прилавки, но суета не утихала: голоса сливались, пар висел, запах соли и дыма пропитал всё.

Через ряды торговец — широкоплечий, в меховой шапке, с красным лицом — выкрикнул, глядя на Винделора:

— Эй, путник! Редкие товары! Ракушки с Чёрного моря, карты, путеводители! Сплетни с караванов!

Винделор замедлил шаг, глянул на Нэн и Илая.

— Догоню, — сказал он, свернул к прилавку, где торговец раскладывал свитки и раковины, блестевшие, как осколки неба.

Нэн кивнула, пошла дальше, сжимая свёрток, Илай замешкался, глядя вслед. Шагнув, он зацепил прилавок — лоток с яблоками и морковью опрокинулся, овощи посыпались в снег.

— Что творишь, щенок⁈ — рявкнул торговец, низкий, с редкой бородой, бросаясь к товару. — Воришка? Карманы набить?

— Не крал, — буркнул Илай, но слова утонули в гуле.

Он присел, собирая яблоки, но торговец оттолкнул руку.

— Не трогай! Пересчитаю, не уйдёшь!

Илай уловил обрывки разговора Винделора:

— … Чёрное море… Вайсы… отдай девчонку…

Сердце ёкнуло. Он делал вид, что собирает морковь, напрягая слух, но торговец заорал:

— Хватит копаться! Не хватает двух яблок! Сдам страже, ворюга!

Винделор подошёл, взгляд холодный, рука на плече Илая.

— Отвали, — бросил торговцу, голос резкий, как ветер. — Или передам Маркусу Аласаду, как ты обманул его гостя.

Он кивнул на плащ Илая, где под снегом проступали весы с драконом. Торговец побледнел, рот захлопнулся, он отступил, бормоча. Винделор потянул Илая, они двинулись, догоняя Нэн, скрывшуюся за углом.

Илай вырвался, тихо спросил:

— Что за разговор?

Винделор остановился, пар поднимался в морозном воздухе.

— Посланник Вайсов, — ответил спокойно. — Предлагал место в караване к Чёрному морю, если сдам Нэн.

— Что сказал?

— Что у меня карта от Теркола, — Винделор хлопнул по груди. — Если хотят встретиться, пусть принесут посерьёзнее.

Илай замер, пытаясь понять, шутит ли он. В глазах Винделора — спокойствие человека, видевшего много сделок.

— Шутка, Илай, — добавил он, голос смягчился. — Их подачки не нужны.

Илай выдохнул, напряжение отпустило, он кивнул. Доверие к Винделору держалось, хоть шаталось, как лёд. Взгляд скользнул к Нэн впереди — её расчёт отдалял её.

В башне Аласадов мороз сменился теплом очагов и запахом мяса. Стражники провели через двери в зал — длинный, с высоким потолком, где балки блестели в свете факелов. Гобелены с весами висели, стол уставлен блюдами: оленина дымилась, хлеб рядом с яблоками, кувшины с вином темнели. Зима осталась за стенами, но холод гулял в сквозняках.

Маркус Аласад восседал во главе — широкоплечий, с сединой в бороде, взгляд острый, как нож. Рядом семья: жена в платье с мехом, дочь теребила кубок, сын — с жёсткими скулами — смотрел в стол. Все обернулись, шаги троицы гудели по камню.

Нэн шагнула, лицо спокойное, глаза горели. Положила свёрток перед Маркусом, развязала шнурок.

— Бумаги Вайсов, — сказала твёрдо, голос резал тишину. — Всё, чтобы их уничтожить.

Маркус взял документы, пробежал взглядом, улыбка расцвела. Хлопнул по столу, рассмеялся — низкий звук заполнил зал.

— Великолепно! — воскликнул он. — Их башня рухнет, мы поднимемся выше всех!

Семья оживилась: жена кивнула, дочь подняла кубок, сын усмехнулся. Аласады ликовали, голоса сливались, Маркус подвинул Нэн стул.

— Сделала больше, чем ждал, — сказал он, наливая вино. — Назови цену.

Илай стоял поодаль, наблюдая. Нэн улыбнулась, взяла кубок, голос твёрже:

— Не только Вайсов, — сказала, сжав кубок. — Треть их складов. Торговые пути. И ещё…

Она замерла, глядя Маркусу в глаза, как на весы судьбы.

— Союз, — закончила тихо, но чётко. — Ваш сын и я. Аласады и активы Вайсов — вместе затмим всех, даже отца.

Илай замер, внутри сжалось. Она торговалась, как на рынке, но не за деньги — бросала план Алана ради союза. Голос резал слух, холодный и уверенный, и он понял: для неё нет пределов, только выгода. Сын Маркуса усмехнулся:

— Быстро учишься, Теркол. Нравится.

Маркус прищурился, кивнул.

— Амбициозно. Возможно.

Винделор, молчавший у стены, шагнул вперёд.

— Нам тут нечего делать, — сказал, голос ровный, твёрдый. — Доставили Нэн и бумаги. Свою часть выполнили.

Маркус повернулся, улыбка шире.

— Заслужили награду. Деньги? Гражданство? Место в компании?

Винделор покачал головой.

— Деньги и билеты в караван к Чёрному морю. Больше ничего.

Маркус рассмеялся, хлопнул в ладоши.

— Просто и честно! Будет и то, и другое. Рейс через три дня. Сделано.

Он махнул слуге, тот поспешил. Винделор кивнул Илаю, указав на выход. Илай пошёл, но у порога обернулся. Нэн склонялась к Маркусу, голос тише, жесты резче: торговалась, глаза блестели. Сын Аласадов подвинулся, Маркус записывал. Не месть, не долг — сделка, холодная, как снег.

Илай отвернулся, шаги гудели в коридоре. Винделор шёл рядом, молчаливый, а в Илае росло чувство, что он теряет не только Нэн, но и веру, теплившуюся в нём. Город, Нэн, Аласады — всё сливалось, и он не видел в этом ничего хорошего.

Коридор тянулся длинной холодной полосой, стены поблёскивали тусклым металлом, отражая слабый свет ламп, будто храня холодное эхо былых времён. Винделор шагал впереди, его фигура казалась усталой, но в каждом движении сквозила упрямая стойкость — как у человека, смирившегося с неизбежным. Илай держался рядом, его взгляд скользил по стенам, отчаянно ища хоть что-то живое в этом мёртвом, стерильном пространстве.

— Ты знал, что так выйдет? — голос Илая разрезал тишину, острый, как вопрос, от которого не уйти.

Винделор не ответил сразу, лишь слегка сжал кулаки, словно пытаясь удержать ускользающий ответ. Потом, едва слышно, выдохнул:

— Догадывался. Но не был уверен.

Их шаги отдавались медленным ритмом, унося прочь от того, что осталось позади, и ведя в неизвестность.

— И что дальше? — Илай смотрел в пол, словно боясь поднять глаза.

— Дождёмся билетов и уедем. Как всегда, — голос Винделора был ровным, но в нём проскользнула усталость, которую он так старался скрыть.

К ним подошёл охранник и молча кивнул, указывая путь. Винделор пошёл за ним без лишних слов, Илай следовал по пятам, его плечи слегка опустились — груз неясного страха давил всё сильнее.

Их проводили в комнаты — длинные, узкие помещения, где время, казалось, замерло в бесконечном ожидании. Винделор толкнул дверь, и мягкий свет озарил скромный интерьер: кровать, стол, пара стульев. Но в воздухе витал едва уловимый запах — что-то родное, напоминающее о жизни, которую они оставили позади.

Илай остановился у порога и, понизив голос почти до шёпота, спросил:

— Я останусь у тебя?

Винделор посмотрел на него, и в его взгляде мелькнула мягкость.

— Конечно, без проблем.

Дверь закрылась за ними с тихим скрипом, и Илай, порывшись в кармане, вытащил старую плёнку — пожелтевшую, потрёпанную временем. Он осторожно развернул её, Поднес ее на свет. На пленке появились обрывки фотографий, лица, знакомые места — кусочки прошлого, которые они всё ещё хранили.

— Разобрался, как работает? — Винделор подошёл ближе, прислонился к стене, скрестив руки на груди.

— Да, смотрю фото… — Илай провёл пальцем по изображению, будто мог прикоснуться к воспоминанию. — Хотел бы их проявить.

— Думаю, в городе найдутся мастера, — сказал Винделор спокойно, словно утешая самого себя.

— Есть хорошие кадры? — спросил он, слегка наклонив голову.

— Мне нравится наше фото с пирогом, — на лице Илая мелькнула улыбка, — жаль, я не влез в кадр целиком.

Винделор кивнул, его губы тронула едва заметная улыбка.

— Ещё сделаем пару хороших фото, — сказал он, но в голосе звучала осторожная надежда, словно он сам в неё не до конца верил.

— Такую уже не сделаем, — Илай отвёл взгляд, и грусть, как тень, легла на его лицо.

Винделор тяжело вздохнул, его рука медленно опустилась вдоль бедра.

— Илай, насчёт Миры… — начал он, стараясь подобрать слова, чтобы хоть немного смягчить боль.

— Не нужно, — оборвал его Илай, его голос дрогнул. — Я в порядке.

Молчание повисло между ними, тяжёлое, как свинец, пропитанное болью прошлого и хрупкой надеждой на будущее. Они стояли в этой комнате, где время замерло, и каждый пытался найти в себе силы двигаться дальше.



*** Спасибо, что остаетесь с историей Винделора и Илая. Вторая книга набирает обороты, а сюжет становится более динамичным, ведь Черное море всё ближе, а значит на каждый квадратный километр приходится всё больше напряжённых моментов и неожиданных поворотов.

Буду очень признателен, если вы поделитесь в комментариях, что именно в книге вам нравится, а что кажется неудачным или требует доработки. Ваша искренняя обратная связь — помогает истории расти, становиться глубже и захватывать ещё сильнее.

Каждый ваш лайк и слово поддержки — это вдохновение для меня. Спасибо, что идёте вместе со мной по этому пути. ***

Загрузка...