Винделор. Книга вторая

Глава 13 И 14

Глава 13

Рынок Тридцать второго встретил их унынием, будто насмехался над былым величием Тридцать первого. Узкие улицы тонули в грязи, смешанной со снегом, что лип к сапогам, оставляя чёрные следы. Прилавки, сбитые из гнилых досок и ржавой жести, теснились, заваленные хламом: рваные тряпки, что трещали от сырости, гнутые ножи, ломающиеся от лёгкого касания, битая посуда, криво раскрашенная под фарфор давно мёртвого соседа. Всё ценное было уничтожено — не продано, не спрятано, а раздавлено руками тех, кто жил здесь, словно мысль, что кто-то возьмёт лучшее, жгла их изнутри. Торговцы, худые, с жёсткими лицами, не торговали — они ломали чужой товар, дрались за обломки, никому не нужные. Дети, тощие, с грязными пальцами, крались меж рядов, хватали куски железа или ткани и рвали их в снегу, лишь бы никто не унёс. Здесь не стремились владеть — здесь хотели, чтобы не владел никто.

На выходе из рынка их догнал тонкий, дрожащий голос, словно ветер в голых ветвях. Мальчишка лет восьми, худой, в рваной куртке, что болталась на нём, как шкура отощавшего зверя, стоял в тени прилавка. Его взгляд, острый и цепкий, скользил по рюкзакам Винделора и Илая, по их плащам, которые, хоть и потёрты, были лучше здешних лохмотьев.

— Вас господин Рокс зовёт, — выдохнул он, не отрывая глаз от их вещей. — Идите со мной.

Винделор замедлил шаг, рука легла на нож у пояса, голос резанул хрипотцой:

— Кто такой Рокс?

— Глава рынка, — мальчишка сплюнул в снег, в тоне мелькнула тень отвращения, тут же сменившаяся умоляющим блеском в глазах.

Илай пожал плечами, шагнул вперёд, но Винделор схватил его за рукав.

— Что ему нужно? — бросил он, прищурившись, глядя на паренька сверху вниз.

Тот переступил с ноги на ногу, снег хрустнул под дырявыми башмаками.

— Хочет говорить о Тридцать первом, — выдавил он, голос дрогнул.

— Не интересно, — Винделор отвернулся, потянув Илая к выходу. Снег скрипел под подошвами.

— Погодите! — мальчишка сорвался на визг, бросился за ними. — Он обещал мне вещь из лавки, если я вас приведу. У вас всё хорошее, а у меня ничего!

— Не наши заботы, — буркнул Винделор, не оглядываясь, пар вырывался изо рта облачком.

— Вам же это ничего не стоит! — голос паренька дрожал, он почти бежал рядом. — А я возьму, что мне нужно!

Илай замедлился, взгляд скользнул к Винделору — мягкий, но с упрямой искрой.

— Давай поможем, — тихо сказал он.

— Опять авантюра, Илай, — Винделор остановился, вздохнул, в голосе мелькнула усталость. — Впутываться будем?

— Пожалуйста, — мальчишка замер, глаза блестели, как у зверька перед капканом.

Винделор сжал губы, махнул рукой, и они двинулись за пареньком к центру рынка. Здание стояло низкое, кривое, облепленное хламом: ржавые цепи свисали с крыши, гнутые листы жести торчали из стен, а сверху гнулся оловянный шпиль, насмешка над башнями Тридцать первого. Внутри воздух был тяжёлым, пропитанным сыростью и запахом гниющих тряпок. Полки ломились от барахла: треснувшие чашки, обгрызенные ковры, статуэтки из олова с отколотыми краями, мотки проводов, мешки с тряпьём, тлевшие в углу. Хаос был не случайным — он кричал о желании собрать больше, чем у соседа.

— Здравствуйте, гости нашего славного города, — голос Рокса, скользкий и тонкий, прорезал тишину. — Я Рокс, глава рынка.

Он был худым, с крысиным лицом — узкий нос, мелкие глаза, блестевшие холодным озорством. Куртка, когда-то дорогая, висела лохмотьями, но он носил её с гордостью, как трофей.

— Приветствуем, — коротко бросил Винделор, голос холодный, как лёд на реке.

— Садитесь, — Рокс кивнул на потёртые кресла, что скрипели под тяжестью времени, но сам плюхнулся в одно, а гостям указал на шаткую табуретку.

Илай опустился в кресло, проигнорировав жест. Винделор остался стоять, скрестив руки.

— Угощайтесь, — Рокс махнул на стол: ломти хлеба, вяленое мясо, пахнущее сыростью, кувшин с мутной водой, где плавали тёмные пятна.

— Не голодны, — Винделор шагнул ближе, голос стал твёрже. — К делу.

Рокс схватил хлеб, плеснул воды, жадно набил рот, чавкая, как зверь, боящийся потерять добычу. Потом собрал остатки в пакет, сунул в шкаф, рука дрогнула, задвигая полку.

— Слухи дошли, что вы из Тридцать первого, — начал он, вытирая губы рукавом. — И что город пал.

— Так и есть, — кивнул Винделор, взгляд твёрдый, как камень.

Илай оглядел комнату — горы хлама, никому не нужного, но лежавшего здесь, как сокровища. Сломанные статуэтки, рваные тряпки, провода без жизни. Роксу не важна была их ценность — лишь то, что они его.

— Есть предложение, — Рокс подался вперёд, глаза заблестели. — Идёмте с нами, озолотимся на руинах.

— Не интересно, — Винделор шагнул к двери. — Мы идём дальше.

— А ты? — Рокс повернулся к Илаю, голос стал слаще, липким.

— Я с ним, — Илай встал рядом с товарищем.

— Жаль, — Рокс откинулся в кресле, пальцы забарабанили по подлокотнику. — Могли бы разбогатеть.

— Господин Рокс, — Винделор остановился у порога, — нам это не нужно. Мы уходим.

— Постойте! — Рокс вскочил, голос дрогнул. — Укажите на карте, где что ценное. Пять монет сейчас, процент после.

— Укажу бесплатно, — Винделор развернулся, — если не будете задерживать нас.

Рокс выхватил карту — мятую, кривую, будто рисованную наспех, — подвинул её к гостям. Винделор сделал пару отметок, буркнув, что знает немного. Рокс потер руки, проводил их, но Илай уловил шипение в спину:

— Могли бы больше рассказать, бродяги. Несправедливо, что знают они, а не я. Ничего страшного, скоро и я получу своё.

Они вышли с рынка, шаги хрустели по снегу и грязи. Улицы Тридцать второго вызывали отвращение — кривые, вымощенные битым камнем, что крошился под ногами. Дома, низкие и покосившиеся, лепились из ржавого металла и обломков. Один хозяин прибил к стене глиняную колонну, трещавшую от мороза, другой водрузил гнутый шпиль, насмехаясь над Тридцать первым. Окна заколочены, дворы огорожены колючей проволокой, подделки — ржавые цепи, стекляшки — блестели на углах, крича о тщете.

Женщина с жёстким лицом обогнала их, сшила наспех рваную ткань, подражая меху Илая, и разорвала её перед ним, шипя: «У меня лучше!» — топча в грязи. Дальше двое дрались у телеги с железом: один продал гнутый нож, другой сломал его и швырнул в сугроб, крикнув: «Чтоб никому!» Телега опрокинулась, обломки разлетелись, но никто не взял — пинали в стороны.

Илай морщился при каждом встречном, ожидая подвоха. Город дышал злобой, что пряталась в глазах и жестах. У первой гостиницы, покосившейся на соседнее здание, двое орали:

— Плати, что твоя лачуга держится за мой дом! — кричал один, тыча пальцем.

— Это моё тянет твоё! — огрызнулся второй, плюнув в снег.

В других гостиницах, увидев их вещи, хозяева задирали цены. Один оскалился:

— Сто двадцать монет за ночь! Такие, как вы, могут!

— Неприятный город, — Илай сжал кулаки, голос дрожал.

— Надо выбираться, — Винделор кивнул, взгляд скользил по теням.

Ночь легла на Тридцать второй, тусклые фонари бросали зловещие отблески. Из подворотен смотрели голодные глаза, шорох шагов таял за спиной. Воздух пах гарью и гнилью от куч хлама.

— Сюда, — Винделор втащил Илая в ближайшую гостиницу.

Глава 14

Утро в Тридцать втором вставало нехотя, будто город стыдился своей убогости в холодном свете дня. Бледное солнце едва пробивалось сквозь дымку от плавилен на окраине, смешиваясь с запахом гари и гниющих отбросов у порогов. Жители копили их, как сокровища, которых не должно быть у других, и никто не убирал — лишь подтаскивал ближе к двери, косясь на соседей. Узкие тропы, вымощенные битым камнем, что крошился под сапогами, гудели шагами торговцев — худых, с жёсткими лицами, что прятали рваные мешки под плащами, щурясь на встречных. Женщина с кривыми зубами волокла кусок ткани, стащенный с чужого прилавка, и рвала его на ходу, чтоб никто не взял целым. Мужик с редкой бородой нёс гнутый нож, украденный у соседа, и скалился, радуясь, что теперь у него не хуже. Дети, тощие, с грязными руками, шныряли меж домов, выхватывая стекляшки из грязи, и пинали друг друга, лишь бы у соседа не осталось больше. Дома лепились тесно, низкие и кривые, их стены из ржавого металла и глины топорщились поддельными шпилями и колоннами, что трещались на морозе, но никто не чинил — каждый следил, чтоб сосед не сделал лучше.

Илай и Винделор вышли из гостиницы на краю рынка — шаткой лачуги из досок и жести, что величала себя «Приютом путника». Внутри было сыро, стены пахли углём и плесенью, дверь, обитая рваной тканью, скрипела на ветру, а над входом гнулась вывеска из гнилого дерева, жалкая тень каменных табличек Тридцать первого. Хозяин, сгорбленный, с жёсткими глазами, встретил их ночью с ухмылкой, скользнув взглядом по рюкзакам и винтовке, и заломил цену, что заставила бы караванщика подавиться. Они заплатили, но утром ушли, шаги хрустели по снегу с грязью, лица их были усталыми, а в глазах тлело недоверие. Тридцать второй походил на ребёнка, что натянул чужую рубаху, слишком большую, и злился, что она трещит по швам. Каждый камень, каждая ржавая дверь кричали о больном стремлении украсть чужое величие, перемазать грязью и назвать своим.

Илай потёр руки, пар вырвался изо рта, и он бросил тихо, глядя на Винделора:

— Может, ещё день переждать?

Винделор отмахнулся, голос ровный, с лёгкой хрипотцой:

— Брось, Илай. Мы за всё время пути на гостиницы потратили меньше, чем тут за ночь дерут. Деньги есть, но не для таких дыр. Посмотрим дальше — ночь ещё не скоро.

Они двинулись по улице, ветер гнал снег вдоль тропы. Из-за угла вынырнула старуха, сгорбленная, с тяжёлыми сумками. Руки её дрожали, лицо, изрезанное морщинами, было усталым, но не злым. Сумки, рваные, набитые хламом — кусками ткани, битой посудой, гнутыми ложками, — казались добычей с чужих отбросов. Одна выскользнула, ударилась о камень, ржавая вилка и серый хлеб вывалились в снег. Старуха охнула, попыталась нагнуться, но замерла, дыхание вырывалось с хрипом.

Илай шагнул к ней, подхватил сумку, ловко собрал упавшее и протянул, голос смягчился:

— Давайте помогу. Тяжело вам одной.

Старуха подняла глаза, тёплые, но выцветшие, уголок рта дрогнул в улыбке:

— Спасибо, парень. Ноги не те, а рынок… там всё рвут друг у друга.

Винделор подошёл, прищурившись:

— Видели ваш рынок. Там не купишь — сломают раньше.

Старуха усмехнулась, голос хриплый, но живой:

— Верно. Каждый думает, что у другого лучше, вот и портят. Я Марта. Ищете ночлег — идите ко мне. Крыша течёт, почините, а я пущу бесплатно, не как эти.

Илай глянул на Винделора, тот кивнул, губы чуть дрогнули:

— Справедливо. Веди, Марта.

Она повернулась, указывая путь, сумки перекочевали на плечи Илая, Винделор шагал рядом, оглядывая город. Тропы вились меж домов, их стены топорщились фальшивыми украшениями — жестяные шпили гнулись, глиняные колонны трещали, окна заколочены досками. Женщина с жёлтыми зубами тащила рваный плащ, но другая выскочила из соседней двери, плюнула на него и рванула пополам, шипя: «Прошмандовка, нормальный бы купила!» Каждая унесла свой кусок, бросая злобные взгляды.

Илай усмехнулся, сарказм сочился из тона:

— Делятся по-доброму, прямо душа радуется. Весёлый городок, Марта, как тут живётся?

Марта бросила взгляд через плечо, голос усталый:

— Раньше лучше было. Теперь только рвут друг у друга. Люди как люди.

— Образцы доброты, — фыркнул Илай. — Давно так?

— Давно, — буркнула она, глядя в землю. — Не спрашивай, не расскажу. Идите дальше.

Двое мужчин дрались у кучи хлама — один выхватил гнутый нож, другой сломал его и втоптал в снег, чтоб не хвастался. Дети шныряли вдоль стен, подбирая стекляшки, и пинали друг друга за яркий кусок. Мальчишка подскочил к Илаю, ткнул в рюкзак:

— Откуда это? Дай глянуть!

Илай скривился, отвращение к городу выплеснулось в резком тоне:

— Беги, малой, пока ноги целы. — Усмешка вышла натянутой, в глазах тлела усталость. Он смеялся, чтоб не сорваться — кричать на этот мир было бесполезно, кулаками его не переделать. Здесь не жили — выживали, и если кто-то смеялся, другой уже скрежетал зубами. Смех держал его над этой грязью, но внутри жгло тошнотой.

Винделор заметил это, взгляд стал пристальным, но он промолчал, лишь кивнул и шагнул дальше. Илай провёл языком по зубам, пробуя горечь, что копилась с каждым городом, с каждым шагом по этим тропам. Мальчишка отпрянул, но глаза блестели, как у пса, что ждёт подачки. Они шли к окраине, где дома становились ниже, ветхее, запах гари сменялся сыростью и плесенью. Улица упёрлась в ряд лачуг, утопавших в снегу и грязи.

Лачуга Марты выделялась даже здесь — просевшая, с крышей из кривых досок и жести, что провалилась в центре, будто продавленная сверху. Стены, сбитые из разномастного дерева, кренились влево, держась на подпорке из кола. Дверь висела на одной петле, соседние халупы огораживала колючая проволока, будто кто-то стерёг их нищие кучи хлама. Марта толкнула дверь, та скрипнула, внутри пол гудел под ногами, покрытый грязью. В углу дымил очаг из битого камня, у стены лежала куча тряпок — постель, над ней полка с ржавыми ложками и пожелтевшей кружкой.

Из тёмного угла вынырнул мальчишка лет десяти, худой, с лохматыми волосами, глаза блестели голодным блеском. Взгляд его впился в рюкзаки, скользнул по винтовке Илая, ножу Винделора, пальцы дрогнули.

— Это Венс, — буркнула Марта, ставя сумку у очага. — Не смотрите, шустрый он. Садитесь, чаю налью.

Илай бросил с усмешкой, глядя, как Венс кружит у рюкзаков:

— О, какой помощник. Руки чешутся, да, малой?

Венс потянулся к ножу Винделора на столе, но тот перехватил его руку, не глядя, и убрал нож к себе. Мальчишка отдёрнулся, сжал кулаки, отвернулся. Марта буркнула:

— Руки при себе держи, шустрый!

— Крышу чинить будем, — кивнула она на лестницу к чердаку. — Доски там, молоток найдёте. Я чай грею.

Илай и Винделор поднялись наверх, где крыша зияла дырами, пропуская снег и ветер, что гудел в щелях. Доски, что Марта назвала запасными, крошились под пальцами, но выбора не было. Илай взялся за молоток, удары гудели в тишине, Винделор держал доски, следя за Венсом внизу. Тот подбирался к рюкзакам, тянулся к патронам, куску хлеба, но оглядывался, боясь взгляда сверху.

— Ну что, Вин, — Илай вбил гвоздь, ухмыльнувшись, — малой нас в героев хочет записать. Или в нищих, как сам.

Винделор хмыкнул, не отрывая глаз от Венса:

— Пусть попробует. Я слежу.

Работа шла медленно, гвозди гнулись, доски трещали, но дыры закрывались. Венс, поняв, что его видят, подскочил к лестнице, голос зазвенел:

— Эй, пойдёмте, знаю место, где деньжат раздобыть! Там с рынка всякое лежит!

Илай фыркнул, вбивая гвоздь:

— Щедрое сердце, прям сокровища припас, да?

Винделор бросил:

— Не интересно. Чиним дальше.

Венс нахмурился:

— Тогда за оружием! У типа на окраине ножи — острые, лучше ваших!

Илай закатил глаза:

— Блестят, как твои глазёнки? Нет, спасибо, гений.

Венс сжал кулаки:

— А ещё барахло с Чёрного моря! Железки, тряпки, даже машины старые, говорят!

Винделор замер, прищурившись:

— Чёрное море? Что за барахло?

Илай вздохнул:

— Вин, это западня, я винтовку съем, если нет.

Винделор усмехнулся:

— Винтовку жалко, хорошая вещь. Пошли, Венс, глянем, что там с моря притащили.

Венс ухмыльнулся, глаза блеснули, рванул к двери:

— Сами увидите! За плавильней!

Илай спустился, бросил саркастично:

— Попались на удочку, Вин?

Винделор кивнул:

— Проверим, что там интересного.

Марта вздохнула, глядя вслед:

— Шустрый он, как ветер. Беды от этого.