«Соломон — Иуде
Пояснить причину срыва вербовки объекта.
Пояснить причину не выхода на связь в установленное время.
Пояснить причину повреждений вверенного объекта.
Пояснить причину применения дополнительных модулей»
— … Три дурынды! — Я сидел на полу у кровати и не знал, плакать мне или смеяться.
— Вообще-то — четыре… — Жанетон ткнула пальцем в сидящую у двери в ванную комнату знакомую мне рабыню.
— Да какая нафиг разница… — Я покачал головой и зашипел от боли — острые женские ноготки исполосовали мне кожу и на спине, и на груди, а еще кто-то из этих дурех, то ли сопротивляясь, то ли не контролируя себя, прокусил мне руку в двух местах и оставил следы зубов на плече. — Я же еще в прошлый раз предупреждал, что после боя…
— Обычно… — Моник, шипя от боли, завошкалась на кровать, пытаясь устроится удобнее. — Обычно, перед тем как войти сзади, культурный мужчина спрашивает разрешения!
— Так то — культурный… — Я похлопал рукой по кровати, нащупал женский зад и хлопнул по нему.
О!
Какой был визг!
Сменившийся гробовой тишиной.
Теперь, ближайшие пару минут Моник будет пребывать в легком лечебном трансе.
Главное — предупредить всех, чтобы не болтали…
Хотя, можно просто не заострять внимание и они сами забудут.
— А мне так можно? — Рабыня на четвереньках добралась до меня и улеглась мне на колени.
А вот с ней было сложнее.
Кто-то уже залечивал ей болячки, включая и «неприличные», но делал это на отвали, так что, болячки прошли, а вот последствия — нет.
И, что хуже всего, кто-то еще и в голове у нее покопался, потом постарался скрыть свое воздействие, но натворил такой чихуйни, что волосы дыбом встали!
— А нас?! — Жанетон, на полусогнутых, добралась до меня, устраиваясь слева и прижимаясь к плечу.
— А вас… — Я оглядел оставшуюся парочку и вздохнул. — А вас дома буду лечить. Я так понял, это вас Хассер на контракт взял, да?
— Ну… Он предложил… — Жанетон вздохнула. — А я как-то задолбалась крутить баранку и гадать, трахнет меня следующий пассажир, ограбит или просто убьет…
— Причем не факт, что пассажир не окажется пассажиркой. — Четвертая участница квартета покрутилась сбоку на бок на полу и потянулась.
— Это Иоанна. — Жанетон представила подругу. — А вот эту, дрыхнущую у тебя на коленях рабыню, зовут Рута.
— Надо не забыть ее выкупить… — Напомнил я самому себе.
— Э-э-э-э-э-э, да ты собственник! — Пришедшая в себя Моник как-то так хитро извернулась на кровати, что теперь ее голова лежала у меня на правом плече, щекоча кожу длинными, черными локонами.
— Ага… И это говорит женщина, подписавшаяся на контракт… — Не преминул уколоть я ее.
— Ну-у-у-у-у… — Моник куснула меня за шею. — Все женщины любят подарки — это раз… И у каждой женщины в голове тараканы размером с теленка…
— И именно поэтому, видимо, места для мозгов там определенно нет… — Я вздохнул. — Ладно… Валите в душ и собираемся. Я, в принципе, отошел, но… совсем не против продолжить все в нормальных условиях и на полу с нормальным ковром!
— Ну, насчет мозгов, ты точно не прав… — Лежащая на полу Иоанна потянулась. — Сегодня мы не слабо так разбогатели, поставив на тебя…
— О! Точно! — Моник, пошатываясь, сползла с кровати и, демонстративно постанывая, добралась до черной сумочки, из которой достала планшет и, пробежавшись по клавишам, восхищенно присвистнула. — Девочки! Да мы богаты!
— Сколько? — Жанетон оторвалась от моего плеча.
— 303 тысячи у меня, Янке выплатили 275, тебе, Жанка, 405 тысяч.
— Офигеть! Почти лям сняли! — Янка оживилась.
— Не радуйся. С этого еще налог платить. — Жанетон вздохнула.
— Это после уплаты налога. — Моник пощелкала языком. — Жестко…
— Что там? — Мои новые «контрактницы» шустро переползли к креслу на котором сидела Моник и принялись что-то изучать, попутно бросая взгляды на меня и лежащую рабыню.
— Погоди… — Я поднял руку. — Так налог в конце года?
— Тут написано, «в связи со скоропостижной смертью владельца заведения, налоговая служба автоматически провела списание налогов, закрывая дефицит средств»… — Моник вздохнула. — Сдается мне, за эти четыре часа много что произошло…
— Девушки… — Я коснулся рабыни. — Марш в душ…
Пока дамы принимали водные процедуры, плотно подзаправился оставшимся на столе ужином, кстати, очень скудным для пяти ртов, которые целых четыре часа только и делали, что трахались и жрали, разблокировал замок двери и вызвал обслуживание, попутно проверив свой счет.
Что же…
Верить или не верить — искренний выбор каждого.
Накинув на покусанные и поцарапанные плечи рубашку, плюхнулся в кресло, размышляя, а не присоединиться ли мне…
Открывшаяся без стука дверь намекнула прозрачно — не присоединиться.
А вот вошедшие фигуры — заставили напрячься.
— Ну, ты дал… — Его преосвященство в сопровождении моей противницы, кстати, выглядящей намного хуже, чем я, оглянулся по сторонам. — Думал, честно говоря, что ты сдохнешь, но… Прими мои поздравления…
— И мои. — Агнесса сделала шаг вперед и протянула маленькую коробочку, от которой просто фонило святым благословением. — Давно меня так с небес не возвращали!
— Обращайтесь, Ваша Светлость… Только не часто, а то я точно подохну… — Я улыбнулся. — Я рад, что мы остались честными соперниками, а не стали врагами.
— Для врага ты слишком мелок… — Агнесс подмигнула. — Но вот как соперник или спарринг-партнер — вполне себе ничего.
Неожиданно подмигнув мне, вот эта Останкинская телебашня развернулась и вышла из комнаты, оставляя нас с преосвященством тет-а-тет.
— Прекрасный воин, но… Слишком прямолинейна. — Тарг тяжело вздохнул. — На неделе зайди в госпиталь Святой Хельги… Свои четыре раунда ты честно продержался, так что я свое слово сдержу. Но вот на бои больше ни ногой! Особенно на моей Арене. Конечно, я благодарен тебе за безвременную кончину Бездака, до примет его в небо святой Петр, но… Такие «сюрпризы» мне больше не нужны. Девять букмекеров разорилось, четверо повесились, трое поедут с семьями на Маулину, отрабатывать долги — это перебор!
— Хорошо… — Я согласно кивнул. — Но у меня есть дело к легату Улькас и… Я бы хотел выкупить одну рабыню, вот только, с деньгами сейчас напряг…
— Руту? Забирай. Считай это компенсацией за потерянные деньги…
Вот же!
Точно, обставил меня ящер.
Эх, лопух я, доверчивый…
— А легата Улькаса, увы, ты вряд ли встретишь — тот район и в лучшие годы был беспокойным, но теперь, когда Отступники с арахнами объединились, так и вовсе стало жарко. — Преосвященство тяжело вздохнуло. — Все в руках Божьих, но что идет в эти руки — не знает и сам Господь…
— Тихо… — Я улыбнулся. — Он — всеведающ!
— Только нам ничего не говорит… — Тарг встал с кресла. — Я бы честно хотел тебя вскрыть. Или сдать в святую Ольгу. Но медикус на свободе, контролирующий один из крысиных углов намного дороже медикуса за забором, только и умеющего, что дрочить и лечить…
Ну, да…
Наивный я, думал у меня все шито-крыто…
Да у Тамплеров две галактики под контролем, а я — самый умный…
Тарг открыл дверь и, тут же, как по заказу, распахнулась дверь ванной комнаты, выпуская моих, гм… женщин, закутанных в белоснежные полотенца.
— Гм… Четверо… — Тарг внимательно попялился на женщин. — Что же, молитва женщины всегда быстрее доходит до ушей Бога.
Осенив квартет крестным знамением, его преосвященство вышло из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
А потом открыл, погрозил мне пальцем и снова закрыл.
Иногда у церковников убойное чувство юмора!
Вон, Моник, при виде Тарга и вовсе так побледнела, что еще чуть-чуть и хлопнулась бы в обморок!
— Собирайтесь, одевайтесь… Я в душ… — Я выбрался из кресла и пройдя сквозь этих… Пошел освежаться…
«Иуда-Соломону
Вербовка объекта невозможна. Объект в зоне интересов третьих лиц.
Не выход на связь в оговоренное время обусловлен разрывом коммуникаций узла «Гер-Ашона-Кляуц»
Объект поврежден при бегстве из узла «Лио-Фамальга-Зорра»
Применение дополнительных модулей выполнено по форме «Зарром»
— … И все мы прах. И прахом станем… — Его Преосвященство замолчал, наполняя кладбище торжественной тишиной, прерываемой, правда, едва сдерживаемыми рыданиями жены и дочери. — Герцог Ричард-Франциск Теркумисса, славный воин, мудрый правитель… Нам тебя будет не хватать!
Я плотнее прижал к себе Моник, мысленно отдавая другу последние почести.
Вот уж не думал, что Дюк уйдет вот так просто и буднично — в собственной постели…
— … Интересно, кто будет следующим… — Голос за моей спиной тяжело вздохнул. — Плохо это, очень плохо!
Хотелось развернуться и посмотреть на говорящего, но…
Люди выходили, говорили и говорили…
— Иди… — Я, честно говоря, не заметил, как рядом со мной очутился Тарг. — Ты хоть честно скажешь…
Что же…
Дождавшись паузы, отпустил Моник и вышел к гробу, стоящему на высоком орудийном лафете.
— Дюк Теркумисса… — Я вздохнул. — Сложно о тебе сказать «был». В моем сердце ты — «есть». Ты остался в своих детях. В своих планах и в своих сослуживцах. А теперь ты останешься в своей планете. Я не могу знать, что у нас впереди, Дюк, но… Мне очень жаль, что ты этого не узнаешь… Спи спокойно, пусть земля тебе будет пухом, Герцог Теркумисса…
Я отошел в сторону и вернулся к Моник, опирающейся сейчас на руку Тарга и взял ее за талию, прижимая к себе.
Вот и нет у меня покровителя.
— Зайди ко мне вечерком… — Тарг положил мне руку на плечо. — Есть разговор.
Его Преосвященство тихонько отошел в сторонку, а я, в какой-то момент успел перехватить взгляд Моник, настолько ненавидящий, что захолонуло сердце.
Блин…
Вот только мне секретов не хватало…
Отойдя в глубь, придерживая женщину, вышел из толпы и повел по чистеньким тропкам кладбища, дышащего покоем и безвременьем.
«Фьють»
Какая-то пичуга, сидящая на старом склепе, свистнула в небеса и скосила на меня свой глаз, решая, опасен я или нет.
Опасен птичка, еще как опасен…
Я развернулся к толпе, внимательно вглядываясь в людей.
Точнее, в творящийся над их головами, бедлам.
На Арене, я вытянул на себя десять смерчиков, вертящихся над головами людей.
Шестеро из тех — уже лежат по соседству.
Знать, блин, не «смерчики» это вовсе.
Жаль, конечно, Дюка, но вот с остальными…
Четверо сейчас, в толпе, пытаются перетянуть «смерчики» на себя, приспосабливая чужую силу.
Дюк тоже попытался перетащить, да вот беда, смерчик, что ему приглянулся, принадлежал Агнессе, а с нее что-то тянуть — себе дороже.
А в семье у герцога, больше со «смерчиками» никого и не было.
— Что-то случилось? — Моник, выйдя из толпы, словно перешла на второе дыхание и даже вон, румянец на щеках заиграл.
— Прости. Холодно просто и на сердце камень. — Я посмотрел на птицу и она, решив, что связываться со мной — слишком много чести, повернулась ко мне задом, поиграла хвостиком, а потом и вовсе упорхнула.
— Пойдем домой. — Женщина прижалась ко мне. — Рута сделает массаж, Жанка сделает чай…
Да уж…
Как-то за пять минувших дней этот квартет плотно обустроился в моем доме, словно приворожив Хассера и как-то так по-хитрому расставив предметы в кажущемся беспорядке, что дом, впервые за три года стал уютно-обжитым.
Да и сами женщины…
Тоже стали уютными, разделив обязанности по дому и став его четырьмя сердцами.
Первое сердце, несомненно, Моник.
Она стала ярко-парадной при чужих и чем-то необыкновенным в постели.
Правда, Жанетон считает, что я Моник просто сломал в тот вечер, напрочь убив все ее свободолюбие, веселость…
Сама Жанетон наводит порядок в моих делах и финансах, которые поют романсы, к сожалению.
Рута носится по дому, приводя его в идеальный порядок, а Иоанна занялась фотосетами, подбирая мне локации и не расставаясь с косметичкой…
Надо будет ее с сестрами Шури познакомить, вот уж найдут друг друга три чудовища от макияжа!
— Дин… — Моник обошла меня и прижалась к груди, крепко-крепко. — Хочешь, поедем и ты меня поснимаешь? Или нас всех?
Да-а-а-а…
Эх, блин, накрылась моя мечта поснимать Моник в роскошном саду Дюка!
Целомудренно поцеловав свою женщину в макушку, оглянулся к все еще стоящей толпе со склоненными головами, над которой…
Ни одного смерчика!
Ровная серость над головами, словно всех этих людей уже вытащили, словно рыб из воды и они медленно засыпают, вяло шевеля плавниками.
«Шу-шурх-шурх-шурх… Шу-шурх-шурх-шурх»
Серость и вовсе стала темнеть на глазах, словно откуда-то с небес, на наши головы вот-вот упадет что-то…
Я задрал голову, пытаясь рассмотреть приближающийся объект.
«Шу-шурх-шурх-шурх»!
Да этот объект не приближается, он, черт раздери, падает!
А это «Шу-шурх-шурх-шурх» — повреждение подушки антиграва и, если я его слышу, то скорее всего не одной подушки!
Первую мысль спрятаться за склеп и переждать, сознание отмело напрочь.
А пока «сознание» отметало варианты, «бессознание» схватило Моник, взвалило ее на плечо и рвануло с места в карьер, мечтая оказаться от треклятого «Шу-шурх-шурх-шурх» как можно дальше!
Чем ближе «Шу-шурх-шурх-шурх» к земле, тем дальше мне надо быть от него!
Ладно если упадет какой-нибудь гравибус, тогда все отделаемся воронкой метров в тридцать, глубиной…
А если что-то «тяжелое»?!
Ноги сами добавили газку, переходя на какой-то запредельный режим, от которого Моник так и норовило сбросить с плеча набегающим потоком воздуха.
Стометровка в десять секунд?
Да легче легкого!
Я за десять секунд успел усвистать на все двести пятьдесят, перепрыгнуть, вместе с женщиной на плече, через двухметровую ограду кладбища и, подвернув ногу, улететь в кювет, наполненный черной водой, поросшей зеленой ряской.
На спине возмущенно вопила Моник, а я отчаянно пытался выбраться из вонючей жижи, отвоевывая метр за метром, пока не стало поздно.
«Соломон-Иуде
Хорошая работа!»
— Прекрасная работа, Дин… — Моник куталась в зеркальное одеялко и смотрела на меня волком. — Три с половиной тысячи — псу под хвост!
Если что, это она о платье.
— Лучше бы вы мужу спасибо сказали. — Взрослый полицейский, стоящий рядом с блокнотом, осуждающе покачал головой.
— Я скажу… — Моник выдохнула. — Я все скажу…
И боднула меня лбом в плечо!
Не-е-е-е-ет, на женщин стресс плохо отражается, они неадекватно на него реагируют!
— Значит, вы решили покинуть похороны и пошли в сторону выхода. — Полицейский вернулся к записям в своем блокноте. — Услышали подозрительный шум, посмотрели вверх и кинулись бежать, все верно?
Я кивнул головой.
— Опишите, что вы там увидели?
— Быстро приближающуюся черную точку. — Я попытался развести руками, но как-то не получилось.
— А что вас напугало, из-за чего вы побежали?
— Звук пробитой подушки антиграва. — Я тяжело вздохнул.
— Вы уже слышали такой звук?
— Да.
— При каких обстоятельствах?
— На борту «Императора Шертона Четвертого», четыре года тому назад. — Я зевнул, уже изрядно устав отвечать на вопросы, идущие уже по шестому, если не седьмому, кругу.
— Как вы думаете, кто-то еще мог слышать этот звук?
— Представления не имею. Звук весьма специфический, кто не знает, тот и внимания не обратит.
— Свидетели говорят, что взрыв был очень сильным… Не объясните, как вы оказались от места трагедии так быстро?
— Очень жить захотелось. — Честно признался я, недобро поглядывая за спину полицейского, за которой маячил хорошо знакомый плащ Сестры Агнессы.
Ну, в принципе, на церемонии ее не было, так что ее интерес понятен.
Но вот чего она так на меня уставилась — ума не приложу!
— Брат Иви, спасибо тебе за труд… — Агнесса коснулась плеча мужчины, привлекая к себе внимание. — Дальше этим займется наш отдел…
Полицейский козырнул, сдал блокнот Сестре и свалил в закат так ловко, словно всю жизнь в этом тренировался.
— Брат Дин. Сестра Моник… — Агнесса коряжистым деревом замерла напротив нас, многозначительно листая блокнот. — Что сподвигло вас отойти в сторону?
— «Общественная часть» закончилась, а на «семейную» меня никто не звал. — Я посмотрел в глаза Сестры, отчего-то одобрительно кивающей.
— Сестра… Что скажешь ты?
— Что никогда так не чувствовала себя так… Беззащитно. — Моник поежилась в своем одеяле. — Но, я точно не слышала никаких звуков.
— Это не удивительно. — Агнесса скривилась. — Звук поврежденных «подушек» слышат всего 0.3 % от одного миллиона жителей. Обычно это молодые, но… Бывает как и в случае с братом Дином. Готова поспорить, когда-то Дин повредил ухо при нырянии или родился на большой высоте, в сильно разряженном воздухе…
Пришлось развести руками — таких подробностей о себе я точно не знал.
Моя жизнь в этом мире началась со сломанного о головогрудь клинка и длинного полета, который завершился спиной Дюка.
— Его Преосвятейшество предполагает, что Герцог Теркумисса покинул сей мир далеко не из-за сексуальных игрищ со своей рабыней, которую торопливо заколола его супруга и даже не от ревности супруги, а из-за своей прямой обязанности — набора рекрутов на военную службу.
— Глупости. — Я фыркнул. — Из-за этого не убивают. А если и убивают, то не вместе с 80 % процентами…
«УПС!»
Реально ведь, на похоронах присутствовало 80 % «цвета общества»!
Вот только, цвета не простого, а — кровавого!
Вместе с тоннами земли, в небеса отправились многочисленные капитаны кораблей, старшие офицеры, святейшие Братья и Сестры Битвы — фактически, одним махом Теркумисса лишилась верхушки военного общества!
— Его преосвятейшество хочет поговорить с тобой об этом завтра, например, в 11? — Агнесса протянула мне пластиковую карточку одноразового пропуска, с золотым тиснением и и моей голограммой-снимком.
— Обязательно буду. — Я забрал протянутую карточку и сунул ее во внутренний карман, потом чертыхнулся и переложил в карман до сих пор мокрых, брюк.
— Полиция отвезет вас. — Сестра Битвы развернулась на каблуках и пошагала прочь, оставляя нас среди суеты и мигания огней.
«Иуда — Соломону
Объект информирован
Третий эшелон собран»
— Это совершеннейшее безобразие! — Хассер искренне негодовал, в динамиках, пока я старательно намыливал голову и растирался до красна жесткой мочалкой, пытаясь смыть с себя грязь и запахи канавы. — Все новостные паблики…
— Угомонись, пожалуйста… — Вежливо попросил я, искренне надеясь хоть тут отдохнуть от шума и новостей, обрушившихся на нас с приездом домой. — Хасс, правда, угомонись, а? Ну писаки во все времена жили враньем, чего тут распаляться-то?!
Хассер вздохнул и стал, осторожно подбирая слова, объяснять мне, что теперь, без высокопоставленного покровителя, «эти самые писаки» в любой момент заклюют нас, точнее — меня, с легкостью вороны, заклевывающей голубенка!
Ну, да, так-то он прав, особенно в связи с моим пошатнувшимся материальным состоянием…
Слово за слово и мы с Хассером в пых и прах разругались.
Я предупредил умный дом, что не в пределах его компетенции умничать со своим хозяином, а умный дом убил меня фразой, что он не виноват, что умнее меня!
Ненавижу, когда железки умнее меня!
Это всегда означает, что железо глючит и вот-вот выдаст запредельную ошибку, после которой только и останется, что рвать волосы на жопе.
Так что, Хассер отправился на перезагрузку и диагностику, а я, крадучись пройдя по дому, поднялся к себе на крышу и, сдвинув непрозрачный полог, улегся смотреть на звезды.
Жаль только, что звезды так далеко…
Я бы хотел, чтобы они были близко-близко, чтобы их можно было коснуться руками, посмеяться их театру теней, а то и, чем черт не шутит, поставить на одну из них чайник!
Бред?
Ну, да, бред.
Сегодняшний рывок с Моник на плече — тоже бред, но вот, состоялся же!
Я закинул руку под голову, искренне жалея, что в этом тайном месте у меня только «Пшеничная слеза» и «Туша монаха» — первую я пью от злости, а вторую — с тоски.
Покрутив носом, смешал и то, и то…
Гадость преизрядная, но сейчас мне нужна именно оно — мерзкое, крепко-сладкое пойло, чтобы било по мозгам, чтобы завтра утром, на встрече с преосвященством, было плевать, что говорить и чем мне будут грозить, волновало меньше, чем отваливающаяся с похмела, башка!
А звезды ближе не становятся.
Им просто так же плевать на нас со своей безликой колокольни.
Я отсалютовал звездам высоким стаканом с вино-водочной смесью, давая понять, что я их вижу, и даже, где-то, понимаю…
Но хочу другого!
«Звезды, как холодные игрушки,
Разбивают вновь не детские сердца,
Словно металлические стружки,
В нас впиваются, стирая в кровь лица…»
Стакан, стакан, стакан…
Активен был бы Хассер, он бы сейчас точно перебудил всех четырех моих любовниц, поднял их на уши и заставил бежать сюда, спасать ли меня, отвлекать ли…
Хассер умный дом, беда только в том, что слишком умный.
И не мой.
Он подстраивается, он учится.
Но…
Я вновь поднял к звездам стакан, салютуя Дюку, чьё тело, как тела и еще добрых двух сотен присутствующих, не успевших разбежаться от падающего, тяжеленного конструкционного дроида, сорвавшегося с орбиты вместе со своим грузом — многотонным баком с топливом для разгонных двигателей.
Кто не умер, превратившись в лепешку, тот умер через десяток секунд, вдохнув ядовитых испарений.
И, кстати, оказывается, это я в этом всем виноват!
Какой-то из писак кинул в народ, что я знал и не предупредил, что…
Я вновь отсалютовал звездам.
Пусть их.
Собаки лают — караван идет…