Вархаммер Сорок Тысяч: Страждущий

──────── XVIII ────────

Сигурд пригнулся, когда слишком близко свистнули пули, но, похоже, они были залетными. Раненый снова застонал, но Волк не обратил на это внимания и потащил его дальше. Он уже примерно знал, куда нужно идти, чтобы добраться до повстанцев.

Еще несколько сотен шагов, и он вынырнул из темноты возле копошащихся людей. Это был не настоящий лагерь, а подобие полевого госпиталя. Везде лежали раненые. Ему тут же махнули рукой, указывая, куда положить контуженого, не спрашивая, кто он. Отвратительная дисциплина. И каким чудом их еще не перебили.

Он обернулся на крик

- Морион, Морион!

К ним бежала девушка, точнее – девочка. На вид ей было от силы тринадцать терранских лет. Она кого-то напомнила Сигурду, но, естественно, он никогда ее не видел. Он был здесь впервые. На ее лице блестели дорожки слез. Когда-то красивые, длинные волосы спутались и потемнели от гари и грязи, хотя было ясно, что они цвета очень светлого золота. Когда она подбежала, он поразился перемене. Слезы высохли, лицо стало предельно серьезным, словно у уже немолодой женщины. Дети на войне взрослеют очень быстро и учатся скрывать свои чувства.

- Положи его сюда.

Она указала пальчиком на небольшую платформу из дерева, и Сигурд молча подчинился. Девочка обернулась к нему. Даже сейчас, опустившись на колени возле раненого, она смотрела на него хоть и снизу вверх, но с какой-то сдержанной гордостью.

- Спасибо тебе, что спас моего брата. Там ты сможешь поесть и отдохнуть.

Она указала дальше, за завалы разбитых стен. Сигурд кивнул.

- Если ты ищешь командиров, то они там.

Она снова указала направление, видимо, уже привыкнув к вопросам и не дожидаясь их. Волк кивнул и отправился к тем самым командирам.

Единственный вопрос, который у них возник – это его странное имя, но и на него Сигурд ответил честно и просто – его назвала так мать, а уж зачем и почему – не сказала, а он и не спросил. На этом вопросы кончились. Косые взгляды на его оружие бросали еще какое-то время, но на войне оружием может стать всё. Ему предложили выбрать что-то еще, и он не удержался от улыбки при виде крупнокалиберной снайперской винтовки. Она напомнила ему то оружие, которое они с братом выбрали в замке Воронов. Адепты Механикум плакали бы масляными слезами от одного вида ее пропорций. Он выбрал именно ее. Не сразу он понял причину удивленных взглядов, догадался уже позже – она была слишком велика и тяжела для простого смертного, чтобы обращаться с ней так играючи. Но его рост и телосложение, к которому, почему-то, особых вопросов не возникло, объясняли и это.

Он старался быть как можно незаметнее, помогать как можно более осторожно, но с его приходом расстановка сил явно изменилась. Люди стали спрашивать его совета, и, хоть он и пытался притвориться самым заурядным солдатом, у него не получалось, потому что они теперь смотрели на него как на предводителя. День за днем его позиция становилась прочнее. В какой-то момент командиры начали настаивать на его присутствии в штабе, но он мягко отказывал. Он и так постоянно торчал в стратегиуме на корабле, вдали от боев, и его ужасала мысли о том, чтобы покинуть передовую ради возни с бумажками и картами. Все подсказки он давал по некоему подобию вокс-связи, очень устаревшей его версии. Они ему не мешали. Он не рвался к власти и не представлял для них опасности.

По рядам войск регулярной армии поползли слухи о том, что кто-то из них переметнулся. Больше ничем они не могли объяснить, что кто-то регулярно вырезает целые отряды разведки, так быстро, что те не успевают даже послать сигнал. Кто-то уничтожает склады с оружием – так же незаметно, причем, потом не обнаруживаются никакие части самого оружия или снаряжения – его крадут прямо из-под носа охраны.

Во множестве полетели головы, когда главнокомандующий решил найти виновных, но в конечном итоге это ничего не изменило в пользу армии. Наоборот, теряя офицеров, войска быстро теряли и боеспособность. Боевой дух быстро упал, участились случаи дезертирства. Месяц за месяцем положение армии только ухудшалось. В прочих районах, до которых Сигурд не добирался, хотя его и звали, дела у повстанцев шли несколько хуже, но и они воспряли духом.

Единственное, с чем у Сигурда возникли проблемы – он никак не мог сообщить людям о том, кто он и зачем здесь. Время шло, но победа сопротивления была еще не близка.

Месяц за месяцем он рыскал по линии фронта, беря на себя самые сложные цели, но всех спасти и всем помочь не мог даже он. Люди гибли с обеих сторон, и он кривился каждый раз, когда слышал эти цифры.

Стараясь оказаться в тишине, он выбирал себе место у дальнего костра, но и тут люди находили его. Мужчины приходили со словами благодарности или чтобы поговорить о чем-то насущном. В какой-то момент стали приходить и женщины – они благодарили совсем иначе, хотя поначалу Сигурд пытался от них отделаться. С тех пор он нередко просыпался поутру, обнимая одну из них. Он даже не подозревал, что говорили они своим мужьям и сыновьям, но проблем у него из-за них так и не возникло.

Не всё и не всегда было гладко. Как бы он ни был силён и ловок по сравнению с людьми, их иногда оказывалось больше.

Он всегда выбирался сам. Сотни раз люди считали его погибшим, но он всегда возвращался, отлежавшись, если было нужно. Никто не слышал от него ни стона, ни тяжелого вздоха, даже когда были сломаны кости или нужно было зашить раны – он молчал.

С первых же дней, когда остальные сторонились странного новичка, та самая девочка оказывалась рядом, когда нужно было помочь. Врачей на всех не хватало, и детей приставляли к более-менее посильной работе.

У нее был свой способ благодарности за спасение брата. Она умело зашивала раны и накладывала бинты, хотя это редко было нужно. Метаболизм Сигурда, хоть и не такой совершенный, как у Астартес, делал свое дело. Единственное, с чем она не могла помочь – вправить сустав или выровнять кости. Волку приходилось делать это самому, под строгим присмотром тринадцатилетней девочки, которая ждала разрешения наложить тугую повязку. Она так рвалась выполнять порученное, что Сигурд просто не осмеливался прогонять ее. Видимо, для нее это было важно. Еще она постоянно приносила ему еду, заметив однажды, что он несколько дней не появлялся возле импровизированной полевой кухни. Он просто не чувствовал голода и мог несколько дней спокойно обойтись без пищи, но, чтобы не пугать девочку, соврал ей, что просто забыл. Она приняла это за чистую монету, и теперь каждый день приносила ему то, что удавалось заполучить при раздаче. Глядя на ее тоненькую фигурку, Сигурд безуспешно пытался отдать ей свою порцию, не без оснований полагая, что часть в ней – от ее собственной, но она отказывалась и надувала губы, обижаясь на его неблагодарность. Смешная чумазая мордашка постоянно попадалась ему в толпе, словно она каждый раз ждала его возвращения.

Сигурд бросил в огонь несколько гранул топлива. Черные, идеально ровные шары, в треть его ладони, были естественным источником тепла, хотя и казались искусственными. Они были самых разных размеров, от микронных до таких, которых вдвое превышали размеры человеческой головы. Тепла и света они давали много, горели долго и без дыма, что для его обоняния было благодатью.

Обернувшись на звук шагов, он увидел одного из солдат, с которым частенько уже ходил за линию фронта, чтобы в тылу врага сеять панику. Это был уже немолодой мужчина, превосходно знающий военное дело. Собственно, до войны он был учителем в бедном поселке, обучал детей рабочих различным нужным премудростям. Потом ему пришлось самому учиться совсем иным вещам – как ставить мины-ловушки, как быстро убивать врагов и медленно пытать пленных…

Война не была его призванием, он этого не скрывал, но судьба диктовала свои правила. Он умел убивать, но каждого убитого, неважно с чьей стороны, он в душе оплакивал. Каждого из них, любого солдата. Сигурд не смеялся над этим, он сам недолюбливал войны, которые мешают развитию миров, но, увы, от них никуда нельзя было деться.

В нем этот мужчина нашел благодарного слушателя, и сейчас шел явно поговорить. На его приветствие Сигурд кивнул и указал на место возле костра.

Однако, тот не спешил начинать разговор, видя, что Сигурд смотрит не на него. Он посмотрел в ту же сторону.

- Ах, Мила. Чудесный ребенок.

Сигурд кивнул.

- Мила? Я не знал ее имени до сих пор. Оно хорошее.

Старик кивнул.

- Хорошее, доброе. И сама она добрая и отзывчивая. Ее мать была такой же. Да и отец тоже. Не было никого, кому они не помогали бы. Ее мать была врачом, видимо, это передалось по наследству. Ее отец ремонтировал технику – любую, какая только была в поселке, они получали за свою работу гроши, но как-то умудрялись помогать и более бедным людям. Если бы они жили чуть лучше, их дочь можно было бы отправить учиться в город. Лечить людей ее призвание.

Он выразительно посмотрел на очередной слой аккуратно наложенных бинтов на плече Сигурда. Куртку он снял с этого плеча, когда девочка, не терпящим возражения тоном, сказала ему, что рану нужно перевязать. Наутро он, как обычно, срежет бинты и бросит в костер. К счастью она не обращала внимания на то, что все его раны, кроме очень крупных, затягиваются без следа. Он кивнул.

- Жаль ее.

Старик сделал глоток из принесенной с собой кружки.

Сигурд кивнул снова.

- Жаль. Всегда жалко тех детей, которые живут в войне.

Ответом ему был взгляд искоса.

- Война? Нет, я не об этом. Это, конечно, тоже верно, но я о другом. Она ведь сирота. Родители погибли уже давно, и о ней заботился старший брат.

- Морион?

Старик кивнул и снова отхлебнул из кружки.

- Да, это ее брат. Был.

Сигурд насторожился. Он понимал, как глупо здесь звучит его вопрос, но все же спросил.

- А что с ним?

- Его убили две недели назад. Снайперская пуля в спину. Прямо в сердце. Немного не добрался до своих. Теперь она совсем одна.

Сигурд вновь посмотрел на Милу. Она перевязывала очередного раненого, от усердия закусив губу. Тот даже не пикнул – похоже, постеснялся проявить слабость перед девочкой.

- Она знает?

- Знает. Ей сказали сразу же. И знаешь что? Она не заплакала даже. Я боюсь за нее. Она никогда не сознается, когда ей больно или страшно, но сейчас я по-настоящему за нее боюсь.

Он замолчал, как-то выжидающе глядя на Волка, и тот догадался.

- Я присмотрю за ней по возможности.

Старик кивнул.

- Она относится к тебе, как относилась и к нему. Думаю, ты сможешь его заменить.

Сигурд промолчал. В этот момент он судорожно решал, как быть. Он легионер, и вернется к легиону, когда все закончится. Девочку придется бросить. Предать. Она снова потеряет близкого человека. Он сжал виски ладонями, но старик этого не заметил. Он как раз смотрел на идущую к ним Милу. Не смотря на прохладу, на ней было тонкое для этого времени года платье. Она всегда его носила – иных вещей у нее просто не было. Допив содержимое кружки, старик встал и попрощался с Сигурдом, а потом и с девочкой. Та, подойдя, протянула Волку очередную упаковку рациона.

Даже в свете костра было видно, что ее кожа покрыта пупырышками от холода. Забирая протянутую пищу, Сигурд коснулся ее холодной руки. От этого жеста девочка вздрогнула, словно коснулась раскаленного металла. Нахмурившись, Сигурд встал.

- Ты совсем замерзла. Тебе нужно согреться.

Он скинул куртку совсем, но девочка его опередила. Мимолетным движением руки она скинула сначала один рукав платья, потом второй. Сигурд не дал ему сползти совсем, вовремя подхватив заношенную ткань. Он заставил ее одеться снова.

- Что ты делаешь?

Он знал, что она делает, но не мог этого позволить. Он накинул на ее плечи свою куртку, но она тут же начала сползать, и пришлось ее застегнуть. Обняв ребенка, Сигурд сел на свое место у костра. Прижимая к себе трясущееся от холода тело, он лихорадочно пытался найти выход там, где его нет. Девочка подобрала под себя ноги и прижималась к горячему телу Волка, всхлипывая. Из-за чего именно – неизвестно. Он не стал ее ни о чем спрашивать.

Только почти под утро она, наконец, заснула, окончательно согревшись. Кинув в костер горсть топливных шаров, Сигурд осторожно опустил девочку на землю, нагретую своим телом. Это мало поможет – туман сделает одежду сырой и холодной, но ему нужно было идти.

Неслышно ступая, он выскользнул за пределы лагеря, не замеченный дозорными. Они все еще умудрялись его не замечать, хотя он придирался – они теперь были подготовлены куда лучше, благодаря ему.

Бесшумно, словно клочок тумана, он скользил до самых позиций врагов – своих и повстанцев. Идея была не очень хорошей, но он не слишком переживал. Одним врагом меньше, а у девочки будет теплая одежда на первое время.

Сейчас было легко перебить большую часть этого лагеря. Он шел между спящими солдатами. Старик был прав. Что по ту сторону фронта, что здесь – были одни и те же лица. Помоложе и постарше, мужские, женские. Только тут не было детей.

Он предпочел подавить свое здравомыслие, которое подсказывало, что на войне хороши любые методы. У него еще оставалась пусть и смешная, но честь.

Убил он только одного врага. Найдя человека, похожего телосложением на Милу, он остановился возле него.

Это была миниатюрная женщина. Она спала на чем-то тонком, напоминающем коврик, укрывшись своей шинелью. Под головой лежал небольшой рюкзак – видимо, с личными вещами и патронами, походные обычно больше, чтобы можно было взять дополнительный груз.

С едва слышным хрустом под его пальцами лопнули шейные позвонки. Она так и не проснулась. Только голова мотнулась в сторону, и из-под сбившегося головного убора высыпались неровно остриженные волосы. Они были такого же светлого цвета, что у Милы, только чистые и расчесанные.

Он быстро и тихо снял с женщины одежду и затолкал ее в рюкзак. Прихватив шинель, он выскользнул за дверь помещения. Возле входа в здание дремали трое солдат. Как только обнаружится, что произошло, они наверняка лишатся жизней, но иного выхода Сигурд не видел. Их он тоже не тронул.

Вернулся он быстро, хотя и не особенно торопился. Девочка все еще спала. Во сне она немного переползла от огня, и теперь лежала, обнимая упрятанный в ножны меч. Сигурд улыбнулся. Ребенок в мире войны даже во сне тянется к оружию.

Он не стал будить девочку и сел у огня, положив возле нее рюкзак и шинель.

Сидеть пришлось не долго. То ли почуяв его взгляд, то ли выспавшись, Мила шевельнулась. Точнее, шевельнулась куртка Сигурда, под которой тщедушное тело ребенка совершенно терялось.

Она как-то судорожно вздохнула и принялась выбираться из-под тяжелой ткани. Когда ей это удалось, Сигурд, сидевший рядом, еще ближе пододвинул к ней принесенные вещи.

- С добрым утром.

Она обернулась, с каким-то неверящим выражением лица.

- А мне снилось, что ты ушел.

На постоянно серьезном и слегка угрюмом лице Сигурда проступила улыбка. Только ради нее он научился улыбаться более-менее натурально. И так, чтобы окружающие не пугались. Он кивнул на предусмотрительно расстегнутый рюкзак.

- Примерь это.

Девочка неверяще уставилась на торчащую наружу теплую одежду. Тонкие руки протянулись, было, взять ее, но отдернулись.

- Это что, мне?

Сигурд вновь усмехнулся.

- Мне это не полезет. Одевайся.

Словно мелкий хищный зверек, она накинулась на вещи. Бросив взгляд из стороны в сторону, прижимая сверток к груди, ища, где можно переодеться, она смутилась, похоже, забыв, как ночью пыталась соблазнить молодого Волка. Поняв ее, Сигурд улыбнулся в очередной раз.

- Не бойся, я закрою глаза.

И он их действительно закрыл, оставшись сидеть неподвижно, прислонившись к куче пустых ящиков, хотя она и произнесла негромко: «Не обязательно».

Какое-то время был слышен шорох, потом он прекратился.

- Можешь смотреть.

Сигурд открыл глаза. Девочка вся сияла от счастья, словно сбылась ее давняя мечта.

- Тебе очень идет.

Мила вся зарделась от смущения.

- Правда? Ты так считаешь?

Он кивнул. Конечно, он не стал ей говорить, что форма на ней висит мешком, не смотря на туго подтянутые ремни и лямки. Вообще говоря, форма ей действительно шла. Даже слишком. Она была похожа на убитую женщину. Но, в конце концов, самое главное, что эта одежда была теплой. Обувь и вовсе пришлась впору. Девочка заправила штаны в голенища сапог с высокой шнуровкой, и стало не заметно, что они длинны ей.

Подскочив к Сигурду, она бросилась ему на шею, обнимая. Он не успел отстраниться, когда уголка губ коснулись ее губы, но он не позволил ей большего, отодвинув ребенка. К тому же у него созрел коварный план.

- Давай договоримся. Одежду ты оставляешь себе, но за это будешь съедать весь свой рацион. А то форма свалится с тебя, а ты и не заметишь.

Девочка, даже не задумавшись, закивала головой. Ее переполняла щенячья радость. Потянувшись вперед, Сигурд дернул за рукав. В его ладони остался армейский знак различия. Он снова притянул к себе рюкзак и вытряхнул его содержимое на землю. Девочка стояла рядом. Она смотрела, как Волк сортирует выпавшие вещи. Патроны он сложил в одну кучку. У девочки не было оружия, но у убитой женщины оно было – он засунул пояс с кобурой и ножнами сюда же, хотя сейчас отложил в сторону. Зеркало, расческа, мыло – девочка отложила и это в сторону – пригодится. Швейные принадлежности – тоже. Из личных вещей у женщины было только три, завернутых в плотную бумагу, пикта. На них была она, мужчина и ребенок, совсем маленький. Все три были разные, но одного содержания. Это была мирная жизнь убитого им солдата.

Девочка с интересом взяла в руки небольшие снимки. Она долго их рассматривала.

- Кто она? Она похожа на мою маму. А он – на папу.

У Сигурда зашевелились волосы на загривке от страшной догадки. Он пожал плечами.

- Просто похожи. Люди бывают похожими.

Мила как-то рассеянно кивнула.

- Да, бывают.

Она кинула в костер и пикты, и бумагу, в которую те были завернуты, а Сигурд решил расспросить людей о родителях девочки. Неужели он убил ее мать?

Ему стало как-то нехорошо от осознания возможной ошибки. Он подтянул к себе ремень с оружием.

Вначале, он взял в руки нож и освободил клинок из ножен, грубых, кожаных, но отлично подогнанных. Сталь была великолепна, хотя рукоять можно было бы сделать получше, из более твердого дерева, с насечкой, чтобы рука никогда не соскользнула, но это оружие делалось в заводских условиях, массово, никто не вкладывал в него душу. Он решил, что, когда будет возможность, возьмется за него и переделает, чтобы девочка училась владеть по-настоящему хорошим оружием. О том, что им придется расстаться, он старался пока не думать.

К небольшому пистолету он даже примериваться не стал. Если это оружие поставляли в армию, значит, оно не плохое. Имперские силы уже очень редко пользовались подобным, заменив такие модели более мощными. Он проверил магазин – полон. Он дал его Миле. Та, благоговейно и осторожно взяла его в руки, но поморщилась – слишком тяжел еще для нее. Когда-нибудь потом…

Взвыли сирены, которые предупреждали о нападении. Сигурд спешно кинул все вещи в рюкзачок и, сунув его девочке, подхватил свое оружие. Она без слов поняла все и бросилась в укрытие, пока взрослые, которые могли держать оружие, спешно снаряжались.

Сигурд взбежал на холм, с которого открывался обзор на позиции врага. Там было пусто. Что-то было не так. Сбавив шаг и пригнувшись, короткими перебежками, он направился дальше, в поисках ответов. Над головой что-то тяжело прогудело. Не так, как обычно. Что-то большое, но не снаряд. Или снаряд, но не такой, как раньше. Не такой.

Он всмотрелся в то место, где обнаружилась вражеская позиция. Они продолжали стрелять. Внутри все похолодело. Проклятые способности Астартес. Он увидел, что они делают. Чем именно они стреляют.

Рев раненого зверя разодрал небеса, раскатившись, словно вой горна титана. Уже понимая, что ничего не сумеет изменить, он развернулся и, больше не таясь, побежал обратно. Плечо ожгло болью - он знал, что снайпер его заметил, но оставил эту рану без внимания. Очень скоро он будет вне зоны досягаемости его оружия. На холме его догнала вторая пуля, ударившая чуть ниже, но и ее он проигнорировал. Он замер, как вкопанный, став отличной мишенью, давая снайперу последний, зато отличный шанс.

Он с самого начала подозревал, что эта позиция для лагеря – плохая идея. Но такого он даже не мог себе представить. Он не мог представить, что люди способны использовать такое оружие против себе подобных. Он знал, что в древности на Терре такое происходило, да и кое-где до сих пор, но не был готов к этому.

Он не был готов потерять людей, которых уже мог назвать своими. Только не вот так. Слишком жестоко. Слишком невероятно.

Вся долина была залита чуть светящейся зеленоватой дымкой. Ветра почти не было, и это вещество, смешавшись с водяной взвесью тумана, быстро опускалось на землю, отвратительно воняя химией. Он не брался предположить, что это за состав. Он смотрел, как умирают люди, едва успевшие проснуться и вскочить на ноги. Видел их лица, дикие от страха и боли. Они не могли кричать – яд, который они вдохнули, парализовал мышцы. То там, то здесь вспыхивал огонь – тела умирающих падали в костры, и на них загоралась одежда, причиняя еще больше боли.

Женщины, дети, старики, мужчины – они умирали все, умирали у него на глазах. Словно в насмешку – достаточно медленно, чтобы он видел всё. Они даже пытались выползти из ядовитого облака. Самым сильным и стойким это удавалось, но толку от этого не было – они все равно погибали, уже подвергшись воздействию этой отравы.

Они умирали в полной тишине. Словно уважая эту тишину – безмолвствовали и враги. Даже снайпер так и не сделал ни одного выстрела в столь удобно подставленную спину.

Дети. Мила. Он как во сне пошел вниз. Сначала медленно, потом быстрее, потом побежал. Он знал, что ее уже не спасти, и потом не мог объяснить, зачем он пошел туда, хотя все и так было ясно. Это был неоправданный риск, но он не задумывался.

Уже на полпути бешено колотящееся сердце начало сбиваться с ритма. Легкие сначала жгло, потом гортань онемела, и он больше не смог сделать ни одного вдоха. На краю лагеря он упал. Попытался встать, но уже не вышло. Ползти тоже не получалось, да он и не видел – куда. Он больше вообще ничего не видел. Руки подломились, и последним бесполезным усилием он перевернулся лицом вверх, чувствуя, что умирает.

Вюрд оказался жесток. Не только к этим людям, но и к самому Сигурду. Он так и не погиб. Его метаболизма хватило, чтобы выдержать воздействие яда. Он открыл глаза и увидел над собой ясное ночное небо, на котором блестели искры звезд и четыре огромных луны. Шары-спутники этой планеты.

Красноватая, покрытая словно морщинами, горными складками.

Желтая, как сыр, и такая же дырявая от сыплющихся на нее метеоритов.

Синяя – очень яркая, как драгоценный камень. Ледяная пустошь, лишенная атмосферы. Что именно там замерзло до состояния льда, он не знал, но это точно была не вода. Вода бы давно испарилась, оставив голый каменный шарик.

Четвертая луна, самая маленькая отсюда, но на деле – самая большая, но далекая, была белой. Настолько белой, что на нее было больно смотреть, почти как на звезду. На ней тоже не было даже следа от метеоритных кратеров, и поверхность была идеально ровной, что странно при ее размерах.

Первый же вздох ожег тело болью. Второй делать не хотелось, но он заставил себя. Примарх ждал от него результатов. Он затянул с выполнением задачи, и вот к чему это привело. Он провалил задание, но это не давало ему права сбегать от наказания.

С трудом перевернувшись лицом вниз, он закашлялся. На землю полетели сгустки крови. Он не удержался на коленях и упал на бок, сжимаясь от боли, словно плод в утробе матери. Он не боялся, что враги обнаружат его. Пожалуй, какая-то часть его была даже не против. Но и сейчас никто не пришел, чтобы оборвать никчемную жизнь. Он тянул слишком долго.

С рычанием, злой на самого себя, он поднялся на колени. Постояв так некоторое время, встал на ноги. Все вокруг плыло, но он тряхнул головой. Резкая боль в затылке и висках заставила зажмуриться. Когда всё прошло, мир вокруг больше не пытался перевернуться.

Теперь он стал простой и безыскусной братской могилой. На телах, как и на самом Сигурде, влажно поблескивала маслянистая пленка из осевшей и подсохшей отравы. Он с ненавистью провел по лицу ладонями – то ли стирая ее, то ли размазывая.

Он с силой сдавил мышцы шеи. Возле самой гортани был вшит вокс-передатчик. Через него Сигурд должен был сообщить на флагман о выполнении задачи. Не было сил на полагающийся отчет. Поэтому он просто негромко произнес.

- Я провалил задание. Они уничтожили повстанцев.

Он не ждал скорого ответа. Разжав пальцы, он пошел вперед, отыскивая того, ради кого он вернулся в этот ад. Девочку тринадцати лет, которая относилась к нему, как к брату.

Волк шел, очень осторожно, по ковру из человеческих тел. Он старался не наступать на них, но то и дело под сапогами похрустывали кости рук и ног. Здесь были даже младенцы. Сигурд с трудом справился с головокружением и тошнотой. Его обуревала ненависть, и он не сомневался, что после того, как найдет тело девочки, его уже ничто не удержит от бессмысленной самоубийственной резни.

Даже не пытаясь сопротивляться, он стал словно сторонним наблюдателем в собственном теле. Он совершил ошибку и поплатился за нее. Не стоило убивать ту женщину. Не стоило оставлять в живых остальных. Хотел порадовать ребенка? Порадовал.

Он со злостью ударил по одному из ящиков, отчего тот разлетелся на куски. Он отвернулся. Это не решит ничего.

Если бы Сигурд не принес девочке эту черную форму, он никогда бы не нашел ее среди тел людей, одетых в одинаковые обноски, бесцветные и бесформенные.

Волк опустился на колени возле тела ребенка и осторожно, словно боясь потревожить, перевернул его лицом вверх.

Он ожидал, что увидит застывшую посмертную маску ужаса и боли, но ее не было. Личико ребенка было светлым, словно девочка не умерла в мучениях, а всего лишь спит, только в уголках глаз застыли капельки крови, а от губ к подбородку протянулась красная дорожка. В руках она сжимала тот самый нож.

Сигурд не мог плакать. Как ни старался, он так и не сумел. Он прижал к себе маленькое тельце и завыл, уже не опасаясь показаться кому-то смешным, взяв фальшивую ноту. Здесь не было никого, кто смог бы это оценить. Не было собратьев по легиону. Не было брата, Антея, который мог бы решить любую проблему. И звук воя казался ему единственным, что было правдоподобно здесь и сейчас. Самым естественным, словно он никогда не был человеком, а всегда был зверем. Он не осознавал, что от этого воя кровь стынет в жилах у тех, кто устроил эту бойню. Если бы он знал – он бы злорадно усмехнулся.

Когда вой оборвался, истощив запасы воздуха в легких, он услышал шаги. Услышал задолго до того, как увидел своих врагов. Они шли к нему, держа его на прицеле, но почему-то не стреляли. Шли осторожно, как они думали, но под сапогами все равно хрустели осколки стеклянных корпусов смертоносных снарядов, выпущенных ими утром.

Он отпустил тело девочки, сложив ее руки на груди в знаке аквилы – тело не одеревенело после воздействия отравы. Нож он оставил ей, по обычаю распространенному во многих мирах. Она не достанется никому. Не достанется этим падальщикам. Остатки разума покинули его сознание, и Сигурд злобно усмехнулся, уступая свое тело рвущемуся наружу хищному зверю.

Мгновения ему хватило чтобы подхватить свой клинок. Темные фигуры врагов двигались слишком медленно. Они плохо видели в темноте и вспышках огня, Волком же двигало лишь одно – стремление убивать. У них не было ни малейшего шанса. Когда рядом вспыхивали глаза, отсвечивающие огнем, тела пронзала быстрая злая боль.

Сигурд больше не тянул время. Он дарил быструю и беспощадную смерть, разрубая и разрывая тела. Ни одна пуля не коснулась его – он двигался слишком быстро.

На какое-то время он остановился – когда кончились враги. Зверь был рад, но еще не удовлетворен, и он бросил взгляд туда, где окопались силы регулярной армии. Черная тень в темноте метнулась туда, где бились сердца ее добычи.

Рев огромного хищника заставил встрепенуться дозорных, но они лишь крутили головами из стороны в сторону. Звук был такой силы, что, казалось, будто он шел отовсюду сразу. Не нужен был даже сигнал тревоги, чтобы поднять солдат на ноги. Они спали после тяжелого дня. После того, как одним движением уничтожили лагерь повстанцев. Спали со спокойной совестью.

Сигурд дал им шанс умереть не как трусы. Не в постелях с разорванным горлом, как мог убить еще тогда… Он дал им шанс погибнуть с оружием в руках, как подобает солдатам.

Волк скривился, стоя в тени колонны. Его упорно не замечали, хотя он стоял на самом виду. Люди метались, словно вспугнутое стадо, не соображая оглядеться. Это были не солдаты. Это была всего лишь добыча. Он ошибался в них. Они не достойны звания воинов. Они способны лишь бесчестно расправляться со спящими. Что ж. Раз они стадо, а он хищник, то эта добыча принадлежит ему и только ему. И он ее возьмет.

Он вышел из тени, держа меч острием вниз. Он стоял в самой середине двора, но люди по-прежнему пробегали мимо, куда-то торопясь.

Волк поднял взгляд, полный ненависти, и его глаза уперлись в лицо внезапно обернувшегося человека. Вопль ужаса перекрыл даже шум этого человеческого стада. Хищник плотоядно улыбнулся. Все вокруг замерло. Почти что слышно было, как бьются их трусливые сердца. Волчье сердце билось мерно и уверенно.

Человечек попятился. Очень медленно, словно это могло его спасти. Кто-то так же медленно поднимал оружие. Слишком медленно, чтобы убить зверя, или, хотя бы причинить вред.

Сигурд больше не медлил. Пальцы на рукояти расслабились, чтобы лучше контролировать движение, и он бросился вперед, тихо рыча.