В ожидании зимы. Черный ельник

6

На следующий день мы уже почти не вспоминали о странной находке в дровнике. И без этого было полно дел. Марьяна затеяла уборку на чердаке.

Наша троица с трудом забралась туда по узкой лесенке, осторожно наступая на поскрипывающие ступени. Они вполне могли не выдержать наших пышных форм. Чердак был темным, потому что небольшое круглое окошко закрывало дерево, а еще ужасно пыльным. Мы по очереди чихали, пока Марьяна не открыла окно.

— Ты когда здесь последний раз порядок наводила? — поинтересовалась Зина, приподнимая домотканый половик, прикрывающий темный комод.

— Ой, давно… Наверное лет пять точно сюда не заглядывала, — ответила подруга. — Все руки не доходили. Маленькая я вообще боялась этого места. Да и родители старались держать чердак закрытым.

— Почему? — я с интересом рассматривала пыльный альбом со старыми пожелтевшими фотографиями.

— Вход, а точнее порог на чердак, это путь в другой мир. Или граница между мирами… — улыбнулась Марьяша. — Опять же, так говорил мой папа. Разве вы не замечали, что на чердаке всегда другая энергетика? Она отличается от энергетики остальных комнат.

— Согласна. Я тоже всегда ощущала нечто такое… — я оглянулась. Мне показалось, будто за моей спиной кто-то стоит. — Бррр…

— Может здесь обитает домовой? — усмехнулась Зинка. — Сидит сейчас в уголке, наблюдает за нами, а сам думает какую бы пакость сотворить.

— Не знаю как вы, а я в домовых верю, — я присела на аккуратную стопку одеял из верблюжьей шерсти. — Однажды ночью мне на грудь запрыгнуло нечто мягкое, похожее на кошку и сразу же стало трудно дышать. Он ушел, когда я выругалась, как меня учила бабушка.

— Может, это был сонный паралич? — недоверчиво протянула Зинка.

— Не знаю, но все казалось очень реалистичным, — я вспомнила историю своей тетки и решила поделиться ею. — А еще был случай с маминой сестрой. К ней жених приходил после двенадцати, когда все в доме засыпали, а уходил рано утром, еще до рассвета, чтобы не застукали их. Ну и вот рассказывает, значит, она: «Валерка через окно ушел, а я лежу и думаю, что еще есть время до училища подремать. Закрываю глаза и слышу, как в соседней комнате кто-то ходит. Шаги приближаются. Самое страшное, что комната эта последняя. Дом наш по типу вагона был построен, и в ней никого не могло быть! Меня словно парализовало от страха. Смотрю, из-за штор мужчина появляется. Невысокий, симпатичный, почему-то в современном темном костюме и с галстуком. На голове копна русых волос. Подходит, значит, он ко мне, присаживается на кровать и кладет руку на грудь. И тут я ка-а-ак дернулась, как поползла назад на подушку, а крикнуть не могу! Он усмехнулся мне и так язвительно говорит: «Нужна ты мне, корова тощая»…

После этого странный гость поднялся и скрылся в той же комнате. Я же вскочила с кровати и побежала к бабушке. Рассказала ей все, а она смеется: «Домовой это был. Предупреждал тебя, что в твоей жизни что-то изменится».

Так и случилось. Валера сватов заслал, и к осени они поженились. Вот так вот.

— Вы знаете, со мной тоже история была… — вдруг сказала Марьяна. — Не хотела вам рассказывать, все себя уговаривала, что это просто сон. В ту ночь не спалось мне. Лежала в темноте с закрытыми глазами и слушала музыку. Потом мне показалось, что сквозняк рядом с моим лицом пронесся, и я открыла глаза. Надо мной склонился чей-то темный силуэт. Из окна в комнату попадал свет уличного фонаря, и когда я закричала, существо резко выпрямилось. Оно доходило головой почти до люстры. и как мне показалось было абсолютно лысым, с длинными руками!

— Инопланетянин, что ли? — Зина скривилась. — Хотел зубы как у Кати Лель изъять?

Мы не удержались и расхохотались, отчего вверх взметнулись струйки пыли.

— Нет, думаю тоже домовой. Кто знает, какие формы они могут принимать, — сказала Марьяна, после того как перестала смеяться. — Так что и со мной приключалось необъяснимое.

— Брехня! Чистая брехня! — непонятно откуда прозвучал недовольный, скрипучий голос. — Кажное слово!

Мне показалось, что мое сердце сжимается до размеров птичьего, а душа стремительно улетает в пятки. Зинка замерла, вытаращив глаза на Марьяну, а та с перепуга упала с колченогой табуретки.

— Кто это?! — прошептала она, оглядываясь по сторонам. — Кто здесь?!

— Я здесь! — между комодом и детской кроваткой появилось нечто непонятное. — Хозяин!

Существо было невысокого роста, с лохматой головой и длинной бородой, которая доставала до самых колен. Зеленая рубаха в заплатах, серые штаны с торчащими коленками, заправленные в начищенные сапоги и жилет, расшитый рябиновыми гроздьями.

— Мне это мерещится? — Зинка швырнула в него клубком шерстяных ниток, но он ловко пригнулся.

— Не я это был! Мы, домовые, никогда в такое не обращаемся! — заявило лохматое нечто, осторожно приближаясь к нам. — Так что неча на меня напраслину наводить! Кадушку я спёр, от сего не отрекаюсь, уж очень я яблоки с клюквой моченые люблю! А то к тебе, Марьяна Николаевна, не домовой приходил, а матох! Нравится им беспорядки, беспокойства различные наводить… Или же явиться в непотребном виде любят. Зуб даю, что пришел он с голыми чреслами, а ты сего не оценила!

Мы тупо наблюдали за бородатым дедком с розовыми щечками и наши челюсти медленно, но верно съезжали вниз.

— Вы… домовой? — наконец, выдавила из себя Марьяна.

— Дык, сказал же, — недовольно фыркнул он. — Евпатий Гурьевич меня величать.

— Я точно сплю… — Зинка ущипнула себя. — Черт, больно!

— Вот что я вам скажу, голубы… — домовой присел на табурет, на котором до этого сидела Марьяша. — В нашем доме дух стоит морочий. Ибо туточки его рубаха побывала. А сие значит, что ежели он кинется ее искать, первым делом сюда явится.

— Так ее у нас нет… — растерянно произнесла я, не в силах поверить, что это происходит со мной на самом деле.

— Знаю. Ее этот… эх, голова дубовая, позабыл, как его кличут! — Евпатий Гурьевич ударил себя ладонями по коленям. — Ну, этот… колдун… зараза… Марьяна Николаевна, подсоби! Тот, что пасечник!

— Илья Петрович что ли? — удивилась подруга. — Колдун?! Ха!

— Вот тебе и «ха»! А Агапа ваша, которая Корниловна — кикимора! Паскуда болотная… Не люблю я их, — домовой почесал бороду. — Так что делать будем, молодачки? Ежели Морок явится, развеет тут же… И клочка от нас не останется. У него разговор короткий. Хлопнул, дунул, да в Навь засунул! Такие дела, клюковки.