Яга с кикиморой взялись тормошить домового, а мы понеслись в баню, не желая пропустить все самое интересное. В жарко натопленном помещении, похоже, собралось слишком много людей. Вернее существ.
Волки уже пришли в себя, но все еще выглядели разбитыми. Они покашливали, кутаясь в простыни и шмыгали носами.
Их непонятно откуда взявшийся братик нависал над ними своим огромным телом и явно находился в бешенстве.
— Вы зачем в это дело ввязались? — шипел он, не замечая нас. — Делать что ли нечего?! Ну, приняли человеческий облик, так что теперь, на помощь смертным бежать?! Запомните, никогда люди нас за своих принимать не будут! Как только узнают, что вы волки, сразу же морду воротить начнут!
— А что мы, по-твоему, должны были делать? Оставить женщин в одиночку с Кумохой воевать? — огрызнулся Вячик. — Так она всю деревню перелихорадит, а мы в кустах отсиживаться будем?
— Так и надо! — не сдавался Гор. — Не друзья они нам!
— Кто бы говорил! — вдруг оскалился Тверд. — Ты вроде, как и не человек, а поступил не по-волчьи! Молча в человека обернулся и был таков! Так было, а Гор?
— Это совсем другое! — рявкнул он. — Вы не понимаете…
— Все мы прекрасно понимаем. — Вячик поднялся и оттолкнул его. — Нет больше у тебя власти над нами.
Зинка повернулась к нам и многозначительно приподняла брови. Мол, во как!
Наконец на нашу троицу обратили внимание. Притихшие в углу на лавке полевик и водяной встали и медленно приблизились к нам. Они спрятались за Марьяшу и водяной булькнул:
— Нам бы домой… Волки-то отошли уж… Почти здоровые…
Гор окинул нас неприязненным взглядом и отвернулся, а Тверд спросил:
— Это вы нас сюда приволокли?
— А то кто же еще? Вы как в Танькином доме оказались? — я старательно отводила взгляд от их волосатых торсов, выглядывающих из-под простыней.
— Мы, как только из ельника приехали, сразу пошли к себе, чтобы вы себя спокойно могли в порядок привести, — ответил волк. — Да нас и не приглашал никто…
— С каких это пор вам особое приглашение надо? — фыркнула Зина. — Ладно… и что дальше?
— Что, что… увидели подругу вашу, продавщицу, которая шла по дороге, словно пьяная… решили, что замерзнет ведь в такую погоду, — тяжело вздохнул Вячик. — Решили ее домой отнести…
— Тьфу! — Гор раздраженно отвернулся от них. — Что бабы, честное волчье слово!
— Кто-то говорил, что их злить нельзя… прям глаза кровью наливаются… — проворчала Марьяша, повторяя за домовым. — А они прям хоть к ране прикладывай.
— Дык и мне Яга сказала, что волки обещали меня на крючок повесить, чтобы я высох! — подал голос домовой. — Эт когда они у нее заклинание требовали, чтобы человеческий облик принять!
— Так по-другому не допросишься… — обиженно протянул Вячик. — Мы только прикидываемся злыми…
— Кумоха вас одолела… — Марьяша смотрела на них уже с жалостью. — Сердобольные вы наши.
— Одолела, зараза, — согласился Тверд. — Неожиданно так напала, дрянь старая!
— Я еще неделю назад почувствовал — беда творится! Что-то с братьями моими! — процедил Гор. — Сразу в деревню поехал! И точно! Они людьми стать захотели!
— А сам? — Зинка хмуро уставилась на него. — Я, конечно, не знаю вашей семейной истории, но звучит как-то уж совсем нечестно.
— Не твое дело, смертёныш! — оскалился Гор. — Жалостливая нашлась!
— Нашлась! Не нравится, можешь валить! — Зинка тоже оскалилась. — Никто плакать не будет.
— Так, хватит уже выяснять отношения! Скоро Кумоха явится, а мы так и не решили, что делать будем! — прервала я их перепалку. — Кто не собирается участвовать, может уходить прямо сейчас.
— Я вот тут подумал… от меня какой толк? — полевик неловко затоптался у двери. — Только мешаться под ногами буду…
— Не позорься, Евлаша… — проворчал водяной. — Целую жизнь в деревне прожил, а постоять за нее смелости не хватает?
Полевик стыдливо сжался, но от двери отошел. В его глазах появилась обреченность.
— В бане оставаться нужно, — водяной взялся за дверную ручку. — Пойду остальных позову.
В этот момент в окно ударил порыв ветра и со стоном ворвался в печную трубу.
— Близко она. Возвращается… — испуганно прошептал полевик. — Времени не осталось.
Водяной выскочил в морозную темноту, а мы остались ждать.
Прошло не меньше пятнадцати минут, когда за дверями послышались голоса. Дверь отворилась и в баню завалилась вся остальная компания. Они несли домового, который распевал частушки, выставив волосатый живот из-под стиральной доски.
— Меня тятенька не женит,
Мамка сватать не идет.
Сел на лавочку заплакал —
Лихарь подштанники дерет!
Да замолчи ты! — шлепнула его по губам Яга. — Осточертел уже!
Но Евпатий Гурьевич лишь пьяно растянул губы в ухмылке и гаркнул:
— Ох, Ягуся моя!
Щипаная курица!
Как увижу тебя,
Так ширинка дуется!
Яга с кикиморой швырнули его на лавку, и он застонал.
— Ох, поломали, окаянные…
— Заткните ему уже рот! — раздался скрипучий голос, и мы с открытыми ртами наблюдали, как из печи выбирается некое странного вида существо.
Им оказался босой человечек маленького роста, с непомерно большими стопами для его роста и огромными пальцами с длинными ногтями. Темные глаза, как и нос, были огромными, а рот беззубым. На его щуплом тельце была странная одежда из банных веников, а сквозь нее проглядывал густой мех коричневого цвета.
— Это еще кто? — прошептала Марьяша. — Тут уже дыхнуть нечем!
— Банник. Он здесь живет с того самого дня как баню возвели, — шепнула кикимора. — Знать надобно!
Тем временем банник выбрался полностью и зло уставился на домового.
— Пья-я-янь подзаборная! Всю баню мне провонял!
— Тише! Тише… — вдруг прикрикнула на него Яга. — Слышите?
Все замолчали, и в воцарившейся тишине послышался скрип снега под чьими-то быстрыми шагами. Кто-то направлялся к бане.
— Кто это еще? — кикимора нырнула под лавку и накрылась тазиком. — Нет меня! Ушла за поганками!
И тут раздался леденящий душу голос. Мы его слышали совсем недавно…
— Кто идет по снегу тихо?
Ваше, ваше, ваше лихо…
А за ней Кумоха злая,
Снежок кровью поливая…
Тук-тук, кто в теремочке живет?
Раздался противный смех, от которого во мне поднялась волна дикого страха. Началось!
— А мы дверь закрыли?! — вдруг прошептала Зинка. — О че-е-ерт!
Гор бросился к двери и закрыл ее на замок, а потом придвинул к ней стол. Вот только я очень сомневалась, что это сдержит жуткое существо.